Лига подонков

В тихом местном кафе на Эльбрусе пьяный «в умат»  Дмитрий заскакивает на чужой стол с разбегу, снимает до колен штаны, и махая  достоинством, пляшет среди стаканов и тарелок. Никто не удивлён. Компания из шести человек преклонного возраста держит на весу бокалы с пивом, снизу наблюдает танцы сатаны в исполнении нашего друга. Пытаясь стащить Димона со стола, тянем его за штанины, он громко плюхается плашмя всем телом на импровизированную  сцену, подминая под собой чей то салат и тарелку с хычинами. Звон разбитой посуды, истеричный мат танцора, брызги алой крови из порезанного пуза.
- «Животное!» - цедит сквозь зубы седой мужичёк в старом горнолыжном костюме, но быстро осекается, увидев весь спектр доброжелательности на наших перекошенных от алкоголя и травы лицах.
Вчетвером за ноги вниз головой мы буксируем нашего героя к выходу. По путно он цепляет чужую выпивку с мимо проносящихся столов, орёт во всё горла «лайлу» и периодически бьётся головой об стулья, пол и чужие ноги. Распахиваем дверь с ноги и грузное тело летит в сугроб. Я бы не сказал что снег здесь белый, скорее коричневато серый – уж много коров местного населения гуляет вдоль обочин и жрёт мусор.
- «Вот теперь он точно животное!» - зубоскалит Лёха. Перед кафе в грязи и коровьем говне, на коленях, со спушеными штанами и кровавым животом стоит Дмитрий и как то нечленораздельно материться, периодически сбиваясь на песню. Неуклюже пытается одеться, вытаскивает из брюк ещё теплый хычин. Зависает на пару минут, смотря на неожиданную добычу, потом швыряет его в нас. Громкий хохот среди тёмной ночи рвёт пространство горного села пополам.

В семь утра мы еле живые обняв доски, стоим у подъёмника. Димон запивает таблетки от головной боли местным отвратным коньяком из стальной карманной фляжки. Серёга что то урчит под нос, крутя переключатель частот на рации.
- «Кто дал ему рации. Он же в миг им головы открутит!» - как то хрипло негодую я, припоминая  деструктивные таланты нашего друга.
- «Не ссы, сейчас найду МСЧовскую волну и всё будет тип топ.» - Сергей как всегда излишне деловит.
В люльке подъёмника двое местных. Они с грустью смотрят на нашу слегка покачивающуюся от ветра стайку. Один из них с густой чёрной бородой, в тёмно синем костюме тройка, в широкополой чёрной шляпе, белой рубашке, прижимает книжку под мышкой.  Дмитрий тычет в него пальцем и громко удивляется:
- «Офигеть! Что и тут есть евреи ортодоксы?!»
Глупая пауза. Местные злобно смотрят на нас. Весьма опасная ситуация скажу Вам по секрету.
- «Заткнись идиот, сегодня суббота. Он в медресе идёт.» - наш змеиный шепот.
- «А, понятно.» - фляга вновь идёт в ход.

Добравшись до скал Пастухова уходим влево,  за покосившиеся таблички о лавинах и запрете катания.  Привязав сноуборды к рюкзакам, по пояс в снегу, медленным ритмом шаг в шаг бредём, уходя всё дальше от официальной трассы. 
- «Ээй, куда пошёл! Стой, стой я сказал!» - чуть сверху по диагонали склона к нам несётся лыжник в красном МЧСовском комбинезоне.
- «Салям алейкум, Мухаммед.» - хором здороваемся.
- «А, это опять вы. Алеукум асалям.» - он стреляет у нас сигарету и обиженно удаляется.
Вообще он неплохой мужик. Спасатель, мастер спорта по горным лыжам, слалому. Хороший проводник. А здесь он просто зарабатывает – догоняя ламерские группы внетрасовых новичков. Пугает их запретами и скорой расправой, уже за деньги спускает их вниз. Там вручает свою визитку (на мятом клочке бумаге имя и мобильник) долго и нудно талдычит про лавины, ямы и впадины, разломы, расписывает все прелести спусков с грамотным инструктором. В принципе не врёт. Но нам этого не надо. Витька Иванов живёт здесь уже четвёртую зиму, сам водит группы и знает места. Москвич, альпинист, бордер, наш старый друг. Весело вышагивает впереди, как будто не пил с нами наравне всю ночь. Вот что значит постоянная практика!
- «Сука, куда мы так бежим?» - рычит позади «Модный». Имени его никто не помнит. Пристал к нам в первый день в очереди на подъемник, так и не отлипает уже четвёртый день. Постоянно, что-то гонит о новых модных марках, моделях, досках, креплениях, масках. Собственно потому и «Модный».  Сейчас отстав на пару метров от  группы, сняв доску с рюкзака, тянет её по снегу в руках. Сошёл с протоптанной тропинки. Закурил.
Мы останавливаемся и растерянно смотрим на него. Неожиданный тормоз.
- «Выплюнь сигарету, дурак! И шаг в шаг, не останавливаясь в одном ритме, чтобы дыхание не сбить. Возьмите его в середину. Саня ты замыкаешь.» - это Витька раздаёт нам ЦУ.
- «Нет, я назад вернусь.» - «Модный» медленно уходит назад. Иванов связывается с Мухаммедом по рации и просит его «спустить» гостя.
- «Вот и у Мухаммеда работа пошла.»  - хмыкает Сергей.

Час пешего пути. Трещина. Тёмный силуэт под снегом метров шестьдесят в длину и два – три метра в ширину. Это только видная с поверхности часть. Чётких очертаний границ нет, размытый образ под снежной периной. Осторожно рассаживаемся по склону. Достали фляги со спиртным, кремы от загара.
- «Рисковать не будем. Обойдём по крутяку.» - наш фюрер Иванов как всегда лаконичен. Разматывает бухту альпинисткой верёвки. Спускает первым Саню, он более опытен из нас. Потом доски, рюкзаки и по очереди сами. Проводник используя ледоруб аккуратно сползает к нам.
- «В прошлом году трое провалились здесь. Одного только удалось спасти. Решили проскочить на скорости. Двое проскочили. Толпой рванули, представляешь.» - Витька жадно отхлёбывает коньяк из фляги.
Мы одеваем доски и в строгом порядке друг за другом медленно на кантах следуем дальше. Минут тридцать мы скребём боком вдоль обледенелых склонов, пока не находим то что искали. Поле. Огромное, размером в несколько футбольных, с небольшим, но комфортным углом. Без единого следа. Ещё не расписано. Белый сверкающий горизонт на фоне иссиня голубого неба, широкого диска яркого солнца. Строгий строй нашего движения моментально рвётся. Сломя голову мы бросаемся вперёд, чертя каждый свой след. Рисуя на белом полотне зигзаги собственной радости, искры  восторга.  Играя резкими поворотами, пытаюсь растянуть удовольствие – используя инерцию движения маятником возвращаться чуть выше. Плавные линии доски режут свежий пухляк белой пушистой волной. Вытянув руку, сунув перчатку в снежный поток, деля его на две равные волны. Падая всем телом из стороны в сторону. Рисуя огромного червя за спиной.  Смещая тело назад получаем эффект сёрфинга. Дыхание, усталость, злость, боль, головная боль – этого нет. Лишь скорость, плавность, красота дуг.

Андрюху «Зула» хоронили в августе. Он разбился утром в субботу по дороге на Должанку. Солнечный был парень. Ехал катать на виндсерфинге. Эта новость как выстрел оглушила нас. Тихим солнечным утром на маленьком кладбище гроб с его телом закапывали в землю. Молодые парни и девушки в под час вызывающей одежде мелкими стайками собирались у его могилы.
- «Зул всегда смеялся и наших слёз ему не надо. Поэтому проводим его достойно.»
Пёстрая толпа смеющихся сквозь слёзы, недоуменные взгляды окружающих, странное действо, не стандартное поведение в этом скорбном месте.

Мы сидим кругом в чилауте станции, на маленьких пёстрых подушках. Посредине стоит кальян. Медленно и неторопливо мы передаём его  друг другу. Спешить некуда – ветра нет. Прогноз плохой – ясная и жаркая погода до конца недели, ни тучки, ни ветерка. Даже утренний «термак» не колышет станционных знамён. Время пляжного отдыха, ровного загара, шиши (кальян), экскурсий вдоль пляжа, неторопливой беседы.
Официант приносит поднос с двухсотграммовыми коктельными бокалами заполненными чёрной густой бурдой местного кофе.
- Несколько лет назад на «майские» ехали караваном в Анапу. С нами «Цитрус» на своём «форде». Тормозят его под Ростовом гаишники. Ты ж знаешь его – он и без травы как будто «надутый». Полный шмон машины. Всё перетрясли. В запаске находят коробок плана. Цитрус его год назад забыл, где спрятал. Ну, собственно развод на деньги. Как всегда. Торг. На трёхстах зелени сошлись. Отпустили его. Тот отъехал от поста километров пять и вернулся. Говорит- отдайте траву, я за неё уже заплатил.
- Знакомый персонаж. Был тут. – хмыкает инструктор Андрюха. Он выглядит помято – сонно. Да и не удивительно – дней десять он не вылизал из номера. Учеников нет, дует порывами. Погода дипресовая. Дни тягучей пастилой плавно переходят один в другой. В номере телевизор и плейер и кассеты с лучшими играми НХЛ. Недельная небритость – это уже борода. Запах пота и алкоголя. Утром на завтраке снова одолжил денег и отрядил гонца в Новейбу в дьюти-фришный ларёк. Дома в Питере у него - любимая жена, близкие, низкое серое небо, брошенный бизнес. Здесь - усталость, закаты с видами на Иорданию, одиночество, ветер, книжка Сорокина о рейве.

Старая линялая майка с надписью «Bitch», мешковатые джинсы больше на пару размеров, с огромными дырами на коленях, кеды, рюкзак за спиной. Бутылка воды, плейер, свитер, отвёртка, набор запасных подшипников и журнал с «раскадровкой прыжков» внутри. Я толкаю асфальт левой ногой, делая огромные амплитуды разгона. Три - четыре толчка и приседаю, прижимаясь все ниже к земле, к деке.
Огромная проблема найти длинную улицу с хорошим дорожным покрытием. Там где можно оторваться, лавируя между пешеходами, пытаться прыгать, подбрасывая и закручивая доску. Падать, раскидывая руки, ловить асфальт. От «недокрутов» или «перекрутов» в прыжках борд больно бьёт меня в ноги. Неправильно приземлив, я лечу затылком назад, высоко и красочно пикируя вниз, скейт напротив бешеным вьюном уходит наискось вверх. Грязь, дорожная пыль на моей одежде, стёртые в кровь ладони.
Я сижу на доске, прижавшись спиной к большой витрине на Тверской. Проливаю водой свои раны. Плотный серый поток прохожих проносится мимо.
- Мама, мама, смотри скейтбоард! – детский возглас в уличном шуме. Малыш лет шести тычет пальцем в меня. Грузная тётка увешенная сумками, останавливается грозно смотрит на меня:
- Ещё один лоботряс! Бездельник. Вот смотри и делай выводы – нельзя быть таким!
- Паф! – я стреляю в неё из выдуманного пистолета, вытянув указательный палец и скривив рожу.
- Подонок!  - огрызается мамаша. Схватив весь своёй скарб и малыша ныряет в мутные воды толпы.

Есть такой персонаж – Маша Белка. Девочка лет двадцати пяти из столичной досочной тусовки. Небольшого роста, худенькая, светлые волосы в мальчиковой причёске. Джинсы, рюкзак, кеды – наш неизменный набор. Зимой Машка бороздит отечественные просторы. Бесшабашно катаясь на Эльбрусе, Домбае, Кировске. Летом горный велосипед тяжелее её в два раза, «бейсовые» прыжки с мостов и вышек.
Я познакомился с ней, когда она очередной раз сломала ножку и сидела дома, утюжа сноубордические форумы собственным флудом.  Пару раз мы вывозили её погулять. Она краснея, цеплялась нам за плечи, говорила что ходить с палочкой уже не надо, и что сто процентов в этом году на Домбайский кемп она попадёт и будет катать и прыгать.
Год или два я потерял её из поля зрения. Новость – Машка и ещё четверо ребят разбились, упав со старой электрической вышки. Был её день рождения и компания решила отпраздновать его праздничным прыжком в ближайшем Подмосковье. Весьма «тёплые» они забрались наверх, под их весом старая электрическая вышка начала раскачиваться из стороны в сторону. Белка поскользнувшись, полетела спиной вниз. Судорожно хватаясь за всё руками, ухватила своего парня, а тот уже «цепанул» всех остальных. Так и приземлились – Маша на спину и четверо сверху, прямо на неё. Слава Богу все выжили. Переломы руки, ноги, ключица, рёбра у четверых. Тяжелее   всего Белке, снова та же нога в трёх местах, позвоночник, рука, плечо.
Палата на десять больных. Тёмные голубые стены, с ржавыми  разводами плесени.  Серое постельное белье, кислый запах мочи. У окна железная больничная койка в ней прикручена   на растяжках и блочках Машка.
- Ой! Я не накрашена. В таком виде. Нет! – краснея, испуганно шебечет она, скрипя всеми подшипниками своей адской подвески.
Я тупо постоял рядом. Чёрт знает - что я, собственно, должен был ей сказать?
Через полгода я встретил её в клубе. Она пришла на костылях послушать как мы играем. Одна нога теперь короче другой на восемь сантиметров. И это навсегда. Я поцеловал её, сказал что она классно выглядит, что молодчина, нёс какую то хрень. Мы тогда  устраивали вечеринку для своих - мешая музыку с видеорядом креш видео – трёх часовая подборка падений на сноубордах, скейтах, велосипедах, серфах. И вот я обняв её, лепечу какой то утешительный бред, за спиной у меня на огромной экране Джереми Джонса несут на носилках, Рудни Мулен летит лицом в асфальт, Андре Филипп ломает плечо об рейл.
- Знаешь, я собираюсь на летний лагерь ехать. Нет, пока кататься не буду. Поснимаю там. Я теперь фото увлеклась.  А к зиме снова на доску встану.