Однополый мир

                Глава первая.

                1.
     После проклятой войны прошло восемнадцать лет, и президент Ойкумены Лидия Симпсон уже не однажды просила отставки. Но Большой матриархат продолжал выдвигать её на этот высокий пост, и её выбирали на новый срок. Она не помнила, когда ей было легко на этом поприще, но самыми трудными были первые годы. В то время промышленность и сельское хозяйство перекладывались на женские плечи. Нужно было наладить ритмичную работу заводов и фабрик, заставить летать самолёты, ходить поезда и сделать многое другое.
        В то время правительство Ойкумены долго занималось сложными расчётами в области специализации штатов на выпуске товарной продукции. В связи с резким сокращением народонаселения Ойкумены, Америка полностью обеспечивала её автомобилями и мануфактурой, Китай заваливал зерном, Россия давала в полном объёме металл. Специализация освобождала миллионы рабочих рук, которые были необходимы в сфере обслуживания, и она привилась на всех континентах.
        Неимоверных усилий и затрат стоили как консервация ядерного оружия, так и утилизация другого оружия и военной техники. Его огромные количества поражали воображение. Это нужно было увидеть, чтобы понять, насколько примитивен и неразумен человек, возомнивший себя разумным и так себя назвавший…
        На первых порах Большой Матриархат вынужден был ввести ряд непопулярных мер и даже смертную казнь за участие в локальных войнах. Пожизненное заключение полагалось за хранение огнестрельного оружиия и каких бы то ни было взрывчатых веществ. Ради излечения тяжелейших ран, нанесённых природе, беспощадно карались рубки леса, охота на диких животных, использование кислорода в промышленности, и любые загрязнения биосферы.
       В годы становления новой жизни штат Руанди напал на штат Бурунди. Вооружённый отряд десантировался в столице Бушумбура и захватил президентский дворец. Вояки учинили дикий разгул. Они расстреляли президента и его семью, и свой «триумф» завершили в женском колледже, где подвергли насилию несовершеннолетних девочек.
      Отряд был интернирован международной службой, и их судил Трибунал Большого матриархата. Вердикт высоких судей гласил: «Существо с внешним человекоподобием ещё не человек, если оно имеет мозги и инстинкты махайрода. Поэтому на такие существа  не могут распространяться человеческие законы; они недостойны даже человеческой казни. Забить их на бойне для животных и закопать в скотомогильнике».   
       После десяти лет правления Большого матриархата в Ойкумене уже не ощущалось недостатка ни в промышленных товарах, ни в продовольствии, и ни в одном штате не было голодных и нищих. На планете была введена единая денежная система, и денежной единицей стала «матрона», эквивалентная бывшему австралийскому доллару.
       Большой матриархат не мог одолеть единственного ворога - радиацию. Она путешествовала с речной водой, облаками, пылью, и уносила новые жизни. Участь животного мира была не легче. На Земле полностью исчезли слоны, носороги,  бегемоты и крокодилы. Люди с беспокойством наблюдали за тем, как метались некоторые виды животных в поисках экологически чистых сред обитания. Полчища леммингов покидали обжитые места и устремлялись на север, а змеи селились возле городов и сёл. Не затем ли, чтобы искать спасения у человека? Или затем, чтобы ему мстить за поруганную природу? И те и другие перемещались кишащими стаями по полям и лугам, пересекали автострады, железнодорожные пути, тысячами погибали под колёсами и всё равно тянулись длинными вереницами туда, куда их гнал природный инстинкт.
     Учёные так и не смогли разгадать причины внезапной гибели клонов, именно гибели –
Так полагали флагманы науки, потому что почти половина человечества ушла из жизни, как по заказу,  -  в одночасье и не от болезней…
     Когда в Красную книгу занесли всё, что можно было занести, на последнем месте записали человека. Затем в штаб-квартире МСОП задумались: что делать с Красной книгой дальше, какому вершителю судеб её вручить, если на Земле не нашлось гения, способного остановить армады разрушителей…
      В 2134 году Красную Книгу отправили на космическом корабле в сторону тех миров, которые по предположениям индийских астрономов находились за Полярной звездой. Там, в тех мирах Махарлока и Сатьялока, жили чистые умом дети Брамы. Они были причастны к истине и могли спасти мир от полного исчезновения.
       Одним из самых значимых шагов Большого Матриархата было Постановление о восстановлении равновесия между представителями мужского и женского пола. По меньшей мере пятьсот миллионов клонов нужно было получить к 2136 году. Но время шло, а соматические клетки доноров по-прежнему не поддавались клонированию. Теперь Лидии казалось, что в этом кроется умысел Божий. Слишком далеко зашёл человек: он забыл, кто сотворил Адама, и не ему было дано создавать копии того, что сотворил Всевышний.
       Теперь женщины рожали одних девочек, редко от первомужчин и часто через имплантацию эмбрионов, выращенных из гаплоидных наборов хромосом. Но перспектива бесчувственной детородной машины мало устраивала женщин. Они желали, чтобы их будущие дети начинали свою жизнь не в пробирке, а там, где им было намного уютней. По этой причине многие из них отказывались исполнять свой долг перед матерью-природой, и население планеты катастрофически сокращалось. 
       Учёные упорно работали над проблемой деторождения, и нередко имели место нестандартные опыты. Пресса много писала об эксперименте учёных биологов из Портленда, которые имплантировали обезьяне эмбрион человека. Их опыт удался, и обезьяна по кличке Мэри родила нормальную девочку. Но обезьяна есть обезьяна, и она, приняв девочку за уродца, выбросила её из окна третьего этажа. Но это не остановило учёных, и незадачливую Мэри заставили снова родить человеческого детёныша. Затем это получилось и других самок горилл.
        Лидия Симпсон возлагала большие надежды на русских биологов. Дубенские «питекантропы» уже заняли прочное место в семействе гоминидов, потому что ходили на двух ногах, «разговаривали» между собой и людьми при помощи языка жестов и могли пользоваться некоторыми орудиями труда.
        В будущем мужские особи этого вида могли полностью разрешить самую острую социальную проблему, а пока спасали положение киборги – так называли в обиходе суперроботов «Эрос-9М». Но некоторые женщины недолюбливали суррогатных любовников, и наряду с этим имел место зоосекс как в семейном кругу, так и в особых платных заведениях.
       2 июня 2141 года рабочий день президента Ойкумены Лидии Симпсон начался в шесть часов утра, и едва она села свой рабочий стол, то тут же вошла в Интернет и запросила демографическую справку. Через несколько секунд она получила следующие данные:
       2141:03:02
       Население - 960 845 711.  В общем числе женщины - 827 631 711,  в их числе до 60 лет - 662 105 143.  В общем числе мужчины - 133 214 282,  в их числе до 60 лет 1 031 803.
      Ежедневные сводки показывали, что население планеты продолжало уменьшаться, при этом показатели смертности понижались, но показатели рождаемости падали быстрее. Нужно было принимать срочные меры, и Лидия Симпсон решила переговорить с китайским штатом…

                2.

      Нина вошла в свою спальню,  улыбкой посмотрела на Ральфа и неторопливо разделась. Она ничего не оставляла на себе, когда приходила к нему заниматься любовью. Молодая и стройная как берёзка женщина легла рядом с мужчиной и, поцеловав его в губы, ласково воркнула:
       - Проснись, мой хороший, я очень соскучилась…
       Ральф сладко потянулся и повернулся к Нине.
       - Я тоже хочу тебя, - бодро ответил он, будто до этого не спал и поджидал её.
       - Так отлюби меня, как вчера, - прошептала она и легла на спину.
       Мужчина тут же склонился над ней и завладел её губами, а его руки заскользили по её животу и бёдрам…
       - Любимый, желанный мой, - страстно шептала Нина, отвечая на его ласки. Ральф был очень искусен в любви, и когда нежный амур стал посылать ей импульсы ни с чем несравнимого блаженства, она обвила его шею руками…
       Наконец Ральф оставил её и тут заснул, потому что он полностью выполнил программу, заданную ему дискетой. Нина в это время приходила в себя и всё ещё лежала с закрытыми глазами. Обрывочные мысли прилетали и тут же улетали, а тело просило покоя.
       Нина Алёшина уже больше года спала с киборгом, ибо девушкам её поколения  ничего иного не оставалось. Они ещё со школьной скамьи знали о том, что в их городе, а также во всей Ойкумене на одного мужчину приходится очень много женщин, ей говорили, что более шестисот.   
      Но подруги считали Нину счастливицей, потому что у неё был отец – невиданная роскошь по их проклятым временам. Он был пока ещё недурён собою и, что самое главное, моложе всех мужчин в этом  городе, которых можно было пересчитать по пальцам, если не принимать во внимание стариков.
      Под вечер родители Нины ушли к кому-то на именины, и она раньше, чем обычно, забралась к Ральфу в постель.
      - Милый, ты был великолепен! – сказала Нина, когда снова обрела бренный мир. Она знала, что киборг ей не ответит, но продолжала говорить ему приятные слова, потому что ей так хотелось.
      Разумеется, Ральф смог бы ей отвечать, если бы она снова запустила одну из многих программ, но в этом случае он снова взялся бы её месить, а ей этого уже не хотелось. Полежав рядом с ним ещё несколько минут, Нина встала и, набросив на себя халат, прошла на кухню. Там она соорудила себе несложный бутерброд и, откусив от него с угла, пододвинула к себе городскую газету.  «Вернуться ли в нашу жизнь клоны?» - бросился ей в глаза заголовок, какая-то аспирантка излагала свою точку зрения о проблеме века. Статья была скучной, и Нина, отшвырнув газету, ушла в гостиную. Включив телевизор, она упала в кресло – показывали кинофильм о Степане Разине…
       «Дикари!» - подумала Нина, когда русская «вольница» стала яро рубиться с басурманами. Кое-как досмотрев фильм, и не дождавшись родителей, Нина ушла спать.
       Однако в полночь она проснулась, потому что услышала разговор, доносившийся из спальни родителей. «Кажется, мои родители неплохо угостились, даже дверь не закрыли полностью», - вяло подумала Нина и, повернувшись на другой бок, попыталась заснуть. Но сон почему-то пропал, и она продолжала слушать, о чём они говорили… 
       - Леночка, у нас появилась новая лаборантка, совсем ещё молоденькая, и все называют её Женечкой. Так вот, эта юная барышня влюбилась в меня, так и вертится перед моими глазами, - рассказывал отец.
       - А перед кем ей ещё вертеться, если повсюду «шестьсот девок один я»? – отвечала её мать. Я вот, как подумаю о нашей Ниночке, так душа кровью обливается.
       Нина понимала, что подслушивать неприлично, но её родители затронули самую жгучую проблему века, и она притаилась.
       - Мы сделали для Ниночки всё, что могли, а остальное давай предоставим Богу. Теперь сплошь и рядом одна и та же печаль, - с грустью молвил отец.
       После непродолжительного молчания мать спросила:
       - А ты заметил, как по тебе вздыхает Ольга?
       - Я не слепой. Тоже вот, вбила себе в голову невесть что! – ответил отец.
       - Дорогой мой, это приходит без спросу, - вздохнула мать.

        3.
       Ольга Румянцева не помнила, когда её мать оставила семью, и так как не успела её полюбить, то и не вспоминала о ней в детстве. Она называла своей матерью бабушку Татьяну, которая без памяти любила внучку и ради неё готова была пожертвовать своей жизнью. Оле было пять лет, когда в их доме вдруг появилась очень красивая женщина и стала называть её доченькой. Девочка не поверила, что незнакомая тётя, это её мама, и что Няня – это не мама, а бабушка. И когда Надя стала собираться домой, и Олю начали одевать, то девочка, догадавшись в чём дело, расплакалась. После этого Олю долго уговаривали, и когда снова начали одевать, то она опять расплакалась, повалилась на пол и на полу дрыгала ножками.
       - Ума не приложу, что мне с нею делать? Будучи вся в слезах, спросила Надя у матери, и та сказала:
       - Сама виновата, помчалась без оглядки за своим тренером! Неужто он отказался бы от ребёнка?
       - Мама, но я ведь не бросила её, а оставила у родной матери! – оправдывалась дочь. Зато я была очень счастлива. Ты не можешь себе представить, что мне открылось с Олегом! Это было большое чувство, и я потеряла с ним голову. Мамочка, я выла волчицей, когда они умерли!..
       - О чём ты говоришь? Почему «они»? – с удивлением спросила мать. Тут Надя спохватилась и кое-как выкрутилась, сказав, что в тот день умерли все клоны, поэтому она говорит об этом во множественном числе.
       Надя задержалась ещё на несколько дней, рассчитывая на то, что Оленька к ней привыкнет, но её дочь не захотела с ней ехать ни через три дня, ни через неделю, и тогда Татьяна Васильевна сказала:
       - Да пускай она поживёт у меня ещё один годик, а там будет видно!
       - Мама, мой муж академик, и Оленьке будет у нас намного лучше! – не сдавалась Надя, но ей пришлось уехать ни с чем, а Оля хорошо запомнила тётю, которая хотела её увезти.
       Через год Надя приехала снова, и когда из прихожей  до Оли донёсся  знакомый голос, она немедленно спряталась под кроватью. Расстроенная Надя с бухты-барахты полезла за нею, но девочка дико заверещала и укусила её за палец.
       - Не ребёнок, а зверушка какая-то! Не думала, не гадала, что ты её так воспитаешь! – рассердилась Надя и в этот же день уехала домой.   
       После того она долго не приезжала. Последнюю попытку забрать к себе дочь она сделала через шесть лет, но её Ольга,  длинноногая неузнаваемая и не по годам серьёзная, твёрдо заявила:
       - Я уже большая и тем более не поеду с вами!
       - Оленька, но почему? – провопила мать.
       - Потому что я вас не люблю, - ответила дочь.
       В коммерческом колледже Ольга подружилась с Ниной Алёшиной, и с тех пор они не могли жить друг без друга. Ольге не хватало импульсивной и легкомысленной Нины, а Нине не хватало степенной и уравновешенной Ольги.
       Ольга Румянцева рано пристрастилась к чтению. К шестнадцати годам она сумела прочесть почти всю русскую классику и полюбила Пушкина, а в семнадцать – проводила ночи напролёт за романами Ги де Мопассана и Жаклин Сьюзен.
       Вскоре же после окончания колледжа на Ольгу свалилось огромное несчастье – умерла бабушка Татьяна. Мать приезжала на похороны и предложила дочери переехать в Новониколаевск. Повзрослевшая Ольга вела себя с матерью почтительно, но столичный город её не прельщал. Перед отъездом Надежда открыла на имя дочери счёт в банке и положила на него приличную сумму денег.
       Ольга не пожелала работать по специальности, и добрые люди помогли ей устроиться в один из читальных залов Губернской библиотеки.
       Нина тоже не захотела работать в «коммерции», и дед пристроил её на должность «блуждающей» сотрудницы в Городке мутантов. В её обязанности входило следить за тем, как ведут себя очеловеченные гориллы и свои наблюдения записывать в специальный журнал.
       - И охота тебе блуждать среди волосатых антропоидов? – как-то спросила Ольга, и Нина ответила, что это научная работа, и ей это интересно.
       Девушки продолжали дружить и нередко навещали друг друга. Ольга приезжала к Нине чаще, и у неё заметно повышалось настроение, когда её отец находился дома. Первоначально он вызывал у неё элементарное любопытство, но настал день, когда к ней прищло и нечто иное. Ей стали нравиться его высокий рост, его крепко сколоченная фигура и всё остальное как в облике, так и в манерах – в чём чувствовалась надёжность и сила и то, к чему хотелось прислониться. Подоспела пора, когда Ольга должна была признаться себе в том, что Юрий Николаевич волнует её как мужчина, и она испугалась. «Что за напасть? Не дай бог заметит Нина!» - подумала она, и с тех пор поглядывала на него только исподтишка, да и то редко.
       В конце концов Ольга поняла, что это добром не кончится, и перестала приходить к Алёшиным. Нина долго терпела её отсутствие, но однажды приехала на Садовую и устроила подруге скандал. Ольга вынуждена была снова приезжать в Академгородок, и переживать те же чувства. Худшее началось с танцев на именинах Нины. По её капризу Юрий Николаевич должен был станцевать со всеми дамами. Ольге досталось танго, и она очень волновалась, потому что впервые в жизни танцевала с мужчиной. Интимный танец завораживал, заставлял сильнее стучать сердце, и Ольге грезилось бог знает что. Ей казалось, что эта близость приятна не только ей, но и Юрию Николаевичу. И когда он сделал ей комплимент, она расценила это как признание в любви. После тех именин Ольга потеряла голову и находилась в состоянии ожидания. Ей мнилось, что между ними вот-вот произойдёт объяснение, и они проведут волшебную ночь в какой-нибудь гостинице – единственную ночь, которую она запомнит на всю жизнь. А потом она больше никогда с ним не встретится; она уедет в Новониколаевск, чтобы не причинить боли своей подруге и её матери, которую все обожают и любят за доброту.
       Елена Валерьевна давно подметила, что Ольга неравнодушна к её мужу, и очень сочувствовала девушке. Но Нина оставалась в неведении, пока не подслушала ночной разговор родителей. После этого она решила понаблюдать за Ольгой и вскоре же пришла в негодование. Импульсивная Нина не стала откладывать разговор в долгий ящик и поспешила с ответным визитом к подруге.
      - Оля, ты влюбилась в моего папу? Ты в своём уме? – спросила она, едва они обменялись приветствиями.
      - Ты так думаешь? – машинально ответила Ольга и покраснела, как огонь.
      - Что тут думать когда тебя видно насквозь? – воскликнула Нина.
      Запираться и врать Ольг не умела, сказывалось воспитание бабушки Татьяны, и она, взяв себя в руки, дерзко парировала:
      - Ну, и влюбилась! Должна же я была когда-нибудь в кого-нибудь влюбиться!
      - Но почему в моего отца? – продолжала возмущаться Нина.
      - А в кого ещё можно влюбиться? Подскажи мне ради бога, но только не предлагай мне свою «технику»! – запальчиво отвечала Ольга.
      - Ты ещё и надсмехаешься? Да мой Ральф никому не уступит, как любовник! Это чудо нашего века!
      Перепалка продолжалась. Нина говорила, что Ольга напрасно на что-то надеется, а Ольга утверждала, что не напрасно, что она красивая и что всё остальное при ней…
      - На него вешались многие женщины, но он ни на кого не посмотрел! – продолжала Нина и не выдержала – поведала Ольге о ночном разговоре родителей
      Услышав об этом, Ольга переменилась в лице, побледнела, и на её глаза навернулись слёзы. Нина в один миг сокрушила её мечту. Разговор продолжался. В конце концов, Ольга расплакалась и дала Нине слово больше не думать об её отце. На этом они помирились и продолжали дружить, но теперь Ольга Румянцева избегала родителей Нины и особенно Юрия Николаевича.

                4.
      Алёшин Николай Степанович лично курировал работу биотехнологической лаборатории Академгородка, которую теперь возглавлял его сын. Люди работали честно и самоотверженно, но результаты в области клонирования людей не приходили. Академику часто названивала президент Российского Штата Юстина Добрынина и говорила о большом значении их исследований для народов Ойкумены. Однажды она продержала его у телефона более получаса, и академик, не выдержав её натиска, признался в  своём бессилии:
       - Юстина Петровна, я произведу вам сколько угодно клонов из гориллы, собаки и даже курицы, но что касается человека, извините… не могу!
       - Но ведь раньше могли?
       - Могли, когда Всевышний закрывал на это глаза!
       Но Президент будто не слышала его доводов и накалилась пуще прежнего:
       - Николай Степанович, мне так и передать Лидии Симпсон? Но ведь она меня не поймёт! Рано раскисать! Продолжайте над этим работать. Находите новые рестриктазы и, вообще,  делайте всё возможное и невозможное!
       И они делали всё возможное и невозможное. Ради достижения этой цели работали институты биотехнологии, биохимической генетики, биохимии, биофизики и иные. Наряду с этим учёные продолжали работать над улучшением нового вида обезьянолюдей. Для этого в нескольких километрах от Академгородка был создан для мутантов жилой комплекс, который называли в обиходе «колонией». Он занимал огромную территорию и был огорожен четырёхметровым забором из прочной вольерной сетки.  Мутанты от горилл жили в одинаковых секциях и имели всё необходимое для жизни…
        Когда городская пресса сообщила о приезде Президента и её намерении посетить колонию мутантов, Нина в этот же день прибежала к академику и сказала. Что хочет близко увидеть Добрынину и поговорить с нею об очень важном деле. Алёшин не отказал ей в этой дикой просьбе, пообещав ей устроить «случайную» встречу в колонии мутантов.
        …Президент прилетела в Дубенск в середине мая и на этот раз привезла с собою киносъёмочную группу, которые должны были отснять несколько клипов о мутантах. Её встретила губернатор Остроумова, и вся свита отправилась в Академгородок прямо из аэропорта. Разговор в кабинете академика начался с того, насколько продвинулись в своём развитии мутанты.
       - Николай Степанович, наверное, хватит прятать от мировой общественности ваших очеловеченных горилл? – спросила Президент.
       - Думаю, Юстина Петровна, что настало время не только показать их, но и решиться на один исторический эксперимент, - сказал академик.
       - И какой же?
       - Позвольте доложить вам об этом несколько позднее, так сказать, тет-а-тет…
        Добрынина не стала возражать и поинтересовалась, почему академик решил использовать для своих экспериментов именно гориллу, а не шимпанзе.
        - Юстина Петровна, причина кроется в морфологической схожести человека и гориллы, - отвечал академик. – Это было замечено очень давно. А английский анатом Артур Кейз, занимавшийся исследованиями несколько веков тому назад, что у человека и данного примата 385 одинаковых признаков в строении тела.
        - Что вы говорите? Так много? – удивилась Президент.
        - Но это ещё не всё. Лабораторные исследования трансферинов показали, что у нас абсолютно идентичная иммунологическая близость, - продолжал академик.    
        - Теперь понятно, почему вы сделали такой выбор, - сказала Добрынина.
        Разговор продолжался примерно с полчаса, а потом Президент пожелала увидеть современных «питекантропов». Колония мутантов встретила их кортеж высоким забором из вольерной сетки,  и они пошли вдоль него. Им походя показали несколько семей, и когда Николай Степанович заметил в одной из вольер Нину, то предложил ненадолго задержаться.
        - Это наш сотрудник Нина. Она ведёт наблюдения за здешними обитателями и заносит их в особый журнал.
        - Николай Степанович, а нам можно тоже войти в вольеру, чтобы познакомиться со здешними жильцами поближе? – поинтересовалась Добрынина.
        - Можно, Юстина Петровна, но не всем сразу, - ответил академик, и тут же было решено, что к мутантам войдут президент, академик, губернатор и кинооператоры. Гости едва появились в вольере, как ими тут же заинтересовались мутанты и подошли поближе. Самец был почти двухметрового роста, могуч в плечах и густошерстен: стоял он прямо, а лицом был грозен и некрасив. Три его самки были менее огромны, и одна из них держала на руках детёныша.
        Добрынина подробно интересовалась жизнью обезьянолюдей, и Нина со знанием дела отвечала на её вопросы.
        - Николай Степанович, а вам не кажется, что ваши мутанты за последние двадцать лет значительно продвинулись в своём развитии? – спросила Добрынина и продолжала далее: - Я хочу сказать, не пора ли их повысить в звании. Какая там следующая ступень? Неандертальцы? 
       - Юстина Петровна, до неандертальцев им пока ещё далековато, но следующее поколение, которое мы ожидаем, будет более совершенным.
      В это время Нина Алёшина, как школьница подняла руку и спросила:
       - Госпожа президент, а можно задать вам один вопрос?
       - Можно, я слушаю тебя, Нина.
       - Вот наши женщины, которые здесь работают, интересуются, когда наше правительство разрешит выходить замуж за этих мутантов?
       - Замуж? Это интересно! – удивилась Добрынина и повернулась к академику: - Николай Степанович, что вы на это скажете? Лично я думаю, что рановато, уж больно страшные рожи у этих самцов…
       - Рановато, однако с физиологической стороны препятствий не вижу, - ответил академик.
       Президент побывала в научно-исследовательской лаборатории, что находилась возле колонии мутантов, побеседовала с её работниками, и затем все вернулись в Академгородок. Отпустив свою свиту на обеденный перерыв, Добрынина предложила академику вернуться в его кабинет, и они продолжили разговор.
       - Николай Степанович, вы хотели доложить мне о чём-то очень важном, - напомнила она.
       - Юстина Петровна, я хочу пойти на один неслыханный эксперимент, но без вашего разрешения никак не осмелюсь к нему приступить, - начал академик и смущённо улыбнулся.
     - Я слушаю вас, Николай Степанович.
     Мы тщательно изучили половые клетки наших мутантов и установили, что они ничем не отличаются от человеческих…
     - Вы хотите скрестить обезьяну с человеком? Но ведь такие эксперименты проводились в нашей стране ещё при Сталине. Я читала, что для этой цели была создана специальная лаборатория в Сухуми. Однако из этого ничего не получилось.
     - Юстина Петровна, сегодня вы сами убедились в том, что мои мутанты – это далеко не обезьяны, хотя они и похожи на горилл. Но точно так же выглядели и питекантропы, то бишь обезьянолюди, жившие на Земле в далёкой древности. И если опыт со скрещиванием увенчается успехом, то можно ожидать появления на свет потомства обоего пола.
     -  Но будут ли они так же умны, как люди?
     - Кто знает, мы научились кромсать геном обезьяны и перекраивать его отдельные участки. При помощи генной инженерии можно изменить рост, вес и другие характеристики, но что касается мозга, с этим сложнее. Однако есть надежда…
    Добрынина внимательно посмотрела в глаза академику и спросила:
    - Николай Степанович, вы ставите крест на геноме человека?
    - Мне кажется, что этот крест поставил Создатель. Ему надоело смотреть на художества своего слишком разумного детища, и он вычеркнул его из списка живых тварей, как  в своё время вычеркнул из него саблезубого тигра, грозившего истреблением всей фауны.
    - Значит, учёные готовы расписаться в своей слабости?   
    - Юстина Петровна, учёные тоже ходят под Богом!
    Президент надолго задумалась, и академик напомнил о себе покашливанием.
    - Николай Степанович! – очнулась Добрынина. – Я не один раз задумывалась о том, что это не эволюция привела к появлению на Земле первого неандертальца, а люди сами создали из обезьяны человека, чтобы заменить то, что было создано Богом. Вероятно, это случилось в то время, когда люди поняли, что они скоро исчезнут с лица Земли. Недаром существуют гипотезы, что на планете имело место крушение працивилизации. Одним словом, эксперимент разрешаю, но продолжайте работать над хромосомной картой Человека разумного…
 
                5.
       Юрий Николаевич Алёшин посвятил свою жизнь великой цели. Он твёрдо верил, что генная инженерия спасёт цивилизацию, и руководимая им биотехнологическая лаборатория при Биотехнологическом институте была известна своими достижениями всему миру. Именно здесь двадцать лет назад перекроили геном гориллы и получили новый вид в семействе гоминид, соответствовавший виду ископаемого человека. Но его коллектив, состоявший из одних женщин, на этом не успокоился. Представители прекрасного пола не могли смириться с тем, что их мутанты некрасивы и звероваты на вид. Они много работали над улучшением некоторых внешних характеристик генома гориллы и в конце концов сотворили чудо: новое поколение мутантов обещало стать красивым.
       Юрий Николаевич работал увлечённо и с удовольствием. Но в его лаборатории нередко возникали нелепые ситуации, связанные с главной проблемой века, и это в какой-то степени отравляло ему жизнь. Он доподлинно знал о том, что все женщины его коллектива  в него влюблены, и очень страдал, когда его пыталась соблазнить очередная сотрудница. В начале июня в их лаборатории появилась новая лаборантка Женя Мигунова, и Алёшин насторожился. Красивая и ладная во всех отношениях девушка представилась коллективу как Женечка и с тех пор её не называли иначе.
        Однажды она повстречалась с Алёшиным на втором этаже института и попросила его остановиться. Юрий Николаевич немного растерялся и всё понял лишь после того, как она поправила ему галстук и, мило улыбнувшись, сказала:
     - Извините, Юрий Николаевич, но у вас часто съезжает набок…
     После того Женечка постоянно находила причину, чтобы повертеться у него перед глазами,  при этом умело демонстрировала свои несомненные женские прелести, кокетничала и делала ему глазки. Отдавая сполна дань моде, Женечка носила самую короткую в мире юбку и щеголяла своими стройными ножками. Одним словом, девушка была неотразима, но Юрий Николаевич ничего не замечал…
        Как-то ему пришлось задержаться поле работы, чтобы довести до конца один сложный опыт, и Мигунова вызвалась ему помочь.
        - Останется Сорокина, это её профиль! – тут же распорядился Алёшин.
        Но Муза заметила, как многозначительно переглянулись её сослуживицы, и вдруг заартачилась:
        - Нет-нет, Юрий Николаевич, не просите! У меня разболелась голова, и мне придётся сегодня полежать, чтобы завтра быть в форме.
        После того, как они остались вдвоём, Мигунова спросила:
        - Юрий Николаевич, скажите честно, почему вы меня избегаете?
        - Откуда такие мысли? – ответил вопросом Алёшин и про себя подумал: «Ну, началось…» 
        Разве я не вижу? – надув розовые губки? – сказала Женя и с обидою в голосе добавила: - Между прочим, мне все говорят, что я самая красивая девушка в нашем институте. Разве это не правда?
        - Это сущая правда! –  раздражённо ответил он.
        - Вы тоже так считаете? – искренне порадовалась Мигунова и продолжала: - Но в таком случае почему вы не обращаете на меня никакого внимания?
        - Я как никак женат!
        - Юрий Николаевич, быть женатым в наше время – это величайшее преступление! – пошутила Женя. Ничуть не помышляя о работе, она грациозно расположилась на стуле и улыбнулась.
        Может быть, вполне может быть, - задумчиво ответил Алёшин и обратил внимание на то, как сидела на стуле Женя – нога за ногу, и так, что подол её платья сместился к самому животу.
        - Правда, у меня красивыё ноги? – перехватила она его взгляд.
        - Этого у тебя не отнимешь?
        - В таком случае почему бы вам не погладить моё коленко и что-нибудь ещё, как это делают в кино? 
        Но когда Алёшин ничего не погладил и даже, более того, собрался уходить, Женечка сорвалась со стула и, задыхаясь от волнения, стала просить:
        - Юрий Николаевич,  умоляю вас, не уходите! Хотите я разденусь, и вы увидите, какая я красивая?
        - Женечка, не смей! Это безумие! – закричал Алёшин, а она заплакала и выскочила вон.
        За их отношениями внимательно следил весь коллектив лаборатории, и никто не сомневался в том, что Алёшин не устоит перед Женечкой. Более всех была уверена в этом Виктория Скуратова:
        - Девчонки! Держу пари на свой «мерседес», что этот олух скоро будет покорён!
        - Не знаю, не знаю, - я почему-то не уверена в этом, - с сомнением покачала головой Алёна Смоленская.
        - Господи, хоть бы у неё получилось! – волновались молодые женщины. – Лиха беда начало….
        - И, правда, другой на его месте ублажал бы всех нас согласно графику, составленному женсоветом. И ничего постыдного в этом нет при наших-то временах!
        - Боже мой, какой стыд! – ужаснулась Анна Поцелуева, самая молодая лаборантка, и Муза Сорокина её поддержала:
       - Девчонки, вы посходили с ума!
       Но Виктория Скуратова была старше всех, и она с ними не согласилась. Она сказала, что они обе дурочки и что любой нормальной женщине хочется, ибо это зов природы.
       - Вика, а ты уже пробовала? – поинтересовалась Алёна.
       - Пробовала, да не с тем, с кем хотелось бы! – огрызнулась Виктория.
       - Небось, какой-нибудь старичок ублажил? – подшучивали сослуживицы.
       - Много будете знать, состаритесь!

                *  *  * 
       Вечером Алёшин рассказал жене, какой номер выкинула Мигунова и предложил ей побывать у него на работе.
       - Это ещё зачем? Удивилась Елена.
       - Пусть все посмотрят на мою красавицу-жену,  и тогда меня оставят в покое.
       Но Елене его предложение не понравилось, и она сказала,  что у неё нет предлога для того, чтобы появиться в лаборатории.
       - Другое дело, если у вас будут проводить какое-нибудь торжество. Ради этого случая я могла бы даже принарядиться, - продолжала жена.
       И тут Алёшин вспомнил о том, что их институт готовится к юбилею и что уже заказан концерт в филармонии.
       - Юра, но это уже совсем другое дело! Конечно же, я с радостью пойду с тобой на это торжество, - пообещала Елена.
       Через две недели все Алёшины пришли на юбилейное тожество в институте, и там Юрий Николаевич познакомил жену со своими сотрудницами. Девушек было много, но Елена запомнила только тех, о ком ей уже приходилось слышать. Алёна, Анна и Женя были красивы, молоды и располагали к себе. Но Виктория Елене не понравилась. Едва они повстречались глазами как её что-то кольнуло в сердце, а мозг вполне определённо просигналил о том, что перед нею «хищница». Более всех Елену заинтересовала Муза. Она не была красива, но её лицо притягивало к себе душевной чистотой. Ей сразу же захотелось поговорить с ней, и она сказала:
       - Муза, вы мне очень понравились. В вас есть что-то такое… Словом, я уверена, что вы в ладах со своей совестью, и ваш ангел-хранитель вами доволен.
       - Спасибо, Лена за добрые слова, и я рада тому, что у Юрия Николаевича оказалась такая жена, симпатичная и добрая, - ответила Муза.
       Алёшин ушёл с каким-то профессором, и они продолжали беседовать. Люди уже покидали фойе и направлялись в зрительный зал, когда подошла Нина и восторженно заметила:
       - Мамуля, какая ты у меня красивая! Ты просто затмила всех женщин своей красотой!
       - Доченька, не преувеличивай, - сказала Елена, и когда Муза оставила их вдвоём, она попросила Нину подозвать Мигунову.
       Нина решила, что мать хочет поговорить с лаборанткой тет-а-тет, и предложила ей пройти в кабинет отца, но Елена отказалась:
       - Это не нужно, я не собираюсь выяснять отношений!
       Через несколько минут Нина подвела к ней Женю, и та, виновато потупив взгляд, спросила:
       - Елена Валерьевна, вы, конечно, всё знаете?
       - Да, Женечка, я всё знаю, и поверь мне, я нисколечко на тебя не сержусь…
       - Правда? – обрадовалась Мигунова, и её глаза мигом ожили. – А зачем вы меня позвали?
       - Чтобы сказать, что я тебе сочувствую. Ты мне понравилась, и я обязательно посоветую  мужу обратить на тебя внимание, - отвечала Елена.
       - Елена Валерьевна, неужели вы так поступите? О. Господи! Елена Валерьевна, мне будет достаточно одного свидания, честное слово! – горячо уверяла её Женя. Они проговорили до третьего звонка и в зрительный зал вошли под руку.
       Поздно вечером, уже в постели, Елена сказала мужу:
       - Юра, ты можешь изменить мне с этой милой девушкой Женей, а то она не переживёт твоего равнодушия.
       - Лена, о чём ты говоришь?
       - Юра, в наше ли время придерживаться нравственных правил? Поверь, я отнесусь к этому, как к должному…
       - Леночка, давай оставим этот разговор. Я люблю тебя, и этим  всё сказано!
       Но такая реакция мужа Елене не понравилась, и она назвала его дубом. А когда тот положил ей на грудь руку, она её сбросила.
       - Ленуся, что с тобою сегодня? – удивился он.
       - Юра, ты за своими пробирками не видишь людей. Всем людям плохо, а нам хорошо. Это ненормально, и я боюсь, что к нам постучится беда!


                Глава вторая.

     До пятнадцати лет Муза Сорокина не обращала никакого внимания на вою внешность, но один случай всё изменил. Девушка как и многие её одноклассницы, увлекалась водным спортом, и поэтому занималась в одном из кружков спортивного клуба «Дельфин». Как-то она переодевалась в дальней кабинке и вдруг случайно услышала, как о ней судачили подружки:
       - Ты обратила внимание, какие ноги у нашей Музки? – спросила у кого-то Любка Терехова.
       - Хи-хи! Мало того, что костлявая, но ещё и колченогая, - кто-то поддержал разговор, и Муза узнала по голосу Лийку Горелову, с которой сидела за одной партой.
       «Погоди, дождёмся контрольной по алгебре!» - с досадой подумала Муза, потому что Лийка отставала по данному предмету и постоянно приставала к ней в трудный час, когда приходилось корпеть над контрольными работами. Беспечная болтовня продолжалась…      
       - Надо же, ничего Бог не дал, ни кожи, ни рожи, - вовсю старалась Терехова. – На такую ни один дедушка не польстится.
       - Да что там дедушка!  Мой киборг и то не позарится на такую мымру, - продолжала подпевать Лийка.
       Это было слишком, и Муза почувствовала, как у неё запылало лицо, и на глаза набежали слёзы. После того, как в раздевалке никого не осталось, она торопливо покинула спортивный клуб и села на первый попавший автобус.
       Матери ещё не было дома, и Муза, лихорадочно раздевшись догола, подошла к зеркалу. «И в самом деле уродина!  Кащей бессмертный, да и только…» - с горечью подумала девушка, насмотревшись на своё отражение. Она плакала до позднего вечера и проклинала тот час, когда появилась на свет.
       С тех пор её жизнь стала невыносимой, и Муза увязла в проблемах. Она плохо училась, грубила учителям и перессорилась со всеми подругами. После нового года Варвару Петровну вызвали в гимназию, и вечером между матерью и дочерью состоялся серьёзный разговор:
       - Муза, скажи мне честно, каким это образом ты докатилась до двоек?
       - Потому что мне всё противно и противно жить! Ты вот, тоже скажи мне, зачем ты родила такую мымру?
       Варвара Петровна очень удивилась словам дочери и спросила у неё, что она вбила себе в голову. Тогда Муза подбежала к зеркалу и, с ненавистью тыча в своё отражение,  произнесла трагический монолог:
       - Как что? Мама, неужели ты ничего не видишь? По-твоему это у меня нос? Нет, мама, это картошка! А мой рот, а мои уши? А на что похоже моё тело? Мои ровесницы пухленькие как пышки, а я скелетина!
       Варвара Петровна долго слушала её, не перебивая, и когда она выговорилась,  спросила:   
       - Мусенька, скажи откровенно,  каких это пор ты стала ненавидеть свою внешность?
       - После того, как услышала, что говорили обо мне девчонки! – проныла Муза и шмыгнула покрасневшим носом, в котором уже накопилась мокрота.
       - Доченька, подойди ко мне и сядь рядом, - позвала её Варвара Петровна к себе на диван, где сидела за вязаньем, и когда Муза притулилась к матери, из неё вылился целый ручей. Но в конце концов Муза успокоилась, и Варвара Петровна рассказала ей о себе. Оказалось, что когда-то её мучили те же самые проблемы, но ей помогла одна умная женщина, она научила её стать красивой.
       - Мама, ты и так красивая! – заметила Муза.
       - Доченька, я повторяю тебе, что я была такой же худышкой, и мне тоже не нравился мой нос, - продолжала Варвара Петровна. – Но эта женщина открыла мне глаза. Пойми, Мусенька, самое главное: окружающие тебя люди смотрят на тебя так, как ты сама смотришь на себя. Поверь, стоит только почувствовать себя красивой,  и тебя будут считать красивой. Но это у тебя не получится до тех пор, пока на твоём лице будет оставаться кислая мина.
      - Мама, это ещё одна сказка о Золушке?
      - А ты попробуй, терять-то нечего!
      И муза начала пробовать изо всех сил. Помня о том, что говорила ей мать, она прежде всего рассталась с плохим настроением и стала лучше учиться. К шестнадцати годам она заметно округлилась, и ей показалось, что её нос уменьшился до нормы. И тогда Муза осмелилась играть в красивую девушку. Она со вкусом одевалась, ходила с высоко поднятой головой, улыбалась и кокетничала…
      Однажды ей встретилась Лийка, отчисленная из гимназии из-за низкой успеваемости, и с удивлением спросила:
      - Музыка, а что это стало с твоим лицом? Клянусь всем святым, тебе кое-что подправил хирург-косметолог!
      - Как бы не так, - отвечала Муза, - Захотела стать такой и стала. А вот ты изменилась в худшую сторону. У тебя были неприятности?
      - Болею я, Муза, по-женски, - пожаловалась Лийка. – Низ живота болит…
      - А что с тобой случилось? – поинтересовалась Муза.
      Лийка вовсе сникла, опала лицом и ковырнула носком сапога землю. Глядя мимо Музы, сказала:
      - Никому не говорила об этом, но тебе скажу. Муза, я переспала с одним животным, когда ездила в Среднюю Азию, и он мне что-то нарушил внутри… 
      - Ты что, спятила? – воскликнула Муза? – Да как ты могла на такое решиться?
      - Могла , не могла, теперь уже всё равно, - пробормотала Лийка, продолжая ковырять землю носком сапога.
      Муза с удивлением посмотрела на бывшую одноклассницу и с некоторым замешательством спросила:
      - А зачем ты так поступаешь?
      - Услышу, что кто-нибудь так делает, и я туда же. Всё равно скоро конец света.
      - Конец света когда ещё будет! Да и будет ли? А ты калечишь себя и свою жизнь…
      Потом Муза много думала, пытаясь как-то понять Лийку, и в конце концов решила, что она дурра и ненормальная. К этому времени Муза тоже испытывала нечто такое, что называлось в кругу девчонок нечто такое, что называлось «хотением». Но она твёрдо решила, что никогда не наделает подобных глупостей, и если ей очень уж приспичет, то она переспит с киборгом в «Доме свиданий».
     Музе уже было восемнадцать лет, и она училась на лаборантку, когда её снова едва не выбили из жизненной колеи. Она гуляла с подругами на Благовещенской, как вдруг их окружили цыганки и начали приставать.  Муза кое-как согласилась, чтобы ей погадали, но цыганка, посмотрев на её ладошку, отказалась гадать.
     - То приставала, а теперь не буду? Говори сейчас же, что ты там увидела?
     В конце концов цыганка с грустью сказала:
     - Зря ты уговорила меня, ясноглазая. Я увидела две линии жизни, и обе короткие.
     Муза пришла домой в слезах и рассказала матери о цыганке и её странном гадании. Но мать снова научила её во всём полагаться на себя и на Бога.  Варвара Петровна нередко жаловалась на боли в загрудине, но крепилась и к врачам не обращалась. Беда пришла внезапно. Она скончалась от сердечного приступа. Муза обливалась слезами и почернела от горя. А когда гроб опустили в могилу, и на него посыпались комья глины, Муза почему-то вспомнила цыганку…
                *  *  *               
               
       Женя Мигунова не рассталась с надеждой соблазнить Алёшина. Откровенный и душевный разговор с его женой придавал ей уверенности, и она терпеливо ожидала, когда представится новая возможность остаться наедине с её мужем. Такой день наступил, и молодые лаборантки перед тем, как уйти домой, долго её наставляли:
       - Разденься перед ним догола, и он никуда не денется!
       - А если будет стоять как пень, повисни у него на шее!
       - Да ладно вам, сама знаю, что нужно делать, - отвечала Мигунова.
       Наконец Алёшин вернулся из буфета, и девушки тут же ушли.
       - Мигунова запишите в журнал показания датчиков, а потом сходите на склад за рестриктазами, - попросил он добровольную помощницу.
       Юрий Николаевич нисколько не сомневался в том, что молоденькая лаборантка предпримет новую атаку,  и решил нагрузить её по горло работой. Но из этого ничего не получилось – не для этого осталась с ним Женя. Она тут же послала к чёрту его рестриктазы и журнал и, недолго думая, начала поспешно раздеваться. Оставшись в одной комбинации, она упала перед ним на коленки и,  вскинув на него блестящую синеву глаз, взмолилась:
       - Юра, Юрочка, ну посмотри на меня, какая я ладная да пригожая, и возьми у меня самое дорогое. Дай мне почувствовать хотя бы один разочек, как это бывает! 
       Алёшин побледнел. Женечка была прекрасна в своём порыве, и он почувствовал волнение. Он даже не услышал, что пробормотал ей в ответ. А когда Мигунова вскочила с коленок и прильнула к нему всем телом, в нём проснулось желание, и он обнял девушку. «Лена сама подталкивает меня  этому», - подумал он, но вдруг кто-то (не ангел ли хранитель подоспел не во время) внутренним голосом спросил: «А клятва? Неужели переступишь?» Юрий Николаевич тут же отчётливо вспомнил озерко, палатку, юную Лену и какие слова он ей говорил.  Это было давно, но в то же время это было памятно, как вчера.
       Когда Женя оказалась в его объятьях, она почувствовала, что сию минуту случится самое главное событие в её жизни, и закрыла глаза. Но вдруг ей послышалось «Я не Казанова». Затем его руки отстранили её, и она побелела как полотно. Женя попыталась что-то сказать, но вместо этого только пошевелила губами и повалилась на пол. Наступила зловещая тишина, и Алёшину показалось, что Женечка умерла. Но только он так подумал, как она вдруг заголосила. Это был плач, и одновременно это был вой – жуткий и полный отчаяния. Юрию Николаевичу стало очень не по себе. Не чувствуя под собой ног, он опустился рядом с ней на колени и стал просить её, чтобы она его простила. Он говорил что-то ещё – ненужное и пустое – и на его душе было горше некуда.
        Продолжая плакать,  Мигунова вскочила на ноги, и он прочитал в её глазах столько презрения, что ему стало стыдно.
     - Ты эгоист! Ты чёрствый болван! – кричала в истерике и топала ногами Женечка, а он, растерянный и угрюмый, молча стоял перед ней и думал о том,  как ужасно то время, в котором они живут…
     На другой день Мигунова не вышла на работу, и когда Алёна Смоленская позвонила ей домой, то ей сказали, что Женя накануне наглоталась каких-то таблеток и умерла. Это известие ошеломило всех женщин, но более всех был потрясён Юрий Николаевич. Он почернел лицом, ходил с опущенными плечами и громко шаркал подошвами туфель. Лаборантки перестали с ним здороваться и прятали от него глаза во время разговора.
      После похорон Алёшин появился в лаборатории последним, и к нему сразу же подошла Скуратова.
      - Ты мерзавец, из-за тебя погибла прекрасная девушка! – сказала она и, не получив  его стороны возражений. Добавила: - Ты не мужчина, а плюгавый чистоплюй, который думает только о себе и своей жёнушке. Не-на-ви-жу!
     - Девчонки, давайте объявим ему бойкот! – предложила Алёна Смоленская, и её поддержал одобрительный гул голосов.
    Через несколько дней на столе заведующего лабораторией появилась стопка заявлений – их было двадцать четыре. Не увольнялась только Муза Сорокина.

                2.
     То, чего не имелось в жизни, Ольга Румянцева получала из книг. В этом мире «грёз» она имела всё, - за ней ухаживали, её любили и с нею спали красивые мужчины. И когда она неожиданно получила приглашение в «Дом свиданий» на  Гостинской улице, она порадовалась и поехала к Алёшиным, чтобы поделиться приятной новостью. Поведав подруге о том, что ей предлагают встретиться  с каким-то Широковым, Ольга спросила:
      - Нина, а ты случайно не знаешь этого человека? Он молодой или старый? 
      - Случайно знаю, потому что он работал в частном сыске, и к нему нередко обращались мои родители, - ответила Нина.
      - Но ты не сказала, какой он…
      - Оля, тебе не повезло, ему почти семьдесят. Однако он до сих пор недурён собою и выглядит довольно бодро.
      - Знаешь, наверное я всё-таки схожу на это свидание, - после некоторого раздумья сказала Ольга и добавила: - А то чего доброго останусь в старых девах…
      - я уже два года предлагаю тебе попробовать с Ральфом, а ты кочевряжишься, - напомнила Нина.
      - Нетушки, не позволю какому-то бездушному киборгу лишить меня девической чистоты, - казала Ольга.
      - Ну и иди к старику. Ещё неизвестно, как у него получится! – рассердилась Нина.
      …Румянцева была приглашена на три часа, но начал собираться с утра  готовилась к этой встрече, как на свадьбу. Для такого случая у неё давно было припасено белое платье, и она надела его пораньше, чтобы к нему привыкнуть. Оля не захотела делать макияж, зато много внимания уделила причёске, и ради неё провела возле зеркала не менее часа.
      Красивая и благоухающая свежестью, Ольга появилась в «Доме свиданий»  в назначенное время и немного расстроилась, когда седенькая вахтёрша проводила её в пустой номер гостиничного типа и вежливо предупредила: «Господин Широков скоро будет».
      Ольга внимательно осмотрела просторную комнату и нашла её уютной. На круглом столе стояли цветы, большая ваза с фруктами, открытая коробка с шоколадными конфетами, дорогое вино и бокалы. Вокруг стола красовались четыре венских стула, и Ольга подумала о том, зачем их нужно столько. Наконец её взор упал на широкую кровать, застеленную розовым покрывалом, и у неё разыгралось воображение…
       В это время кто-то постучался. Она поторопилась сказать «Можно-можно», и в дверях появился старик, высокий, не сутулый, как ей представлялось. Он был староват, но выглядел не так уж плохо и держал в правой руке красный гладиолус. Широков поздоровался, бодрячком подошёл к девушке и, подав ей цветок, приложился к её ручке. Всё это Оле понравилось, и когда он пригласил её к столу, она с улыбкой поблагодарила его и села на предложенный стул. Меня зовут Виктором, - представился Широков и сел напротив неё.
       - А меня Ольгой, - ответила она.
       - Наше знакомство это уже повод для того, чтобы немного выпить вина. Вы, Оленька, не возражаете?
       - Конечно же, нет, я выпью с удовольствием, - ответила она.
       Он ловко разлил вино – себе больше, ей меньше, и произнёс короткий тост:
       - За знакомство и вашу необыкновенную красоту!
       - Пусть будет так, - согласилась она.
       Он выпили, и Виктор молвил далее:
       - Сразу признаюсь, что я тут же влюбился в вас, как только увидел. Вы очаровательны…
       Непринуждённая и корректная беседа ей тоже понравились, и всё это было похоже на то, о чём она начиталась в  разных романах. Они поговорили о погоде, потом - о разном, и Ольга заметила, с каким вожделением заглядывает мужчина в её декольте.
       - Будет глупо, спрашивать у вас, понравился я вам или нет, но зачем мы здесь, вы, надеюсь, понимаете, - напомнил он.
       - Я не маленькая, Вит… Вик… - теряясь от смущения, ответила Ольга.
       Вскоре же Широков предложил ей «взойти на брачное ложе», и она, покраснев, как зарево, попросила его закрыть жалюзи на окнах. Однако её галантный кавалер решительно возразил, и они подошли к кровати при дневном свете. Оля чувствовала себя очень неловко и попросила Широкова отвернуться, но он сказал:
      - Я сам вас раздену, чтобы быстрее возбудиться
      Ольга хотела возразить, но вовремя поняла, зачем это нужно, и, опустив голову, едва слышно молвила:
      - Мне стыдно позволить это, но что поделаешь…
      - Стыд будет мучить вас недолго, до той поры, пока я вами не овладею, - ответил он и довольно ловко освободил её от платья.
      На Оле остались только стринги, и Широков «пожирал» её глазами.
      - Ты необыкновенно хороша, моя юная красавица, - сказал он, переходя на «ты», целуя её плечи и грудь. В то же время его руки уже шарили по всему её телу, и ей было несносно…
      - Ты богиня… прекрасная богиня… - «хавал» он ртом её груди и в тоже время подталкивал её к кровати.
      - Витя, я сейчас лягу, а вы, пожалуйста, закройте жалюзи, - сгорая от стыда, просила Ольга, но Виктор снова возразил. Он даже поморщился, будто у него разболелся зуб или будто он проглотил что-то невкусное.
      - Нет, ни в коем случае, ложись при свете! – приказал он, и она легла, при этом закрыла лицо руками.
      Широков энергично разделся и лёг рядом с ней. После новой серии поцелуев в разные места на её теле, он стянул с неё стринги и протиснулся между её ног…
      Но далее происходило что-то непонятное для Оли. Широков копошился возле её промежности, но его попытки прорваться в её глубину не имели успеха. В то же время девушке было мучительно стыдно лежать перед ним с раскинутыми ногами, и она готова была заплакать. Совсем неожиданно для неё Широков грубо выругался, затем пообещал что-то отдать собакам, и Ольга поняла, что он оконфузился. Не долго думая, она вывернулась из-под старика и, соскочив с кровати, начала поспешно одеваться. Повернувшись набок, Широков вопросительно посмотрел на неё…
       - Как-нибудь в другой раз, - сказала Ольга.
       - Ты что, дурочка что ли? У меня как раз наметилась эрекция! – воскликнул он.    
       Но Оля видела его вместе с тем предметом, который должен был перевести её в новое качество, и невольная улыбка коснулась её лица.
       Прикрыв ладонями свой  «срам»,  старик тоже слез с кровати и сердито натянул штаны.
       - Приходят тут дурочки всякие, которые ничего не умеют, - ругался Широков. Он был взвинчен и зол, он вожделел её, но она собиралась уйти. Она не верила, что у него получится.
       - Дедушка, при чём здесь я? – изумилась Ольга и закрыла рот ладонью, однако не удержалась – прыснула со смеху.
       - Не нравится со мной, иди к молодым! – громко возмущался Широков,  - Могу дать тебе адрес сенбернара!
       Ольга почувствовала, как в ней закипает гнев, - она не видела в чём-то своей вины.
       - Мне не нужно французов! – резко сказала она, собирая свои волосы под заколку, но вдруг изумлённо захлопала длинными ресницами и обернулась к Широкову. – Что-о-о, сенбернара?
      - Да-да! Он живёт на Семафорной улице в заведении мадам Мордайкиной. – пояснил он.
      Ольга долго ловила ртом воздух, и в то же время на её глаза наворачивались слёзы. Ей было несносно от того, что всё получилось так скверно и так стыдно. А тут ещё эти оскорбления и грязные намёки. За что? Разве она виновата в том, что он импотент? Ольга почувствовала, как её гнев рвётся наружу…
      - Вот, оказывается какой у нас дядя Витя, когда он снимает с себя маску! Интересно, куда у него подевалась учтивость, вежливость , уважение к женщине? – спросила она и окинула Широкова презрительным взглядом.
      - Не смей так со мной! Я был немаловажной фигурой в молодости! – громко задребезжал Широков.
      - Важной фигурой? Так это ты, наверно, нажимал на кнопки в 2123 году? Погубили планету да ещё кичитесь своим прошлым? – не на шутку разбушевалась Ольга. – Да вас нужно было судить как преступников третьего рейха, а потом повесить! 
      - Тебя куда понесло? Я никогда не видел этих кнопок! – кричал Широков. Они уже перебивали друг друга. - Постой, дай сказать!
      - Не дам! – кричала Ольга. – Вы, старичьё, имели и имеете всё! Вам достались даже молодые девчонки нынешнего поколения, вами же угробленного! Да будьте вы прокляты за свои прошлые заслуги!
      Растерянный и бледный Широков стоял посреди комнаты и, намереваясь что-то сказать, то открывал, то закрывал рот. Но в конце концов Ольга выдохлась, и он вяло заметил:
      - Оленька, я не видел этих кнопок даже во сне…
      - Всё равно ты хам, потому что ты оскорбил девушку, женщину во мне оскорбил! – упрямо сказала она и, схватив со стола свою сумочку, сбежала, громко хлопнув дверью.
      После её ухода ошарашенный Широков тяжело опустился на стул и, спрятав в ладонях своё лицо, глубоко задумался. Он сидел долго и иногда выражал свои мысли вслух. С наступлением вечера старик поднялся со стула и, налив себе полный бокал вина, залпом выпил.
      - Они правы, -  сказал он, затем тяжело вздохнул и снова наполнил бокал.

                3.
      Все эти дни Виктор Александрович никак не мог забыть о том, что произошло в «Доме свиданий» на Гостинской улице, но его волновал не столько конфуз, сколько конфликт. Девушка проклинала старшее поколение, и она была права. Им, молодым, нет дела до того, что он, Широков, всю свою жизнь проработал в частном сыске. Они видели в стариках причинную связь с экологической катастрофой. Не нажимали на кнопки? Пусть так, но куда смотрели? Почему позволяли свихнувшимся политикам править миром?
       Наконец Широков решил навестить своего давнего друга Петрова и поговорить с ним о наболевшем. С Иваном многое было связано: сидели за одной партой в гимназии, около тридцати лет проработали бок о бок в частном сыске и одинаково успешно волочились за юбками. Было что вспомнить за последние восемнадцать лет, погарцевали на радость молодым прелестницам…
       Петров встретил его с большим радушием и, пригласив в дом, сказал:
       - А я уже думал, что мой корешок занедужил. А ты вон, какой молодец! Ну и как, есть ещё порох в пороховницах? – Иван подмигнул и хитро прищурился.
       - Если ты имеешь в виду «Дом свиданий», то, кажется, порох закончился. На днях упустил такую деваху, пальчики оближешь! К тому же ещё и поругались…
       - Небось, снова нахамил с расстройства?
       - Нахамил, Иван, да не ту напал. Она мен так отбрила, что теперь плохо сплю. Всё думаю над её словами.
       - Так о чём шла речь?
       - Слово за слово и вспомнили войну. Дожили! Она проклинала наше поколение!
       - Но неужели ты думаешь, что мы этого не заслужили? – задумчиво спросил Петров.
       - Но разве мы участвовали в этом безумии? Мы, наоборот, очищали город от разной сволочи.
       - Да,  очищали, это правильно, - согласился Петров, но в то же время равнодушно взирали на то,  как наши правители создавали всё новые и новые виды ядерного оружия. Разве мы выступали против этого?
       - Да что мы могли сделать?
       - Многое могли! – продолжал Петров. – И прежде всего следовало больше доверять женщинам и допускать их к власти наравне с мужчинами. Вот о каком паритете нужно было думать, чтобы на планете не было войн! 
       Петров говорил долго и убедительно, ругал предков вообще и предков родной губернии за то,  что они дочиста извели богатейшие леса и за то, что разрешили строительство Атомграда, куда была свезена радиоактивная грязь чуть ли не со всей Европы.
       - Гринпису потребовалось сто с лишним лет,  чтобы его услышали! – возмущался Петров. – Как ты думаешь, почему?
       - Чёрт его знает! Всем казалось, всем казалось, что эти «зелёные» чудаки, слегка тронутые умом. А оказалось, что это у нас не хватало мозгов.
      Этот разговор привёл обоих в уныние, и Петров предложил гостю выпить.
       - Давай, Ваня, неси, - оживился Широков, - а то что-то тоска навалилась, спасу нет! Да и разговор пойдёт глаже…
       Иван ушёл на кухню и вскоре вернулся оттуда с подносом; выгрузил графинчик, стаканы, тарелку с малосольными огурцами, хлеб и сказал:
       - Сейчас бы ещё свежих помидорчиков, к этому времени уже поспевали.
       - Иван ты забыл сказать про картошку, - заметил Широков и продолжал: - Эх было время! Помню, мама вывалит варёную из кастрюли на блюдо, а она парит и на глазах рассыпается. А мама её сверху – маслицем, лучком, укропом… объеденье!
       - Что там говорить о паслёновых! Скоро и хлеб перестанет родить. Загаженная биосфера породила фитофтороз, она же придумает вредоносный грибок и на всё остальное. Поверь мне,  скоро нам придётся есть одну траву…
       Они выпили по стопке, крякнули чисто по-русски после первой и степенно принюхались к хлебу. Закусывать не торопились, ждали, когда горячительная разнесётся по жилам, взбудоражит кровь и прошибёт до печёнки.
       - И чего людям не хватало? Почему им всё время хотелось воевать? – задумчиво спросил Широков и подцепил вилкой зелёный кружок огурца. Он не ждал ответа на этот вечный вопрос и после непродолжительной паузы посетовал на то, что люди не покончили с войнами до наступления ядерной эры. Сложись такой фактор, и никто не додумался бы изобрести атомную бомбу, чтобы положить начало закату человеческой цивилизации.
       Петров на это сказал, что люди сами не знали, чего они хотели. Много говорили о мирном сосуществовании, но при этом не хотели расставаться со старыми привычками и убеждениями. Военный молох был возведён ими в культ. Его обряжали в красивую форму, воспевали во всех видах искусства, и никто не видел в нём атавизма. Его любили и ему многое прощали, даже прорыв на чужие земли, где его воины, носившие благородное звание «защитник края отцов», обретали статус обыкновенных убийц.
       Невозможно было воспитать нового человека с новым мышлением,  не перевоспитав себя, не изменив себе образ мышлений о войне, не написав таких учебников по истории, где общественные убийства преподносились бы не как благо, доблесть и геройство, а как бесчестье, бесславие и позор!
       Диалог о войнах, как всегда, затянулся…

                3.
        Лидочка Огарёва и Ирочка Панина жили в одном подъезде и были очень дружны. Они обе не знали, кто их отцы и, хотя этому не особенно удивлялись, иногда об этом спрашивали. Зато у Лидочки была мама, а у Ирочки – бабушка. Эту бабушку все называли бабой Аришей, и она от нечего делать часто посиживала на скамеечке возле детской площадки и наблюдала, как играют дети. Баба Ариша была у них справочным бюро и по совместительству разбирала их детские «тяжбы». Однажды  одна самая маленькая девочка из соседнего подъезда спросила у неё, где её папа, и баба Ариша популярно объяснила всей детворе, что все они пробирочные и что у них никогда не было пап. Девочки мало что поняли,  зато запомнили её слова.
        Лидочке было шесть лет, когда она спросила у матери:
        - Мамуля, а что такое пробирочные дети?
        - Ну, во-первых, не что, а кто. А во-вторых, ты где успела подхватить это словцо, - удивилась Мария Васильевна.
        - Нам баба Арина сказала, что мы пробирочные, - поведала Лидочка и тут же надула губки.
        - Деточка, у тебя был настоящий папа, и мы сделали тебя в моём животике, а вот твоя подружка действительно пробирочная.
        - А где мой папа?
        - Доченька, он умер… 
        - А зачем умер?
        - Потому что была война, и во время той войны умерло много-много людей…
        Лида и Ира росли и не видели вокруг себя мужчин, если не считать стариков, которых иногда привозили в школу, чтобы показать детям. Но они выглядели немощными и тщедушными, поэтому не производили на девочек никакого впечатления. Но из учебников им было известно о том, что когда-то эти мужчины были сильным полом и очень любили воевать. Им даже показывали страшные видеофильмы, в которых они размахивали длинными «ножами» и разрубали друг друга на куски. Из-за этого неразлучным подружкам мужчины не нравились, и их не очень волновало то, что они поубивали друг друга…
       …Прошло несколько лет, и подружки превратились в симпатичных девушек. Теперь они даже мечтали о суррогатных мужчинах, которых все называли «киборгами». Лидия хотела, чтобы у неё непременно был блондин с голубыми глазами и выше её ростом, а Ирине нравились кареглазые брюнеты, тоже высокие. Однажды девушки нечаянно подслушали взрослые разговоры, и им стало известно о том, как приятно иметь дело с киборгами. Нестерпимое любопытство привело их в «Дом свиданий» на Вознесенской улице, и там они описали, с какими киборгами им необходимо встретиться. Их записали, но к киборгам не допустили. А на другой день Ирине досталось от бабушки, а Лидии – от матери. Мария Васильевна долго «воспитывала» дочь и убедила её в том,  что нельзя думать о киборгах до наступления совершеннолетия.
      Из-за этого случая Мария Васильевна стала бояться, что у её дочери могут появиться дурные наклонности. Но Лидия больше никогда не огорчала свою мать. После окончания школы она поступила на медицинские курсы и, закончив их с отличием,  стала работать медицинской сестрой в Губернской больнице.

                Глава третья.

                1.
        Нина давно предлагала своей подруге переспать со своим киборгом, но Ольга тянула время. Но в тот день ей почему-то было очень не по себе. Набухали груди, ощущалась приятная истомлённость во всём теле, и она вспомнила о предложении Нины. В конце дня Ольга решила, что от неё не убудет, если она переспит с роботом, и вечером приехала к подруге.
        - Давненько тебя на было в этом доме! – открывая ей дверь, сказала Нина и, улыбаясь, спросила: - Ты, случайно, не к Ральфу?
       Ольга немного смутилась, но ответила без обиняков:
        - Нина, я хочу попробовать только один раз, да и не хочу разделить участь старой девы.
        Нина как раз собиралась ужинать и пригласила подругу, но Ольга отказалась и выразила желание сначала познакомиться с Ральфом.
        - Ну, как хочешь, только тебе придётся прослушать небольшую лекцию, - предупредила Нина.
        - Само собой, - согласилась Ольга и подошла к зеркалу, чтобы поправить причёску.
        - Может быть, и губы подкрасишь, чтобы понравиться Ральфу? – пошутила Нина.
        - Знаешь, у меня действительно такое ощущение, что я иду на свидание к разумному существу, - улыбнулась Ольга.
        - Оля, он, и в самом деле, очень умный, и ты в этом скоро убедишься,  - тоже улыбнулась Нина, и они прошли в спальню.
        Ольге стало не по себе, когда она увидела на широкой кровати киборга. До этого ей представлялось, что Ральф – это нечто грубо сколоченное, напоминающее угловатого робота из приключенческих видеофильмов. А тут лежал на боку мужчина, укрытый до пояса пледом. Его поза была совершенно естественной, - слегка согнутые в коленях ноги, Правая рука подпирала щеку, левая – произвольно лежала на левом боку и чуть свисала.
        - Ральф проснётся, когда ты поцелуешь его в губы, - сказала Нина. Затем она взяла с тумбочки коробку с дисками и ударилась в разъяснения. Ольга узнала о том, что каждый диск – это отдельная программа, и можно выбрать любую Однако Нина тут же заметила,  что у составителей программ очень богатая фантазия и есть такие позиции,  которые женщине не освоить, если не заниматься йогой.
        Ольга слушала её очень внимательно, и у неё сразу же возникли вопросы:
        - Нинуля, а твой Ральф также пластичен, как человек, и его будет приятно обнимать?
        - Оленька, этот киборг само совершенство! Его изобрели и сделали во Франции, а над его программами работали американцы, - продолжала говорить Нина. – Да, его приятно обнимать, потому что его тело такое же нежное, как у людей, и в нём все время поддерживается нормальная температура 36,6 градусов. По Цельсию. Даже глаза очень похожи на живые и могут менять своё выражение. Он прекрасно имитирует страсть, стонет и даже хрипит, когда почувствует, что я уже уплываю.
        - Знаешь, Нина,  мне становится любопытно!
       - Оленька, Ральф умеет даже говорить и реагировать на любую просьбу, если она имеет отношение к любви. Например, если ты попросишь его поцеловать тебе грудь, он обязательно обласкает её и спросит: «Тебе так нравится?»  Кстати, у него очень приятный баритон.
       - Это невероятно! И ты думаешь, что я испытаю оргазм с первого раза? А мне не будет больно? Ведь я пока ещё девственна.
       - Если ты не фригидна, то испытаешь. Боли ты тоже почти не почувствуешь,  потому что он запрограммирован на девственниц.
       Но на этом не закончилось перечисление достоинств киборга. Далее Нина сказала, что Ральф владеет идеальной техникой полового сношения, но его партнёрше нужно помнить, в каком порядке следуют позиции, указанные на конверте  диска, чтобы соответствовать его «желаниям». Нина предложила Ольге вытащить диск наугад, и ей попалась за номером три. Нина хорошо её помнила и, даже не взглянув на конверт, поведала подруге о том, что ей предстоит…
       - Ой, Нинка, кажется, мне уже захотелось! – смущённо улыбнулась Ольга.
       - Тогда раздевайся и – в постель к Ральфу, а я установлю выбранную тобой дискету.
       Ольга медленно разделась и вопросительно осмотрела на подругу:
       - Ниночка, может быть, ты уйдёшь?
       - А ты всё поняла? Повторяю: «Включение» и «Отключение» - поцелуй в губы!
       - Да-да! Я всё поняла!
       - В таком случае желаю тебе удачи! – сказала Нина и вышла из спальни.
       Ольга, собираясь с духом, какое-то время полежала на спине. Затем повернулась к Ральфу и, поцеловав его в губы, попросила:
       - Сладкий мой, сделай мне приятное!
       - Ты хочешь заняться любовью? – спросил он.
       - Да, милый… Если бы ты только знал, сколько я мечтала о настоящем мужчине! Ты оправдаешь мои надежды?
       - Тебе будет хорошо со мною, я обещаю это…
       Ольга подумала о том, что у киборга и в самом деле очень приятный баритон, но когда его руки заскользили по всему её телу и его губы нашли её рот, она сразу же забыла кто с ней.  Она уже часто дышала и сама обнимала его за шею. Наконец он поместился промеж её ножек, и она распахнулась ему навстречу… 
       Нина уже заканчивал ужин, когда послышались сладкие стоны Ольги, и она искренне порадовалась тому, что её подруга наконец-то стала женщиной и испытала радость секса…
       Ольга вышла от Ральфа сама не своя – явно заезженная, но счастливая.
       - Кажется, всё хорошо? – спросила Нина.
       - Никогда не думала что так может быть! – сказала Ольга и продолжала далее: - Ниночка, и всё же мне немного грустно от того, что мы имеем дело только с техникой. Господи, сколько богатых ощущений потеряли люди из-за своей глупости.
       Нина сказала, что она готова смириться с такой жизнью,  но к старым бедам добавляются новые, и это её пугает.
       - Вот, послушай, о чём пишут! – продолжала она и, взяв со стола газету, стала читать вслух. Эта короткая заметка была о змеях. Гонимые радионуклидами, они стали покидать извечно обжитые места и оседать, где придётся. В посёлке Водников одна пожилая женщина полезла в погреб за квасом, и там её искусали гадюки.
       - О, Боже! Она умерла? – воскликнула Ольга.
       - Пишут, что скончалась в больнице. Да это что? Каждый божий день где-нибудь что-нибудь да случается. Люди страдают от землетрясений, наводнений, селевых потоков и иных бедствий, и мне уже кажется, что скоро придёт конец света!
       - Ниночка, наша планета тоже живая. Израненная и обескровленная, она корчится от боли, и это аукается катаклизмами во всех уголках матери-земли, - горестно заметила Ольга.
       Подруги проговорили допоздна, и Ольга осталась ночевать у подруги…

                2.
        Алёшин уже две недели находился в отпуске и вместе с женой пропадал на даче. Но у него всё валилось из рук, потому что он думал о работе, где в последнее время многое не ладилось. Его новые сотрудницы не имели достаточного опыта и допускали ошибки, которые дорого стоили институту. Алёшин жаловался жене на свои неудачи, но Елена отмалчивалась.
        - Ты почему всё время молчишь? – спросил однажды Алёшин, задетый её равнодушием.
        - А что говорить? Сам виноват во всём, и я предупреждала тебя о том, что у нас могут быть неприятности, - отвечала Елена.
        - Значит, я поступил плохо, сохранив верность своей жене?
        - Нет, ты поступил очень и очень плохо, раз от тебя ушли почти все лаборантки! – продолжала Елена. - Юра, ты оторвался от жизни. Многого хочешь от людей, вместе с которыми работаешь, но тебе наплевать на их проблемы! 
        Работы на даче хватало, и они жили на Черемшанке безвыездно. Юрий решил поставить новый забор и весь день то пилил, то строгал, то вколачивал гвозди. Елене тоже хватало работы; полола, поливала грядки, готовила еду. Однажды они крупно поругались из-за того, что Юрий выразил желание вернуться в институт  до окончания отпуска.
        - А мне, значит, ковыряться в земле одной? Я что вам, рабыня Изаура? Вот, всё брошу и уеду домой – пообещала Елена,  и Алёшину пришлось «отбывать» свой отпуск до конца,  день в день.
        Вскоре после того, как Алёшин вернулся в институт, Елена собралась домой, чтобы взять кое-что из постельного белья.  Она шла на автобусную остановку, как полагалось,  левой обочиной дороги и вдруг увидела, что прямо на неё мчится черный легковой автомобиль. Она уже решила, что ей конец, но её только обдало ветром. Почти в это же время её обогнала вторая машина. У неё возникло такое чувство, что её хотели убить, и вечером она рассказала об этом мужу.
        - Ты думаешь, что встречная машина изменила намерения водителя чёрной машины? – спросил у жены Юрий.   
        - Конечно, в таких случаях свидетели не нужны, - ответила Елена.
        - А какой марки была машина и кто в ней сидел?
        - Марку не разобрала, не до того было! Кто сидел за рулём, не заметила из-за большой скорости. 
        Юрию Николаевичу трудно  было поверить, что кто-то покушался на жизнь его жены, и всё же он заявил об этом происшествии в полицию.
        Прошло несколько  дней, и Елена успокоилась. Ей уже казалось, что в этом не было злого умысла, и что водитель просто-напросто зазевался. В пятницу Елена, как обычно, копошилась в огороде. С утра она полола грядки, а перед обедом собрала огурцы. В этот день сильно палило солнце, и Елена подумала о том, что вечером им предстоит большая поливка. Наконец она почувствовала голод и с огурцами ушла в коттедж. На кухне Елена включила газ и поставила чайник. Пока он нагревался, Елена разрезала вдоль самый красивый огурец, крупно посыпала солью одну половинку и, с удовольствием откусив от неё, аппетитно захрустела. Вскоре заурчал чайник, и Елена сняла его с конфорки. Поставив вместо него сковороду, она бросила на неё несколько ломиков ветчины, а чуть позднее разбила туда же пару яиц.
       Елена уже обедала, когда к ней кто-то постучался, и она, быстро проглотив недожёванную ветчину, сказала «Войдите». Увидев в прихожей молодую женщину,  она поднялась из-за стола и пошла к ней навстречу. Они поздоровались, и Елена сказала:
       - Кажется, я где-то вас видела?
       - Мы познакомились на юбилейном празднике в Академгородке. Я Виктория!
       - Всё, теперь я вспомнила! – воскликнула Елена и пригласила гостью к столу. Но та отказалась, и она поинтересовалась, что привело её в Черемшанку.
       - Я приехала к вам по необычному делу, и вас бросит в дрожь, когда вы узнаете, зачем я здесь! – ответила Виктория.
       Елена с крайним удивлением посмотрела на гостью и почему-то вспомнила о том, как несколько дней назад её едва не сбила машина. Холодные глаза этой женщины и её оскорбительный тон не предвещали ничего хорошего, но она взяла себя в руки и сказала:   
       - Как бы там ни было, я хочу немедленно узнать, зачем вы приехали.
       - Я приехала убить вас! – заявила Виктория.
       - Что-то? – моментально побледнев, спросила Виктория.
       - То, что слышишь! Ты единственная баба в нашем городе, которая не отпускает своего мужика дальше своей юбки! Разве это мыслимо в наше время? Таким, как ты, на Земле не место!
       Елена давно предчувствовала, что ей когда-нибудь скажут что-нибудь в этом роде: упрекнут, пристыдят, обругают. Но ей не приходило в голову, что за это её могут убить. Эта женщина определённо была сумасшедшей, и Елена решила, выбрать такой момент, чтобы можно было сбежать к соседям…
       - Виктория, разве я виновата в том, что Юра любит только меня? Я никогда не была против того, чтобы он согласно городскому графику приходил в «Дом свиданий» на Гостинской улице.
       Но Виктория или не слышала её, или делала вид, что не слышит, и язвительно спросила:
       - Скажи, как на духу, тебе сладенько было жить с тремя мужиками?
       Услышав об этом, Елена вскинула на неё удивлённый взглял и погрубевшим голосом сказала:
       - Не знаю, как кому, но я сразу же развелась, когда мне это открылось. Но прошло столько времени! Неужели люди говорят об этом до сих пор?
       - Да-да, весь город знает твою историю, и все бабы тебе завидуют, - сказала Виктория и нехорошо усмехнулась. – Приятно было узнать об этом перед смертью? Между прочим, это я хотела сбить тебя машиной!
       - Ты сумасшедшая! Пусти меня! – закричала Елена и, с силой оттолкнув Викторию, бросилась бежать. Но та догнала её возле дверей и схватила за волосы. Они сцепились между собой, как две волчицы, но тут же упали и покатились по полу. Елена никак не могла ухватиться за короткую причёску Виктории и трепала её за оба уха, а та продолжала рвать ей кудри левой рукой, а правой уже нащупывала в кармане газовый баллончик…
       …Юрий Николаевич только собрался пообедать в буфете, как вдруг почувствовал, что что-то случилась. Почти не отдавая себе отчёта, зачем он это делает, Алёшин,  никого не предупредив,  поехал в Черемшанку. Дорогой он не один раз задумывался о том, для чего он едет на дачу и что скажет жене, но продолжал ехать.
       Оставив машину возле ворот,  Алёшин прошёл на усадьбу. В огороде Елены не было, и он, дойдя до коттеджа, поднялся на крыльцо. Однако дверь оказалась запертой, и это означало, что Елена куда-то ушла. Она могла быть у соседей или в магазине. Но соседи сказали, что она к ним не заходила, в магазине её тоже никто не видел. Юрий Николаевич решил что Елена зачем-то уехала в Академгородок и уже сел в машину, чтобы вернуться назад. Но в машине он вспомнил о том, что жена не могла уехать, не позвонив ему. Алёшин снова вышел из машины и скорым шагом подошёл к коттеджу. Всё было не так, не укладывалось в обычные рамки, к тому же мучило предчувствие беды, и он нащупал в кармане ключи.
       Едва Юрий Николаевич вошёл в дом, как сразу же почувствовал неприятный запах, хорошо знакомый, но в голову не приходило, чем пахнет. Дверь на кухню почему-то была закрыта. Это было более, чем странно, ибо они никогда не закрывали её, уходя из дому. Юрий Николаевич быстро подошёл к двери и толкнул её от себя, но дверь подалась с трудом, мешало что-то тяжёлое. В то же время он поперхнулся от тяжёлого чесночного запаха, хлынувшего через щель. «Вот чёрт, что здесь произошло?» - со страхом подумал Алёшин и ударил плечом в дверь. Влетев на кухню, он сразу же обо что-то споткнулся и упал. Но медлить было нельзя. Он энергично вскочил на ноги, раскрыл настежь оконные рамы, а потом закрутил вентиль газового баллона. Только теперь Алёшин увидел свою жену, притиснутую дверью к стене. Это её он отпихнул изо всей силы, затем споткнулся об её ноги.
       - Леночка, что ты наделала? – провопил Алёшин и опустился рядом  ней на колени. Роняя на неё слёзы, он подхватил её на руки, поднялся, но что-то её удерживало. Только теперь он увидел, что Елена пристёгнута наручниками к скобе дверной ручки.

                *  *  *
        О чудовищном преступлении написали почти все газеты, и по городу поползли слухи о маньяке преклонного возраста. Полиция уже давно не сталкивалась с такими жестокими преступлениями, и блуждала как в потёках. Поэтому Юрий Николаевич обратился к Петрову, знаменитому сыщику в прошлом, и уговорил его подключиться к расследованию злодейского убийства. Петров упорно работал около двух недель, но мало в чём преуспел. Из его небольшого доклада Юрию Николаевичу следовало, что преступление совершила молодая женщина. Её возраст от двадцати четырёх до тридцати лет. Она приезжала в Черемшанку на легковой машине чёрного цвета и оставляла её возле магазина, чтобы следы протектора быстро стёрлись. Никто не видел, как преступница выходила из машины и садилась в неё. Петров сделал вывод, что жертва отчаянно сопротивлялась, пока на неё не воздействовали нервно-паралитическим газом. После этого злодейка заволокла Елену на кухню, приковала её к двери и, закрыв форточку, использовала газовую плиту в качестве орудия убийства. Экспертиза установила, что жертва отравилась пропаном, не приходя в сознание…

                3.
        Её мать появилась в доме неожиданно, как всегда респектабельная и красивая. Ей можно было дать не более тридцати лет, и Ольга с восхищением заетила:
        - А ты у мен, мамулечка, что надо, можно сказать, королева Марго!
        - Спасибо за комплимент! Особенно приятно было это услышать от доченьки, которая никогда не любила свою маму, - сказала Надежда Румянцева, целуя своенравную дочь.
        - А за что тебя было любить? За то, что бросила меня и бабушку? – парировала Ольга и поинтересовалась, надолго ли она приехала.      
        - Недельки две поживу, - ответила мать.
        - Мама, ты приехала в связи с моим письмом? – спросила Ольга.
        - Да, Оленька, я привезла тебе денег, сколько ты просила.
        Мать тоже присматривалась к дочери и вскоре заметила:
        - А ты у меня тоже ничего, выглядишь эдакой павой. Небось, уже попробовала с каким-нибудь старичком?
        - Так тебе и выложи всё сразу! Ясно, что уже не девочка, - ответила Ольга.
        У неё было много вопросов, которые она хотела задать матери, но она начала с простого – семейного:
        - Мама, у тебя с академиком всё хорошо? Ты не устраиваешь ему сцен ревности?
       - Приезжай в гости, и всё увидишь сама, - ответила мать и укоризненно добавила:  - Стыдно за тебя перед мужем. Так и не побывала у нас!
       Ольга попросила мать не заводить разговор о неприятном;  зачем поминать старое. Не будет ли лучше  поговорить о настоящем. Надежд Румянцев согласилась и поинтересовалась личной жизнью дочери. Ольга сказала, что в её личной жизни мало интересного, и чтобы скрасить её, она решила «выйти замуж» за робота, ради чего и попросила денег. Потом её мать всё-таки рассказала о том, как она живёт с мужем. Тот, как и все мужики, которые что-то могут, заводит шашни с молодыми женщинами, и ей приходится это терпеть.
        - Мама, а я когда-нибудь узнаю, кто мо отец? – спросила Ольга и побледнела от волнения.
        - Я знала, что ты сегодня спросишь об этом, - отвечала мать. – Оленька, твой отец жил очень давно, в двадцать первом веке. Это Петровский Николай Иванович, доктор атомной физики. Мне также известно, что он родился в 2001 году.
        - Понимаю, он сидел замороженным в пробирке, пока его не соблазнила одна привлекательная особа? – пошутила Ольга.
        - Не он, а его частица, называемая иначе гаплоидным набором хромосом, - сдержанно улыбаясь, ответила мать.
        - Это только подумать, какой неравный брак! Мой отец старше тебя на сто с лишним лет!
        - Не ерничай, Оля, главное в том, что ты есть и радуешься жизни!
        - Мама, разве это жизнь? Вот, у вашего поколения было всё, что нужно человеку!
        Мать не согласилась и напомнила ей, с какого года начались человеческие проблемы. Ты думаешь, мне очень хотелось, чтобы меня оплодотворил пробирка? Не, доченька, мне хотелось, чтобы это произошло иначе, то есть по любви…
        - Мама, может быть,  поэтому ты и не любила меня? Рождённая не по любви, могла ли я рассчитывать на любовь матери? – спросила Ольга.
        Теперь уже мать предложила дочери не говорить о неприятном, и они обе замолчали. Каждая стала думать о том, с чего начать другой разговор, и первой не вынесла молчания Ольга. Вскочив на ноги, она спросила:
        - Мама, ты хочешь чаю? Я соберу на стол очень быстро!
        - Не откажусь, а у тебя не найдётся что-нибудь покрепче?
        - Найдём и покрепче и при этом накроем царский стол, чтобы выпить за тебя и Петровского!
        Мать вызвалась ей помочь, и примерно через час они уже сидели за столом и, раскрасневшись от выпитого коньяка, продолжали неторопливую беседу. Они проговорили допоздна. Но потом её мать неожиданно замолчала и тала смотреть в одну «точку» на противоположной стене.
        - Мама, ты почему молчишь? Скажи мне что-нибудь! – забеспокоилась Ольга, и её мать, продолжая смотреть туда же, процедила сквозь зубы:
        - Будь они трижды прокляты! Пусть им на том свете будет жарко в том огне, которое они изобрели!
        - Кто, мам? Кто? – Ольга потормошила её за плечи.
        - Твой отец и все эти академики-атомщики! – с неизмеримо великой ненавистью досказала мать, и Ольга только теперь заметила, как много морщинок на её лице. И вдруг что-то нежное и тёплое торкнулось в её груди, и ей впервые в жизни захотелось прислониться к плечу этой женщины и поплакать. Мать это почувствовала, протянула к ней руки, и Ольга бросилась в её объятья…
        Через две недели Надежда Румянцева собралась домой и пригласила Ольгу погостить месяц-другой в Новониколаевске. Дочь с радостью приняла приглашение и пообещала в скором времени навестить её и отчима-академика.
        На следующий день её мать уехала, а у Ольги появился «муж», и для них наступил медовый месяц…