три измерения

I.
- Сестра...
Полное игнорирование.
- Сестрё-ё-ёнка...
Ноль внимания.
- Ну сёстр!
Тишина.
- Тьфу блин! – возмутился Джонни и бесцеремонно влез сестре на колени, закрыв ей обзор монитора.
Девушка вздохнула и прекратила барабанить по клавиатуре.
- Ты мне, между прочим, тёте ответить не дал, - без раздражения сообщила она брату, взлохматив ему шевелюру. – Чего тебе, лохматый?
- Внимания! – с серьёзной миной ответил Джонни. Его сестра рассмеялась.
- Ладно уж, сиди.
Джонни довольно улыбнулся и повернулся к монитору лицом. Сестра положила подбородок ему на голову, благо младший брат её, слава богу, в росте не обогнал, но явно намеривался это сделать, и начала печатать ответ тёте, так что Джонни оказался зажат между двумя руками, направившихся к клавиатуре.
Так они сидели порядочно часто.
Джонни смотрел, как на экран выбегают буковки, читал сочинение, которое сестра потом начала писать на чистом вордовском листе, слушал стук клавиш и скоро начал клевать носом.
- Спать хочешь? – тихо спросила девушка, краем глаза замечая широкий зевок брата, но не отрывая взгляда от монитора.
- Угу, - пробурчал Джонни, сворачиваясь калачиком у сестры на коленях.
- Не-не, под излучением я тебе спать не дам, - она покачала головой, развернула кресло, спихнула брата с коленей и пошла по направлению к комнате. Обернувшись в дверях, она подождала, пока зевающий во весь рот Джонни доплетётся до неё, взяла его за руку и повела в комнату, а то в полусонном состоянии он имел привычку натыкаться на все возможные и невозможные углы.
Джонни нырнул под одеяло, накрывшись с головой. Потом из-под одеяла высунулся один любопытный глаз и уставился на сестру.
- Полежишь со мной?
- Даже сказку расскажу, - улыбнулась та, сваливаясь на кровать и устало вздыхая.
- Так это вообще ура! – обрадовался Джонни и арендовал себе руку сестры. Если она вдруг ложилась вместе с ним, то все игрушки возле кровати мгновенно получали отставку.
- Ей, мне потом ещё одно сочинение писать! – возмутилась она.
- Да ты знаешь, как я верчусь во сне. Так что возможно, скоро ты будешь свободна, - пробормотал Джонни, устраиваясь поудобней и опять зевая.
- Ну да, ну да... В общем, слушай. В каждом времени года – три месяца. Первый месяц всегда Художник и средний брат – он начинает раскрашивать природу в краски своего времени и почти всегда безмолвен, потому что разучился говорить из-за того, что начал рассказывать картинами. Второй месяц – младший брат, потому что куда озорнее своих двух братьев, и Менестрель – своими мелодиями он делает ярче краски своего первого старшего брата. А третий месяц наблюдает за своими младшими братьями со снисходительной улыбкой старшего брата и очень не любит свою работу, потому что ему приходится убивать всё, что так долго создавали его братья. И вот однажды...
- Знаешь, - сонно пробормотал Джонни после сказки, уже совсем засыпая. – У нас в классе есть девочка, которая не ладит с родителями, у неё почти никогда никого дома не бывает, и у неё нет не братьев, и не сестёр... она говорит, что ей иногда так одиноко становится от того, что она не может никому ночью уткнуться в плечо, что хоть волком вой. А мне вот есть кому... – совсем уж сумбурно пробормотал он и уснул.
Он так и не увидел улыбки сестры.
- Спи, братишка, - тихонько шепнула она ему, целуя в лоб. – Я не знаю, почему мы все такие...
"А тебе ещё одно сочинение писать", - напомнил ей внутренний голос.
"А к чёрту, - махнула она рукой. – То, которое мне нужно сдавать завтра, я уже написала. Остальное – потом".
Когда Джонни вдруг проснулся среди ночи, он понял, что всё ещё обнимает руку сестры, а она повернулась на бок и обняла его другой рукой – будто бы защищая отчего-то.
Он улыбнулся и опять уснул.
А его сестра проспала школу.

II.
Щёлкнул дверной замок. Я ввалилась в квартиру, свалила портфель на пол и устало привалилась к стене. Передо мной сразу вырос старший брат аки командор.
- Ты как? – поинтересовался он, снимая с меня пальто. Я благодарно кивнула.
- У меня выкачали два шприца крови из одной вены, и один из другой. Смотреть на то, как её набирают в шприц, оказалось тошно...
- Я думал, ты хотя бы вида собственной крови не боишься...
- Как оказалось на проверку, смотреть, как кровь набирают из шприца... – тут меня передёрнуло, и я замолчала.
Брат вздохнул.
- И что мне с тобой делать? Сейчас пойдёшь мне смотреть Хауса и только попробуй закрыть глаза или отвернуться от экрана.
- Даже сёстрам поблажек не даём, да?
- Особенно – сёстрам! Моя сестра должна быть идеальна, чтоб мне не было стыдно. А чтоб мне не было стыдно за её синяки под глазами и никакое состояние, она сейчас пойдёт спать. Так и быть, тренировки с Хаусом сегодня не будет. А всё остальное сделаешь завтра с утра, тебе не привыкать вставать пораньше.
- Спасибо, добрый человек, - проворчала я, снимая ботинки и вваливаясь в собственную комнату. Брат за моей спиной патетически взвыл "Меня оскорбили!".
Через пару минут он вошёл в мою комнату с чашкой горячего чая в руках. От удивления я даже выронила его же книжку из лап.
- Лавкрафта. Как не стыдно, - он покачал головой, всучил мне чай и пошёл поднимать книжку.
- У меня температура 42? У меня начались галлюцинации? У меня брат сегодня добрый? – жалобно спросила я, ничего не понимая.
- Ты, главное, болей почаще, я тебя ещё и с ложечки кормить начну, - на полном серьёзе сообщил он, кладя на стол книжку и присаживаясь ко мне на кровать. – Я вас, девушка, люблю вообще-то. Не умирайте мне тут, пожалуйста.
А потом он десять хохотал, пока я меняла постельное бельё, потому что чай я от его слов таки разлила. Морда у меня в тот момент была наглядной иллюстрацией "отвалившаяся челюсть, глаза с пять копеек".
- Может, ты со мной ещё и полежишь, а? – я явно решила продолжать эксперимент.
Он внимательно меня осмотрел.
- Чая в руках нет? Полежу.
- А каждый день так слабо? – тихо спросила я, когда он выключил свет и лёг рядом.
Он вздохнул.
- Знаешь, милая... иногда мне кажется, что так оно правильней – шутливо отвечать, иронизировать, и никогда не говорить, что есть на самом деле... а иногда я понимаю, что на самом-то деле лучше говорить так, как лежит.
- А что лежит? – шёпотом.
Он задумчиво на меня уставился. А потом взял, притянул к себе и обнял, зарывшись рукой в волосы.
- Какой же ты ещё ребёнок, - тихонько шепнул он, целуя меня в лоб.
- Идиот, - тихо прошипела я. – Я же сейчас расплачусь к чёртовой матери.
- Да пожалуйста, - он улыбнулся. – Или у тебя принцип – при чужих мокрую дрянь по щекам не размазывать? Так я брат, при мне можно.
Я полчаса ревела у него в руках, а он гладил меня по голове, как неразумного ребёнка. Хотя почему как...
Когда я проснулась среди ночи, меня всё ещё обнимали.
Первые две пары он бессовестно продрых вместе со мной.

III.
Я забилась в огромное компьютерное кресло и пыталась выжать из себя сочинение по Микеланджело.
В пятнадцать минут писалась одна строчка.
В квартире было темно, в комнате спала мама, с которой я так и не подружилась, на столе горела лампочка и лежал листочек с записанными там уроками, а все люди были у себя дома и уже давно спали.
Отчаянно хотелось уткнуться кому-то в плечо, чтобы почувствовать, что ты не одна.
Я снова устала быть по ночам одна.
Но это скоро пройдёт, мне нельзя надолго терять дееспособность из-за какого-то там накатившего одиночества, у меня ещё одно сочинение, три презентации, наладить учёбу и убрать квартиру.