Между собой

Я вообще-то хороший, но немножко обуреваемый страстями.
И когда я обуреваемый, то сам с собой договориться не могу. В смысле, могу, но не хочу.
То есть, совесть хочет, а организм возмущается и перестаёт её уважать.
А совесть, в свою очередь, начинает тихо презирать организм. Вот такая эпидерсия, как выражаются некоторые классики.
А выглядит это так...
Я себе живу и вдруг - женщина! «Баба!» - поправляет меня организм, но я его не слушаю. Я прислушиваюсь к эволюциям разума. Чаще всего процесс прислушивания даёт негативный результат, и организм остаётся на бобах. Но иногда к нему на помощь приходит другой организм, и разум нервно уходит покурить на балкон, где уже давно мёрзнет хмурая совесть.
…И вот курю я как-то на балконе в компании с совестью и разумом, а под балконом, как назло, туда-сюда прохаживаются другие организмы таааааакооооооой кондиции, что даже разум загляделся.
- Бабы! - говорит организм.
- Дуры! - говорит разум.
- Сам такой! - обижается совесть.
Организм отказывается продолжать перебранку и начинает по возможности незаметно продвигаться в направлении входной двери, чтобы выйти в подъезд, ссыпаться по лестнице и... Встретить там холодный взгляд разума. А сзади совесть пыхтит - нагоняет.
«Отворите мне темницу!» - вопит организм - «Дайте мне сиянье дня! Волки позорные!»…
И разум бледнеет, угасает, съёживается... И теперь совести за организмом не угнаться. Теперь, пока сам не нагуляется - не придёт.
«Свобода!» - вопит организм и мчится вдогонку за особо кондиционным другим организмом, дабы красиво и витиевато, бархатным баритоном, намеками и экивоками склонить этот самый организм к ...совместной прогулке.
Спустя какое-то время он возвращается. Помятый, потрёпанный, иногда пьяненький. Ещё пытается хорохориться, но под взглядом разума умолкает. Только тяжко, с подвизгиванием, дышит. Ну, совесть, теперь твой час! Милости просим в пытошную!
По счастью, никакая мука не вечна. Всё кончается... И вот они всей семьёй идут отдыхать. Но когда все уснут, организм встаёт потихоньку, на цыпочках подходит к окошку и шепчет в ночь: «Ох, бабы...»