Глава 8 О том, как исполнилось заветное желание Кр

Глава 8 (27) – О том, как исполнилось заветное желание Кротоса

Он вопил, орал, багровел в яростных припадках, извергая ругань и слова ненависти, заражая толпу ядом своих несдержанных эмоций.
И.А. Ефремов, «Час Быка»

1
ПРОДОЛЖАЕТ РАССКАЗЫВАТЬ ЛЕОНТИЙ:
– Сограждане! В эту великую минуту, когда у каждого из нас учащённо бьётся сердце и слёзы радости подступают к горлу, я обращаюсь к вам! Наши победоносные войска одержали решительную и безоговорочную победу над противником, представители которого ныне приехали упрашивать нас о мире! Правда, мы ещё подумаем, насколько правдивы их уверения!.. Хочу, в эту знаменательную для каждого из нас минуту спросить вас: а что вы, сами думаете по этому поводу? Чего вы сами хотите? Хотите ли вы, чтобы наша маленькая, но гордая страна каждодневно испытывала трудности от более могущественных и подлых соседей?.. Или же вы хотите свободы и независимости? Во имя свободы и демократии наши доблестные солдаты готовы вновь и вновь доказывать непоколебимость наших убеждений! Иными словами: хотите вы жалкого и унизительного мира или же вы, как великая древняя нация, хотите победоносной войны?! А? Не слышу!
И Кротос приложил ладонь к уху. Лицо его, сегодня человеческое, пылало праведным гневом.
– Не слышу!
Площадь была черна от голов. Люди стояли почти впритирку друг к другу и… молчали.
– Войну! Чего там! Хотим войну! – нестройно донеслось из строя тельхинов.
Ступенчатую трибуну окружали псоглавцы из Первой когорты. Сбоку от трибуны, также в окружении вооружённых мечами и копьями псоглавцев, стояли мы… «Омнийцы», все трое, пребывали среди военачальников, также на трибуне, на ступеньку ниже диктатора, который огорчался и сокрушённо взмахивал руками:
– Нет, нет, нет… О чём я веду речь? Кому я это всё говорю, если я не вижу и капли радости в ваших глазах?.. Где ваши глаза? Почему вы не желаете их поднять, чтобы увидать очевидное?
И вдруг взорвался:
– Вы – отбросы! Вы – жалкое стадо! Вы – дерьмо! Вы покорно соглашаетесь, чтобы враги, со всех сторон окружающие нашу многострадальную родину, топтали бы нашу свободу! Вам всё равно, когда за вас проливают кровь солдаты! Вы погрязли в своих постелях, прячетесь под юбки своих баб, не видите дальше своего носа, а вот, быть может,  завтра полчища неприятеля будут убивать и грабить, насиловать, жечь и обращать вас в рабов! Вы такого мира хотите? Хотите?.. Вправду хотите?
– Нет… нет… нет… – пронеслось по головам.
– Хотите, хотите! – не унимался Кротос и его глаза сияли удовлетворением – он верно выбрал направление.
– Нет! Не хотим! Не хотим! – видя, что псоглавцы тому не препятствуют, закричали люди.
– Не пойму, к чему он клонит? – спросил сэр Бертран. – Он хочет натравить на нас толпу?
– Это вряд ли… – ответил я. – Для этого он слишком нас боится. Сейчас ему важно не столько унизить нас, сколько спрятать за словами свои ничтожество и трусость. Мы же ему необходимы. Не посмеет.
Молчал бледный Пикус, на плечо которого опиралась леди Исидора и что-то тихо-тихо, утешаючи, шептала на ухо молодому королю. Молчал и Тинч, белыми от напряжения пальцами сжимая посох Таргрека и, наверное, припоминая события десятилетней давности – исступлённые речи генерала Курады и воющие толпы на площадях Коугчара…
– Та-ак… Плохо, сограждане, плохо! – прогуливаясь по трибуне как массовик-затейник перед группой отдыхающих, вещал тем временем Кротос. – Мир? Унизительный мир, которого требуют от нас послы так называемых великих держав… – сказал он, помавая рукой в нашу сторону, – вот что ждёт всех вас! Нам-то, тельхинам, что… Мы, которые храним и защищаем ваше существование, мы, которые только что принесли вам первую долгожданную победу, что же… мы готовы снова погрузиться на корабли и отправиться дальше по свету. Мы направимся в ту страну, где наши благородные устремления и наши заслуги оценят по достоинству… Вы этого хотите? Не слышу!
– Нет… Нет…
– Верите ли вы мне, избранному вами же вождю нации?
– Верим!
– Не слышу!
– Верим!!!
– Так вот, господа посланники, – и Кротос, подбоченясь, обернулся в нашу сторону. – Ни-че-го у вас не выйдет! Да, сегодня – вы наши гости. Мы свято чтим незыблемые традиции гостеприимства в нашем народе! Но… будь я проклят, если вы сегодня же, в этот знаменательный день нашей победы над вашими полчищами, не подпишете с нами договора – на тех условиях, которые будут определены нашим, свободолюбивым и могучим народом!
– Не пойму, о чём он? – волновался командор. – И, в конце концов, что за победу он там одержал?! Что он, чёрт побери, имеет в виду? Он издевается над нами?
– Не обращай внимания. «Сяо-ляо»…
– Что?
– Треплется…
– А потом… – сверкая глазами, продолжал великий диктатор, – потом мы сами будем диктовать этим недоумкам, и будем ежечасно напоминать им, кто на самом деле хозяин в этом мире, ибо наша историческая задача – стать именно хозяевами этого мира, и взять на себя эту историческую ответственность – наша задача!.. А теперь я сызнова спрашиваю вас: согласны ли вы готовиться к новой победоносной войне, чей очистительный пламень сожжёт и очистит воздух от последнего из наших врагов? Вы готовы к великой войне?
– Готовы!!!
– Хотите вы гадкого, унизительного мира или хотите великой победоносной войны?
– Войны!
– Ещё раз!
– Войны! Войны! Войны!
– Вот видите?! – снова крикнул Кротос в нашу сторону. – Вы слышите глас нашего великого народа? Народа, который вам не сломить никакими испытаниями, а тем более – вашими угрозами, господа иноземцы!.. Вы согласны со мною? – проревел он толпе.
– Согласны!!!
– Сегодня же, в честь великого праздника, я объявляю по всей стране выходной день! На улицах наших городов и сёл будут бесплатно раздавать еду и выпивку! Будем же вволю и есть, и пить, и славиться! Во дворцах зрелищ будут даны бесплатные представления с участием элитных звёзд сцены! Венцом же этого знаменательного дня станет не виданное ранее представление на главной Арене Стадиона! Восхвалим же всех богов, сыны Фенрира! Вы согласны со мной, восхвалим?
– Восхвалим! Восхвалим! Вос-хва-лим! Вос-хва-лим! Вос-хва-лим!..
– Ага. Точно, «Гистрио гистрио»! – не удержался я. – Ничего нового…
– А… я всё забываю спросить: что значит «гистрио»?
– По-латыни так именуется рыба-клоун.

– Ну, как я вас? – поблескивая масляными глазками и потирая руки, говорил нам Кротос немного спустя. – Так вам, так вам и надо. Вот он, вот он, мой народ! Вечерком подпишем соглашеньице, так ведь? А теперь я, как вполне дружелюбно настроенный хозяин, приглашаю вас на представленье. В Арене сегодня бои гладиаторов, это как раз по теме дня…
– Хотелось бы вначале пообедать. И отдохнуть с дороги, – возразил командор.
– Так там и пообедаете, и отдохнёте! – воскликнул дружелюбный Кротос, внимательно оглядывая всю нашу компанию и почему-то, тёмным взором, особо выделяя Тинча – который так же внимательно изучал его.
– А скажите, – спросил Тинч, – Меня интересует, как потомственного каменщика, почему в вашем городе так много плохих домов?
– Как это «плохих»? Почему же сразу «плохих»? Они высоки, они вместительны…
– Они сложены из отвратительного, кое-как обожженного кирпича из самой низкосортной глины! Они же песком плачут! Кроме того, я заметил множество трещин на стенах! Кто же ставит дома на плывунах и подземных потоках?
– Зато какие у нас дворцы! А дом правительства!
– Мне глубоко плевать на все ваши дворцы и дома правительства, когда жилища людей построены так, что вот-вот обрушатся на головы хозяев. И ещё, почему дома эти вы строите так близко от своих дымящих фабрик? Такого даже у нас в Бугдене не увидишь!
– Как это «почему»??? Ведь это так удобно: вышел с работы – и вот, уже дома…
– Ага, конечно. Утром, как продрал глаза – и вот она, работа!.. За что только вас так любят эти люди?
– Хлеба и зрелищ, сыночек, хлеба и зрелищ!
– Интересно, а что произойдёт, если я сейчас, на глазах у всех, дам вам по шее…
– А что входит в программу представления? – чтобы разрядить эту перепалку, полюбопытствовал я.
– Там увидите, вам понравится! – улыбнулся Кротос. – Скажу не тая, это наше любимое зрелище. Вначале гонки на колесницах, а на закуску – бои…
– Бои кого с кем? – спросила Исидора.
– Увидите, принцесса, увидите! Я уверен, именно ВАМ это очень понравится!

2
РАССКАЗЫВАЕТ ТИНЧ ДАУРАДЕС:
Нет, видит Бог, не вмешайся Леонтий – я бы действительно попробовал на прочность шею этого мерзавца. Ну, да ладно…
Нас провели в большую ложу, которая, разумеется, именовалась «императорской». Посередине её, на особом возвышении, за особым столом, поместился сам Кротос с двумя телохранителями-тельхинами. По правую руку сели «омнийцы», по левую руку усадили нас…
К еде я почти не притронулся, хотя её было в избытке – столы ломились… Так, не удержался от луковки с солью и пожевал немного хлебушка, втайне надеясь по-настоящему угоститься попозже, из наших припасов.
Кротос толкнул очередную речугу про мир, войну и грядущее изобилие, отпил глоток вина, остальное содержимое бокала выплеснул на головы внизу сидящих, что они встретили дружными воплями восторга. Кто-то из них, я заметил, даже начал размазывать по лицу попавшие на него капли…
И это были люди, икарийцы. Псоглавцев, к моему удивлению, среди них было мало, те, в основном, суетились внизу, на арене, приготовляя представление.
И оно началось.
Поначалу овал арены обошла пёстро одетая процессия (их называли почему-то «звёздами») – икарийцы с цветами и музыкальными инструментами. Хор пел здравицы Кротосу и, поначалу, всё шло чинно-благородно, пока они вдруг все как по команде не стали кривляться и выбрасывать ноги. Ритмы песнопений стали рваными, инструменты взвизгивали подобно свинье, которую невзначай ошпарили кипятком (бедняга Берт! – я наблюдал, как его корёжило!). Из слов можно было расслышать только периодически повторяемое: «Кротос! Кротос!.. Кротос, Кротос, Кротос!»
– Кро-тос! Кро-тос!.. – подхватили трибуны.
Владыка вновь поднялся с трона, осеняя своим благословением и выступавших, и собравшихся, и этот дурдом продолжался довольно долго.
Потом сцену обошли, под восторженные крики, вооружённые копьями тельхины – числом не менее когорты. Трибуны снова бушевали воплями и аплодисментами.
Потом прошли псоглавцы святого Категория с чёрными крестами на одеждах – с тем же успехом.
Я было подумал, что они до конца представления так и будут ходить, орать и приветствовать Кротоса, но тут объявили заезд и вдоль трибун понеслись колесницы.
Тельхины, слава Богу, верхом не ездят, а то бы это было вообще… Малорослые местные лошадки, запряжённые в какие-то рыдваны, что назывались у них колесницами (там находилось по паре икарийцев, возничий и стрелок) – всё это напоминало парк развлечений. Мне было скучно… Когда одна из колесниц всё-таки перевернулась на повороте и ездоки на всей скорости проехали лицами оземь, зрители отозвались новыми восторженными криками, довольным гоготом, аплодисментами…
Словом, дурдом продолжался во всей красе, и я стал соображать, как бы нам незаметно отсюда смыться – если это, конечно, было возможно, но тут объявили первый бой.
На арену выгнали огромных зверей, похожих на медведей, но с львиными гривами. Затем появились люди с мечами и копьями, и стали этих медведей задирать. Признаться, я втайне надеялся, что это просто видимость, и что под звериными шкурами находятся актёры, однако тут группа охотников разом вонзила копья в одного из зверей, а другой зверь, изловчившись, лёгким мановением лапы снёс голову одному из нападавших, и фонтан крови окрасил песок арены…
– Отвратительно, – отчётливо сказала Исидора, не спуская глаз со зрелища. И это сказала именно она, наша неустрашимая в бою Ассамато…
И эти слова, сквозь рёв зрителей и поминутные порски труб и барабанов, расслышал Кротос, и помахал нам рукой.
– То ли ещё будет! – довольно вскликнул он и многозначительно поглядел на принцессу.
– Внимание! Невиданное зрелище древней истории! – возгласили снизу. – Великая битва лапифов с кентаврами! Сценарий: перепившие вина кентавры похищают лапифских невест, но на пути у них встают отважные герои!
Из ворот вышла колонна вооружённых щитами и копьями тельхинов и, раздваиваясь, оцепила поле будущего сражения.
Следом за ними провели толпу мужчин и женщин, они уселись и стали изображать пирующих. Затем вышли лучники и встали в отдалении. Затем псоглавцы погнали пьяных (действительно опоенных вином!) кентавров. По временам их подгоняли древками и остриями копий тельхины, а кентавры шарахались из стороны в сторону, даже не пытаясь отбиваться копытами. Потом за их спинами что-то подожгли, и задымило, и в них стали швырять это, а кентавры кинулись врассыпную по арене, и за некоторыми из них тянулись струйки смолистого дыма. Запахло палёным, а псоглавцы, весело покрикивая, гнали их к середине арены. Лучники с другой стороны приготовились к стрельбе…
– Прекратите!
Это воскликнула Исидора, поднимаясь с места. Кротос с улыбкой смотрел на неё, похотливо любовался ею, измывался над нею… И тогда она обратилась ко мне:
– Тинчи! Твою флягу!
Флягу «ЗАГАДАЙ ЖЕЛАНИЕ!» долго искать не пришлось, она с некоторых пор всегда была у меня на поясе.
– Хочу… Желаю… Приказываю! – звонко произнесла она.
Я, несмотря на сложность ситуации, любовался её видом… это было что-то, о чём рассказывал Леонтий… о фуриях. Её лицо снова было лицом Ассамато, таким, каким оно было тогда, во время той схватки в лесу… Огромные яростные глаза! Развевающиеся волосы!..
– Дождь! – по-боевому прокричала она. – Палящий дождь! Палящий ливень!
И на какое-то время стало очень тихо. Я понял: это весь огромный стадион, и зрители, и все участники омерзительного спектакля разом посмотрели на неё.
А в следующее мгновение произошло что-то немыслимое, что, конечно же, мне, с моим слабым литературным опытом, описать вряд ли получится.
Что-то оглушительно гукнуло там, в небесах. И, с до этого абсолютно чистого, бездонно синего купола на всё – на арену, на трибуны, город, мир… – рухнул ливень.
Ни до, ни после я не видывал такого. Это было похоже, как на вас обрушивается штормовая морская волна – тяжёлая, слепящая, сбивающая с ног… И волна эта всеобщая просто вдавила всех нас в те места, что мы занимали, и в её грохоте потонуло всё на свете…
А когда оно прекратилось – так же внезапно, как началось, мы, все пятеро, не размышляя, ринулись друг к другу и, точно так же, как тогда, в лесу, в самые первые дни, с оружием наизготовку, встали кольцом вокруг принцессы, спинами внутрь, ожидая нападения.
И я,
И Леонтий,
И сэр Бертран де Борн в мокрой кольчуге,
И Пикус с мечом.
Леди Исидора в этот миг она действительно превратилась в Ассамато и, возвышаясь над всеми нами, изготовила к бою арбалет и дротики…
И тут вдруг выяснилось, что целиться было не в кого…

Вокруг, что на трибунах, что на арене, что в каких-то помещениях под крышей – не стало ни одного тельхина. Пропали тельхины!
Более того, с этого случая, они действительно просто пропали, всюду и навсегда. Потом кто-то уверял, что видел, как все они в одночасье обратились то ли в дождевых червей, то ли в слизней, то ли вовсе в каких-то мерзких глистов…
Синее открытое небо освещало стадион, на трибунах которого странно затихли и, характерными движениями почёсывая затылки, недоуменно оглядывались вокруг зрители…
Они напоминали внезапно прозревших слепых. Или глухих, внезапно обретших слух…
На арене кентавры, разом протрезвев и перемешавшись с лучниками, общей толпою рванулись в открытые настежь ворота, и некому было их задержать…
Нигде не было видно и Кротоса – хотя он и не был урождённым тельхином.

А сэр Бертран, как ни в чём ни бывало, спрашивал Леонтия:
– Так что ты тогда прочитал в золотом кубке? «Женщина должна исполнить то же, что и десять мужчин…» – так, кажется? Ну да, принцесса – единственная из нас, кто до сего дня не загадывал желаний, сделав глоток из фляги. Теперь посчитаем мужчин. Король Эдгар – раз. Мы, втроём, в первый вечер знакомства – ещё три…
– Снова мы, втроём, в компании с сэром Джеймсом – ещё четыре…
– Пикус – ещё один! – вспомнил я. – Тогда всего получается девять, а не десять. Кто же десятый?
И тут я внезапно понял, что что-то идёт совсем не так, как следовало бы…
– Фляга! – крикнул я, обращаясь к кентаврице. – Куда ты дела флягу?
– Выронила, кажется…
Нигде вокруг, ни на столе, ни на полу фляги с надписью «ЗАГАДАЙ ЖЕЛАНИЕ» не оказалось…
«Кажется…»  О женщина!
– Ну, и почему вы все так волнуетесь? – усмехался Леонтий. – Старый вор сбежал, прихватив с собой исполнитель желаний? Вот, оказывается, чего он так боялся и на что рассчитывал… Знал, наверняка, знал заранее, давно знал, с-собака, о том, что такая фляга существует… Ну и подумаешь! Чего нам бояться? Посредственность – она не может выдумать ничего оригинального, не-посредственного. Что там выпало у тебя на чётках, Ассамато? «Вуньо»? Великолепно! А у тебя, Пикус? «Яра»? Замечательно! И пускай себе он бежит как бездомный шакал, боящийся собственной тени! Кому он теперь нужен? Если вообще, честно говоря, вообще был когда-нибудь нужен хотя бы кому-нибудь!
– Но ведь в его руках отныне власть над миром? – недоверчиво спрашивал Шон.
– Какое право властвовать миром имеет тот, у кого нет сил возобладать даже над самим собой? – фыркнула Ассамато и «омнийцы» с уважением и страхом, снизу вверх, посмотрели на неё…

3
ПРОДОЛЖАЕТ РАССКАЗЫВАТЬ ТИНЧ ДАУРАДЕС:
А потом…
Это был какой-то бесконечный ряд радостных и знаменательных сцен, о которых я, упоминая, боюсь ошибиться в последовательности.
Откуда-то появился король Эдгар, а с ним Приближающийся Гром, Буцамной и, разумеется, Мяурысьо, который сразу же принялся мурлыкать и приставать к принцессе. И ещё вокруг появились закованные в латы высокорослые воины короля Эдгара, которые следили за порядком.
Потом мы, вполовину рассказывая о наших приключениях, вполовину угощаясь, всё-таки по-настоящему поели.
Потом снова были ступенчатая трибуна, и главная площадь, и повергнутый наземь самими икарийцами болван Кротоса, и вновь толпа народа… И Пикус, обращаясь к людям, очень последовательно и твёрдо (я не ожидал от него, признаюсь!) простыми словами сказал всё, что он думает и о бывшем диктаторе, и о той лжи, что пришла на землю Икарии вместе с его псоглавцами. Сказал и о нас, и о том, что отныне именно сегодня в сердцах людей вновь пробуждается Надежда… Преклонив колено, он принял из рук короля Странствующего Леса корону Икарии и при всех собравшихся на площади произнёс надлежащую клятву…
Потом были музыка, и песни, и танцы, и Ассамато плясала в компании с другими кентаврами, под одобрительные возгласы и хлопки в ладоши… И даже суровый сэр Бертран де Борн, командор Ордена, снизошёл до того, чтобы исполнить перед всеми одну из своих любимых песен.
Да-да, хлопки в ладоши… – казалось, что это, пожалуй, единственное, что осталось существовать на земле после Кротоса.
Ну, так вот…

Была глухая ночь, и наступила полночь, но всем хотелось гулять до утра… И вдруг в общей толкучке раздался хорошо всем знакомый вой псоглавца.
Люди отшатнулись и образовался широкий круг, посреди которого стояла хорошо всем знакомая полноватая фигура – во всё ещё мокрых до нитки и грязных, ниспадающих одеждах…
Обводя присутствующих тёмным торжествующим взором, Кротос потрясал в воздухе флягой и злорадно повторял:
– Что, веселитесь? Ну, веселитесь, веселитесь! Сейчас вы все у меня ещё не так будете веселиться!
И, прежде чем кто-нибудь сумел что-то сообразить, он отвинтил крышку и стал торопливо отпивать глоток за глотком, приговаривая:
– Хочу быть Великим Хозяином Вселенной! Нет – Наивеличайшим её Хозяином! Желаю сию минуту стать Великой и Неоспоримой Истиной, Единственным и Неповторимым Богом! Желаю быть выше самого Дия, и всесильнее Ананке! Желаю сравняться со всеми богами мира! И чтобы жить мне в раю! И чтобы это продолжалось вечно, вечно, вечно!!!
Фляга опустела… он отшвырнул её в сторону и, продолжив слова пронзительным воем, встал, раскачиваясь, воздевая руки к Луне и звёздному небу.
Фляга же, как только коснулась мостовой, не подпрыгнула, как можно было ожидать, а расплющилась и растеклась, как если бы была сотворена из воска. И начала шипеть и таять, и буквально через полминуты на ней вначале исчезли слова «ЗАГАДАЙ ЖЕЛАНИЕ!», а потом она пропала совсем…
Тогда я обратил внимание снова на Кротоса. Но Кротоса… вернее, Кротоса в предыдущем его виде на месте не было.
На том месте… лежала лишь груда его одежд… да, просто груда мокрых тряпок, внутри которых, правда, копошилось что-то мелкое и повизгивающее.
И все заинтересованно, но, не решаясь пока приблизиться, смотрели на это, последнее на сегодня превращение.
Из груды материи высунулась круглая, туповатая голова с морщинистым шерстистым лобиком, короткими ушками и длинным, туда-сюда ходящим язычком. Затем небольшая, всего в пол-локтя высоты, собачонка выбралась наружу вся и встала, помахивая хвостиком-крючочком, озираясь и, по временам повизгивая, обводила окружающий мир тёмными недоумёнными глазами.
– Знаете, а по-моему, это – мопсик! – сказал Леонтий.

– Господи! Господи, Боже мой! Да пропустите же!
Сквозь толпу протискивалась женщина. Она была немолода, но ярко накрашена и одета в цветастое платье, а её руки потянулись к собачонке.
– Боже мой! Какое чудо! Чей же это пёсик? Ничей?..
И, не дожидаясь ответа, подхватила мопсика на руки.
– У ти, мой холёсенький! Не плачь, мой бедняжка, не плачь!.. И кто же тебя замотал в эти гадкие, мокрые тряпки? Разве можно так обращаться с бедным животным? Ничего, сейчас мы пойдём домой, я устрою тебе тёплую ванночку… ты ведь любишь тёплую ванночку? А потом мы покушаем, а потом мы купим тебе красивый ошейничек и красивый поводочек, и будем с тобою гулять! Я буду называть тебя Тяпа-Ляпа!
Новоявленный Тяпа-Ляпа сучил ножками и скорбным тёмным взором безнадёжно поглядывал вокруг… и вдруг, извернувшись, попытался укусить хозяйку за палец.
– У ти, какой ты у нас капризный, у ти, какой непослушный! Давай я тебя поцелую! У ти, мой сладенький!
И она чмокнула его – прямо в чёрный сопливый носик…
При этом все трое «омнийцев» вдруг характерно схватились за затылки – так же, как до этого  те люди, на стадионе…
– Ну, пойдём, пойдём, мой крошечка, пойдём, мой ненаглядненький!..
И женщина ушла, унося бывшего диктатора туда, где его, вне всякого сомнения, ожидали и тёплая ванночка, и кормушка, и мягкая подстилочка на ночь, а в ближайшей перспективе – крепкий поводок и надёжный ошейник.
– Не скули, приятель! – крикнул кто-то вслед. – Делать нечего! Теперь ты в её мире – и король, и бог… Райского житья тебе по гроб жизни!
А король Пикус, подумав, решил:
– Вот что, друзья мои! Раз всё завершилось так благополучно, и мы свободны от тревог… Праздник есть праздник. Давайте праздновать дальше!