Главы1и2

Глава первая.

СТАРИК.




                Приазовье:
                западнее  Миуса
урочище «Сухая балка».
 Середина июля  311 г до р.Х.р.

             Солнце слепит и печёт до немогу. Язык шершавый и сухой как спина ящерицы и окружающий ландшафт степной зоны. Не получается глотать, больно.  Жара  не спадает, а воздух сух, как песок Сахары и недвижен. Диск слепящего бога Хораса в зените; солнце выпалило и иссушило в округе всё живое... В низине ещё можно надеяться на прохладу, но тени и здесь – нет.
    Две луны назад здесь зеленел камыш и дарил оглушающий запах, чабрец. Сейчас от камыша остались жёлто-золотистые сухие палки с навершием как на боевом шлёме у воина, а от чабреца - тонкие и чахлые сухие ниточки. Даже здесь не могут спрятаться  тысячелистник и сухой «зверобой». Тонкий ковыль, и тот, замер, ожидая дуновения ветерка и желанной вечерней прохлады. Опустил свои  иссушенные зноем  колючие листья, и оголил ствол, двухметровый  чертополох.
    Суслик зашевелил усиками, замер, приподнявшись на задние лапки, вслушиваясь во встревоженную тишину беспробудного зноя. Он снова шевельнул усиками и повернулся в сторону нарушителей его размеренной и скучной жизни и насторожился. Привычные запахи и звуки изменились. Суслик поднялся на высокий камень и снова всмотрелся в плывущее марево и приближающихся незваных гостей.
    Скрип нарастал и становился громче. Скрипело несмазанное колесо воза, да так, что казалось - скрипит вся ойкумена. Первыми показались два всадника. Они, прищурясь, всматривались в предстоящий подъём из балки и покачивались в сёдлах в такт ленивому ходу их кобылиц. На разговор у них не было ни желания ни сил. Они устали от этой беспросветной и всепоглощающей жары. Позади, два вола уныло тянули гружённый, тяжеленный воз, лениво отгоняя хвостами надоедающих слепней… Именно на этом возу противно скрипело несмазанное колесо, а вслед возу катила кибитка, похожая на маленький домик, вместо стен и крыши у которого - дуги веток, переплетённые ивняком сбоку и камышом вверху. Такой себе маленький домик на колёсах. За кибиткой, на длинном поводе был привязан старый неосёдланный мерин. Ему, как и волу, тянущему кибитку, тоже не хотелось идти, - да разве прикажешь хозяину, если сам от него зависим.
  Седло  мерина внутри кибитки. Положив на него голову, тихо похрапывал старый скиф – каменотёс.      
       В низине балки повозка и трое всадников остановились. Одуревшие от зноя и ослепляющего солнца лошади и  волы обрадовались короткой передышке. С воза разудало соскочил, словно жара была нипочём, молодой шестнадцатилетний возница – Хорсил. С трудом, облизав  потрескавшиеся губы, обратился к вылезшему из кибитки сухощавому старику с лицом изборождённым временем.
 – Отец, мы сможем здесь подняться? – Он указал пальцем вверх, на крутой подъём из балки, и добавил. - Объезд займёт много времени.
 – Хм, - Старик прислонил ладонь ко лбу и, щурясь, посмотрел вверх, оценивая возможности своих сыновей и волов. Отвечать не стал, потому, как пересохшее горло не хотело издавать звуки. Он подобрал один из камешков, лежащий у ноги и положил в рот. То же проделали и его спутники – трое сыновей.. Когда рот наполнился слюной, он судорожно глотнул, превозмогая боль в сухом горле.
 – Хинис, -  Обратился  он к старшему. - Рог воды нам,  остальное – животным. 
 - Но,  отец, почему нам так мало? – отозвался средний сын - Сорок, а младший – Хорсил мечтательно сказал: – Эх, к морю бы сейчас, отец.
  Старик усмехнулся в ус. Он и сам мечтал о прохладе и воде, но работа – есть работа. Старик подавил улыбку и напустил на себя строгость: – Помолчите сыновья, делайте то,  что говорю. Вы двое, - обратился он к Сороку и Хорсилу, - перетащите  «камни» - (каменные бабы), к передку воза и хорошенько привяжите их. А ты – Хинис, хорошенько смажь оси воза, а я займусь своей работой.. От этого скрипа у меня голова раскалывается.
 – Гы-гы - Младшие хохотнули, а Хинис сухо улыбнулся. Ему и самому этот противный до одури скрип надоел до чёртиков.
     Старик собрал всю бечеву и куски верёвок; отложил меньшую часть, а  остальное  связал так, что получились две одинаковые и длинные верёвки.  Взглянув на затяжной, местами крутой подъем с сомнением покачал головой, но другого выхода не нашёл. Он отбросил все возможные пути,  когда  услышал, как жадно сыновья и животные пьют остатки воды и, понял одно: –  иначе не  получится. В объезд - далековато. Высохшее русло реки делало  зигзаг и уходило в противоположном направлении.               
    Хорсил подал отцу рог с остатками воды. Старик не подал виду, - ему оставили самую  малость – один глоток. Он долго держал воду  во рту, а затем медленно, растягивая удовольствие - выпил. Ему не привыкать; с детства  степь - родной дом. На сыновей не следовало кричать и  обижаться. Они молоды. Старшему – Хинису, стало неприятно за свою несдержанность в воде, хотя выпил он меньше своих братьев. Заглаживая свою маленькую вину, он виновато опустил голову.
   – Отец, чем еще помочь тебе? Что ты решил? – Старик понял чувства старшего: – Подниматься.. Будем подниматься сыновья. Вот здесь. – Он показал пальцем в направлении подъёма. - Я боюсь за волов, но думаю, что у нас получится, а ты что думаешь, Сорок? – Средний сын ответил не задумываясь: –  Отец, зачем  ты спрашиваешь, лучше говори, что нам делать. Я всегда шёл за тобой, а сказать могу одно: Повозка  может опрокинуться. Уклон великоват.
- Хм. - Сорок  замолчал, а отец незаметно бросил взгляд на младшего. Тот сделал вид, что не понимает вопроса, но старик успел заметить, как промелькнула  и спряталась короткая и ехидная ухмылка. «Младшой догадался» - понял он.
       Хорсил был несколько ленив, но когда требовалась смекалка, был на высоте. Он откровенно не любил тяжёлый труд каменотёсов; часто предавался своим мечтам и уединялся от всех. Старик не стал переспрашивать, а скрыл скупую улыбку.   
        - Сделаем вот что сыновья, – начал он. - Хинис уже смазал жиром оси воза и повозки и теперь нужно привязать концы верёвок к передней оси, затем передвинуть баб поближе к передку… Мы с Сороком останемся на возу в противовес. Хинис, и ты Хорсил - приторочьте  другие концы верёвок к лошадям и поднимайтесь. Бечевы на протяжении всего подъёма  должны быть натянуты. Всё понятно? -  Дети каменотёса кивнули. Их отец как всегда нашёл выход. Сухие морщины на его лице разгладились. – А теперь сыны, за работу.
      Старик был доволен собой. Оставалось одно – подняться. Дети не подведут, а ему не впервой. Он усмехнулся,  морщинки спали, как их не бывало. Доволен он был и тем, что  младший – промолчал из уважения к нему и своим братьям.
  Каждый из его сыновей  в чём-то  хорош. Если выделить одного – другие станут завидовать. Пройдут годы и зависть выльется  в родовой конфликт и семейные дрязги. Так учил его отец. После тризны по отцу он стал главой Рода.  За время старейшинства  род поднялся и увеличился  втрое. Появился достаток и свои рабы. И всё - благодаря словам отца.  Пройдут годы, он уйдёт в мир, где обиталище богов и духов, а сыновья продолжат его путь.
   Тогда, в детстве, он учился искусству обработки камня. Потом учил своих детей нелёгкому кропотливому труду. Самым способным оказался Хинис. Сын превзошёл его и, это не могло не радовать сердце. Скульптуры заказывали у сына знатные и богатые скифы. Обычно это были надкурганные  изваяния погребённых скифов. Другие служили маркерами дорог и перекрёстков облегчая ориентировку в зоне высокого разнотравья степи. Такой труд хорошо оплачивался.. Старик давно решил, но не торопил события – к зиме Хинис сменит его и станет главой Рода…
               
         Верёвки натянулись. Сорок хлестнул волов и зычно прикрикнул: – Го, го, пошли заразы, го! -  Процессия тронулась. Старик негромко сказал сыну: - Садиться будем на передок воза на самых крутых участках подъёма. Если колёса и передняя ось начнут подниматься, не спеши прыгать. – Сын ответил молчаливым кивком, понимая  сложность предстоящего предприятия; отвлекаться - некогда.
  На протяжении всего подъёма сыновья следили за каждым, словом и жестом отца. Дважды за подъём у старика было ощущение - воз вот–вот опрокинется. Сорок не струсил. Он ни разу не спрыгнул. На одном из самых опасных мест, он схватился за верёвки и повис в сторону волов. Передняя ось опустилась и воз продолжил движение.
   Подъём прошёл благополучно. Синхронная работа людей и животных дала свои результаты. Воз  с содержимым: – тремя каменными бабами, выполз из глубокой балки и замер. Сыновья широко улыбались и громко разговаривали. У каждого из них всё получилось
       - Отец. -  Закричал младший.
       – Воду увидел - заворчал старик, скрыв радость. Память и чутьё не подвели. Он почесал, выступающий живот и,  кряхтя слез с воза; десятидневный переход по выгоревшей солнцем степи окончен. Осталось самое простое - вкопать «столбы» и можно возвращаться домой. Он нашёл более краткий путь к  Тане. (Дону) Скоро здесь заскрипят кибитки скифов и вереницы торговых караванов от  Торжища  Таны к Борисфену (Днепру). Степь оживёт здесь с новой  дорогой. Эту работу ему поручил царь всех скифов – Атонай и здешний царь Ассей - царь северной Меотиды.( Азовское море) Цари обещали щедрую оплату – двадцать  медимнов соли, (медимн - 20 кг) пять сотен  наконечников стрел от Ассея и двух породистых жеребят из конюшни Атоная. На эту работу и разведку новой дороги ушёл год. На возу – последние три бабы из трёх десятков, уже установленных ранее. Работа окончена.. По возвращению домой он передаст старейшинство Хинису. Пусть старший сын ведёт Его Род в будущее, а старикам надо отдыхать.               
    В  четырёх тысячах локтей к востоку, серебрилась  лента  Миуса, поросшая осокой и камышом.
Лошади и волы нетерпеливо раздули ноздри в желании поскорее попасть под сень акаций и верб, укрыться  от  диска слепящего и насытиться зелёной, сочной травой. Все – и сыновья, и животные устремили вопросительные взоры на старика. Сыновья вот-вот готовы были сорваться и пустить коней вскачь.  Старик снова заворчал, в этот раз шутя. – Что, устали, сучьи дети? Сорок, возьми все меха и двоих лошадей.  Отправляйся к реке за водой. А Ты - Хинис, принимайся с Хорсилом за работу. Вот здесь выдолбите яму.-  Он показал место.- Яма чуть выше колена.
 - Чьяго колена, маво, али лошадиного?-  сострил Хорсил, подражая беззубому старику. Каменотёсы взорвались смехом.
– Отец, куда поведёт эта дорога? – старик в шутку погрозил пальцем младшему: - Здесь будет перекрёсток трёх дорог, и его укажет самая тяжёлая гранитная «баба».  Главная из дорог поведёт  к Торжищу, устью Таны  Я ведь говорил тебе раньше об этом.
  Хорсил не сдержавшись, перебил отца. 
- А дальше, за рекой? –
 - За рекой чужие земли. -  Старик тяжело вздохнул. - Во  времена моего прадеда  они были нашими. Теперь там живут «длинноголовые». Они называют себя – сарматами. - Он снова тяжело вздохнул. – Степь меняется и виновата в том засуха. Тяжёлые времена наступили. Наверное, наши боги отвернулись от нас. Ну да, ладно, - болтать – не мешки на горбу таскать. За работу. 
         Сыновья достали заступы и принялись долбить сухую, отвердевшую до одури землю. Им не впервой. Работа спорилась. Старик собрал и свернул верёвки; развязал и снял бечеву с «баб» и подвёл телегу к наполовину готовой яме. Под одну из боковых сторон воза, подбил колья и распряг  вола.
 Один конец бечевы обвязал «бабу»,  другой – к волу. Когда яма  была готова, сыновья вылезли на  телегу и подвели рычаги под «столб». – Го, го, пошёл, пошёл, – зычно крикнул старик и стегнул животное. Вол нехотя двинулся.  «Баба» поползла и свалилась на землю, не повредив воза. Старик удовлетворённо цокнул языком. Всё вышло, как надо. Колья выдержали нагрузку – борт воза не сломался. Осталось самое простое - опустить в яму, выставить в нужном направлении и засыпать землёй. Теперь можно и отдохнуть..

         Воду пили долго и жадно. И люди и животные. Она больше не была такой недосягаемой и желанной. Старик достал еду и разделил всем. Животные получили  порции овса, а дети по куску мяса  и  лепёшки из грубо помолотого ячменя. Хорсил вопросительно посмотрел на отца.
– Нет.- Мотнул головой старик. – Вино вечером, после работы. Сорок, тростник у реки есть? 
 - Да, отец и не только тростник. Я видел и змей. – ответил сын, едва не подавившись. Хинис и Хорсил захохотали, а  отца новость обрадовала. – Вот и хорошо, пополним запас для стрел, и яд не помешает.
    Он осёкся на полуслове. Кони пряли ушами и фыркали.
 -Хинис, посмотри, кто там, а вы.. - Сыновьям и без слов было ясно. Дети степи всегда готовы к самому неожиданному повороту событий. Они мигом вскочили, позабыв про еду, и надели боевые пояса. У Хорсила гулко забилось в груди, Сорок успокоил  коней и отвёл к низине. Чужакам не нужно подавать лишний повод.  Невозмутимый и спокойный Хинис лёг у перегиба яра.   
        Внизу, на расстоянии полёта  двух стрел, находились вооружённые всадники. Тот, кто впереди увидел примятую траву и едва заметную колею воза, заинтересовался…
   Хинис быстро пересчитал их и показал отцу растопыренную ладонь – пять раз. Старик кивнул в ответ. У старшего сына лучшее зрение в роду.  Хинис, шепотом сказал: - Это скифские воины. Их главный, – высокого роста. Под ним конь не нашей породы. Горит, отделан золотом.
  - Ещё бы – тихо захохотал, обрадовавшись Сорок. Он знал наверняка: свои не тронут, тем более что каменотёсы здесь по приказу Атоная. Он сострил о высоком всаднике: - Куда ему. высокому-то, лошадь нашей породы; он же пьяный ноги сотрёт  до..
До куда? Сорок не договорил. Все, четверо успокоились, облегчённо выдохнули и рассмеялись. Напряжённость и скованность исчезли. Луки вернулись на свои места, в гориты. (горит – скифский колчан.)
        Ждать пришлось не долго. Первым, как и говорил Хинис, первым появился высокий всадник. Рядом следовал широкоплечий бородач лет сорока со шрамом на левой щеке и плотно сжатыми губами. Сорок не выдержал его взгляда и отвёл глаза. И было от чего. Именем этого бородача пугали детей. Казалось, от его сверлящего и проникающего во всё и вся взгляда не может укрыться и спрятаться никто и ничто.
   Побывавшие в переделках и войнах и те, отводили глаза и умолкали. Пленных, в сражениях этот бородач никогда не брал, а рабов не имел и не хотел иметь. В одной из битв, когда царь Атонай был ранен и не мог сражаться, а скифы растерялись, лишь он один остался невозмутим. Тертей – так звали хмурого бородача, повёл за собой воинов и обратил в бегство врагов. Атонай щедро наградил своего воина, но тот не пожелал брать подарок, за исключением доспехов и оружия. Всё его нехитрое имущество умещалось в одной кибитке и хромым стариком-скифом - слугой и другом. Семьи у Тертея не было, к женщинам относился прохладно. За его век ни одна из них не смогла пленить и покорить сердце воина.
 На одном из пиршеств, когда во хмелю, воины расхваливали себя, как могли, Атонай неожиданно для гостей спросил: – А ты, Тертее. Почему молчишь? 
Гости, и цари умолкли, бородач не задержался с ответом: – Мой царе, – спокойно произнёс воин, - ты знаешь, Атонае из срубленных мною голов можно сложить кучу высотой в скифа. Война – это моя жизнь, зачем мне ещё о том говорить. Если придётся, я один выйду против целой армии и, мои руки не будут знать усталости.
 - Не сомневаюсь, друже - Атонай поднялся и поднял свой кубок со словами: – Я хочу выпить за тебя, мой верный Тертей. - Вслед за царём всех скифов поднялись все гости. Тертей смутился от оказанной ему, простому воину такой чести и едва сдержал слёзы - его чествовали все, восемнадцать царей  нижней, средней и верхней Скифии. Во всей ойкумене единственный человек, которому Тертей был предан и любил, как сына, был его ученик – Зиммелих, сын царя Атоная. Тертей учил мальчика искусству воина. Мальчишка привязался к учителю и отвечал взаимностью. В тринадцать лет Зиммелих открыл для себя новый мир – он надел боевой пояс и стал настоящим  воином. В  первом  бою он убил первого врага в жестокой рубке и осознал цену жизни. В семнадцать: – на ежегодных осенних состязаниях, обошёл и победил всех лучников Скифии, а значит и ойкумены. Пущенная им стрела пролетела тысячу пятьдесят локтей. В состязании на мечах и топорах уступил  царю Асею и своему учителю. 

  Всадники выехали на перегиб и остановились. Зиммелих  ловко соскочил с седла и направился к старику. – Воды - властным и нетерпящим возражения, хриплым голосом приказал он. Старик махнул рукой сыновьям. Хорсил принёс мех и боязливо протянул высокому воину. Тот, не отпив, передал тотчас воду своему соседу – молодой женщине в одежде воина. Хорсил  покраснел и выронил второй мех  - на него в упор смотрела одна из трёх амазонок, его возраста и презрительно улыбалась. Воины заметили смущение парня и хохотнули. Старик не отводил глаз от «высокого». На запястье левой руки у высокого воина темнело родимое пятно. Зиммелих  перехватил взгляд и догадался. «Старик знает. кто я.
 - Сыновья, поклонитесь сыну Атоная – Зиммелиху, его жене – Накре и Тертею!- торжественно и медленно произнёс старик.  Хинис и Сорок вздрогнули, а Хорсила ударило в дрожь. Молодая амазонка снова презрительно улыбнулась, а Тертей удивился: юноша не сводил с него глаз и не опускал головы. 
         - Скажи мне старик.-
         - Что ты хочешь узнать, Зиммелихе?-
         - Я тороплюсь к углу Меотиды, к Торжищу. Ты знаешь дороги лучше нас. Скажи, я на правильном  пути? - Старик, не говоря ни слова, взял палку и принялся чертить на земле карту. Любопытные воины и сыновья окружили их..
     - Это я знаю – нетерпеливо перебил его сын царя. – Где мы находимся? – Старик ткнул палкой. – Вот здесь. Двигайтесь от солнца. К темноте доберётесь до малой речушки, там можете и заночевать. Утром возьмите правее от солнца,- старик выкинул правую руку, - к полудню будете в Торжище.- 
     - Спасибо старик, тебе помочь? - Зиммелих кивнул в сторону каменной «бабы».
 – Не откажусь сын Атоная, мы устали сегодня. Вон, какая жара, но ты ведь торопишься.
 - Ничего, успеем, а ну-ка – крикнул он своим  воинам – помогите каменотёсам – и заметил, - а голова-то высокая у «столба».-
       - Да, Зиммелихе, ты увидел то, что не заметили другие. Эта дорога ведёт к сарматам. Эй – Эй, - крикнул он сыновьям и воинам. – Лицо «столба» должна смотреть на восток, разворачивайте, ещё.
  Старику пришлось идти и показывать на месте, куда должна смотреть «голова». Зиммелих присел на повозку и с интересом стал наблюдать за происходящим. Рядом  с мужем примостилась  Накра.
      Ещё внизу, в балке, он по достоинству оценил ум старика. «Подняться  вверх с таким грузом рискнул бы далеко не каждый. Его отец – Атонай, знает, кому поручать такие работы. Старик выручил с дорогой, сэкономил полдня времени. А в Торжище?*…мысли прервал подошедший молодой сын старика.
 – Что тебе, говори? – сухо спросил Зиммелих. Хорсил вздрогнул и покосился на Накру.
  – Говори, что язык проглотил.- повторил Зиммелих. Молодая амазонка хихикнула. В этот раз Хорсил не отвернулся от девушки и не покраснел.
  – Возьми меня с собой, Зиммелихе - скороговоркой выпалил он – Я хочу быть воином.- Братья разинули рты и бросили работу. У старика взметнулись брови, а у девушки исчезла насмешливая улыбка.
    - Ишь, какой шустрый.- Зиммелих захохотал, а Тертей подошёл к парню и похлопал по плечу.
   – Рано тебе ещё. Усы только показались, а ты - воевать собрался.
– Возьми меня Зиммелихе, - снова взмолился Хорсил. - клянусь Папаем, я не подведу. Я хорошо стреляю из лука и умею держать меч. - Скифы засмеялись. Молчала из всех только молодая амазонка. К ней и обернулся сын царя: – Анта, дай парню меч. Сейчас посмотрим, как ты владеешь оружием. – Хорсил взял у девушки акинак и стиснул рукоять.
 -  Ударь меня, заруби, заколи - внезапно приказал Зиммелих. Хорсил растерялся. – Но, но ты ведь без оружия, а вдруг…
 - Бей,- закричала Накра.- Тебе приказывает сын царя. – У Хорсила потемнело в глаза; он сделал стремительный выпад и послал акинак в грудь Зиммелиха. Сын царя мгновенно среагировал: отбил рукой меч, а ногой ударил Хорсила в грудь.
    Когда тот пришёл в себя, из губы сочилась кровь, а рядом валялся акинак. Непонимающе, он обвёл всех глазами. У остолбеневших братьев и отца были немые и испуганные лица, но Анта теперь смотрела на него с уважением, двое воинов, позади Накры, заливались смехом. Тертей помог подняться и вытер кровь с разбитой губы. - А ну, заткнитесь, – приказал он смеющимся. Оба – мгновенно прикусили языки и застыли как «бабы». Связываться и шутить с Тертеем им не хотелось. Тертей скупо улыбнулся Хорсилу: – Клянусь Папаем, из тебя выйдет настоящий воин. Ты не побоялся поднять меч. Далеко не каждый воин смог бы отразить подобный удар.
 – Да, Тертее, - Зиммелих утвердительно кивнул и подмигнул юноше. - Приходи когда сойдёт снег. Тебя научат не только наносить удары, но и отражать их. Как звать тебя?
 - Хорсил.
  - Хорсил?- Зиммелих вопросительно посмотрел на старика. Тот утвердительно махнул головой.
 – Да, Зиммелихе, мой младший родился под знаком Хорса, в полдень.-  Зиммелих вынул одну из стрел и протянул парню. – Покажешь, и тебя пропустят ко мне.  Приходи, когда сойдёт снег.
  - Погоди.
 -  Что тебе ещё Хорсиле, – как к взрослому обратился сын царя.
 -Я, сейчас - парень скоро вернулся, неся с собой, горит. Он вложил туда стрелу и достал из одного из отделений два маленьких мешочка.
-Это тебе, Зиммелихе. Я дарю ее тебе! – торжественно заявил парень.
- Что это? - Любопытные скифы окружили их. Хорсил вынул содержимое и положил на ладонь
Зиммелиха и тотчас настала тишина. Рука у Зиммелиха  вздрогнула, а у старика округлились глаза.
      
   Аспидно-черная булава грела ладонь и сердце; в ней бликами играло и переливалось солнце. Завороженные скифы, как дети смотрели на неё. Всем известно: этот кремень привозят издалека, с дальних северных земель, где ещё на север, а в одном году бывает один день и одна ночь. Известно и то, что стоит такой камень дороже золота и их святыни – лука. Никто из сколотов не разговаривал, боясь нарушить что-то хорошее, что произошло сейчас на их глазах. Онемевший и ошеломлённый Тертей, словно в тумане увидел утренние росы и степные закаты, когда его бескрайняя степь становиться розовой, как в снах и хочется скакать и скакать без остановки за диском слепящего в ее беспредельность, вдыхая тугой, опьяняющий до одури воздух, слышать ржание лошадей и пение жаворонка и ни о чём не думать. Просто - плыть по ковру трав и ни о чём не думать.   
       Старик и сыновья сразу же поняли. что младший превзошёл их всех в искусстве обработки камня. На поверхности булавы не было изъянов. Она была идеальна по форме и в зеркальной полировке.  Четыре сферических выступа олицетворяли  весь цикл жизни, от  рожденья  до последней черты – ухода в мир богов и означали четыре стороны ойкумены. 
         Анта больше не смотрела свысока, а Накра незаметно коснулась руки Зиммелиха. Сын царя понял жест.
  – Хорсиле, - произнес он, – но ты ведь знаешь, булава – это символ власти и далеко не каждый может её носить.
- Зиммелихе! - Парень не задержался с ответом. - Всем известно, пусть пошлёт Папай долгих лет твоему отцу и нашему царю, но на тиару царя всех скифов могут претендовать всего два человека  - царь Ассей и ты. Что касается булавы… Она не только символ власти, но символ нашей жизни.
 - Точно - Тертей одобрительно кивнул и нарушил своё молчание. – Парень прав. - Скупая похвала воина заставила вздрогнуть и удивиться скифов.
 – Тертей похвалил пацана, я не припомню такого – зашептались двое воинов – Да, теперь парень под его защитой, сколе. ( сколе – сколоте, обращение друг к другу скифских мужчин.) 
       Зиммелих ненадолго задумался: – Ты хорошо сказал, в твоих словах нет лести. Прими, Хорсиле и мой подарок. Знай, - этот акинак не уставал в моих руках и, пусть не устанет в твоих. – Сын Атоная отстегнул ножны с мечом с боевого пояса… Хорсил, благоговея, поклонился и принял дар.
   
       Воны помогли установить «столб» и утрамбовали землю. Из загодя разожжённого костра, старик взял несколько накалённых камушков и положил в курильницу; добавил несколько зёрен ячменя и семена трав. Когда из курильницы пошёл дым, старик опустился на колени у «столба». Накра шепнула мужу: – Я ещё ни разу не видела, как освящают дорогу, ведь он не вещун.
    - Ему можно - также тихо ответил Зиммелих.   
    - О  Табити, - воздел руки старик. - Богиня огня и нашего очага! Папае! – наш отец и защитник, Апи! – богиня земли и воды – после этих слов старика скифы стали на колени. Пред троицей верховных богов нельзя стоять. Боги могут разгневаться и наказать.
– Примите дар и освятите эту дорогу! – Старик замолчал, словно ожидая и, тут в курительнице  забрезжил и вспыхнул огонёк: боги приняли дар и он, продолжил: – Будь благословенна дорога. Пусть по тебе ходят и ездят. Пусть на тебе и твоих перекрёстках без нужды не  поднимают оружие и, на тебе, да не поднимет меч, брат на брата и свою сестру. - Старик закончил говорить и потушил огонёк, дабы струился дым. Тертей помог ему подняться. Старик потёр больное колено и поблагодарил воина: – Я слышал многое о тебе.  Ты научил Зиммелиха искусству воина, участвовал во многих битвах, видел многое, чего не довелось мне. Я – каменотёс. Береги Зиммелиха.               
- Старик, - грустно ответил Тертей. - Зиммелих  мне, как сын. Я не умею так хорошо, как ты сказать. - Дорога – это жизнь.  Мы, все, ходим по дорогам, которые маркируешь ты. Вся моя жизнь – конь, лук, копьё и меч. У тебя хорошие сыновья.  Хорсил со временем станет хорошим воином, уж в этом я знаю толк.      
- Тертее, - язвительно хохотнули двое скифов – гляди, от таких слов затупится твой меч.
- Ша! - Тертей мрачно обернулся к говорунам: – Следующая  шутка станет последней для вас обоих, а ты старик, прощай, пусть Папай даст тебе тучные стада и убережёт от болезней – прощай, может, и свидимся ещё на одном из перекрёстков твоих дорог.      
- Погоди, Тертее, – старик остановил бородача и зашептал ему, что-то. С каждым, словом брови у Тертея сдвигались и лицо, темнело.
 – Ты не мог ошибиться? – спросил он. Каменотёс покачал головой.
 - Нет.
 -Спасибо старик, прощай. - Тертей подошёл к своему ученику. – Отойдём  в сторону, я не хочу, чтобы нас услышали.
- Что тебе нашептал старик? -
-  Зиммелихе, вчера в сторону Торжища, как говорит старик, проехало более полусотни вооружённых  до зубов и в доспехах, всадников. Их вёл царь Едугей. Ты ведь знаешь, Атонай подозревает его. Подданные Едугея на положении рабов, они уже не раз просили защиты у твоего отца.  Сейчас он затеял что-то и мне это не нравится. Перед нашим отъездом исчезли двое охранников шатра царя. Их не нашли. Поиски ничего не дали. Не отправились ли они к твоему братцу – Едугею?   
- Я не знал об этом. Может у Едугея иная цель? – спросил побледневший Зиммелих. – Как и у нас - найти Путника
-  Вряд ли. Я не  всё сказал. Эти двое, кто хохотали – служили в одной десятке с теми, кто исчез. Я предлагаю тебе, вернутся.  Пятьдесят, тяжеловооружённых всадников в мирное Торжище, для чего – войны ведь нет. Им нужен не тот, кого зовут «путник», нет. Для него хватит и пяти-шести наших воинов. Давай вернёмся. 
- Нет Тертее, мы отправляемся в Торжище. Проследи на всяк за этими, двоими. По коням. 
- Может я сейчас…их.- Тертей взялся за рукоять акинака.
- Нет, а если, ты ошибся и они – невиновны? Не торопи событий. По коням! – зычно вскричал Зиммелих.
      Когда осела пыль, а всадники превратились в едва заметные точки, братья окружили Хорсила, не скрывая любопытства к столь дорогому подарку… На отделанных серебром ножнах, красовались змеи, а рукоять шестидесятисантиметрового меча украшала позолоченная голова грифона. Хорсил вынул его из ножен. Тускло блеснула сталь, натёртая тонким, едва заметным слоем жира. Несколько мелких зазубрин на лезвии сказали своё – это не парадное оружие скифской знати, а боевой меч.
- Некогда любоваться, - прервал сыновей старик – у нас много работы. Нужно установить ещё один «столб», а переночуем у реки, а завтра отправимся на север.
         Солнце неумолимо шло к горизонту. Диск слепящего становился больше и багровел; лучи перестали испепелять и обжигать степь и путников. Наступал долгожданный вечер. Волы с удовольствием поедали сочную зелень. Не отставали от них и, уставшие за день, лошади.  Старик развёл костёр и распорядился: – Хинис, сходи и настреляй рыбы, не забудь снять оперение со стрел и привяжи к ним верёвки потоньше. Ты - Сорок, съезди и забери курильницы, а ты, Хорсил нарежь тростника на стрелы и посмотри – есть ли  змеи. Яд для наконечников не будет помехой. Шевелитесь, скоро будет темно. Я займусь костром и едой.
       Первым вернулся торжествующий Хинис. Одна из пойманных щук, злобно щёлкала зубами.
 – Поздно, дурёха. – развеселился старик. Он поочерёдно, каждую из шести рыбин опустил и вынул из кипящего казана. Сын  быстро очистил рыб от чешуи.
  –   Хинис, двух, что поменьше, выпотроши и кинь с головами в котёл, остальных я обмажу глиной и запечём.
 – А мне что делать? – раздался голос Хорсила. - Материал для стрел я заготовил, а гадюка здоровенная, яда хватит на десяток наконечников.
  – Хорошо. Змею отпустил?
- Да, отец.               
- Тогда проверь лошадей, привяжи их ближе к нам и принеси войлок. Спать будем у костра.
      
   Из казана вкусно пахло. Хинис и Хорсил сняли с огня и наложили в блюдо куски мяса и поставили рядом с отцом. Он, словно не замечая, молчал, прислушиваясь к спору сверчков.   
- Тревожно мне, Сорока долго нет.- сказал старик. Словно в ответ мыслям, раздался стук копыт.
– Отец, это его лошадь.-  Старик успокоился. – Хуг.- выдохнул он и принялся делить мясо.
  – Сорок, курильницы, забрал? – спросил он у подошедшего сына.   
- Да… Отец, я хотел сказать..
- Потом, мясо стынет. Хинис налей всем вина. Сегодня был тяжёлый день.
Сыновья осушили «роги» и с нетерпением принялись за еду.
 – Это вино с виноградников Ольвии. – торжественно объявил старик. – Почему ты не кушаешь, Сорок, ты не заболел? -
- Нет - он поднялся. – Отец...
- Да говори, ты.
- На западе горел сигнальный костёр. За ним вспыхнули ещё два – на севере, а потом на юге.-  Сорок не успел закончить, как все были на ногах..
- Почему ты сразу не сказал! – рассердился старик. - Костёр горел долго?
- Да, отец, долго – потому я и задержался. Что будем делать?
- Сейчас мы хорошо покушаем, а потом я скажу. Трапезничайте не спеша.
       Ужинали молча, каждый думал о своём. Спор сверчков и серенады лягушек не воспринимались ни слухом, ни душой. Наступившая ночь и прохлада не принесла желанного отдыха и успокоения. Не может быть отдыха , когда в мире что-то изменилось и, изменилось не к лучшему. Сигнальный костёр выбил из колеи спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Еда не лезла в рот; сыновья то и дело переглядывались, а  старик спокойно и неторопливо пережёвывал мясо и запивал горячей «сюрпой». Казалось, его ничего не интересует кроме еды. Но это было не так. Без всяких компьютеров и математических выкладок он решал сложнейшую многоуровневую задачу. Через тысячелетия он усмехается поэтам и учителям нобелевских лауреатов. Из множества решений теории «относительности» и «приемлемости»  не проявляется суть. Никак! Она в другом – в выборе пути. И пусть это пробуют оспорить научные светила.
  Наконец старик закряхтел и поднялся. Из угольев вынул  запеченных рыбин. 
- Нам, пора – торжественно объявил он. - Хинис и Сорок – вы возвращаетесь домой. Ты – Хинис, теперь глава Рода. От нас ты выставишь царю Ассею десять воинов. Восемь конных,  двое пеших и двух волов с возом. Запас еды на десять дней. Старшим у вас будет сын моего младшего брата – Азик. Не перебивайте меня. Сорок, ты тоже пойдёшь с ними. Твои доспехи уже готовы… Хинис?   
 - Я ? Отец, а ты? 
 - Помолчи пока. Когда прискачете с Сороком, сворачивай место нашего стойбища и веди род на север, к соляным шахтам, я прибуду позже.
- А, я? - растерялся Хорсил.
- А ты, Хорсил, отправишься в Торжище к Зиммелиху. Возьми кобылицу Хиниса. Она, самая быстрая из наших лошадей. С этого момента ты посланник царя Атоная. У тебя нет «бляшки» посла, но есть стрела и акинак Зиммелиха. Этого достаточно. Держи путь на крайнюю звезду «Ковша». Звёзды будут идти своим кругом, а тебе следует держаться левее и левее первой звезды. Если встретишь в дороге наших, сообщи весть. Посланник  Атоная будет здесь не раньше послезавтра. Сигнальных костров за Миусом – нет. Таков приказ Атоная. Сарматы не должны знать об этом.
- Отец, а ты?
- Я доберусь на волах. Мне не привыкать. Стар я, устаю сидеть в седле. А теперь запомните сыновья: с этой минуты каждый из вас – воин. Не покройте позором наш  Род.
- Отец, но ведь старейшина нашего рода – ты. Почему ты выбрал меня?
 - Хватит болтать. - Старик снял с шеи «змейку» - символ старшинства и передал Хинису.
- Я решил,  так тому и быть. Седлайте коней.
         
 .. В ушах кобылицы свистел ветер. Она несла всадника в неведомое, где в тумане времён доносилось ржание боевых коней; свистели стрелы и сверкали мечи. Посланник царя торопился. Он не имеет права на отдых в пути. Вся его жизнь – дорога. Хорсил, не оборачивался. Вспомнились последние слова напутствия отца.
ПОСЛАННИК ЦАРЯ НЕ КЛАНЯЕТСЯ НИКОМУ. ТОЛЬКО ТОМУ, К КОМУ ОН ПОСЛАН!

          Волы не хотели трогаться. Кому охота идти в ночь, даже если вверху нарисованы крупные звёзды, а луна в своём ущербе серебрит ковыль.
   – Го,  Го – пошли заразы. Го! – Старик хлестнул их. Идти неохота, но хозяин не спрашивает согласия. Нужно идти. Воз стронулся и пошёл.
  У каменотёса ныли колени и болела спина. Старик решил нелёгкую задачу, без всяких нобелевских премий. Самый обыкновенный старик… Пройдут столетия, и потомок скифов разругается с отцом: - из Холмогор в зимнюю стужу выйдет упрямый и темноглазый парнишка – Михайла Ломоносов и направится в столицу, чтобы основать первую российскую Академию…
  Дмитрий Иванович Менделеев расчертит и нанесёт в таблицу химические элементы…






гл2
Пир Ассея.
                               
Приазовье. Крёмны.
(ориентировочно р-н с. Кременёвка.)
 
      Всё пространство у реки заполонили кибитки. Тысячи, тысячи повозок возов и телег жались к выступающим островкам скал у речушки, (ныне р. Коротыш), где находился большой шатёр царя. Гости прибывали, их становилось больше и больше, а сюда привело всех большое событие. Впервые, за много лет, сколоты севера Меотиды – подданные царя Ассея собрались вместе по приглашению их царя. Каждый из родов занимал место, огораживая кибитками свой мини-лагерь.               
     У одного из таких лагерей, состоящего из пары возов и стольких же телег, были привязаны четыре лошади, а рядом – жеребёнок. Глава семейства, скиф преклонных лет у которого отсутствовало левое ухо, хлопотал около жеребёнка, осматривая сбитую ногу. Он всё время хрипло ругался и без радости озирался по сторонам. Стороннему наблюдателю бы показалось – этот скиф напряжён и опасается чего-то.
  В кибитке открылся полог, и появилась такая же, как и он - хмурая и худосочная с виду баба лет сорока двух. Она озиралась, как и одноухий, тщетно пряча испуг и, наконец, направилась к нему.
   - Мы зря приехали сюда, муж. Наших сыновей никто и ничто не спасёт. Дурни! Ведь знали, что последует за осквернением могилы знатного скифа. Знали! Вещун сказал – нашим детям не жить. Мой муже, царю Ассею не до нас. У него родился сын. А когда у царя праздник, глупо и наивно считать, что он снизойдёт к нашему горю.. - У женщины блеснули слёзы горя. Она запричитала: – О Папае, помоги нашим детям и нам. Не дай им умереть, а нам лишиться сыновей. Какое горе то у нас. Одноухий не стал отвечать жене. Он сжал сухие и потрескавшиеся губы. На широком и скуластом лице заходили желваки. Он обнял жену и тихо зашептал: – Я приму участие в состязаниях лучников и стану одним из семи лучших.. И тогда, предстану пред нашим царём и попрошу его о милости к моему роду. – Жена с сомнением покачала головой. - Ты уже не тот, как раньше, сколе, - не тот. Мой муж, неужели ты думаешь, что царь выслушает тебя? Да и кто мы такие, кто ты для него. Ты уже не молод для таких соревнований, посмотри, сколько молодых лучников. Ты оставил свои силы в сраженьях. Мы не нужны царям.
- Заткнись, старая дура – беззлобно ответил Одноухий и отстранился. Он, было, направился к своему коню, когда вслед обиженно ругнулась жена и, послышался топот всадников.
 - Сам заткнись дурень. А это кто такой? – Она смахнула слёзы, чтобы не показать гостям непочтения к царю. Мимо них, вздымая пыль, неслись полтора десятка всадников. Гориты у них находились справа, а не слева, как у сколотов; одежда заметно отличалась от скифской. Возглавляющий процессию, молодой голубоглазый вождь «будинов» - Дрон на мгновенье переключил внимание на Одноухого и его жену. Довольный  вниманием к своей персоне и почтительным поклонам семейной пары, он пришпорил коня, зычно гикнул и поскакал к мосту.
  Лишь в этом году он стал одним их вождей народа Будинов, живущих севернее Миуса, и претендентом на звание царя. Приглашение Ассея обрадовало его. Это был хороший повод укрепить отношения со скифами и показать себя. Лёгкая накидка пурпурного цвета, взмыла воздух и затрепетала.
  Одноухий провёл процессию и снял с седла боевой пояс. Как в молодости, он привычным одним движением опоясался, поправил горит и зычно цокнул языком, подбадривая себя, как в молодости.
  - Жена, я пошёл, - сдерживая охватившее волнение и дрожь, сказал он. - Иди к кибитке, успокой невестку и внука. Скоро появится наш царь. Участники собрались.
 - Ты подошёл бы к Ассею, может и простит наших детей; чай ты не последний воин был.
 - Подойду, потом, даже если не получиться войти в семёрку.
 - Иди муж, пусть тебе поможет Папай - жена тяжело вздохнула и направилась к повозке. Их нехитрое имущество: пара волов, три лошади и повозка, с нехитрым скарбом. Остальное, – забрала засуха и пожар в степи. Невестка вопросительно выглянула, тоже с опухшими от горя глазами. Старая женщина не стала отвечать на немой вопрос, а раздула курильницу.
 – Подойдите ко мне, дети - позвала  она. - Будем молиться Табити и Папаю.
.
       Желающих участвовать в состязаниях оказалось немало. Распорядители разбили участников на три группы – детей, юношей и мужчин. Главный вещун царя громко объявил: - Из каждой группы будут выбраны двое лучших. Седьмого победителя изберут зрители, а затем пять, среди взрослых участников, – главный распорядитель сделал паузу. Раздались восхищённые крики: на лужайку вывели жеребёнка. – Будут соревноваться за этого красавца  из конюшни царя Ассея. Это главная награда победителю. Всем семерым царь Ассей лично вручит призы. Соревнования проводятся только в одном виде – стрельба на точность.
– А Зиммелих приехал? –- загалдели в толпе.  Вещун ответил коротко: – Нет.   
     Одноухий приуныл, и было от чего – правила соревнований изменили, и шансы войти в победители заметно поубавились. Взрослых участников было около пятидесяти. Большинство из них – бывалые воины.   
- А жеребёнок- то, хорош – услышал он знакомый голос.
- Крей? - удивился неожиданной встрече Одноухий, - и ты здесь. Давно я тебя не видел. Почитай, одиннадцать лет.
- Да – вздохнул тот. – Время быстро идёт, а ты как? Седеешь сколе, а дети выросли, небось?
– Выросли, - выругался одноухий и умолк. Крей подозрительно покосился: – Выкладывай, что у тебя?
- Меня застал пожар в степи.. Мало что удалось спасти.. Дети решили помочь и «помогли»… Застукали их у кургана с добром. Вот  и вся история.    
 Крей покачал головой и почесал бороду: – Не завидую тебе брат. Сходи с просьбой к Ассею, чай ещё помнит тебя и твой выстрел под Ольвией. По окончанию соревнований вместе подойдём к нему. О нашем царе всяк своё говорит, но Ассей справедлив.
- Но  как? К нему не так просто попасть, всюду охрана, а горбоносый вещун предупредил: «Сунешься к царю и тебе не видать тихой старости». Потому я и решил участвовать. Я боюсь этих колдунов, а в открытую, после состязаний, вещун не посмеет тронуть меня. - Крей нахмурился спросил: - Это, тебе вещун так сказал? Ты не ошибаешься, это был горбоносый?
- Да, сколе. Детей моих хотят сжечь. Неужели нет другого наказания. Я бы отдал всё имущество, хотя, честно говоря, после того пожара мало что уцелело.
 - То, что совершили твои дети, подлежит наказанию, но решает такие вопросы не вещун. Мы с тобой давно не соревновались в стрельбе из лука, а ведь под Ольвией ты был моим сотником и славным воином. Что с тобой случилось сколе, успокойся. Ведь ты, как и я - воин. Я думаю, что наш царь не забыл еще тебя. Всё будет в порядке, твоих детей мы отстоим. А теперь - за дело. Первые лучники пошли на пробу. Пойдём и мы, сколе, - покажем молодёжи наше искусство. – Крей тепло усмехнулся и, обняв старого друга, Одноухого, повёл к собирающимся лучникам. Тот тяжело вздохнул, обернулся в сторону своего рода и понуро поплёлся за товарищем. 


            По приказу царя установлены три столба  для лучников. Начальное расстояние: для детей – 20 локтей, юношей – 120 локтей, мужчин и гостей царя – 200. Каждый участник имеет право на пробный выстрел. Следующий – зачётный. Все стрелы индивидуально маркированы.               
                Справка:                …длина локтя – расстояние от локтевого сустава до края среднего пальца царя, т.е. 45 – 55 см. Боевые сигмаобразные неравнобокие луки скифов были индивидуальны; изготавливались, когда у детей скифов не увеличивался рост – т.е. 16 – 20 лет. Разные по длине дуги лука позволяли вести прицельную стрельбу в различных рельефах местности (на спуске, подъёме, равнине) и в любых погодных условиях  ( нисходящий и восходящий, встречный, попутный и боковой ветер). Длина лука не превышала длины от боевого пояса к коленному суставу 60 – 80см.
  Лук считался священным оружием сколота. Ни одного лука не найдено до сих пор в захоронениях, даже – распавшегося.               

           Одноухий и Крей сели на траву и вынули из горитов луки  Каждый из них, усилием ног пригнул рога лука и натянул, смазанную жиром, тетиву из ножного сухожилия  молодой лошади. Холостой выстрел, без стрелы успокоил обоих. Луки туго звенели. Воины переглянулись и улыбнулись друг другу.. можно начинать. Пробные выстрелы первого круга соревнований получились у всех. Одноухий на какое-то время забыл обо всех своих жизненных неурядицах. Он снова, как раньше был на войне. Распаляясь, Одноухий крикнул Крею: – Мой боевой лук ещё не высох, мы покажем им!         
- Ха, вот это другой разговор. Не опускай нос. Наконец, я вижу в тебе воина, сколе -  подмигнул  товарищу  Крей.
***
        Безмолвные ивы ниспадали до земли застывшим ливнем зелёных ветвей. Изредка с ними играл ветер. От редких порывов, ветви вздрагивали и колыхались. У кроны одной из них, невидимые многим гостям и собравшимся на праздник, в тени прохлады, радовались жизни – мать и её малыш. Дитя сопело и сосало материнскую грудь. Безмолвные охранники сидели у границы верб и скучали. И было от чего. Сегодня им не удастся  посоревноваться с лучниками и показать своё искусство, а жаль. Из всей своей охраны, царь позволил метать стрелы только свободным от службы воинам. 
      Диск слепящего катился вверх к зениту; становилось жарче и жарче, а гости всё прибывали. Казалось: - потоку кибиток и конников не будет конца. Соревнования лучников севера Меотиды приближались к апогею; о том сообщали восторженные крики зрителей и болельщиков. – Крее, Крее, Крее! Победи всех! Молодец сколе!
   
 Охранники мамы и младенца зашевелились и приподнялись в надежде увидеть хоть что-нибудь из происходящего, но как они не вытягивали шеи, потуги не принесли результатов.
  - Жаль, я не участвую – задорно и кичась своей доблестью, не удержался один из дозорных. Его сосед, высокий скиф с выступающим наружу животом, высокомерно зашёлся презрительным смехом. В такт хриплому хохоту, затрясся и его живот: – Можно подумать, что ты прошёл бы первый круг - ха? Радуйся, что в карауле юнец. Тоже мне стрелок. Таких как ты, я сбиваю с коня и вместе с конём одним ударом своего живота. Ха-ха-ха.   
 - Может, и не победил бы – возразил, не обидевшись на старшего товарища, молодой воин с едва пробившейся бородкой. - Там сейчас самое интересное. Жаль.
 - Эх, не говори, сколе – согласился с ним толстяк и выплюнул изо рта травинку. Третий дозорный, развалившийся на траве, побеждая дремоту, осклабился: – Ты, - обратился он к толстяку, - вышибаешь врагов из седла не своим животом, а вонью из твоей задницы. 
 – Тупой вол. - Толстяк состроив обиженную мину, показал кулак и хотел ответить смачнее, но вдруг, лежащий насторожился и запоздало вскочил, заправляя боевой пояс и приводя себя в порядок. Дозорные незамедлительно приняли боевую стойку, и приосанились. Послышался тихий говор и этот говор приближался.
     В сопровождении вещуна к ивам торопливо шёл несколько худощавый скиф. По пружинистой и уверенной походке его узнали бы многие. В простой, без украшений, белой конопляной рубахе с короткими рукавами и тонких кожаных штанах к воинам приближался их царь - Ассей. В боевом поясе наискось – булава  и, непременный атрибут – лук в горите. Накладки горита, из серебра. На них отчеканен лось с семью ветвистыми рогами. Охранники выпрямились и застыли. Старший наряда бойко  отрапортовал:
   -  Мой  царе,  всё тихо, твой сын не плакал и не кричал.
  - Правда? – усмехнулся Ассей. - Ах вы, кобыльи дети. Так то вы блюдёте службу и охраняете покой моего сына.
 - М-мы, - толстяк стушевался и заметно убавил в росте и животе. Примятая трава  и приставшие к одежде воинов стебельки и листья говорила сами за себя:
- Устроили лежбище доблестные стражи, а? - Царь снова усмехнулся и неожиданно хлопнул ладонью в выступающее пузо толстяка. Тот от неожиданности громко икнул и с трелями пустил газы.
– Хи-хи– хи, – кх–хе, гы-гы - зашёлся высоким смехом вещун, а вслед, не выдержав, захохотали воины. Пузан поправил боевой пояс. – А шо я, я не виноват, само вышло.
- И всегда у тебя само выходит, сколе, или бывает и по-другому?
- Бывает, царе. Вот когда я в седле. Тогда… 
- Хе–хе, в седле? – разразился смехом вещун. - У кого в седле, у жены? Ха-ха-ха-ха.-  воины заливались без удержу, и говорили наперебой.
- Сколе, а ты впереди войска не пробовал, в седле. Ха-ха-ха.
-Сколе, тебя в кибитку жинка пускает.. ха-ха-ах-ха.
- В седле, хе-хе-хе-хи-хи - За хахаканьем и хихиканьем скифы не заметили, вышедшую навстречу супругу  царя - молодую маму. Сын лежал в её руках  и заинтересованно поглядывал на толстяка.
- Муже, твоему сыну понравилось «про седло»  - заговорила Тана. 
 - Вот и хорошо жена, пойдём, мой народ ожидает. Я открою последний круг лучников. А вы, – Ассей обратился к воинам и показавшимся рабыням, – ступайте за мной и моим сыном.

      Жена Одноухого и невестка стояли на коленях около кибитки и истово молились: – Папае, помоги и спаси наш род от позора. Зачем, зачем мои сыновья вы пошли на такое. Неужели я увижу как моих детей. - Причитанья бабушки и матери прервал прибежавший внук. Он так запыхался, что не мог говорить. Невестка в напряжении ожидала приговора. – Мама, бабушка, - закричал мальчик - мой дед в последнем круге. - У жены одноухого округлились глаза, а мальчик тем временем показал две растопыренные ладони. Два пальчика были согнуты. – Мама, пойдём!   
- Ты врёшь, внучок. Этого не может быть.
- Нет, баба, наши близкие Роды; они все кричат –  Крей и Одноухий. Пошли туды!
         
    Место соревнований окружили зрители и болельщики. Непрекращающиеся крики и разговоры со спорами слились в непрестанный галдёж и гомон, в котором ничего нельзя было разобрать; - кто, о чём кричит и спорит.
 «Кому достанется жеребёнок»? – именно эта тема обсуждалось горячо.
 Дети и юноши закончили свои круги и ожидали своих наград от самого царя северной Меотиды. У взрослых участников остались восемь стрелков. Пятеро скифиянок – лучниц, не смогли выйти в четвёртый круг. Двух лучших из женщин, тоже ожидала награда, а в пятый – последний круг вошли восьмеро. Распорядители сдвинули метку, а оставшиеся лучники начали присматривать удобное место и положение, и прикидывать поправки на расстояние и ветер.
  Одноухий потирал правую руку и непрестанно ругался про себя. Крей коснулся его плеча. – Вот видишь сколе, всё идёт хорошо.
- Нет  Крее, не совсем хорошо. Я перенапрягся, когда целился и растянул мышцу.
- Заткнись Однолухий, ты смог выбить из состязаний этого выскочку – царя будинов.
- Да сколе, но у меня боль в плече. У нас, с Дроном был дополнительный выстрел. Я слишком долго примеривался.. Не тот я, что раньше. 
- Что с тобой брате? Я не понял. Воин боится боли?
- Нет Крее, я не боюсь. С этого расстояния я не смогу попасть, и вдобавок у меня слезятся глаза. Вдруг слова Одноухолго перебил многотысячный рёв. Крей и одноухий обернулись.
 - Ассее! - загудело поле тысячами голосов. – Ассее, покажи сына! – Царь поднял руку, поприветствовав гостей, остановился ненадолго у царей и знатных гостей и, ни слова не говоря, направился к лучникам.
 Скифы и гости затихли. Мальчик, сын одного из скифских владык, заворожено глядя на по-простому одетого Ассея, тихонько спросил: – Пап, а царь Ассей, он – тоже будет стрелять. 
- Я не знаю сынок, помолчи.
 - А ты почему не участвовал, отец? – не унялся сын. Отец похлопал сына по затылку. - Потому что нет Зиммелиха, - с заметным хвастовством заявил он, - а царь Асей тоже не участвует…   
   
 Одноухий смотрел в колышущуюся толпу не мог из тысяч глаз найти своего внука, но увидел он другое, - к нему, именно к нему не торопясь, идёт царь Меотиды.
    Ассей окинул всю восьмёрку стрелков и с удовлетвореньем заметил: двое из восьми – воины охраны. Одноухий опустил голову, избегая встретиться с глазами царя. Каким-то шестым чувством он понял, что Ассей пришёл из-за него. Он начал перебирать все возможные варианты разговора с царём. На ум, однако, ничего не приходило, усиливая растерянность и сомнения в своей просьбе. 
  Ассей заговорил. На поле мгновенно настала тишь. – Каждый из вас достоин награды. – Он неумолимо шёл  к одноухому. Стрелки застыли, ловя каждое слово. Ассей остановился как раз напротив: - Я рад тебя видеть, сколе - старый воин.
 Крей улыбался, отвернувшись. Покуда соревновались лучники и проходили второй круг состязаний, он передал царю Меотиды  неприятную новость и попросил помочь своему командиру – старому Одноухому. Ассей откликнулся на просьбу своего тысяченачальника - Крея.
    
     - Мам, гляди. Бабушка!- закричал внук Одноухого. Внук с вытаращенными глазами смотрел на поле. Скифы и гости недоумевали. Происходило что-то из ряда вон выходящее.
 Что же происходит? Ассей обнял одноухого и ничего не произносит. Кто он – этот одноухий? 
    К Ассею побежали двое вещунов. Царь разгневанно кричал на них, а гости вовсе перестали понимать, что происходит. Вещуны, кланяясь, торопливо ушли, а двое из восьми вышедших в последний круг, побежали к знатным гостям. Царь отвёл в сторону Одноухого.
 – Почему, почему ты за одиннадцать лет не пришел? Мне сказали – ты ушёл в мир отцов. Ты был моим сотником! Почему, сколе, почему ты не пришёл? Твои дети понесут наказание, но их не сожгут. Старший из них на год станет рабом у родственников, чью могилу было разграблено. Младшего, я наказывать не стану; тебе в хозяйстве нужен помощник.  Теперь приведите, пусть их увидят все. Я – царь Меотиды, прощаю твоих сыновей.
  Одноухий припал к руке Ассея. Красный от гнева царь снова закричал: – Встань, мой воин, сколе, и не позорь себя. Твой выстрел спас мою жизнь, под Ольвией.
 (в настоящее время развалины Ольвии находятся поблизости города-героя Одессы.)

    Избитые дети Одноухого стояли пред Ассеем на коленях. Царь презрительно взглянул на них и сплюнул. К нему подошёл горбоносый вещун и злобно зашептал: – Царе, не прощай их. Они совершили одно из тяжких преступлений.
 – Знаю, не тебе меня учить. - Ассей махнул рукой, не желая продолжать, прекрасно понимая, на что намекает вещун.   
     ….Тогда, десять лет назад он вернулся из Сарматии, заключив обоюдовыгодный мир с «длинноголовыми» и застал пятилетнего сына больным. Ничего не помогало его единственному наследнику, и тогда были приглашены много вещунов-целителей. Многие качали головой и уезжали. Лишь, двое согласились и потребовали большую плату, зная, что грозит в случае неудачи. По обычаям Скифии, вещуну в таком случае грозила суровая кара, но они поклялись богиней Апи, что исцелят сына. Всю ночь они танцевали странные танцы, окуривали травами, заставляли сына пить какие-то настойки, растирали тело вонючим жиром. Мальчик не дожил до рассвета. Не перенесла горя и в тот-же день ушла в мир духов жена Ассея. Сбежавших от наказания вещунов нагнали в степи. Один покончил с собой. Другого с женой привязали к телеге сухим хворостом, зажгли и погнали волов в степь. Пожалел Ассей лишь детей вещуна. Перед своей и мужа казнью, упросила жена вещуна. Имущество было забрано, а дети, проданы в рабство соседним племенам. Таковы законы степи. Одна ошибка вещуна влекла за собой – казнь.
  Несколько лун к Ассею боялись подходить верные воины, а женщины обходили стороной и закрывали лицо, дабы не попасть под горячую руку и гнев царя. Прошло много лет. Гнев угас, а боль осталась, время от времени, напоминая прошлое. В жены Ассей взял одну из сестёр скифского царя из Тавриды (Крым), Агасара. Прошло много лет. Богиня очага Табити подарила сына Ассею.       
    Именно это и имел в виду горбоносый вещун. Асей сразу понял, куда тот клонит. Ассей не долюбливал, но терпел пока горбоносого. По словам скифов, грешков за ним не было. Это и было странным. Царь своим нутром чувствовал, в горбоносом присутствует что-то гадкое и нехорошее. О том говорила и Тана – жена. Сейчас Ассею не хотелось омрачать праздник смертью. Выручил его главный вещун, тем самым, разрядив обстановку.
- Говори Строк, с чем пришёл. -  Главный вещун поклонился.
- Мой царе, жертвы богам отправлены, можно начинать торжество. Я проследил за приготовлением мяса и другой еды, по твоему повелению.
-Хорошо  Строк, благодарю тебя, а теперь ответь на следующий вопрос. Кто из вещунов приказал сжечь грабителей могил? Я доверил тебе судить моих подданных. Я знаю – это большое преступленье, но ведь сейчас большая засуха. У родов упало много скота. Некоторые покинули мои земли. Я не оправдываю преступлений, но, я предупреждал: такие дела, без меня не решать
 – Мой царе,.. - главный вещун растерялся. Взгляд Ассея не сулил доброго.
- Мой Ассее, я впервые слышу об этом. Мне ничего не известно. Я разберусь, виновный будет найден и наказан.- Строк снова поклонился.
 -  Ладно,  - смилостивился царь, - а теперь, я обращаюсь к вам стрелки. - С этими словами, Ассей отошёл подальше от столба и сдвинул расстояние выстрела  до семисот локтей. Он воздел руку и закричал.
  - Победителем станет тот, чья стрела попадет в столб! - Зрители и приглашённые затихли.
        Одноухий отказался, сославшись на боль в руке. Семеро лучников выстроились в шеренгу. Первый выстрел и определил победителей. Остальные выстрелы не поразили цель. Стрелы троих воинов достигли столба, но не удержались в дереве и упали. Две - оцарапали кору и, лишь, Крей и молодой Азик, старейшина своего рода, попали в столб. Ассей был удовлетворён результатом. Он обвёл орлиным взором присутствующих и закричал.
– А теперь мой народ и мои гости, в напоминании о ольвийском выстреле Одноухого. Приглашаю всех желающих. За победу – отдельный приз!    
       Об этом легендарном выстреле знали многие, если не все скифы. Ни одно из состязаний лучников не обходилось без этого. Кульминационный момент настал. С расстояния  в 600 локтей, на полном скаку нужно  попасть  в столб на уровне груди. По условиям – под седоком не должен быть свой боевой  конь, привыкший к своему хозяину…

  Это произошло много лет назад, когда грекам, под командованием Зопириона не удалось овладеть Ольвией. Не помогли и штурмовые орудия. На помощь Ольвийскому владыке Клеониду пришли союзники-скифы. Тогда, всё и произошло.
    Ассея, казалось, ничего не могло спасти. В окружении четырёх греческих всадников, он не успевал отражать удары. Один из мечей вот-вот упадёт на голову Ассея. Воины не успевали на помощь своему царю. И тут раздался свист стрелы. Под македонцем рухнул конь. Меч, лишь скользнул по плечу Ассея. Падая, конь зацепил другую лошадь, тем самым, решив все вопросы. Стрелком был Одноухий. В том, сражении скифы во главе с царём Атонаем наголову разгромили армию Зопириона, полководца великого Александра. Остатки пятнадцатитысячной греческой армии бежали через Тирский мост и Фракию домой. В том сражении был тяжело ранен  Одноухий. Затем следы героя потерялись, а память осталась.               
  - Крее, Азике – я приму участие в состязании, вы – готовы? 
- О да  Ассее, это честь для нас - ответили ободрённые победители.
- Тогда на коней и, - вперёд. Награда ждёт одного из вас! – Ассей вздыбил своего коня и первый, помчался к цели.
     Все три стрелы поразили цель, но лишь одна попала в очерченный, на уровне груди круг. Один из распорядителей состязаний, находившийся у столба, вынул стрелу и поскакал к гостям. Напряжение достигло апогея. Не менее зрителей волновались и лучники. Всадник высоко поднял стрелу и закричал - У жеребёнка появился новый хозяин.- Словно испытывая терпение гостей.
- Говори, кто? Кто?- ухнула разом толпа гостей.
- Победитель – Крей! - Царь одобрительно хлопнул тысячного по плечу. - Я рад за тебя, Крее. В этот раз победил ты. Я приглашаю тебя, Одноухого и Азика к моему столу у самых почётных гостей. К тебе, Азик у меня есть разговор, но не сейчас, а во время трапезы. Пора начинать праздник.
  - Погоди, Ассее.- попросил Одноухий. – Спасибо тебе мой царе, мы с женой уж не надеялись. Ты спас моих сыновей от смерти, а мою семью от проклятия и позора. Разреши мне присоединиться позже. 
- Как тебе будет удобно Одноухий, но помни: сыновьям твоим - одну и поллуны, лучше не показываться на глаза скифам. Не ровён час. – С этими словами Ассей пришпорил коня.
     Любопытные провожали героя дня. Одноухий отвечал на приветствия кивком или улыбкой, а где-то внутри сидела боль, нестерпимая боль.  Многие из сколотов, впервые видели героя Ольвии, но не все одобрительно провожали его. Будь, Одноухий повнимательнее, заметил бы пару злых и ненавидящих глаз. Горбоносый вещун был вне себя, от накатившей злобы, а ещё больше от своего бессилия что-либо предпринять. «Нужно было сжечь их вчера», злобно прошипел он и скрылся  в толпе ликующих в преддверии праздника скифов. Тем временем Одноухий направился к родственникам, чью могилу разграбили сыновья. К своему немалому удивлению, заметил, но не подал виду: в глазах оскорблённых    не было больше той злобы, что накануне. Он подошёл и попросил прощения у старейшины рода. Тот несколько смягчился. - Одноухий, я прощаю твоих детей, но клянусь Папаем, ещё вчера, я убил бы их обоих собственноручно. Пусть будет так, как решил наш царь. Через полторы луны, я жду твоего старшего. Мстить ему никто не будет, а работы у меня много. 
       У кибитки ожидала в нетерпении вся семья. – Деда!- завопил от радости внучок и бросился на шею. – Научи меня ольвийскому выстрелу, я хочу быть как ты.
- Научу,- прошептал Одноухий.- А сейчас, иди, поиграйся.- Довольный собой внук схватил лук, смастерённый дедом, и побежал хвастаться. Сыновья, опустив головы, молчали. Отец,  не говоря ни слова, вынул плеть. Рука не успела устать, когда раздался крик царя.
 – Мой народ!-  Одноухий громко выругался. - Ану, в кибитку и не показывайтесь.
-Отец, извини - еле слышно проговорил старший. – Я…хотел, как лучше.
-Ладно, будет.
- Отец, прости.- Одноухий смягчился.
- Идите, мать покормит вас и, не забудьте... А ты, мать, налей им по рогу вина. Как-никак праздник.- 
      - МОЙ  НАРОДЕ!- закричал Ассей во всю мощь лёгких, взорвав тишину.- МОЙ  НАРОДЕ!         
 Скифы, как один поднялись и умолкли.
- Я пригласил вас разделить мою радость. Трапеза готова и ждёт вас. У меня родился сын!
 -Ассее, как ты назвал его, скажи нам, - выкрикнул один из впередистоящих и все приглашённые, как один, завторили.
- Скажи, скажи Ассее! - Царь Меотиды поднял высоко ребёнка. Тот перестал плакать, любопытство взяло верх. Перед малышом качалось живое многоголосое море людей. Он повертел головкой из стороны в сторону, вытянул ручку в сторону «моря» и засмеялся. Смех сына поддержал густой бас отца и собравшийся народ. – Я дал имя вашему будущему царю. – Скифы как один умолкли, боясь пропустить или не услышать. - Имя  простое. Оно родилось в свисте стрел, звоне мечей и в умении ваших трудолюбивых рук… Рус – вот его имя и, сегодняшний пир в его имя. - Ассей передал малыша жене - Тане и добавил. – И в твою честь.- Молодая женщина зарделась от нахлынувших чувств.
 - Муже, мне можно быть здесь, рядом с тобой?
- Ты ещё спрашиваешь, Танка, - захохотал царь. - Не можно, а нужно – оставайтесь с Русом.
   
     Пир был в разгаре. «Молоко» кобылиц и вино развязали языки гостей и скифов. Диск слепящего неумолимо катился к западу, чтобы завтра вновь родиться где-то далеко за сарматией и иньской страной, где живут жёлтолицые и находится край ойкумены и край всего живого.
   Гомон не стихал. Роды обсуждали решение царя о грабителях могил. Изредка вспыхивали, то тут то там, стычки среди молодых и горячих голов степных богатырей, но до кровопролития не доходило. Старейшины родов быстро пресекали зарвавшихся и хмельных парней. Младший сын Перисада, царя Боспора, (половина Крыма) пятнадцатилетний Нритан всё пытался выведать у Ассея. – С-скаажи мне, п-почему не прихал-л-ик Зиммеллих. П-почему?
  - Я отвечу тебе, Нритане - перебил молодого царевича посланец царя всех сколотов, Атоная.
 – Зиммелих поехал к Тане, на Торжище. Его послал Атонай.         
 - Почему ты не сказал мне сразу - вмешался Ассей. - Сколько с моим братом воинов?    
- Около тридцати, Ассее. Зиммелих отправился за подарком твоему сыну и… ещё  по кое-каким делам.
-Не понял, сколе. По каким делам? – Посол приложил палец к губам и таинственно зашептал.
- Ч-что ты ш-шепчешь.- вмешался Нритан, а молодой царь Будинов навострил уши. Имя Зиммелиха не могло оставить равнодушным Дрона. Одна из целей его приезда к Ассею была встреча с Зиммелихом. Посол продолжил, теперь погромче. Сидящая рядом скифская знать притихла. Умолк и Крей, беседовавший с главным вещуном – Строком.    
- ...в степи, и, не только среди скифов пошли разговоры – начал говорить посол. – В Торжище с иньским караваном идёт человек, называющий себя Скифом, реже Путником. – Гости разом вскочили, а один поперхнулся от услышанного. – Говорят, - продолжил посол – у него ум Папая и сила Гойтосира.
- Я слышал эти байки - раздражённо перебил его Ассей. - Когда Зиммелих отправился в Торжище?
-  Три дня назад, царе. А о «путнике» - это не выдумки Ассее. За головой Скифа охотились персы и сарматы. А, он смог  врагов превратить в друзей.
- Когда мой брат отправился к Тане?- разъярился Ассей.
- Три дня назад.- Царь побледнел, а посол продолжил, как ни в чём не бывало.
- Недавно прибыл разведчик Атоная и подтвердил слухи. Тот, кто называет себя Скифом, старше тебя Ассее, но моложе Атоная. У него много белых волос, но он не стар. Во владении луком, Путник не уступает Зиммелиху. - Ассей побледнел ещё больше и незаметно для всех кивнул Крею. Они тотчас поднялись и отошли от гостей.
  – Крее, повтори слова, сказанные тобой, вчерашним вечером.
 -  Мой царе, царь Едугей с сотней вооружённых всадников отправился в Торжище. Он бахвалился перед моими воинами о том.. - Крея словно пронзила молния, – что привезёт из Торжища две головы и о том, что скоро о Едугее будет говорить вся Скифия.
 - Дальше. - нетерпеливо перебил Ассей.
- Мне показалось, о царе, что среди его сопровождения были двое воинов из личной охраны Атоная. С Едугеем находились лучшие его лучники. Мой царе, - вскричал Крей – я всё понял. Вторая голова…   
- Да, мой Крее – Приложил к губам палец Ассей. – Тише. Едугей хочет занять место Атоная. Я не пойму одного – на помощь кого из царей он рассчитывает. За ним большинство царей не пойдёт. Разгорится междоусобная война. Это на руку сарматам и грекам. Вот что, Крее. Немедля собери сотню лучших моих воинов и отправляйся сейчас же к Торжищу. - Тысячный понятливо кивнул царю: - Мы будем быстры как молнии Папая, мой царе.
- И, ещё мой воин, что бы не случилось, привези Едугея живым. В дороге не останавливайся.

       Отсутствие Ассея прошло незамеченным среди изрядно охмелевших гостей, но не для жены. Обеспокоенная отсутствием и бледностью мужа, Тана спросила. – Что с тобой, мой Ассее?         
- Всё хорошо, моя Танка. Зиммелих скоро вернётся. Как себя чувствует Рус? 
- А ты посмотри сам. - Улыбнулась жена. Мальчик сладко спал и  тихо посапывал. – Муже, я устала от этих разговоров, пойду, отдохну.
- Иди - согласился Ассей и тут же обратился к послу Атоная, уже изрядно навеселе: – Продолжай, сколе. - Тот пьяно прищурился и выдавил из себя подобие улыбки. – Так-к в-вот, Ассее. Мой царь приказал Зиммелиху привести Скифа живого или – голову. С ним отправились Тертей  Накра и двадцать всадников.
- Значит молва о Путнике не выдумки пьяных степняков - задумался царь Меотиды, - у нас любят такие побасенки. Греки выдумали, что мы дети Геракла и змееногой девы. - Царь натянуто рассмеялся и налил себе килик вина. Его примеру последовали и остальные гости. В разговор вмешался несколько пришедший в себя Нритан.
 – На Боспоре неспокойно. Лисимах – наместник геллеспонта через своих послов и торговцев, требует снижения пошлин на торговлю. Приплывающие греки стали вести себя в нашей столице – Пантикапее, нагло и бесцеремонно.
 - Гм, - Ассей нахмурился; его взгляд скользнул по пирующим гостям и невольно остановился в степи на крохотной точке. Точка скоро превратилась в всадника. Дозорные остановили его, а затем пропустила. У Ассея гулко застучало в груди и стало тревожно. Дозорные подали знаки, несколько раз махнув копьями. Царь догадался.          
     Всадник стремительно пролетел через ряды кибиток, чем привлёк к себе внимание и недоумение скифов, такой наглой  бравадой. У стола царя всадник остановил коня и спешился. На его груди висела золотая бляшка посла Атоная. Скиф подошёл к царю и поклонился. Затем он приподнял рубаху. На груди был вытатуирован ворон.
 - Надень рубаху, мне не нужно подтверждение того, что ты посол. Говори, но сначала выпей за здоровье моего сына.
 - Выпью, Ассе. - Посол поклонился и осушил чашу. Когда он отдышался, Ассей отошёл в сторону и поманил посла.
  – А теперь говори сколе.   
- Царь Ассей, Атонай – царь всех скифов желает благоденствия тебе и здоровья твоему сыну. Теперь - главное, - когда закатится солнце, по всей Скифии запылают сигнальные костры, - чеканя каждое слово, произнёс посол. Это было то, чего опасался Ассей. Гости, кто был ближе, тотчас перестали жевать и поднялись. Разговоры смолкли и хмеля, как не бывало.
 - Продолжай посол - невозмутимо приказал Ассей… 
  - Царю всех скифов, Атонаю нужна твоя помощь, Ассее. От твоего ответа зависит очень важное – будущее Скифии. У Атоная недостаточно воинов для такой битвы. Через восемь дней он будет ожидать тебя у Альтиры, притока Тиры, в районе красных глин.
- Я знаю это место, продолжай посол.
- Лисимах предложил нам, скифам отдать под его контроль, Ольвию и Боспор. – знатные гости и цари племён присвистнули, а Ассей сузил глаза.
  - Посол,  ты выпей пока и перекуси с дороги. Я посовещаюсь и скоро дам ответ. Долго ждать тебе не придётся. Иди к моему столу, а ты Строк собери побыстрее старейшин, тысячных и, ко мне.
- Ассее, я могу присутствовать на «Круге Ассея»? - спросил молодой царь будинов. Ассей утвердительно кивнул. - Пойдём, ежели хочешь.      
      Через десять минут Ассей вернулся, в сопровождении царей, старейшин родов и своих тысячных. Посол уже был на ногах и ожидал ответа. Царя было не узнать; плотно сжатые губы и твёрдые, жёсткие глаза впились в посла.
 – Мы всегда с Атонаем помогали друг другу. Через шесть дней я приведу к Альтире 14 тысяч воинов. Из них, десять тысяч конных воинов, в том числе две тысячи – тяжёлой. Ещё тысячу лёгкой конницы приведёт царь будинов. Дрон утвердительно кивнул.   
- А будины успеют, далековато? - засомневался посол. – Я успею, - скоро ответил Дрон, - мой посланник уже в пути. Куда мне прибыть, к  - Альтире?
- Да, именно туда, царь Дрон. - К послу подошёл Ассей и коснулся плеча. – Где сейчас Атонай?
- Атонай приносит молитву богам. Мой царь просит тебя передать ему «ольвийскую» чашу. Атонай сказал, что на сбор совета царей не было времени. Потому решение он принял единолично. И последнее: царь Боспора уже собирает своё войско. Нритану необходимо вернуться домой – приказ Перисада.
- Я всё понял посол, - ответил, пожав плечами Ассей, - но зачем царю всех скифов понадобилась «ольвийская» чаша? - посол пожал плечами и развёл руки. – О Ассее, я этого не знаю.
- Хорошо, пусть будет так, как сказал Атонай. Чашу сейчас принесут. Послезавтра утром я поведу своих воинов. Торопись. С тобой я отправлю двух сопровождающих.

          Диск слепящего послал последний луч и скрылся за горизонт. Фигурки всадников не успела скрыть наступающая ночь, как на юго-западе вспыхнул огонёк. За ним, по обе стороны зажглись другие. Костров становилось всё больше и больше. Сигнальщики Ассея  приняли эстафету тревоги и передали дальше. Притихшие и обеспокоенные гости сходились к царю. Факела дрожали в руках ожидающих скифов. –  Ассее, что случилось? 
- Мой народе, - Асей поднял руку и настала тишина. - слушай меня. Я поведу вас на войну с греками. Против нас выступил Лисимах. Отравляйте стрелы и точите мечи. Резерв оружия у меня есть. У кого в том надобность – подходите. Я готов вооружить рабов. Кто из них пожелает – может надеть доспехи воина, в обмен на свободу. Послезавтра утром мы выйдем. Наша цель – река Тира. Остальные подробности узнаете у ваших старейшин. Готовьтесь, пришло наше время.
    Оглушённые новостью подданные царя Меотиды, некоторое время молчали, а потом начали тихо расходиться к своим родам.
   Степь готовилась к войне.