Тетрадь

1

   Люди всегда живо интересуются тем, что их не касается, в особенности, чужой жизнью — смотрят по телевизору сериалы, которые с каждым годом становятся все банальнее и тривиальнее, под стать своим зрителям, сплетничают о своих знакомых и обсуждают политиков, с жадностью рассматривают в журнале фотографию популярной актрисы, у которой с плеча сползла бретелька — потому я надеюсь, что мой интерес к старой тетради, что была найдена мною в ящике стола (надо полагать, она осталась там от предыдущих жильцов), будет людям понятен — хотя вряд ли какая-то тетрадь может конкурировать с новым бойфрендом модной певички, у которой задралась юбка и видны розовые трусы с кружевами.
   Впрочем, я к этому и не стремлюсь, и, как бы то ни было, для меня эта тетрадь несоизмеримо интереснее. Она напоминает мне мушку в янтаре — осколок чьей-то жизни, обревший форму и навеки застывший в тягучей смоле кристаллизирующегося времени.

2

   Определить точный возраст тетради не представляется возможным. Определенно можно сказать, что она очень стара: страницы пожелтели и износились на углах; когда к ним дотрагиваешься, чувствуешь характерную шершавую поверхность, и на подушечках пальцев остается пыль, состоящая из микроскопических кусочков истлевшей бумаги. Если приблизить к тетради нос, можно почувствовать запах старости и тут же чихнуть — все от той же желтоватой пыли.
   На внутренней стороне задней части обложки присутствует выцвевший штемпель, бывший когда-то серого цвета. На нем обозначено, что тетрадь произведена в СССР на «Ташбумфабрике» в третьем выпуске 19... года. Последние цифры, к сожалению, стерлись и прочтению не подлежат.
   Есть, однако, одна деталь, которая позволяет мне усомниться в том, что тетрадь использовалась в Советском Союзе. Эта деталь — обложка. Она обклеена гладкой пленкой темно-коричневого цвета с рисунком «под дерево» — такие самоклеющиеся пленки обычно применяются для декорации интерьеров или для наружной рекламы — а между последней страницей и обложкой я нашел запасной кусок этого материала; на защитной бумаге пленки можно прочитать название фирмы-производителя: «Oracal».

3

   Задняя внутренняя часть обложки вся исчерчена синими и черными линиями — очевидно, она, как самая неприметная часть тетради, использовалась для расписывания ручек. Подавляющее большинство линий — круглые спирали, и только несколько из них имеют форму, напоминающую график кардиограммы.
   На передней внутренней части обложки синей ручкой нарисована ветвь дерева, которая «растет» из нижнего левого угла. У этого дерева нет листьев, но очень много разветвлений — всего я насчитал их 87. Каждая очередная ветвь все короче и тоньше, и даже из сучка длиной в три миллиметра исходят еще 5 веточек-щепок. Занимает этот рисунок примерно четверть страницы.
   Над деревом находятся концентрические круги, центры которых приходятся на верхний левый угол. Их 25 штук, и нарисованы они не циркулем, а гелиевыми ручками с синей и черной пастами. Цвета, как правило, чередуются, хотя иногда круги одного цвета идут подряд, например, первые четыре. Последний же круг нарисован обеими пастами сразу.
   На оставшемся пространстве внутренней передней части обложки, справа, простым карандашом написана фраза, которую можно прочитать, повернув тетрадь на 90 градусов по часовой стрелке:
   
   Не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра.
   
   Почерк у написавшего эту фразу неровный, буквы мелкие, их начертание стремится к печатному тексту; у «д», «з», «р», «у», «ф» очень длинные нижние части, к тому же, у «д» и «у» они еще и сильно закручены.
   Как я убедился в дальнейшем, этим почерком написано практически все в тетради.

4

   В тетради 78 листов в клетку, хотя должно было бы их быть 96 — об этом говорит уже знакомый нам штемпель. Кроме того, часть из этих 78 листов не цельные: у некоторых недостает кусочка, а у других даже половины.
   Выпавший из тетради во время пересчета листов маленький бумажный шарик позволяет понять, почему некоторые листы находятся в столь плачевном состоянии: из оторванной бумаги делались такие вот шарики, предназначенные для «стрельбы» из корпуса пишущей ручки.
   Так как обложка покрыта пленкой, подписана тетрадь на первой странице. К сожалению, эта страница относится к числу надорванных, и часть текста на ней не сохранилась; непострадавшая же часть имеет следующий вид:
   
   Тетрадь
   по всему
   ученика 9-
   Школы №
   г.
   Его

5

   Мысль с этой идеей посетила его после того, как он в очередной раз забыл тетрадь по алгебре и ему пришлось писать конспект урока на листике, вырванном из тетради по физике. Идея заключалась в том, что, раз для контрольных работ все равно есть отдельные тетради, которые хранятся у преподователей, то почему бы не завести общую тетрадь, в которую можно было бы записывать конспекты по всем предметам?
   Наличие такой тетради давало несомненные преимущества: во-первых, ее было бы очень сложно забыть, во-вторых, не терялись бы листики с записями лекций (а они всегда терялись), и в-третьих, из такой тетради было бы удобно списывать — ведь всегда можно сказать учителю, что это конспект по другому предмету.
   Придя домой, он начал подыскивать подходящую тетрадь. Она должна была быть толстой — лучше всего на 96 листов — но такой среди его школьных принадлежностей не оказалось. После упорных поисков, тетрадь, которая хоть как-то могла удовлетворить его требования, нашлась у отца в нижнем ящике стола. Она была довольно старой, но зато достаточно толстой.
   Чтобы скрыть убогую обложку этого «раритета», он использовал самоклеющуюся пленку, найденную в соседнем ящике — она осталась после обклейки этого самого отцовского стола.
   Теперь оставалось только подписать свою новую тетрадь. По старой привычке, расписав ручку на внутренней стороне задней части обложки, он, слегка высунув кончик языка между приоткрытых губ, старательно начал выводить буквы неровным почерком: «Тетрадь по всему...»

6

   На первом развороте тетради нет ничего. На следующей странице начинаются конспекты; кроме того, она первая из числа тех, на которых расчерчены поля: 4 клетки от края листа. Сделано это простым карандашом под линейку, причем линейка, кажется, была очень короткой — внизу страниц на линиях полей видно, что они рисовались в два подхода.
   Насколько можно понять, тетрадь содержит конспекты по разным предметам не в перемешку — в ней есть своеобразные разделы. В начале каждого раздела на полях обозначена дисциплина, которая конспектируется в данном разделе; также на них обычно указана дата.
   Кое-где на полях присутствуют рисунки, сделанные ручкой или карандашом.

7

   Начинается тетраль разделом геометрии.
   Первая запись посвящена вычислению биссектрисы треугольника и теореме Лемуса — Штейнера.
   Эта теорема гласит, что, если две биссектрисы треугольника равны, то такой треугольник является равнобедренным.
   Запись урока снабжена двумя иллюстрациями: изображением равнобедренного треугольника в рабочей области страницы и изображением равнобедренной девушки на полях.
   У треугольника между бедер обозначены биссектрисы; у девушки между бедер обозначен треугольник, но биссектрис там нет.

8

   Следующая пара страниц не представляет собой ничего интересного: они также посвящены геометрии. И хотя эти две страницы — это несколько часов жизни, вряд ли эти часы были интересны даже для проживающего их, вряд ли они отпечатались у него в памяти; все, что от них осталось — несколько никому не нужных решений геометрических задач.

9

   Прозвенел звонок. Ученики доставали из портфелей тетради и учебники, ручки и карандаши, линейки и транспортиры. Начинался урок геометрии.
   С небольшим волнением он достал свою новую тетрадь — ведь неизвестно, как отреагирует учитель на такое новаторство в учебном процессе. Как оказалось, волновался он зря. Учитель — седой худощавый мужчина, похожий на безумного профессора из американских фильмов — весь поглощенный теоремой Лемуса — Штейнера, увлеченно рассказывал о том, как сии почтенные математики нашли доказательство своей теоремы в результате взаимной переписки, и ничего не заметил.
   Наконец, теоретический материал прочитан и занесен учениками в конспекты; теперь до конца урока будут решать задачи.
   Одна из учениц вышла к доске; математик удобно расположился в своем кресле за учительским столом, дал задание и углубился в проверку каких-то работ.
   «Треугольник является равнобедренным, если его биссектрисы равны... А равны ли бедра у этой девчонки в красной кофте, и где у нее биссектрисы? Биссектриса делит угол пополам, а кулон на цепочке делит груди пополам... Одна грудь всегда больше другой, но относится ли это и к бедрам?»
   Ученица села на место, и все принялись списывать с доски решенную задачу. Он тоже усердно работал карандашом, но рисовал свою одноклассницу в красной кофте — правда, без кофты, зато с равнобедренным треугольником.

10

   Оставался последний урок — урок языка и литературы.
   Вообще-то, язык и литература — разные предметы, но их вела одна учительница — массивная дама устрашающего вида, с седыми пышноватыми волосами, неглубоким контральто и строгими глазами, которые казались еще строже, благодаря увеличительному эффекту толстых линз ее очков в толстой роговой оправе. Она всю жизнь проработала в школе, и потому считала себя в праве применять собственные методики образования — вследствие чего язык и литература были у нее объединены в один предмет.
   Детей она рассаживала по партам так, как считала нужным, и ни под каким предлогом не разрешала им менять места. В учет не принимались ни пожелания классного руководителя (соответственно которым дети сидели на других уроках), ни даже справки от врачей: дескать, если ребенок плохо видит с третьй парты — это не повод садить его за первую, это повод купить ему очки.
   На прошлом уроке читали «Шинель» Гоголя, обсуждали ее и писали небольшие анализы этой повести, поэтому сегодня урок началася с того, что дежурный по классу раздал проверенные работы с оценками; учительница же решила зачитать классу образцовое, как она выразилась, сочинение.
   Низкий голос учительницы разносился по аудитории и строго вещал о резкой критике господствующего при жизни Николая Васильевича строя, о его внутренней фальши и лицемерии, об обличительной силе произведений великого русского писателя и его протесте против несправедливых порядков жизни.
   Ученики уже слышали все это на прошлом уроке, во время обсуждения повести, и сейчас откровенно скучали.
   А он сидел и под аккомпанемент учительского контральто мрачно смотрел на красную двойку, красующуюся в конце его работы. Приписка к ней гласила: «Абсолютное непонимание произведения».

11

   На следующем развороте тетради начинается раздел алгебры, который занимает последующие 25 страниц, а поля украшены рисунками: левая страница — пересекающимися синусоидами и косинусоидами, правая — своеобразной косичкой.
   Косичка нарисована следующим образом: на первой линии клеточек расположены три вертикальные черточки, совпадающие с боковыми границами клеток; на следующей линии через две клеточки проведены диагонали из верхнего левого угла в правый нижний; на этой же линии от середины диагонали в первой клетке, под углом 90 градусов, отходит черточка вниз, до угла клеточки; во второй клетке такая же черточка отходит вверх, к третей вертикальной черте первого ряда. Затем рисунок повторяется.

12

   Между следующих двух страниц, пестрящих алгебраическими формулами, лежит лист бумаги, сложенный вдвое. Примечательно, что он не в клетку, а в линейку. На листе записано небольшое сочинение — анализ «Шинели» Гоголя.
   В нем рассматривается образ Акакия Акакиевича Башмачкина — главного героя повести. Автор работы указывает на нелепость, духовную ограниченность и убожество этого персонажа. Признавая определенную грубость внешнего мира, он все же возлагает основную ответственность за случившееся на самого Акакия Акакиевича; жалея Башмачкина, тем не менее, считает его судьбу логичной и вполне заслуженной.
   Удивительно, но, несмотря на то, что грамматических ошибок в сочинении нет, а образ раскрыт очень хорошо, в конце стоит большая, жирная двойка; по тому, как она начертана, видно, что оценивший работу был очень недоволен — недоволен настолько, что даже написал причину своего недовольства:
   
   Абсолютное непонимание произведения.

13

   Следующий после алгебры — раздел истории. Он содержит записи лекций о первой мировой войне.
   На всех страницах исторического раздела на поля вынесены даты исторических событий, которые иллюстрированы небольшими рисунками — я бы даже сказал, пиктограммками — которые помогают быстро и легко понять, к какому событию относится каждая дата.
   Например, 28 июля 1914 года обозначено скрещенными пистолетами; 1 августа того же года — двуглавым орлом под прицелом; 2 августа — эйфелевой башей, в которую попадает ракета; 3 августа — разломаной плиткой шоколада.
   Записи в этом разделе неполные, обрывочные и неаккуратные, что говорит о явном пренебрежении записывающего к предмету.
   На странице, которая содержит запись лекции о Февральской революции в России, на полях карандашом написана фраза, позволяющая понять причины подобного отношения:
   
   Есть два способа изменить прошлое: изобрести машину времени и стать историком.

14

   На следующем после исторических записей развороте изображены различные графические иллюзии.
   Первая иллюзия — Т-образная фигура с небольшими кружками на концах линий (кроме их пересечения). Кажется, что вертикальная линия длиннее горизонтальной, но в действительности они имеют одинаковую длину.
   Вторая — фигура такого же типа, у которой обе линии кажутся равными по длине. На самом же деле вертикальная линия короче.
   Следующие две иллюзии основаны на добавлении стрелок к концам линий. Так, первая из них представляет собой два отрезка одинаковой длины; на первом стрелки направлены внутрь, а на втором — наружу, за счет чего последний кажется значительно короче.
   Вторая из «стрелочных» иллюзий — отрезок, у которого на одном конце стрелки направлены наружу, а на втором — внутрь; за счет этого точка в центре отрезка кажется сдвинутой в сторону первого.
   Интересное впечатление производит также картинка с двумя параллельными, пересекаемыми наклонной прямой, невидимой между линиями. Если правую часть наклонной продолжить, то она пересечется с левой в ее верхнем конце. Кажущаяся точка пересечения расположена несколько правее.
   Несколько иллюзий посвящены эффекту искажения вертикальных параллельных прямых — наклонными отрезками, пересекающими их, или линиями, исходящими из одной точки.

15

   В то время как преподаватель рассказывал о продвижении армий, он от скуки рисовал на внутренней сторони обложки тетради черточки, соединяя их и утолщая, так что в итоге получилось нечто, напоминающее очень разветвленное дерево.
   Он не любил историю, потому что не верил ей — как можно верить тому, что неоднократно переписывалось и, в разные времена и в разных местах, преподносилось по-разному?
   Более того, разве можно верить тому, что якобы происходило, когда не было не только его, а и тех людей, которые ему об этом рассказывают? Как можно быть уверенным в том, что Первая мировая война была? А вдруг ее придумали лет 50 назад, рассказали всем, кто тогда учился, что она была, и вот они сейчас рассказывают это ему? А может, они сами это и придумали. Ведь он не жил в то время, и не может знать, была ли тогда война.
   Если задуматься, как вообще можно верить в то, что было до его рождения? Как можно быть уверенным в том, что мир существовал до его появления на свет? Вдруг он возник одновременно с его рождением?
   Да можно ли быть уверенным в том, что он родился? Ведь он не помнит этого. Возможно, он существовал всегда, и просто все забыл?
   Верить можно только тому, что видишь сам здесь и сейчас. Все остальное может оказаться неправдой.

16

   После графических иллюзий начинается раздел географии и геологии, и занимает он 14 листов. Из характера записей в нем становится понятным, что геология была факультативной частью географии — это объясняет объединение таких довольно разных предметов.
   Страницы раздела иллюстрированы причудливыми изображениями, которые получены путем художественной обработки контуров стран Европы.
   Англия — сморщеная страрушка в профиль, с кривым носом, в мешковатом платье и старомодной шляпке с цветами на месте Терсо и Абердина; она с неодобрением смотрит в сторону Америки своим глазом — Глазго — и протягивает к ней руку.
   Италия — богато украшенный сапог на высоком каблуке, с меховой отделкой наверху (там, где Милан), подбрасывающий камень Сицилии; также видно часть ноги, которая обута в сапог — это Швейцария.
   Португалия — строгое вытянутое лицо в профиль с острым подбородком и крючковатым носом (на кончике которого расположен Лиссабон), с надменностью глядещее на Америку. Лицо обрамляют кучерявые волосы, уложенные в пышную прическу — Испанию — с заколками в виде бабочек, расположенных в Сарагосе и Барселоне.
   Финляндия, Швеция и Норвегия  — киты, плывущие на юг; они бьют хвостами по воде.
   Франция — раскосое уродливое лицо анфас, с торчащими ушами и проваленным подбородком. На лбу у него вздувшаяся вена — Сена, а на месте Бордо — бородавка, из которой торчит пучок волос.
   Чехия — рыба с обрезанным хвостом. Ее губы приоткрыты, а глаз Праги смотрит грустно и недоуменно.
   Украина — грустное четвероногое животное в профиль, напоминающее тапира, и ковыляющее на запад. Обе видимые зрителю лапы — Одесская область и Крым — маленькие, кривые и слабые, поэтому тапир хромает, причем на обе конечности. На спине у него горб.

17

   На этом уроке в основной географической части рассказывали про ЭГП стран Балтии, а в факультативной геологической — о янтаре.
   Сначала учительница рассказала об основных свойствах янтаря — двупреломление, дисперсия, плеохроизм отсутствуют; спектр поглощения не поддаётся интерпретации; люминисценция голубовато-белая до жёлто-зелёной; загорается от пламени спички; электризуется при трении; хорошо полируется.
   Потом разговор зашел об инклюзе — насекомых или растениях, попавших в янтарь. Он задумался, машинально чертя на задней части обложки тетради линии, похожие на графики кардиограммы.
   Десятки миллионов лет назад, когда откладывался янтарь, мнгновение жизни какой-то доисторической мушки стало достоянием вечности — она завязла в смоле. Точно так каждое мгновение его жизни становится вечным — и он завязает во времени.
   Немногие из насекомых завязли в янтаре, и немногие из мнговений жизни остаются в памяти. Каждая линия, которую он чертит на задней части обложки тетради — один удар сердца, одно мгновение жизни, его след на блестящей поверхности вечности. Но сможет ли он вспомнить этот  момент потом?
   Он понимает: нельзя видеть настоящего, потому что оно сразу превращается в прошлое. Теперь он не может верить тому, что видит сам здесь и сейчас; теперь ему остается только то, что он видел сам не здесь и в прошлом.
   Но он не может верить и этому — потому что он не видит прошлого — он видит только ломаные линии графика кардиограммы; он видит только инклюз в тягучей смоле кристаллизирующегося времени.

18

   Дочитав раздел географии, я вдруг понял, что давно нахожусь во второй половине тетради, но почему-то не видел ее середины — того разворота, где видны загибы скрепок. Объяснение этому нашлось очень быстро: страницы срединного разворота оказались склеены изнутри, и за счет этого казались одним листом.
   Аккуратно разрезав этот двойной лист, я обнаружил, что составляющие его страницы на самом деле не являются срединными, так как внутри находится своеобразный конверт. Сделан он следующим образом: нижняя часть листа, составляющего срединный разворот, загнута внутрь на уровне нижней скрепки; правая страница согнута так, чтобы ее поля оказались на левой странице, а левая страница, соответственно, так, чтобы ее поля оказались на правой; верхняя часть листа согнута на уровне верхней скрепки и закрывает конверт.
   Внутри этого бумажного кармана находятся восемь обрывков бумаги и четыре кусочка картона. Я сложил их, как пазл; из бумаги получился лист, вырванный из школьного дневника, а из картона — открытка.

19

   — Ну что, как там у нас с отметками? — спросил отец.
   Это было плохое предзнаменование. Обычно отец не очень интересовался его школьными делами, но если уж начинал интересоваться, то это было серьезно и надолго.
   — Да нормально, пап.
   — Показывай дневник. Так-с, так-с. Сделал уже уроки?
   — Да, пап.
   — Давай проверю. Что тут у нас на завтра? Алгебра, геометрия, химия. По алгебре письменное. Давай тетрадь и рассказывай... так, что тут... доказательство теоремы Лотуса... короче, сам знаешь кого.
   Он живо представил, какое лицо будет у отца, если тот увидит его тетрадь по всему. Сначала оно вытянется в изумлении, потом брови нахмурятся и сойдутся над переносицей в недоумении, а затем они взметнутся вверх, лицо покраснеет, на лбу вздуется вена, и отец придет в бешенство — будет громко кричать, подергивая бородавку на правой щеке. Следовало приложить все усилия, чтобы этого избежать.
   — Э... Тетради нет, училка собрала их, мы самостоялку писали.
   — Да ну? Зачем бы она тогда дала письменное домашнее?
   — А она в начале урока дала, а потом или забыла, или передумала...
   — Неужели? Хорошо... Что здесь у нас дальше? Вот, письменное по физике. Показывай.
   Кажется, отец вознамерился в любом случае проверить хоть какую-нибудь письменную работу. Наверно, если бы письменных заданий в дневнике не нашлось, он бы придумал их сам.
   — Э... Пап, но физика же только через три дня.
   — Ну и что? — отец поднял вверх указательный палец и с пафосом произнес: — Не откладывай на завтра то, что можно сделать...
   — Послезавтра, — буркнул сын.
   — Сегодня! — заорал отец, — Сегодня! Немедленно! Все уроки! Сделать! Все, что задано! До утра! Будешь сидеть! Немедленно!
   Отец был явно не в духе. Страшно представить, что бы было, увидь он его тетрадь по всему — подобная инновация в учебном процессе отца определенно не обрадовала бы. Потому он даже радовался, что отец все-таки взбесился, потому что это произошло по другому поводу.
   «Если всегда делать завтрашнюю работу сегодня», — подумал он, включая настольную лампу, — «То последний день жизни будет абсолютно свободным».

20

   Открытка, которую я собрал из кусочков картона, найденных в конверте посредине  тетради, красного цвета. На лицевой ее стороне изображена счастливая рыжеволосая девочка лет пяти, обнимающая большого, чуть меньше ее самой, плюшевого медведя. Надпись над этой идиллической картиной гласит:
   
   Хочу тебя обнять...
   
   Внутри открытки никаких изображений нет, а все пространство разворота залито  розоватым фоном цвета фуксии. Справа находится продолжение надписи:
   
   ... и никогда не отпускать!
   
   На левой половине расположен текст, написанный от руки авторучкой с пастой черного цвета. Привожу этот текст без всяких изменений:
   
   Я купил эту открытку, выбрав ее из десятков других, и только выйдя из магазина, вспомнил, что мне больше некому ее дарить. Ведь мы с тобой расстались, и теперь моя жизнь отравлена временем, проходящим сквозь нее. Я дышу отравой...
   Слово «яд» состоит из двух букв, но ему следовало бы состоять из двух слов: «больше никогда». Год назад у меня умерла бабушка; я стоял на похоронах, смотрел на гроб и не мог понять, что происходит, пока в какой-то момент не осознал: бабушка больше никогда не посмотрит на меня, больше никогда со мной не заговорит, и итенно в этот момент боль брызнула у меня из глаз. Так и с любовью. Эти два слова отравляют все.

21

   Учитель физики где-то задерживался, и в аудитории царило обычное для таких случаев веселье, сопровождаемое монотонным хором ломающихся голосов.
   Девчонки шушукались, облепив стайками парты; парни шумно болтали, попутно давая учебником по голове соседу по парте и стреляя бумажными шариками из корпусов авторучек.
   — Есть лист? Нет? Ну так вырви из тетради, вон какая она у тебя толстая, — и, не дожидаясь ответа, сосед по парте схватил его тетрадь и неаккуратно вырвал пол-листа.
   Неожиданно открылась дверь, и зашла классный руководитель — высокая толстая женщина неопределяемого возраста, с очень короткими вьющимися волосами коричневого цвета. Она никогда не красила ни лица, ни ногтей, а ее огромная грудь обвисла до живота. Уголки рта у нее всегда были опущены; бесформенный рыхлый нос, красный и как-будто натертый, вызывал ассоциацию с насморком; в маленьких свиных глазках читалась смесь грусти и злости. Ходила и говорила она медленно; голос у нее был низкий и гнусавый, и производил на детей такое же воздействие, какое на нервных людей производит царапанье стекла ножом.
   Класс мгновенно затих, и только один бумажный шарик запоздало пролетел через аудиторию и упал в проходе между рядами парт.
   — Преподаватель физики задерживается, и потому у нас есть время, чтобы решить пару организационных вопросов, — произнесла классная, — И первый вопрос — это просто вопиющая непосещаемость уроков физкультуры.
   Она оперлась на стол своими окорокообразными руками и медленно обвела взглядом класс, как будто убеждаясь, что все ее услышали.
   — Следующих учеников, — продолжила она, взяв в свои короткие толстые пальцы мел, — чьи фамилии я напишу на доске, и которые пропустили более половины занятий в прошлом месяце, попрошу сдать дневники. В них будут записаны соответствующие послания родителям, чтобы те знали: если они не примут меры, их дети будут отчисленны.
   Написав на доске десяток фамилий и вытерев пухлые руки тряпкой, классная продолжила гнусавить:
   — Второй вопрос — это неподобаемый внешний вид учащихся, особенно девочек. Посмотрите на себя, на кого вы похожи? Вот ты — одела кофту, из которой все торчит, да еще красную! И еще побрякушку навесила! А ведь сидишь на второй парте! А поразукрашивались, как дикарки прямо! Понацепляли на пальцы колец, порасфуфыривались! Сними это кольцо и дай сюда, немедленно! — с этими словами она схватила одну из учениц за руку. Той ничего не оставалось, кроме как со слезами на глазах выполнить приказ классной. — И учти, отдам только родителям. Вот так. Вы что думаете, наряжаться сюда поприходили? Чтобы я этого больше не видела!

22

   На странице из школьного дневника, обрыки которой я нашел посреди тетради в конверте, есть только одна запись, сделанная рукой преподавателя, а не ученика. Думаю, именно эта запись была мотивом такого поступка, как вырывание страницы — очевидно, с целью скрыть эту запись от родителей.
   Написанное пастой красного цвета, каллиграфическим почерком с правильными округлыми буквами, учительское послание гласит:
   
   Глубокоуважаемые родители! Считаю своим долгом довести до Вашего сведения тот факт, что Ваш сын имеет блажь регулярно самовольно пропускать уроки физической культуры (более половины за прошедший календарный месяц). Настоятельно рекомендую Вам принять надлежащие меры по пресечению подобных случаев, во избежание исключения Вашего сына из нашего общеобразовательного заведения. С уважением и наилучшими пожеланиями, классный руководитель.
   
   Венчает это послание размашистая подпись, напоминающая дохлого осьминога.

23

   Мама вышла с кухни и молча смотрела, как он разувается и снимает куртку. Затем прошла за ним в комнату и продолжала молчать, глядя, как он разбирает портфель. Когда с этим было покончено, она наконец нарушила тишину:
   — Мне звонила твоя классная. И настоятельно рекомендовала заглянуть в твой дневник. При этом она намекнула, что все очень серьезно. Будь добр, покажи его и объясни, что случилось.
   Он почувствовал себя так, как будто ему за пазуху налили кипятка. Не догадавшись, что по такому серьезному вопросу классная действительно может позвонить родителям, он вырвал лист из дневника, и тем самым, как оказалось, только ухудшил свое положение.
   — Мама... Дело в том, что я пропустил очень много уроков физкультуры. Об этом классная и написала в дневник. Но... я вырвал этот лист.
   Мать и сын молча стояли друг напротив друга. Он смотрел на пальцы ног и ждал, но она долго ничего не говорила. Потом чужим голосом произнесла:
   — Вырвал лист... Ну что же, это понятно... Каждый хоть раз вырывал листы из дневника... — и опять замолчала.
   Он поднял глаза и увидел, что она плачет.
   — А почему пропускаешь уроки? — спросила она уже сквозь слезы. — Что ты делаешь в это время? Пьешь пиво? Куришь травку?
   — Нет! Мама, нет! Я...
   — Что ты? — почти выкрикнула она.
   — Я... делаю уроки.
   — Не ври!
   — Но я не вру, мама! Правда! Я делаю уроки!
   — У тебя что, нет другого времени их делать?!
   — Но, мама, почему я должен тратить свое время на эту дурацкую физкультуру? Ты ведь знаешь, я каждое утро полчаса делаю зарядку! И разминку, и легкую гимнастику, и все-все. Так зачем мне еще два раза в неделю делать упражнения, которые расчитаны на маленьких детей? Мне от них никакой пользы, а время тратится. Я занимаюсь во время уроков физкультуры алгеброй, ты же знаешь, она мне немного тяжело дается, и я за последние два месяца вытянул алгебру с тройки на пятерку с минусом! Мама!
   Он всхлипнул и, бросившись на кровать, уткнулся лицом в подушку.

24

   Оставшиеся 12 листов тетради, за исключением предпоследнего, пусты. Таким образом, эта тетрадь не является «тетрадью по всему» в полном смысле этих слов, так как в ней отсутствуют записи для значительного количества школьных предметов, по которым они не могут не вестись. Я не знаю, чем это объяснить — возможно, другие преподаватели проверяли тетради по своим предметам, и их приходилось вести отдельно, а возможно, таких «тетрадей по всему» было две или три, так как вместить все предметы в 96 (или, тем более, 78) листов мне не представляется возможным.
   На предпоследнем листе гелиевой ручкой с черной пастой написано несколько фраз. Почерк, которым они написаны, несколько отличается от почерка, наблюдаемого в тетради, из чего я делаю вывод, что эта последняя запись была сделана на несколько лет позже остальных.
   Вот эти фразы с предпоследнего листа тетради:
   
   Ночью в вышине мерцают звезды, а небо пустое. Здесь исписаны почти все листы, а тетрадь пуста. Почти все мои дни наполнены событиями, но жизнь тоже пуста.
   
   На обратной стороне листа написана только одна цифра:

25