Глава 2. Подаренное детство реке Волге-матушке

   Незаметно наступило лето 1938 года, мне исполнилось десять лет,
      В документе,  пришедшим со мной из Москвы,  дата дня рождения была ошибочно изменена на 29 июня,  вследствие этого я всю жизнь сомневался, когда мне отмечать свой день рождения, потому что на самом деле я родился 4 июня 1928 года. И порой отмечал свой день рождения дважды.
Помню,  в этот день, мы только что вернулись с купанья в Хопре,  Нас пригласил к себе в кабинет директор Михаил Иванович и объявил, что получил указание отправить всех «москвичей» в Аткарский детдом, поскольку профиль Балашовского, - для умственно отсталых детей,- не соответствовал нашему развитию и создал трудности для работы воспитателей.
Это сообщение всем пришлось по душе, а Янка даже отметил:
- Наконец-то, догадались!-
Перед отъездом,  не пригласив Янка, я один сходил на могилку Ольги Петровны и пробыв там не более десяти минут:
- Прощай, Ольга! -  второй раз  обратился я  к ней только по имени, - Ты была для меня больше, чем воспитатель.-
 хххххх

Через два дня нашу группу отправили в Аткарск, где оказалось, что нас никто не ждёт, и мест  в этом детдоме нет.
После проведенной кое-как ночи, прибывших пожалели, накормили завтраком и отправили с сопровождающим дальше.
Сначала поездом до Сызрани, потом пароходом до Хвалынска, так-как  в этом городе нет железной дороги

Старинный купеческий городок- Хвалынск, раскинулся на правом берегу Волги ,напротив острова Сосновый и славился в то время  бескрайними фруктовыми садами, которые называли почему-то «экономиями»; бахчами арбузов и дынь.С северо-запада город и прикрывают меловые горы, с которых сбегают в Волгу из подземных источников хрустально чистые ручьи.
Промышленность Хвалынска, не считая мелких различных артелей, ограничивалась, в те ушедшие времена, двумя предприятиями: маслозаводом, производящим подсолнечное масло, и консервным комбинатом, перерабатывающим фрукты и овощи. В окрестностях города сеяли рожь, пшеницу, горох, чечевицу, подсолнухи и другую сельхозпродукцию
         Центром  города считался базар, окруженный лабазами, построенными ещё в дореволюционные времена купцами для своих товаров. С одной стороны базар спускался к берегу Волги, где в судоходные месяцы пришвартовывали плавучую пристань, похожую на большую баржу. Когда же вода спадала, пристань спускали на семь километров вниз по течению и, в это время суда ходили за островом Сосновым, оставляя между ним и городом .свободный от судоходства водный простор.

Дома в Хвалынске не превышали одного-двух этажей.     Возвышалась только пожарная каланча, да красовался Крестовоздвиженский храм города, служба в котором в то время не велась.
В городе было четыре детских дома, в один из которых ,за номером четыре, нас и поместили.   
Хвалынск стал моим новым родным городом, в котором мне пришлось провести своё детство.

                Среди детдомовцев существовал свой бытовой уклад жизни. Тягтяйшим проступком считалось ябедничество. Ябеду называли «сексотом» и он становился изгоем, к которому применялись неотвратимые наказания, такие, например, как «тёмная».
                К спящему «сексоту» подбирались несколько человек, накрывали его голову одеялом и били. чем попало.
                Второй, часто применяемой пыткой,  был «велосипед»; между пальцами ног спящего вставлялся хорошо горящий предмет, скажем, кусок кинопленки и поджигался. Потерпевший щал ябедничать и принимался в детдомовское братство как равный, если продолжал – наказания возобновлялись.    
«Тёмные» устраивали и новеньким просто так для профилактики. Мы с Янком не избежали этого испытания.
В первую ночь, не успел я уснуть, как ко мне подбежали несколько довольно взрослых  пацанов и накрыли голову одеялом. Ощутив несколько ударов, я вскочил на койке на ноги и со всей силы ударил ногой первого попавшего. Он упал на пол, остальные разбежалисьон не мог подняться и его продолжали колотить.
Не долго думая, спрыгнув со своей койки. я подбежал к нападающим и с размаха сзади залепил одному кулаком в ухо; он присел, но другой обхватил меня за туловище и руки и крикнул:
     - Бей его!- На меня посыпались со всех сторон удары.  Мой друг, Янка, воспользовался секундным перерывом, сбросив одеяло, вскочил на ноги и поспешил мне на помощь
   . Завязалась драка. Думаю, что нас избили бы здорово. Но в этот момент за моей спиной раздался властный окрик:
- Кончай, пацаны!-
Драка тот час прекратилась, и к нам подошёл парень лет шестнадцати крепкого телосложения в одних трусах и татуировкой на груди и на руках.
- Откуда? – спросил он.
- Я слышал то ли из Аткарска, то ли из Москвы, - подсказал ему один из присутствующих.
- Подожди, Сенька, у них у самих языки есть,- оборвал его подошедший парень.
- Мы москвичи, но прибыли из Аткарска, - вытирая кровь с губы, ответил я.
- Значит из столицы. Хорошо. - почему-то заулыбался он.
- Всем спать без шухера,- отрывисто бросил наш заступник.-
-Утро вечера мудренее,-  и повернувшись к нам спиной, удалился в угол комнаты, где обособлено стояла его койка.

         На следующий день ранним утром первым в нашей спальне появился Михаил Николаевич Ракуза-Сущевский старший воспитатель нашей группы.
Он был высок ростом, в меру худой, носил шкиперскую бородку, являющуюся продолжением светло-рыжих бакенбардов. Его серые с хитринкой глаза, казалось, видели всё вокруг; излучали теплоту и уверенность в собственном достоинстве.
Мы считали его «своим», ни капельки не боялись, доверяли почти все свои секреты, беспрекословно слушались и бесспорно уважали и любили.
Два прозвища прилипли к нему и дополняли его портрет.
Первое – «Паганель» - из книги Жюль Верна  «Дети капитана Гранта» по его внешнему виду, но ни как не по характеру и второе – «Михель», связанное с его именем.
           Михель походил на иностранного матроса: носил тельняшку, синий берет, короткие штаны с застежкой пуговицами чуть ниже колен, светлые гетры и ботинки на толстой подошве.   Его одежда подчеркивала  любовь ко всему морскому.
     Он был инициатором всех речных походов по Волге на детдомовской лодке-ботике, которую сделал собственными руками и назвал «Дунканом», написав это имя на её бортах и на корме.

          - Подъём! – громко сказал Михаил Николаевич, ударив три раза в небольшой пароходный колокол, висевший у двери спальни. На койках кое-где зашевелились одеяла и мы, потягиваясь, стали неспеша вставать.
           - Сегодня поход на «Дункане» на остров Сосновый, - объявил он  и, стягивая одеяло с нашего вчерашнего защитника, добавил:
           - Василенко! Пора, Ваше Величество, вставать !-
          - Не выспался я, Михаил Николаевич, - сел на койке Василенко и стал одеваться.
          - А, что за потасовка была вчера у вас вечером, Василёк?
         - Не знаю, Михаил Николаевич. Спросите у новеньких.-
         - Я считал тебя в группе за старшего, знающего про всё и про всех. Ладно, поговорю с новенькими. Все новенькие после зарядки на пять минут ко мне в кабинет,- он посмотрел в нашу сторону..
    
         
       Запыхавшись от бега- на физзарядке, мы гурьбой ввалились в кабинет «Паганеля».
      - Садитесь на стулья,- пригласил Михаил Николаевич. –
      - Будем знакомиться поближе, - он подошёл ко мне, двумя пальцами за подбородок поднял моё лицо и посмотрел прямо в глаза:
      - Мне стало известно, что вчера  вечером тебе пытались сделать «тёмную»? Это так?-
     Я молчал. Он отпустил мой подбородок и улыбнувшись одними глазами продолжал:
     - Быстро вы усвоили наши детдомовские порядки: на свои обиды старшим не жаловаться. Однако, меня больше интересует вопрос: за что тебе хотели сделать «тёмную»?-
Я продолжал молчать.
     - Скажи же что нибудь.-
    Теперь улыбнулся я:
   - Михаил Николаевич,  вам известно, что было вчера в нашей спальне, так  зачем об этом спрашивать меня, зная, что я ничего не скажу.-
   - Ох, ты какой!- произнес «Паганель» и похлопал меня по плечу.
   - Если все новенькие такие как ты – меня это радует и  надеюсь, что мы будем друзьями.- он встал, давая понять, что аудиенция закончена и пора бежать на завтрак. 
      
             
Рассекая водную гладь Волги наш «Дункан» силою трех пар вёсел двигался поперёк течения к острову Сосновый. Рулевой-кормчий в лице Паганеля успешно владел мастерством, но сильное течение снесло наш ботик  на довольно большое расстояние и мы причалили не к песчаной отмели, на  которой рассчитывали высадиться, а в гущу камышовой заросли.
- Суши весла!- скомандовал кормчий.
- И никому из лодки не  вылезать: здесь много змей,- он ловко выпрыгнул в воду и убедившись, что глубина ниже колена и что змей вряд ли можно сейчас здесь увидеть, разрешил нам осторожно покинуть лодку.      
Двенадцать мальчишек и восемь девчонок почти одновременно со смехом, визгом и криком стали прыгать за борт ботика и выбегать из камышей на берег.
Сам Паганель с небольшой группой помощников потянул бот к песчаной отмели.
 Не успели мы с Янком выбраться на твердый берег, как впереди нас раздался душераздирающий крик одной из девчонок. Это была Люся  Пахомова– девочка прибывшая с нами в московской партии.
- Спасите, змея!!!- она стояла вся побледневшая,  её глаза  от страха, казалось, вот-вот вылезут из орбит, а руки, зачем-то подняли вверх  подол ситцевого сарафанчика, под которым, как заметил сразу Янка, обозначились довольно приличные контуры девичьей фигуры.
Мы подбежали к Люсе :
       -Где змея? Ты её видела?
      -  Она туда уплыла, - Люся подняла руку в сторону берега.
      На самом деле, по песку вдоль берега скользила полуметровая чёрная змея.
        Когда я подбежал к ней, то сразу понял, чтоэто не змея, а уж: на его головке были видны два жёлтых пятна. Мне приходилось ни раз ловить подобных на нашей даче в Ломах под Иваново, куда наша семья выезжала на лето в бытность работы отца в этом городе.
Ловко схватив ужа у головки, я поднял его на вытянутой руке:
- Вот, Люся, твоя змея. Дарю от всего сердца!-
- Ты с ума сошёл,- сказал Янка, не поняв , что это уж.
Люся стояла в пяти шагах от меня, всё еще ошарашенная происшедшим:
-Нет, мне не надо такого подарка! Возьми его лучше себе.-
- Себе, так себе,- ответил я, запихивая холодного ужа запазуху под майку.
Ужу понравилось запазухой: он высунул головку из-под майки и стал дразнить присутствующих своим раздвоенным язычком, часто-часто высовывая его напоказ.   
         
Июльский день был жарким. Солнце раскалило прибрежный песок так, что по нему босиком трудно было пройти: мы старались идти ближе к воде, где набегающая слабая волна делала его мокрым и менее горячим.
Люся обиделась на меня за то, что змея оказалась ужом и сняв свой сарафанчик и  обогнав нас с Янком, пошла не оглядываясь впереди, разбрасывая голыми пятками во все стороны белый песок.    
Облюбовав бивак и сложив на траву в тени у опушки леса свои походные пожитки, все прибывшие бросились к реке, чтобы охладить в волжской воде свои измученные зноем тела.
Я тогда ещё не умел плавать и от этого чувствовал себя не в своей тарелке перед друзьями и особенно перед девчонками, которые бросившись с визгом в воду поплыли хотя и «по-собачьи», но вполне уверенно.
- Далеко не заплывать!- крикнул Михаил Николаевич двум пловцам, которые удалились от общей кучи купающихся.   Он стоял по лодыжкам в воде во весь свой почти двухметровый рост, как капитан на капитанском мостике судна и видел всё, что происходит вокруг.
-Ты почему не купаешься?- услышал я сзади голос и обернувшись увидел Василенко. По мокрым волосам его головы было видно, что он уже выкупался и вышел из воды где-то в другом месте, куда снесло его течение.      
 - Плавать не умею,- признался я.
- Ладно врать-то, - он подошёл ближе и увидев вылезшую из майки голову ужа, протянул к ней руку:
- Дай посмотреть,-
 - На, посмотри!- я вынул ужа из-за пазухи и отдал его Василенко.
- Красивая тварь, - заулыбался Василек, и присев на корточки, выпустил ужа на волю.
- Пусть гуляет на свободе, а мы пойдём купаться. Попробую научить тебя плавать
Мне захотелось возмутиться. Но  понял, что Василенко прав; свобода и для такой твари, как уж, вещь необходимая.
И сам Василенко второй раз удивил меня. Интересно; кто он такой, этот Василёк весь в татуировках?
Он взял меня за руку, и мы вошли в воду.
- Не дрейфь! Шагай глубже, чтоб вода достала до подбородка. Теперь попробуй лечь на воду, набери в легкие воздух, задержи дыхание. болтай ногами!-
Я старался выполнять все его команды. Купающиеся рядом нас не замечали.
Через некоторое время успехи были налицо: я уверенно мог проплыть два-три метра.
- Ну, вот, научился немного барахтаться, значит, сумеешь выбраться из омута, когда приспичит,- вместе со мной порадовался Василенко. Уменье плавать ни раз пригодится тебе в жизни.-
Пройдёт немного времени и его пророчества ни раз подтвердятся и, в прямом смысле, спасут мне жизнь.

  Накупавшись вдоволь и от этого изрядно проголодавшись, вся компания вышла из воды и направилась к биваку, где лежал наш провиант.
Паганель распорядился, кто, чем должен заниматься для приготовления пищи и работа закипела.
   Мне с Янком было поручено заготовить дрова и мы, прихватив топор и веревку, пошли по тропинке в сторону леса и, пройдя полсотни шагов, свернули в гущу ельника, увидев там сухой валежник.
    Время перевалило за полдень, в лесу стояла тишина: птицы, нащебетавшсь утром, спрятались в свои гнезда, да и вся живая тварь разбежалась по своим норкам. Нарушая тишину, мы рубили сухие сучья и складывали их в кучи, чтобы потом сделать их них вязанки.
Вдруг где то совсем рядом раздался негромкий возглас:
- Не трогай, отстань! -. возмущался девичий голос.
- Тоже мне, целка!- узнал я голос Василька.
- Отпусти, не хватай меня за руку. Чего ты за мной приплелся? Я пошла оправиться. Тебе не стыдно? – теперь я узнал и голос Люси.
- Мне нисколько не стыдно, гранд Люси,- засмеялся Василенко.
- Ты просто мне нравишься, и надеюсь на взаимную симпатию. Я так хочу и так будет! – закончил он.
- Никогда!!!- вскрикнула Люся.
- Пойдем, выйдем, - шепнул мне Янка и дернув меня за руку, выбежал на тропинку. Я поспешил за ним.
На тропинке стоял Василенко и удерживал Люсину руку , которую та пыталась высвободить.
Увидев нас, он отпустил руку своей пленницы и бросил нам злобно;
- А вы, чухонь, как здесь оказались?
Подарив мне и Янки благодарный взгляд, девчонка стремглав побежала прочь.
Мы подошли ближе. Василёк сразу оценил ситуацию, поняв, что нас двое, при этом в руке у одного  топор и заговорил совсем другим тоном:
- Хороша козочка! Верно, я говорю? Ну, да ладно – проехали,- со вздохом закончил он и похлопав Янку по плечу добавил:
- Чую вас за дровами послали. Пойдемте, помогу.-


Когда мы принесли к стоянке три вязанки  хвороста, нас встретил аппетитный запах приготовляемой пищи, создающий на природе особый аромат, который возбуждающе гонит слюну. Ребята успели наловить для ухи рыбы, и она булькала в ведре, висящим над затухающим огнём. Рядом висел чайник и ещё ведро с картошкой в «мундире»
- Где вы пропали?- спросили они хором,-
- Огонь уже гаснет. Бросайте дровишки быстрее!-
Огонь вспыхнул с новой силой, и через полчаса уха была готова.
-Разобрать миски и ложки! – скомандовал Михаил Николаевич, предусмотревший прихватить из детдомовской столовой глиняные миски и деревянные ложки.
Выполнение этой команды не потребовало повтора; её выполнили практически мгновенно и тотчас окружили шеф-повара, в лице того же Михаила Николаевича.
Каждый из нас, получив по два черпака ароматного варева, уселся на песок в общий круг, и, дуя на уху в ложке, громко причмокивая, ни на кого не оглядываясь, стал с наслаждением её хлебать. .
Что может быть вкусней волжской ухи из только что пойманной рыбы, да ещё здесь же на берегу Волги?  Или картошки в «мундире»? Или чая, пропахшего дымком?

После еды, разделившись на небольшие группки, мы разбрелись по всему  острову, .
Я с Янком выбрали прогулку по краю воды вдоль берега. К нам присоединился Василёк. Он явно искал с нами дружбы и нам было интересно узнать его поближе. .
- Смотрите себе под ноги, - посоветовал нам Василёк.-
- Здесь в песке можно найти что угодно. Волга выносит на берег даже ценности, например старые золотые монеты..   Этой весной ,когда стала убывать вода после половодья, «Стрелок», его фамилия Стрелков, ну который вам «тёмную» хотел сделать, нашёл на берегу  кожаный кисет с тремя николаевскими золотыми червонцами.-
- А.ты не свистишь ? – перебил его Янка.
- Нет, не свищу; два червонца я у него в карты выиграл,- в подтверждение сказанному ответил рассказчик
- Когда ты в карты научился играть? спросил я Василька.
- Много будешь знать – скоро состаришься,- улыбнулся он своей хитрой улыбкой и рассказал нам о своей беспризорной жизни.
Родился Тимоша Василенко  в селе Степное Саратовской области, в семье зажиточного крестьянина. В тридцать пятом году, когда Тимоше было тринадцать лет, семью Василенко раскулачили и  сослали в Карагандинскую область,
Тимошу забрал к себе родной дядя. Вскоре дядя умер, и Тимоша оказался беспризорным. Много объездил он по стране, связался с ворами и попал в детскую колонию.
Через год его освободили из колонии и направили в хвалынский детский дом.
- Вот там, в колонии, я научился всему, и игре в карты тоже, - вздохнув, закончил Василёк и как-то виновато посмотрел на нас.

Втроём мы продолжили бродить по песчаному берегу до тех пор пока вечерняя заря, отразившись в воде Волги и, осветив багровым светом, лежащий на противоположной стороне  Хвалынск, стала затухать, и на небе появились первые звезды.
Василёк продолжал рассказывать о скитаниях по России-матушке, а мы с Янком слушали не перебивая, потому что не знали о существовании другой жизни, не похожей на столичную.
Разве мог я тогда подумать о том, что грядущая судьба столкнет меня с подобными, ещё более крутыми испытаниями.

Наконец совсем стемнело. Вдруг мы услышали, что нас зовут и поспешили вернуться. Впереди горел большой костер, из которого высоко в темное небо улетал рой искр. Свежий ветер донёс до нас запах дыма.
Подойдя ближе, мы увидели всю нашу компанию, сидящую вокруг костра и таскающую из него печёные картофелины. Обжигая пальцы рук и дуя на них,  каждый по-своему очищал подгоревшую кожуру картошки и  запихивал в рот то, что от неё оставалось. Физиономии  сидящих у костра,  включая Паганеля, были изрядно запачканы сажей.
К нам подбежала Люся с глиняной миской в руках, в которой лежало несколько штук печёной картошки:
- Это я вам оставила,- сказала она, обращаясь ко мне,
- Тебе и Янку. Потому , что могло не достаться, - как бы оправдываясь добавила Люся и вернулась на своё место у костра. Василёк глянул ей вслед, улыбнулся, но промолчал.
 .
Когда испеченная картошка и продовольственные запасы были съедены, всем захотелось скорее вернуться домой.
Наскоро умывшись в вечерней, потеплевшей за день волжской воде, заодно побрызгав ею друг на друга и на костер, чтоб затушить его, компания , собрав в полутьме свои вещи, стала усаживаться в лодку.
Василёк сел возле Люси. Она встала и пересела на другое место; он последовал за ней.
- Чего тебе от меня надо?- возмутилась она и пересела на вёсельную скамейку, взяв в руки правое весло. Упрямец опять подсел и взял левое весло.
Мне захотелось помочь Люси: я подошёл к ней и громко, чтобы все слышали, сказал:
- Дамы не должны сидеть за вёслами! Будьте благоразумны, уступите, мадам, мне место гребца.-
В темноте трудно было разглядеть лица Люси, но я почувствовал, что она в душе была благодарна мне.
Встав, Люся, как бы невзначай резко толкнула Василька своим левым бедром и села у кормы, где ещё оставалось свободное сиденье.
- Все сели ?- громко спросил Паганель. Столкнув лодку с мели, прыгнул в неё сам и занял своё законное место кормчего
Для того, чтобы на другом береге причалить в намеченном месте, нужно было подняться вдоль берега вверх по течению не менее километра.
-Раз! Раз! Раз! – командовал Паганель и три пары вёсел дружно опускались в тёмную воду и толкали лодку вперед.
Луна ещё не взошла, в Хвалынске в окнах домов и на уличных столбах зажглись огни.. Слышно было как в городском парке играет духовой оркестр .На речной глади, отражаясь в воде , светились красным, а где-то белым цветом бакены.
Паганель уже не командовал, наслаждаясь ночной прохладой, все в лодке молчали
-.Не опускай глубоко в воду вёсла и не поднимай их высоко вверх,-   посоветовал мне Василёк,- Ты сохранишь силы.-
Я и впрямь уже стал уставать, но, смотря на остальных гребцов, быстро осваивал приёмы гребли.
-Пойдешь завтра утром в городской парк за чинариками? – снова обращаясь ко мне, спросил Василёк.
-За чем? За чем? – переспросил я.
- Ну, за бычками, за окурками. Ты разве не куришь?-
- Нет!- ответил я,- Не курил никогда,-
- Вот это колбаса!- удивленно прошептал он.-
- Ладно, дело поправимое,- деловито отметил Василёк.
- Утром я вас с Янком разбужу. Чем раньше пойдём, тем лучше, а то кто-нибудь перед нами пройдёт: тогда и идти смысла нет.-
- А ты не боишься, что окурки могут быть заразными?- поинтересовался я.
- Чудак! Чинарики никто не собирается курить: их надо шелушить, а потом из табака самокрутки крутить. Не бойся, я покажу, как надо делать.-
Для себя я решил, что завтра утром никуда не пойду, а буду отсыпаться, а Васильку ответил его вчерашней репликой:
-Утро вечера мудренее!-
Когда лодка причалила к деревянным мосткам, у которых она должна постоянно находиться и все пассажиры из неё вылезли, я захотел потянуть за стояночную цепь и закрыть её на замок, но не смог. Ладони рук моих горели огнём и на них водяными пузырями вздулись  мозоли. Это были первые мозоли в моей жизни.
За спиной раздался голос Михаила Николаевича:
-Быстрей закрывай замок и пошли домой.-
- Не могу: руки натёр вёслами.-
Он зажёг спичку и осветил мои ладони.
- Чего молчал? Надо было заменить тебя на вёслах,- сказал он спокойно и добавил:
- Спустись на берег и помочись на руки. Иногда моча помогает.-

Выполнив совет, я чуть не взвыл от боли и махая руками стал догонять своих товарищей. Ракуза, закрыв замок, поспешил за нами...