1943 год

Еще до падения Сталинграда наши части нанесли третий удар на Дону, который одновременно с ударом на Северном Донце и с наступлением, продолжавшимся с середины декабря против немецких армий на Кавказе, должен был привести к крупной битве на уничтожение всех немецких и союзных армий, находившихся между Воронежем и Кавказом. Гибкие действия немецкого командования и боевые качества войск позволили вывести обе армии из намечавшегося окружения. 2 января 1943 г. немцы оставили Моздок. Фон Клейст отошел на Таманский полуостров, господствующий над Керченским проливом, и на укрепленные позиции в районе восточнее Ростова.

Сыграла свою роль и некоторая пауза в действиях советских войск, которая дала немцам возможность произвести необходимые перегруппировки и организовать деблокирующий удар.

Первый крупный резерв Ставки - 2-я гвардейская армия - прибыл на Юго-Западное стратегическое направление только в середине декабря.[1]

14 февраля Ворошиловград и Ростов были взяты войсками Еременко. 9 февраля пал Белгород. 16 февраля - Харьков.

Сосредоточив в районе Днепропетровска армию из 25 дивизий, из которых 12 были танковыми, Манштейн 21 февраля нанес первый из трех координированных ударов. Сначала он ударил по восточной стороне советского клина и после пятидневных боев выбил наши части из Краматорска и Красноармейска. Затем, приостановив движение на этом направлении, он повел наступление на Павлоград и, заняв его, устремился на Лозовую. Наконец, он двинулся от Полтавы на восток.[2]

Эти три удара, нанесенные в быстрой последовательности, так сильно потрясли наши части, что они сразу откатились на линию Змиев, Лисичанск, а так как давление Манштейна увеличивалось, они отошли на восток, за Донец. Вместо того чтобы пытаться форсировать Донец, Манштейн усилил самую западную из своих трех ударных групп и 8 марта приказал этой группе наступать на Харьков. 12 марта немцы подошли к самому городу, а через три дня Харьков снова попал в руки немцев. От Харькова Манштейн двинулся к Чугуеву, расширив фронт своего наступления до Волчанска севернее Харькова и до Изюма южнее его. Теперь оттепель установилась окончательно, и зимняя кампания закончилась на этом ответном ударе.

Э.фон Манштейн писал «»Как бы ни был велик выигрыш советских войск, все же им не удалось достичь решающей победы на южном крыле Восточного фронта – уничтожения этого южного фланга, что мы, вероятно, ничем не могли бы компенсировать. В конце зимней кампании инициатива вновь была у нас. В этой зимней кампании мы нанесли Советам два поражения. Эти победы не имели, правда, решающего значения, но позволили нам стабилизировать фронт и открыли перед нами перспективу продолжать войну на востоке с целью достижения ничейного результата.

Мы уже не могли сомневаться в том, что надежды на решающее наступление летом 1943 г. были погребены. К тому же мы имели очень большие потери в живой силе. Было ясно, что Главное командование должно было из этих событий сделать вывод о том, что необходимо всеми средствами стремиться достичь соглашения хотя бы с одним из противников. Равным образом оно должно было сознавать, что войну на востоке теперь можно было вести только с целью истощения наступательной силы русских при одновременном сохранении своих сил, особенно избегая потери целых армий, как это было под Сталинградом. Оно должно было для этого решительно отказаться от всех второстепенных целей и поставить своей главной целью войну на Восточном театре военных действий, поскольку западные противники еще не были в состоянии высадиться во Франции или нанести решающий удар из района Средиземного моря. Если после этих замечаний обратиться к зимней кампании 1942/43г. и ее результатам, то необходимо задать вопрос, почему советское командование достигло в этой зимней кампании больших успехов, но не решающего успеха – уничтожения всего южного крыла германской армии? Ведь у него в руках были самые сильные козыри, которые только можно было себе представить, – подавляющее превосходство в количестве соединений и описанная выше выгодная оперативная обстановка в начале кампании…

…Следует сказать, что Советское командование действовало достаточно энергично. Для достижения своих целей оно бросало в бой части, не обращая внимания на возможные потери. Войска русских всегда храбро сражались и иногда приносили невероятные жертвы. Правда, качество русской пехоты значительно снизилось, армия не была еще полностью оснащена артиллерией после потерь 1941 г.

Неоспоримо также, что Советское командование многому научилось с начала войны, особенно в отношении организации и использования крупных танковых соединений. Большое количество танков оно имело и в 1941 г., но тогда оно не могло использовать их самостоятельно и в то же время в единых формированиях. Теперь же оно целесообразно организовало их в танковые и механизированные корпуса и одновременно приняло немецкую тактику глубокого прорыва. Правда, за исключением ноября 1942 г., нам почти всегда удавалось разбивать или уничтожать эти танковые и механизированные соединения, хотя иногда и глубоко в тылу. С другой стороны, после окружения 6 армии они уже не могли быстро и крупными силами осуществлять прорыв на решающих участках, поэтому им не удалось достичь своей цели – отсечения южного крыла немецкой армии на Дону, на побережье Азовского моря или на нижнем Днепре. Советское командование не могло, за исключением Сталинграда, где им помог Гитлер, осуществить окружения крупных сил, в то время как с 1941 г. мы это делали не раз, захватывая многие сотни тысяч пленных. Оно не могло этого сделать, хотя имело подавляющее превосходство в численности войск, а выгодная оперативная обстановка и выход из строя союзных армий открыли противнику путь в тыл немецкого фронта».[3]

Весенней распутице, приостановившей в конце марта 1943 года боевые действия на Восточном фронте, предшествовали девять месяцев ожесточенной борьбы. Хотя советское командование бросило все свои силы, ему не удалось помешать созданию на юге прочной немецкой обороны. Немцам не приходилось думать о таком решающем наступлении, какое они предпринимали в предыдущих летних кампаниях. Это не представлялось возможным как из-за тяжелых потерь прошедшего года, так и в силу растущей мощи Красной Армии. Советские войска не только оснащались отечественной техникой, которую производила сильно выросшая военная промышленность, но и снабжались американскими военными материалами. Истекший год в равной степени отчетливо показал как возросшую гибкость советского командования в решении оперативных задач, так и по-прежнему значительное тактическое превосходство немецких войск на поле боя.

Весной 1943 г. вновь было высказано пожелание нанести упреждающий удар (Ватутин, другие командующие фронтами ). Но восторжествовала идея преднамеренной обороны.[4]

Гитлер знал, что втайне все континентальные державы напуганы перспективой победы СССР. Перед Гитлером открывалась возможность играть на опасениях европейцев и подозрениях советского руководства. Если бы ему удалось затянуть войну путем замены стратегии сокрушения стратегией истощения, тогда, возможно, СССР мог согласиться на сепаратный мир. Но для этого предстояло тщательно скрывать все следы морального ослабления Германии.[5]

Гитлер хотел тактической победы, чтобы укрепить моральный дух. План немецкого командования заключался в следующем: нанеся удары с севера из района южнее Орла и с юга из района Белгорода, сомкнуть оба ударных клина восточнее Курска, окружить расположенные на Курском выступе крупные советские силы и уничтожить их.

Наступление готовилось в расчете на то, что решающий успех с незначительными собственными потерями позволит улучшить соотношение сил и что благодаря одержанной победе удастся сохранить инициативу. Для осуществления этого плана в Орле было сосредоточено 7 танковых, 2 моторизованные и 9 пехотных дивизий, а в Белгороде — 10 танковых, 1 моторизованная и 7 пехотных дивизий. Обе эти группировки общей численностью около 500 тыс. человек находились под командованием фельдмаршала фон Клюге. Пунктом соединения той и другой наступающих групп был назначен Тим — город восточнее Курска.

Подготовка немцев к наступлению против Курского выступа не осталась незамеченной советской стороной. Была создана особенно глубоко эшелонированная, насыщенная проволочными и противотанковыми заграждениями оборона, наиболее прочная в южной и северной частях Курской дуги и усиленная большим количеством противотанковых средств. На угрожаемых направлениях были сосредоточены крупные резервы. Было решено, что Красная Армия будет защищать Курский выступ от ожидаемого немецкого наступления, измотает силы противника и затем начнет свое собственное.

В начале июля немецкие войска, развернутые для осуществления "Цитадели", насчитывали 900 000 солдат и офицеров, 10 000 орудий и минометов, 2700 танков и штурмовых орудий и 2050 боевых самолетов по сравнению с 1 910 000 солдат и офицеров, 30 880 орудий и минометов, 5130 танков и самоходных орудий и 3200 боевых самолетов Воронежского, Степного и Центрального фронтов. Кроме того, советская сторона располагала авиацией дальнего действия и ПВО страны, которая практически вся была использована в Курской битве.

Соотношение сил было практически таким же, как и в апреле: 2,1:1 по личному составу, 3,1:1 по артиллерии, 1,9:1 по танкам и самоходным орудиям и 1,5:1 по боевым самолетам.[6]

Наступление, предпринятое 5 июля обеими немецкими армиями одновременно с севера и юга, несмотря на использование всех сил и мощную поддержку с воздуха, не принесло желаемого результата.

9 армия, наступавшая на фронте 90 км, после первоначальных успехов уже в первые дни наступления была остановлена, сумев вклиниться в советскую оборону на 12 км.

4 танковой армии удалось вбить в оборону клин глубиной до 35 км.

Тем не менее, когда 9 армия 12 июля вынуждена была приостановить наступление, расстояние между клиньями составляло все еще свыше 100 км. При этом немцы понесли такие потери в людях и танках, что к 22 июля обе наступающие группы пришлось отвести назад.

Советское командование располагало столь мощными резервами, что смогло не только предпринять крупные контрудары, но и приступить к осуществлению далеко выходивших за пределы Курского выступа операций, в результате которых оно захватило стратегическую инициативу на Восточном фронте в свои руки и больше уже не упускало ее до самого конца воины.

Первый удар был нанесен на Орловской дуге, которая, как и Курская дуга, представляла собой значительный по размерам выступ, но направленный в противоположную сторону, на восток. Наше командование еще до начала немецкого наступления на Курской дуге сосредоточили здесь несколько армий, насчитывавших в общей сложности около пятидесяти дивизий и крупные танковые соединения. Цель наступления заключалась в том, чтобы прорвать оборону 2-й танковой армии на ее левом фланге северо-восточнее Брянска, выйти к железной дороге Орел-Брянск и окружить, а затем уничтожить находившиеся в районе Орла немецкие дивизии.

11 июля советская группировка в составе 11 стрелковых дивизий и 3 танковых корпусов перешла в наступление в районе севернее Орла, а примерно такие же силы нанесли удар с востока. Немецкие войска на этих участках были ослаблены — командование отобрало у них крупные силы для организации наступления — и не могли устоять перед мощным натиском противника. К 21 июля наступавшие с севера войска Брянского фронта, расширившие прорыв почти до 50 км по фронту, продвинулись примерно на столько же в глубину и приблизились к железной дороге, снабжавшей весь Орловский выступ.

Под давлением превосходящих сил советских армий, численность которых к кульминационной точке сражения возросла до восьмидесяти двух стрелковых дивизий, четырнадцати танковых корпусов, двенадцати артиллерийских дивизий и большого числа отдельных танковых частей, обе оборонявшие Орловский выступ немецкие армии были отведены на выровненную линию обороны непосредственно восточнее Брянска. Начавшийся 31 июля отход прошел без осложнений, несмотря на мощный натиск.

11 августа был взят Чугуев. 23 августа пал Харьков и последовало общее отступление германских войск из Донбасса. 30 августа был штурмом взят Таганрог, а 8 сентября - Сталино.

Официальные цифры советских людских потерь в период Курской битвы составили 70 330 убитыми и пропавшими без вести, и 107 517 ранеными и больными.

Потери в Орловской наступательной операции - 112 529 убитых и пропавших без вести и 317 361 раненых и больных.

В Белгородско-Харьковской наступательной операции советские войска потеряли 71 611 человек убитыми и пропавшими без вести и 183 955 — ранеными и больными. [7]

То есть по заниженным данным за 49 дней боев погибло почти 250 тыс. человек из 2 млн. участников боевых действий. Или 255 человек в сутки на 100 тыс.

В ходе курской оборонительной операции соотношение потерь советских и германских войск составило 4:1[8].

2 танковый корпус СС с 10 по 16 июля 1943 г. потерял 4178 человек (примерно 16% боевого состава), в том числе убитыми 755 человек, ранеными – 3351, пропавшими без вести – 68. 3 танковый корпус с 5 по 20 июля потерял 8489 человек. Оба танковых корпуса (6 танковых и 2 пехотных дивизии) с 10 по 16 июля в боях под Прохоровкой потеряли порядка 7 тыс. человек. Соотношение 6:1 в пользу немцев. При этом наши войска оборонялись, обладали превосходством в силах и средствах над наступающим противником.

Потери всех советских войск, оборонявших Курск с юга - 34 000 пленных, около 60 000 убитых и 133 000 раненых и больных (в том числе раненых — около 116 000; соотношение убитых и раненых практически 1:2). Войска группы армий "Юг", возглавляемой Манштейном, в наступлении против Курского выступа с 5 по 23 июля потеряли около 3300 человек убитыми и без вести пропавшими и 17 420 — ранеными. Советские потери превысили германские в соотношении 7:1. Соотношение потерь убитыми 18:1.[9]

Центральный фронт К. К. Рокоссовского перед началом сражения 5 июля 1943 г. насчитывал 738 000 человек. В ходе оборонительного сражения фронт потерял, по официальным данным, погибшими и пропавшими без вести 15 336 человек, а ранеными и больными — 18 561 человека. К началу Орловской наступательной операции, последовавшей сразу за Курской оборонительной, состав Центрального фронтa почти не изменился — из него убыли две стрелковые бригады, а взамен прибыла одна танковая бригада, что в сумме могло уменьшить численность личного состава фронта примерно на 5 тыс. человек.

К началу Орловской наступательной операции в составе Центрального фронта должно было насчитываться около 700 тыс. военнослужащих, в действительности оказалось, по данным книги "Гриф секретности снят", 645 300. Даже без учета поступивших в ходе обороны Курска и перед наступлением на Орел маршевых пополнений, получается, что по меньшей мере 55 тыс. солдат и офицеров Центрального фронта каким-то образом смогли дезертировать с поля боя.

На самом деле они были убиты, ранены или попали в плен, но не были учтены в качестве убитых, раненых или пропавших без вести, причем подавляющее большинство неучтенных потерь, по всей видимости, приходится именно на убитых и пленных, которых учитывали гораздо менее точно, чем раненых и больных.[10]

Следовательно, потери фронта во время Курской оборонительной операции – около 90 000 убитых, пленных, раненых и больных. В том числе убитых – около 25 тыс. человек за 14 дней. Или 255 человек в сутки на 100 тыс.

Потери немецкой 9-й армии, атаковавшей войска этого фронта, к 13 июля составляли до 20 000 убитых, пропавших без вести и раненых.

С учетом маршевых пополнений и новоприбывших соединений общие потери Воронежского и Степного фронтов - примерно 500 000 солдат и офицеров.

Германские потери в живой силе на всем Восточном фронте в июле и августе 1943 г. составили 68 800 убитыми, 34 800 пропавшими без вести и 434 000 ранеными и больными.[11] Потери на Курской дуге оценивают в 2/3 от потерь на Восточном фронте, поскольку в этот период ожесточенные бои происходили также в Донецком бассейне, в районе Смоленска и на северном участке фронта (в районе Мги) - примерно 360 000 убитых, пропавших без вести, раненых и больных.

За все время битвы советские потери достигли примерно 1 677 000 убитых, пленных, раненых и больных.

М.Ходаренок утверждает, что летне-осенняя кампания 1943 г. - самая кровопролитная для Красной Армии за всю Великую Отечественную войну. Менее чем за полгода советские Вооруженные силы потеряли убитыми и ранеными более 5,5 млн. военнослужащих.[12]. Его оппоненты говорят о 5022,6 тыс. чел. [13]

Так или иначе за год потери убитыми и ранеными составили порядка 11 млн. человек, в том числе убитыми и умершими – 3,6 млн. В месяц – примерно 300 тыс. человек. Или 197 человека в сутки/ 100 тыс. при численности действующей армии порядка 5 млн. человек.

В.Сафир приводит высказывание генерала Меллентина: «1943 год был для русских все еще периодом учебы ... Лишь в 1944 году крупные русские танковые и механизированные соединения приобрели высокую подвижность и мощь и стали весьма грозным оружием в руках смелых и способных командиров».

Последовавшие затем наступательные действия фронтов Конева, Малиновского и Толбухина ставили немцев в излучине Днепра в такое же положение, в котором оказалась 6 немецкая армия под Сталинградом. Поэтому Манштейн, командовавший вновь созданной 6 немецкой армией, расположенной в излучине Днепра, предпринял совместно с 4 танковой армией фон Клейста сильное контрнаступление в районе Кривого Рога. [14] 19 ноября захвачен Житомир, на следующий день — Коростень. К декабрю он выбил советские войска из Радомышля, что в 30 км южнее Малина, и отбросил их назад по направлению к Фастову. Это позволило почти на два месяца приостановить советское наступление и вернуть инициативу на этом участке фронта немецким войскам.

На центральном направлении немцы попытались оборудовать оборонительный рубеж, проходивший перед Днепром и прикрывавший последнюю крупную железнодорожную и автомобильную магистраль перед Припятскими болотами. В течение трех месяцев боевые действия на этом участке характеризовались почти беспрерывными ударами войск 1-го, 2-го и 3-го Белорусских фронтов.

С 12 октября 1943 г. по 1 апреля 1944 г. Западный фронт под командованием генерала армии В.Соколовского на оршанском и витебском направлениях провел 11 неудачных наступательных операций. Ни разу не была прорвана даже тактическая зона обороны противника. При этом фронт при проведении операций всегда имел над противником большое превосходство в силах и средствах. При проверке положения дел комиссией под руководством Г.Маленкова выяснилось, что много внимания уделялось бумажному планированию без тщательной рекогнсцировки, без обеспечения практического взаимодействия родов войск на местности. Совершенно неудовлетворительно работала разведка. При очень больших потерях разведгрупп количество захваченных пленных было мизерным.

Не обеспечивалась скрытность подготовки операций. Преобладали попытки прорывов на узких участках фронта. Это приводило к организации противником плотного флангового огня с нанесением огромного урона наступающим. Как и в начале войны, многие части вводились в действие с ходу. Фактически командование фронтом не управляло войсками. Из рук вон плохо было организовано огневое воздействие. Зачастую огонь велся по площадям, причем там не было противника вообще. Стрельба велась шаблонно, и противник быстро к ней приспосабливался. Артиллерия плохо выполняла заявки пехоты. Танковые соединения вводились в действие до прорыва главной оборонительной полосы противника. Это приводило к огромным потерям и невыполнению боевых задач.

Особо отличился в этом командующий 33 армией генерал В.Гордов, потери которой составили более половины всех потерь Западного фронта. В бой в качестве пехоты посылались специальные подразделения. Весь офицерский состав. В итоге за это время были убиты или ранены 4 командира дивизии, 8 заместителей командиров и начальников штабов дивизий, 38 командиров полков и их заместителей и 174 командира батальонов.

Самое поразительное, что никто за эти вопиющие безобразия не был строго наказан. Например, В. Соколовский был назначен начальником штаба 1 Украинского фронта и в дальнейшем сделал весьма неплохую карьеру (последняя должность – Начальник Генерального штаба Советской Армии). А В. Гордов стал командовать 3 гвардейской армией этого фронта.[15]

К. Типпельскирх отмечал, что германские армии, участвовавшие в боевых действиях на Восточном фронте, в ходе отражения советских ударов накопили достаточный боевой опыт. Поскольку наступательные операции проводились по стандартной схеме, то и действия в тактическом масштабе осуществлялись по определенному шаблону. Накануне наступления на ряде участков, зачастую находившихся в стороне от намеченных для прорыва, подразделениями силой до батальона обычно проводилась разведка боем, которой преследовались цели, во-первых, ввести в заблуждение относительно своих замыслов, а, во-вторых, вызвать огонь немецкой артиллерии и тяжелого оружия и тем самым окончательно уточнить их расположение.

Первый день наступления обычно начинался многочасовой, исключительной интенсивности артиллерийской подготовкой с применением крупных сил артиллерии, а также реактивных установок и минометов. Авиация стремилась подавить немецкую артиллерию. Под прикрытием авиации крупные массы пехоты в сопровождении танков начинали атаку. Лишь после того как удавалось глубоко вклиниться в систему немецкой обороны, для завершения прорыва вводились танковые соединения, а зачастую и кавалерийские корпуса.

Негустая сеть железных и шоссейных дорог могла легко контролироваться авиацией, благодаря чему немецкое командование могло своевременно узнавать о перебросках советских войск. Работа радиоразведки давала картину организации связи командования. Интенсивная деятельность войсковой разведки обеспечивала получение данных тактического характера, которые зачастую существенно дополнялись сведениями перебежчиков. Дивизионы АИР определяли численность и расположение советской артиллерии во время пристрелки. Разведка боем являлась верным признаком того, что на другой день последует ожидаемое наступление. Одновременно это служило сигналом для артиллерии и расчетов тяжелого пехотного оружия занимать подготовленные позиции, а для пехоты — покидать первую траншею и отходить во вторую, дабы снизить эффективность артиллерийской подготовки противника.

Исход начинавшегося таким образом оборонительного сражения определялся тем, было ли достаточно сил для предотвращения прорыва в первые несколько дней. Прорыва удавалось не допустить, если в глубине обороны за участком фронта, над которым нависала угроза, заблаговременно сосредоточивались необходимые резервы. Другие же резервы, вводимые для отсекания клиньев противника и для контрударов, могли быть подтянуты с соседних участков в масштабе сначала армейского корпуса, а затем армии и группы армий.

Если же наступающие имели успех, то это означало, что ожесточение, с которым советское командование, не считаясь с потерями в живой силе, продолжало преследовать поставленную цель, придавало им действиям характер боев на истощение. В ходе таких боев обороняющиеся немецкие войска оказывались в состоянии относительно небольшими силами наносить советским войскам исключительно тяжелые потери, нередко в 20 раз превышавшие потери обороняющихся. В подобных условиях в конце концов появлялась возможность путем завершающего внезапного контрудара сразу вернуть потерянные перед тем позиции.

Если советское превосходство в силах на первом этапе сражения оказывалось подавляющим, а достаточное количество резервов своевременно не могло быть подтянуто, то в обороне появлялись бреши, которые были особенно опасны, если на соседних неатакованных участках фронта обороняющиеся войска упорно цеплялись за удерживаемые рубежи. В этих случаях дело доходило до окружений дивизий, корпусов и даже армий. При благоприятных обстоятельствах окруженной группировке удавалось пробиться к своим войскам, но все равно это было сопряжено с тяжелыми потерями и оставлением противнику огромного количества боевой техники и снаряжения.

Немецкие генералы отмечали слабость командования Красной Армии, особенно в среднем звене. Большинство командиров среднего звена, от полка до армии включительно, не отличалось ни выучкой, ни опытом и людей своих бросали напролом. Прямолинейность и навальность цепных, ряд за рядом, атак была характерна для Красной Армии и свидетельствовала не об уверенности в успехе, а о страхе командиров быть обвинёнными в пассивности.

А.Лебединцев, участник войны пишет:«Насколько мы были беспощадны не только к врагу, но и к своим людям, посылая их на неминуемую смерть, не подавив огневых средств врага. Спросите любого пехотинца или пулеметчика, и он подтвердит вам, что на каждом участке фронта были свои «долины смерти», где лежали груды трупов наших солдат, посланных в атаку из-за дикого страха командиров перед вышестоящим начальством». [16]

Армия, особенно пехота, комплектовалась исключительно из сельского населения, которое значительно уступало по своему развитию даже нашему городскому населению. Немцы превосходили по интеллекту, по общему развитию, навыкам, так как жили в ином мире, их окружали машины и культура на каждом шагу. [17]

Из 7975 человек в дивизии, где воевал А.Либединцев, русских было 4114 (51,5%), украинцев — 663 (8,3%), белорусов — 86, армян — 164, грузин — 174, азербайджанцев — 338 (4,2%), узбеков — 726 (9,1%), таджиков — 820 (10,2%), казахов — 198(2,4%), остальные представители других мелких национальностей.

В число русских входили и бывшие рецидивисты, которым заключение было заменено отправкой на фронт в действующие части на переднем крае.

Солдаты нерусской национальности были из числа старших возрастных групп, которые пользовались отсрочками от призыва из-за того, что прежде не служили в армии и из-за незнания русского языка.

Пехотинца хватало на одну-две атаки, и счастье было, если человек получал ранение, а немало погибали от пули или осколка в первой же атаке. [18]

На направлении главного удара создавались ударные группы войск из гвардейских частей, укомплектованных в основном русскоязычными бойцами, имеющими боевые навыки, и опытными командирами, поддерживали их артиллерийскими дивизиями прорыва РВГКА. На участках прорыва создавались плотности в 300 артиллерийских и минометных стволов на один километр фронта и с несколькими боекомплектами снарядов. Атаку пехоты поддерживали танки НПП (непосредственной поддержки пехоты) и авиация бомбовыми и штурмовыми ударами по пехотным резервам, артиллерийским позициям и узлам управления немцев. После прорыва тактической зоны вводились подвижные соединения и объединения из танковых корпусов и армий и кавалерийские соединения.

Но чтобы противник не снимал тактические и оперативные резервы с неатакуемых направлений и не бросал их на главное, командование требовало наступать и на второстепенных направлениях. Практически без артиллерии и танков. С соответсвующими потерями.

 




[1] Георгий Колыванов «Марс», оказавшийся в тени «Урана». Советское верховное командование осенью 1942 года допустило ряд серьезных просчетов. /«НВО» (№ 46, 2005)
[2] Фуллер Дж. Указ.соч., с. 338

[3] Манштейн Э. Утерянные победы. — М.: ACT; СПб Terra Fantastica, 1999. с.430

[4] В.Сафир.Искушение мифами./ http://vladimir-safir.narod.ru/texts/11.htm

[5] Фуллер Дж. Указ.соч., с. 362

[6] Курская битва. Под ред. И. В. Паротькина. С. 500

[7] Гриф секретности снят…

[8] Лопуховский Л. Прохоровка – без грифа секретности// НВО, №39, 2003

[9] Лопуховский Л. Прохоровка – без грифа секретности// НВО, №39, 2003

[10] Соколов Б. В. Цена потерь — цена системы // Независимая газета, 1993, 22 июня; Соколов Б. В. Цена войны // Дело. 1995. № 8.

[11] Павленко Н. Г. Решающая роль СССР и его Вооруженных Сил в разгроме германского империализма во второй мировой войне // Поражение германского империализма во второй мировой войне. Под ред. Н. Г. Павленко. М., 1960. С. 95.

[12] Михаил Ходаренок. Непрофессионально подготовленные приказы и директивы - одна из причин тяжелых потерь на войне/ НВО, 2003 г., № 9

[13] Анатолий Борщев, Иван Макар. Приказами сражения не выигрываются /НВО, 2003 г, № 15

[14] Фуллер Дж. Указ.соч., с. 369

[15] Ходаренок М. Белорусский балкон // НВО, 2001, №31

[16] Лебединцев А.З., Мухин Ю.И. Отцы-командиры - М.: Изд-во Яуза, Изд-во Эксмо, 2004. — 608. с.133

[17]Лебединцев А.З., Мухин Ю.И. Отцы-командиры. . С.18

[18]Лебединцев А.З., Мухин Ю.И. Отцы-командиры….с.175