Старый да малый. 21. Лесная хозяйка

ЛЕСНАЯ ХОЗЯЙКА

За окном шумит дождь, мелкий осенний дождь. Он напоминает, что лето подходит к концу. Неужели скоро осень? И пора домой, в школу? Вот и мама приехала. Варит на кухне яблочное варенье и что-то поет.
А дождь все идет. И когда он кончится?
—Бабанна, расскажи сказку... — просит Ваня. — Про что-нибудь волшебное, чего на свете не бывает.
—На свете, голубчик мой, все бывает, это ведь как него смотреть, — отвечает баба Анна. — Один идет по лесу, пни да коряги видит. А другому из дупла лешак подмигивает, иногда и вылезти может, с путником на пенечке посидеть, язык почесать... В прежнее-то время это частенько на болоте случалось, потому и прозвали его люди Лешим болотом. Про него-то я тебе и расскажу...
Бабушка садится рядом, складывает на коленях руки.
—Болотце это небольшое в лесу спряталось. Да так спряталось, что выйти к нему нелегко было. А рядом с болотцем озерцо притаилось, вода в нем прозрачная, а на ней кувшинки цвели, по берегам камыш рос — красота неописуемая. Только превратила все хозяйка лесная в топь непролазную, чтобы люди вокруг не бродили, не беспокоили. Очень уж много по нынешним временам людей по лесам бродит: кусты ломают, жителей лесных пугают.
—А что ж это за хозяйка, Бабанна? Ты ее видела?
—Где уж мне, внучек! Но старые люди про нее сказывали. Разные виды она принимала. Но больше старухой показывалась: кожа что кора сухая, волосы зеленые, в руке кол осиновый. А вместо одежды — тина болотная. Хлопотливая была, за всем досмотреть успевала.
А жила хозяйка, видать, в озерце. Но любила и на бережке посидеть, на солнышке погреться. И всегда при деле. То русалок за шалости отчитывает, то нелюдь всякую мастерит.
Возьмет, к примеру, кору дубовую — вот и тулово, сучки к нему приспособит — руки-ноги готовы. Вместо лица — щепочка. Нос — шишечка еловая. Глазки из черники сушеной приделает — вот и леший новый на свет народился. Правда, еще ни к чему не пригодный, потому как хозяйка еще жизнь в него не вдохнула.
И вот, что про нее рассказывали.
Сидит она однажды на берегу. Рядом лешак бездыханный лежит, а сама кикимору из осоки мастерит, косу ей плетет.
Завечерело. И не темно еще, а уж луна сквозь листья подсматривает. Тихо... Две русалки из озера выплыли, на деревьях уселись, ветки раскачивают. Одна песню запела, красиво так, жалобно.
Заслушалась хозяйка. Вспомнила, видно, как и сама молодой русалкой по озеру плавала. Задумалась. А сама в то время жизнь нечистую в тварей своих вдыхала. Заклинания-то и перепутала! Над кикиморой лешачье сказала, а над лешим, значит, кикиморье. Только тогда и опомнилась, как увидела, что лешак новорожденный в воду сиганул, а кикимора мухомор сорвала, вместо шляпы на голову напялила да на дерево полезла.
Осердилась хозяйка, да делать нечего, заклинанию обратного хода нет. Только и осталось ей, что русалку-певунью за косу зеленую оттаскать, досаду выместить.
Но дело-то на этом не кончилось. С тех пор и начался в лесу переполох. Лешак болотный кикимор баламутит. Хоть душа у него и кикиморья, а природа-то свое берет: пошкодить ему охота, попроказить. Скучно ему среди плакс болотных, ссоры меж ними затевает, все подбивает на берег вылезти, грибников да ягодников попугать.
А кикиморы-то, что свиньи ленивые, им бы только в иле полежать, тиной болотной полакомиться.- Как братец-то названный за бока их схватит, такой визг поднимают — вся живность лесная в страхе разбегается. Приходится хозяйке старой обход свой лесной прерывать да суком осиновым мир в озере наводить.
Но только гладь озерная успокоится, снова в лесу визг стоит. Это лешие кикимору лесную за косу на сук повесят, шишками в нее целятся. Намнет и им хозяйка бока, только надолго ли? Совсем с ног сбилась. Одного в крапиву посадит, другого в дупло загонит, третьего русалкам на забаву отдаст. Только за всеми уследишь разве? За долгую свою жизнь столько хозяйка всякой нечисти понаделала, что и со счету сбилась. Целый день по лесу носится, порядок наводит, а сама, чай, не молоденькая. Уж нос до земли дорос, ноги мхом поросли. Не до беготни тут.
Села лесная хозяйка на пенек, закручинилась. Сама себе беду сотворила. Как теперь хозяйством своим управлять? Уж в лесу бурелом, тропинки крапивой позарастали, лешим недосуг сучья-коряги убирать — потехой занимаются.
А надо сказать, что любила хозяйка порядок. Чтоб ягоды, грибы вовремя поспевали, чтоб белкам орехов да шишек на зиму хватало, чтоб зайцы серые плодились, птицы песни пели. А тут все вверх дном. Что делать?
Думала, думала хозяйка и придумала. Позвала она сороку-белобоку, велела ей всю нелюдь лесную на суд созвать. Явились все. И столько здесь страшилищ было — смотреть жутко. Пауки буреломные с прутьями-щупальцами, что грибников за ноги хватают, лица обдирают. Нетопыри с лешими на кустах круг поляны повисли, кикиморы носы из озера повысовывали. Чуть подальше зайчики расселись, белочки примостились, ежики колючие, мышки-норушки. Даже медведь приплелся, к дубу привалился. Все на хозяйку смотрят, на жизнь свою жалуются. А она грозная стоит. Сама чуть побольше пенечка. Носом в землю упирается, глаза болотным огнем сверкают, суком своим осиновым потрясает, подданным своим угрожает: «Кто впредь ослушается, изничтожу, не посмотрю, что дети мои».
Но нечисть-то не больно боится. Лешаки между собой переглядываются, посмотри, мол, сколько нас, все друг на друга похожи, как виноватого найти!
А хозяйка-то уж и на них управу придумала. Велела всем лешакам вокруг полянки селиться, в лес без спросу не отлучаться. «А чтоб ослушники боялись, — говорит, — пусть колодец-всевидец тотчас появится!» Стукнула оземь палкой, тотчас маленький глазок в траве появился, в нем, как в зеркальце, все отражается: и полянка со зверюшками, и хозяйка с ее тварями.
Увидели все колодец, испугались, присмирели.
Отпустила всех хозяйка, сама на пенек у колодца уселась, радуется своей хитрости. С тех пор она уж по лесу не бегает. Чуть непорядок какой заметит — сороку шлет проказника предупредить, бывало, и наказывала.
Только со временем тихо стало в лесу. Лешаки приуныли, по дуплам с дятлами больше беседуют. Одряхлели без движения-то. То ножка-сучок подломится, нос-шишечка рассыплется, новую некому приладить: хозяйка зарок дала мастерством прежним боле не забавляться. Да и стара стала. С пенечка уж не встает, вся мхом заросла, издалека и от пня-то не отличишь. Сидит себе, дремлет, жизнь свою старую вспоминает, птичье пение слушает. Совсем она лесное хозяйство забросила. Озерцо осокой заросло, а полянку с пеньком хозяйка топью затянула, чтоб люди не беспокоили. Вот ведь как стало...

Ваня внимательно слушал бабу Анну, склонив вихрастую голову на сжатые кулачки, а когда та закончила сказку, спросил:
—Бабанна, может, и ты заклинания знаешь хозяйкины? Вот бы хорошо кикимору свою заиметь, мы б ее из соломы сплели. Сама говоришь, ленивые они, хлопот с ними немного. Она б у нас в бочке жила, а?
—Ох и хитрый ты, мне с тобой и так покоя нет, а ты еще кикимору придумал. Куда же мне, старой, с вами деваться?
—Ты старая?! — разгорячился Ваня. — Да ты самая, самая молодая, если хочешь знать! — Он  подошел к бабушке и неуклюже уткнулся ей в плечо.
Бабушка взяла его голову и тихонько отстранила. Они долго смотрели друг на друга, и Ваня вдруг понял, как сильно постарела бабушка за лето, как пожелтела кожа, потускнели глаза...
 - Иди, Ваня, иди, дождь кончился, — вздохнула бабушка и отпустила руки, — устала я что-то, отдохну малость...
Дождь утих. По мокрой траве Ваня побрел в конец сада, где одиноко горбился покосившийся шалаш. Забравшись вовнутрь, он уселся на душистое, влажное сено и задумался. Капельки дождевой воды просачивались сквозь прохудившуюся кры¬шу и стекали на Ванину руку. Но он не замечал этого.

Следующая:http://www.proza.ru/2010/05/30/719