Жаркое лето 2007-го...

философские размышления о времени и пространстве…
о любви и смерти, о жизни и смерти, о жизни в любви…

ВЕЧЕР

Такого жаркого лета не было, наверное, лет 100, а может 200! Он сидел: так запросто на скамеечке районной больнички вечером, после изматывающего бесконечным зноем дня, так слушал себе скромненько РЕТРО-ФМку из мабилы… Край зрения уловил приближающуюся фигурку: то ли бродяжки, то ли больной с клюкой… Ну как же, она конечно же сядет на единственную в округе скамейку, тем самым нарушив Его такое приятное одиночество… Ну и начнёт приставать, как водится, думал Он, прижимая поближе к себе пакет с покупками из маркета. Наихудшие предчувствия его оправдались… Старушка тихонечко присела на краешек… Сразу запахло свежевыпеченным хлебом и парным молоком… Стало как то по-домашнему уютно и светло… Он присмотрелся к ней, пытаясь проникнуть, по возможности, в самую её суть… Она явно начинала вызывать к себе интерес и симпатию… Слегка румяное личико чисто славянского типа с аккуратным старомодным пробором выдавало её возраст – около 70-ти, отметил он… Всё бы ничего, да туго перевязанная нога… Он не выдержал, забыв классическое – не заговаривай с незнакомцами! Смахнув с ушей наушники, скороговоркой спросил – «Бабушка – болеете», отдавая себе отчёт в том, что начинает приставать как раз Он, а не Она. Наушники можно было и не снимать… Он повторил вопрос, уже напрягая голос: «В больнице лечитесь?» Старушка и не шелохнулась, застыв во взгляде – то ли медитируя, то ли думая о чём-то своём, личном… Во дела… Отмороженная что ли… И тогда Он сделал ТОТ самый жест: ладонью перед её глазами! Ура! Сработало! Старушка, посмотрев на Него, сделала ответный жест – от ушей развела руки в сторону, как в танце Барыня! Ну, конечно же, всё объяснялось, как нельзя просто – Она была тугоуха! …В больнице не лежит, но… болеет, вернее, болела, сейчас уже на выздоровление, слава БОГУ…Сколько же вам лет, бабушка?… 23-го года рождения… 85-й пошёл… Не может быть! На 40 лет старше Его… Теоретически Она могла бы быть Его уже нынепокойной матушкой, но скорее даже бабкой… Ага… Я и сама не верю, что столько можно прожить! Он смотрел на Неё, как на саму ИСТОРИЮ! Ну, а в войну то, где вы были? Здесь в Крыму? Да я ж здесь и родилась – здесь и помру. Была в оккупации при немцах ещё девчонкой. Ну и как было при немцах-то? Несладко… Голодали, гнули спину, но не сдавались! Молодых всех гнали в Германию. Сама-то пряталась в печи – вся вечно в саже… Любимая подружка Верочка вылила на ноги ведро кипятка, чтоб не забрали… Прожила всего 2 недели… Прожужжало в голове… Лучше б забрали… Счас получила б компенсацию… За ноги? Ну да… и за ноги тож… А немцы, как немцы! Разные были… Среди прочего, как и татары, равно как и все другие наци… Для БОГА ж то мы – все едины – дети ЕГО!… НЕРАЗУМНЫЕ! Да забыл ОН НАС! Ведь как МИР жесток и равнодушен! …Словно было вчера, помню, как Мессеры с крестами на моих глазах расстреляли отступающий на Севастополь наш эшелон… Да… Давно это было… Иль всё ж вчера?…

В ПАЛАТЕ

В палате было спёрто, хоть и проветривали весь день сквозняками. По быстрому Он разделался с маленькой, но ароматной дынькой, принесённой накануне друзьями…Свет так и не включали: все и так весь день зевали… Рядом одиноко пустовала хирургическая кровать, с которой не так давно сбежал один ... Он вспомнил подробности дня знакомства. На мягком толстенном матрасе возлегал тщедушный человечишко – этакий языческий божок! Все лежал-да-лежал… не по слабости, но по духу сломленному… А голосок свой – сипло-шепелявый потерял в аккурат с болезнью. Лицом, сморщенным яблочком, походил на чернеца из скита – ветхозаветного, столетнего. А тело, хоть и изрядно похудевшее и обвисшее, выдавало ещё достаточно молодой возраст! Судя по многочисленным наколкам, старик хлебнул немало в жизни, в том числе и тюремных харчей… Так оно и оказалось: была ходка по молодости… Есть чем гордиться! Перед Ним, вроде как, и не шестерил, а так… уважал просто, чувствовал, что на разных полюсах! На его невыразительном трицепсе левого плеча Он не сразу, а по истечении лишь нескольких дней, с трудом прочитал давно затёртую наколку-цитату: «О сколько лет, а счастия всё нет!» Ну да! С такой то программкой попробуй-ка прожить столько лет? Как оказалось, было ему: и немного, и нимало, но 63-х годков как и не бывало! Однажды расколовшись, выдавил из себя, явно оправдываясь, что, дескать, дошёл до жизни такой по обстоятельствам. А обстоятельства были таковы: сынок родненький уже 5 лет сидит – пошёл по стопам батиным значит. Ещё 10 осталось. За что сидит то? 15 лет просто так не дают! Да так, пустяк… Групповое убийство – 19-летний сынок всё взял на себя. А так не виновен горемыка мой. А ещё братец родненький 3 года назад помер в свои 50... А ещё… И пошло и поехало… Ну да, было с чего в кювет слететь… Говорят же – от тюрьмы да от сумы…, а надобно и добавить – и от болезней всяких тож! Ведь не по своей воле хандрит ЧЕЛОВЕК! Но по воле БОЖЬЕЙ! Значит надо быть испытанным до КОНЦА! И должны быть испытаны и те, которые ОКРУЖАЮТ тебя! Его то как раз окружали достойнее его: 10 человек уже сдали кровь на операцию… У него запущенная язва… 2 месяца колет обезболивающее, как наркоту, и глотает жидкую пищу… Врачей же ещё с кичей боится… И зачем людЯм головы морочить? Написал отказ от операции… и поминай, как звали! Выбрал свой КОНЕЦ! Ведь каждый САМ пишет сценарий, как своей ЖИЗНИ, так и СМЕРТИ! И уже другие ставят ему оценки! …Третий день как сбежал. Обещал вернуться. Н-е-е-е... Такие – не возвращаются! Сразу – в лету…
…Невзначай перед сном посмотрел Он на свои узловатые ноги и сразу, как-то вновь, обратил внимание на лёгкий сосудистый рисунок опоясывающий ступни, его родимые с детства пятна… и вспомнил Он ту самую ВЕРУ… на том и заснул…

СОН

…Фронтовой эшелон, тяжело пыхтя, шёл в бескрайних приволжских степях: краях медовых дынь и тёрпкой полыни… Он, как и все солдатики, изнывал от жары и безызвестности. Их, в составе бригады, вроде как перебрасывали из Подмосковья за Сталинград. Замедлив ход, почти останавливаясь, эшелон вошёл в дугу, в центре которой как-то само собой образовалось пшеничное поле со жницами. Пшеница выдалась в тот год ядрёной, но то поле плешивым… Несколько десятков молодок по приближении состава, почувствовав тепло внизу живота, наспех побросав серпы и закинув лёгонькие ситцевые платьица, а у кого и юбоньки, на голову, скоро полегли спинами на сбитую и ещё несбитую стерню, при этом не забыв ПОШИРЕ раздвинуть ноги… Солдатики так и обомлели. Все они были первого призыва, и мал кто из них был целованным. Поначалу прошёлся ропот, постепенно крепчавший до криков и матерщины, многие махали руками и показывали жестами то же, что и криками. Некоторые даже начинали расстёгивать матню… Конечно же, и Он поддался влиянию всеобщего ЭКСТАЗА... Особенно Его привлекла одна, находившаяся явно в самом фокусе искривлённого пространства, из лежащих ближе всех к колее: то ли скифская царица, – то ли калмыцкая княжна. Тугая копна тёмно-каштановых волос служила ей подушкой, а в тёмно-сине-зелёных глазах полуоткрытых глазах был определённо морской омут. Она сильно прогнулась в спине, как натянутая тетива скифского лука, при этом входя в такт ритмическому рисунку стука колёс по стыкам рельсов. Бёдра смуглые Её бились в неудержимом половецком танце слева-направо-сверху-вниз, а слегка открытые милые губки над стиснутыми жемчужинами зубов издавали протяжные постанывания… А-а-а… Чем громче были крики солдатиков, тем всё более она распалялась и заводилась! Она явно жаждала ВСЕГО эшелона… «Чур, я буду первым» – загадал Он явно несбываемое. Да, это, несомненно, была Она. Она, вечно неуловимая, та самая, единственная и неповторимая – Его ПОЛОВИНКА. Она, такая близкая и одновременно далёкая, такая доступная и, как оказалось, неприступная… По мере того, как состав полностью вошёл в вираж, она забилась в конвульсиях тантрического транса и ОРГАЗМА… Как всегда, по иронии судьбы, арена цирка постепенно сходила на нет, эшелон уже выходил из дуги и, начинал быстро прибавлять ход, машинисты то видать уже добавили уголька – чего уж там… от греха подальше… Над степью оставался лишь протяжный стон разочарований, подхваченный в высоком небе ястребами…
… Так ведь никто и не спрыгнул…, не рискнул… А жаль…

ПРОБУЖДЕНИЕ

Его пробил холодный пот той душной ночью… Напряжение достигало апогея… АЙСБЕРГ был уже готов извергнуться огнедышащим ВУЛКАНОМ. Так Его МАЛЫШ редко когда стоял, разве что во времена дикой и необузданной юности… Стоял КОЛОМ, как говорят в народе… Ныло и покалывало правое плечо… Надо было бы и отлить… тем самым несколько сняв напряжение СНА… Он с явным удовольствием вспомнил ароматную дыньку, за один присест съеденную перед сном… На мабиле засветилось начало 2-го – час БЫКА… однако…
…В больничном коридоре стоял непривычный галдёж…Накинув шортики он по быстрому выскользнул на свет и оказался в самом центре событий, прошедших, по-видимому, всего минут 10 назад. У сестринского поста в ярком свете лежал матрац, залитый кровью, над которым склонился, как понял Он, следователь… Проходя мимо, знакомый дежурный врач, в нескольких штрихах описал обстановку: МУЖ зарезал ЖЕНУ кухонным, широченным тесаком – сердце напополам – не спасли – рана совместима только со смертью… на этом самом матрасе… Ей было – 40 лет… МУЖ подался в бега и в отказ… Двое детей – мальчик и девочка, как водится, остались сиротами… Короче – бытовуха чистой воды…
Но-о-о… СТОП… Где-то Он уже это слышал… Ах да… Конечно же… Пронеслось… Букет Барыкина – «Я буду долго гнать велосипед…» Вернее не он, а эти стихи … Ну конечно же – Рубцов…, ну да…, Николай Рубцов, 40 лет… Но там же было всё в точности наоборот – ЕГО жена порешила кухонным ножом, а не он ЕЁ… И дело было ровно на пол года раньше – в январские морозы… Какая разница! Ведь всё в этом и других МИРАХ повязано: где то умирают, а где-то сразу рождаются… Как раз ЭТО и называется одним простым словом – ЖИЗНЬ! Если тебе в этом ИЗМЕРЕНЬИ сейчас очень плохо, это значит, что в другом ИЗМЕРЕНЬИ тебе очень хорошо! Такая вот бляхамуха… Бред какой-то!… Такие вот… ПОЛЮСА зла и холода… любви и ненависти… Такие дела… Проехали…

НАКАНУНЕ ВЕЧЕРОМ

…Жила Я в старом городе, где и родилась… рядом татары, греки, болгары, евреи… Все жили очень дружно до войны – одной семьёй – делить-то особенно было вроде как и нечего… Да вот пару лет назад сын, ему 63, предложил съехаться… Продали то мою конуру и его 1-комнатную – купили 2-комнатную с раздельными комнатами вот здесь, совсем недалеко от больницы. Год прожили хорошо, а потом началось… Что началось? Да звереть начал он, заливать начал, как и его отец когда-то. Зажилась ты старая на этом свете! Всё живёшь и живёшь! И когда тока загнешься! Пора и честь знать! Пожила… и будя… Пора внукам жиплощию ужо давать! Бывало, и побивал, значит! Это сын-то родненький! Сколь я раз его маленького спасала от лап СМЕРТИ, сколько ночей недосыпала! Сколько разов я ночевала и на вокзале, как приблуда какая, и у подружек, что ещё остались! Всё было! А сколько слёз пролила! И молитв пробила! А его рыжая выдра на СМЕРТЬ мою начала ставить! Ага! Вот я и слегла… И ноги… и сердце… Только вот месяц назад стою я как-то возле окна – смотрю как Солнышко закатывается! И вот кольнуло так в плече в правом! Сильно кольнуло так! Судорогою кольнуло! И хорошо то, как враз стало! Блаженно и чудно! Ангел МОЙ ко мне вернулся! И пошло на выздоровление! А плечо правое до сих пор жмёт то… А рыжая то его враз и слегла! Вот уже месяц как я все ночи дома, а все одно привыкла к улицам то… Старушка зарыдала на его плече… Тугой ком подступал к горлу. Слёзы наворачивались! Еле сдерживаясь, Он все ж не сдержался, и в унисон они зарыдали! Так зарыдали – как запели! Это были слёзы очищения и вселенского возвышения над обыденной всеобщей пошлостью, чёрствостью и замшелостью! Одна из рук Его, как-то сама собой, обняла дрожащие старушечьи плечи, а другая, вытянув из пакета припасённую для медсестричек плитку шоколада, протянула шоколад… Ой! Что это! Ах, шоколад! Она уже забыла, что это такое и когда ей ЭТО дарили… Сынок, будь же здоров и счастлив! Обязательно буду, бабуля! Она вновь зарыдала! Уже от счастия и благодати! Он её поцеловал медленно, но как-то смазанно-неуклюже, прям по-пионерски, от виска к губам… Её волосы вкусно так пахли пирогами с яблоками – этими запахами Его беспечного детства, что он поймал себя на мысли, что хочет ещё… Но было уже ПОРА! Солнышко, теперь уже весёлое и ласковое, заходило за горизонт. Он резко так поднялся, расшаркавшись, словно гусар на балу, медленно так, не оборачиваясь, побрёл вдоль корпуса операционных. Заходя за угол корпуса, резко повернулся, чтоб ещё раз посмотреть в глаза ИСТОРИИ. Вместе с разворотом что-то сильно кольнуло в правом плече! Ещё раз, сильней! На скамейке НИКОГО НЕ БЫЛО!… Не может быть!… А может, её и не было, ИСТОРИИ?… И Ему всё привиделось!… Так кому ж Он тогда дарил шоколад?… Судорога сводила правое плечо!
Круг замкнулся!

(c)2008