Жертва цензуры образца 1800 года

ЖЕРТВА ЦЕНЗУРЫ
210 лет назад вынесен приговор пастору Фридриху Зейдеру
Останавливаюсь на этом рядовом, в общем-то, эпизоде исключительно как на штрихе, характеризующем эпоху правления Павла I.
В крохотном лифляндском городке служил пастор Фридрих Зейдер. Он имел небольшую личную библиотеку и давал желавшим почитать книги. Однажды пастор получил из-за границы посылку с книгами для пополнения своего собрания. Однако в посылке не хватало одного томика «Вестника любви» Лафонтена. Пастор написал об этом в газету объявление, пропажа нашлась, да и дело, казалось бы, с концом.
Ан не тут-то было!
Выяснилось, что данное произведение значилось в списке запрещённых в России книг. Объявление о пропаже попало на глаза цензору Фёдору Туманскому.
О Фёдоре Васильевиче хочется сказать несколько слов особо. Современники описывали его как махрового ретрограда, называли «палачом» и «демоном». В то же время этот же человек являлся автором нескольких книг, одни названия которых говорят сами за себя: «Детский месяцеслов с историей, географией и хронологией,  всеобщей и российской, и примечаниями из астрономии», «Чтение для прекрасного пола», «Созерцание жизни великого князя Александра Невского», а также неоконченное описание жизни и деяний Петра Великого. Рискну высказать свою точку зрения. По всей видимости, это был человек, который считал добросовестное служение короне своим долгом…
Так вот, государственный цензор, узнав о столь вопиющем нарушении закона, как незаконный ввоз в пределы империи запрещённой литературы, доложил о том по команде.
Генерал-прокурором тогда служил Пётр Обольянинов. Пётр Хрисанфович отличался крутым жёстким нравом, он был слепо предан императору Павлу и также не имел склонности к абстрактным умозаключениям. Он рассудил так же, как его подчинённый: нарушение закона налицо – должно последовать наказание. И 31 мая 1800 года последовал приговор: пастора Фридриха Зейдера наказать плетьми и сослать в Нерчинск на каторгу. Попытки некоторых царедворцев заступиться за священника результата не дали. С каторги пастор вернулся уже при императоре Александре…
Что тут скажешь? Что из себя представляет книга «Вестник любви», не знаю, не читал. Но её внесли в список запрещённых. Следовательно, с точки зрения буквы закона пастор наказанию подлежал. Так что речь может идти лишь о степени строгости наказания. Можно согласиться, что оно, быть может, и в самом деле оказалось чрезмерным. Но история эта получила международную огласку и муссировалась в европейской прессе как образчик суровых нравов, царивших при императоре Павле.
В какой-то книге мне встретилась фраза: «Когда я приезжаю в незнакомый город, не спрашиваю, хорошие или плохие там законы – я спрашиваю, как они выполняются». В данном случае закон оказался выполненным, и обвинения в самодурстве и ретроградстве, посыпавшиеся на голову прокурора и цензора, вряд ли можно признать справедливыми.
Николай СТАРОДЫМОВ