О велосипедах

"Зимою близко –
Не надо идти полтора километра до моста"
Паперный Т.А.М.
 
Вряд ли можно придумать для мальчишки более значимых воплощений маскулинности, чем велосипед, рогатка и синяки. Кто-то конечно может и оспорить, но прошу тебя, Сережа Зверев, не надо, не время…

Взрослый человек может и не вспомнить, как звали ту симпатичную девчушку в детском саде, которую хмуро и деловито защищал от дождя своей курткой под умиленные взоры воспитательницы. Может позабыть, из-за чего к нему в школе прилипла кличка «пентюх». Может стереться в памяти смысл слов «пара выра за себя». Но он никогда не забудет эволюцию двухколесных машин, которые удалось в жизни оседлать.

Полагаю, что у многих молодых людей моего возраста первые прокрутки педалями прошли на трехколесном велосипеде, но гордиться тут, право, было нечему, так как первый восторг приходит только когда удается научиться ездить на велосипеде двухколесном. И вот эти мгновения меня застали на «Дружке», тяжелом и простом, как и любой объект советского конвейерного производства, велосипедике. У него впрочем от вилки заднего колеса отходили крепления с двумя дополнительными боковыми колесиками, которые снимались по мере овладевания балансом. Именно на «Дружке» я, окрыленный от пришедшего вдруг умения не падать, гнал на сумасшедшей, как казалось, скорости вокруг деревенской пятиэтажки, нарочно заезжая в неглубокие лужи и оглядываясь посмотреть, как расходятся волны
.
Следующее лето прошло в седле «Мишки», аналога «Дружка», но с толстыми шинами, которые, по собственному уверению, способствовали повышенной проходимости. Однако душа требовала чего-то большего, и так появился «Орленок», ставший верным средством передвижения на ближайшие несколько лет. С ним были покорены 30-километровая трасса до песчаного карьера и лесная топкая дорога до заветной поляны с брусникой. Ему я не раз заботливо натягивал соскочившую цепь и, разобрав заднюю втулку, смазывал солидолом почерневшие от грязи горошинки подшипника. До тех пор, пока в 9 лет я не стал счастливым обладателем «Аиста».

На вопросы «какой у тебя велосипед?» я небрежно, но с плохо скрываемой гордостью подчеркивал «черный Аист!», в душе ассоциируя его с боевыми конями суровых бородатых байкеров – сверкающими хромом «Харлеями». Я даже руль поднимал максимально высоко, чтобы придать велосипеду хотя бы отдаленное сходство с этими могучими, но безнадежно недостижимыми взрослыми игрушками. На «Аисте» я участвовал в дачных велогонках с пацанами из соседнего поселка. Выигрывал и купался в лучах обожания местных девиц, сплевывающих шелуху семечек в ладонь. Впрочем, «Аист» был капризен и мстителен. Он не раз звездочкой зажевывал штанину, что приводило к неожиданным и болезненным падениям. Его камеры были настолько нежны, что даже небольшие камни на дорогах вызывали дырки, и к концу третьего сезона катания на камерах нельзя было найти свободного от заплат места.

После «Аиста» последовал «Таир», впрочем, отъездил я на нем недолго. Со смертью деда начались гнусные подковерные игры родственных кланов за право владения злосчастными сотками и домом, в результате которых поездки на дачу закончились, и велосипед остался ржаветь в сарае.

Лишь спустя десяток лет я неожиданно вспомнил о радостях использования мускульно-движимых агрегатов и приобрел новый Stels, который был непривычно легок и прыток по сравнению с неуклюжими велосипедами детства. Верой и правдой он служил мне на грунтовых и асфальтовых дорогах Москвы и Подмосковья последние три года, лишь иногда заставляя переживать за недостаточно плотное сцепление задней тормозной колодки, - правда до минувшего воскресенья, когда от него в Филях отвалилась педаль. И я остался, вроде в обманчивой близости от дома, но – по другую сторону Москвы-реки, а до ближайшего моста километров пять и оттуда еще столько же. И вот тут я понял, что велосипед – это суровая обуза. Что велосипед нельзя есть (ну разве что седло). Что блестящим компактным универсальным ключом я могу лишь почесать жопу, каждым шестигранником по отдельности и всеми вместе. Что на этом богом забытом Филевском проезде, отчужденном от всего мира мрачной промзоной, нет не то что веломагазинов, трезвых людей и то нет. Вздохнув, я принял по-настоящему мужское решение: сел в открытое кафе, бросил бесполезный самокат под куст, купил у златозубого дагестанца литр разливного пива и сухарики, сел под выбеленный солнцем зонт и закурил, глядя, как на небо наползают мрачные грозовые тучи.