я с тобой, потому что
Меня любят больше и обнимают крепче, но любовь ко мне - любовь к ребёнку. Я веду себя как ребёнок, я хочу быть ребёнком и я есть ребёнок, меня любят как ребёнка, но никогда не полюбят, как взрослую, так как хотелось бы мне. Кто когда-нибудь воспринимал меня всерьёз, кто когда-нибудь видел во мне что-то, кроме наивного дитя? Меня любят больше, но стоит ли завидовать любви к ребёнку, когда тебя любят как взрослую? Я люблю быть ребёнком, но стоит ли это того, что я никогда не узнаю любви ко мне, как к взрослой?
Любил ли ты меня когда-нибудь как взрослую, да и любил ли ты меня когда-нибудь? Любишь ли сейчас? У меня на правой ладони выжжена печать Кромвеля, а на ней живой, ярко-голубой, человеческий глаз, я зарываюсь рукой тебе в волосы - с тебя всё, как об стенку горох, чего там какая-то печать Кромвеля? Может быть, я до сих пор с тобой, потому что моё проклятие на правой руке тебе как детский рисунок мелом на асфальте перед дождём.
Ты проводишь ладонью по моей спине, всё, вроде бы хорошо, но я дроблю все возникающие чувства, словно камни, пытаясь облечь их в слова - камень врезается глубже, расколотые кусочками острыми гранями скачут по поверхности и тут же рассыпаются пылью, которая лишь кажется лёгкой. Последний кусочек расколот, последняя горстка пыли осела росой на паутине, и я наконец-то могу сказать словами, то, что я чувствую. Не важно, что камень оставил след, наполнившийся кроваво-красным, что осколки прошлись по душе рваными краями, что пыль пульсирует болью, но я теперь могу сказать тебе, что я чувствую. Сколько раз я проклинала, что люди не могут читать мысли, эмоции и чувства, я слишком многое не могу сказать словами. Я копаю настолько глубоко, насколько могу, потому что хочу всё объяснить, но без слов не получается. Но, боже, знаешь ли ты, как больно копать так глубоко? Знаешь ли ты, что от этой боли хочется броситься грудью на кровать, прижаться к тебе так, чтобы преградой осталась лишь кожа - лишь бы ощутимая в груди боль исчезла. Я никогда не понимала - она же нематериальная, эфемерная, неосязаемая, но почему я чувствую её в груди и могу сказать, какой она формы и цвета? И она не глушится таблетками, единственный способ - просто переждать её, и за это время тысячу раз успеешь пожелать умереть. Она возникает ниоткуда, и у меня никогда не получалось контролировать её - я даже не думала, что мысли могут так ранить. Стоят ли слова такой боли?
Мы выходим из дома и идём по улице под локоток, за нами увязался какой-то тип. Я привычно поворачиваюсь к нему и протягиваю правую руку для знакомства - голубой глаз приветственно мигает в приветствие остолбеневшему от ужаса субъекта, печать выступает чётче, то ли почувствовав испуг, то ли - человеческое тепло, и он мгновенно исчезает между домов. Я надеюсь, что он не сойдёт с ума от того, что увидел сейчас.
Я снова иду с тобой рядом, вижу как ты смотришь вдаль и совсем незаметный изгиб уголка рта в лёгкой улыбке, которую совсем незаметно, просто я слишком часто на тебя смотрю, чтобы не подмечать такие мелочи. Иногда я ехидно представляюсь ученицей Тёмного Мага, иногда приплетаю уже бывшего брата (не дай бог узнает!), иногда обещаю сглазить, и то ли взгляд у меня стал жуткий, то ли правда верят, - но все пристающие сразу схлынут, словно волны от берега.
Тебя это забавляет.
А иногда... иногда я успеваю пожать им руку.
Что с ними потом происходит, ты мне никогда не говорил, а я и не спрашивала.
Я иду с тобой рядом, тебе моя печать Кромвеля что Ветру перо, и мне тебя всегда мало.
Но, кажется, я с тобой просто потому что я тебя люблю.
Свидетельство о публикации №210052900788