Я сошёл с ума

Врач смотрел устало и озадаченно:
- Вы можете мне объяснить: зачем?! зачем вам – в сумасшедший дом?
Легко сказать – объяснить! объяснить Ивану было даже очень нелегко; он и так не сразу решился обратиться за помощью.

В первый раз, подойдя к психоневрологическому диспансеру, струсил.
Струсил, когда увидел странную пару: старушка мелко семенила рядом со здоровенным парнем, а тот, надув губы, плаксиво нудил: «...ну, мааам... я не хочуууу...». «Да иди уж!» - прикрикнула неожиданно громким голосом сухонькая бабулька, и здоровяк понуро затопал за ней через ворота, гундя что-то неразборчивое.
Во второй раз он решился зайти внутрь, но спасовал у окошка регистратуры – беспокойный мужчина, безустанно топтавшийся на месте, почему-то подмигивал ему, раз за разом, и гнусно хихикал. Иван буркнул «...я покурить!» и больше в здание диспансера вернуться не смог.
Но сегодня Иван окончательно решился;  зашёл в кабинет, багровея от произнесённых на входе слов  «...дайте мне направление в психбольницу!».

- Понимаете, доктор... Я отчётливо понимаю, что со мной что-то не в порядке.  Я, наверное, сошёл с ума.
- Голубчик, скажите: кто вам поставил диагноз?
Иван молчал, разглядывая ботинки врача: узконосые, замшево-коричневые, с маленьким тёмным пятнышком грязи на каблуке.
- Понятно... – вздохнул психиатр.

Иван вспыхнул:
- Поймите: я ничего не понимаю! Смотрю телевизор – и не понимаю, слушаю радио – не понимаю! Читаю газеты, книги... не могу понять!
- Но это не значит, что вы имеете право называться сумасшедшим, - лицо психиатра оставалось серьёзным, но в глазах появилась насмешка.
- А стоит мне высказать то, что понял, или... о чём догадался, как все замолкают и отворачиваются, – Иван сгорбился и тихо выговорил самое главное, выстраданное и наболевшее, - я хочу вылечиться.
- От чего-с, молодой человек, вылечиться? – заинтересованно спросил доктор.
Иван понимал, что врач смеётся над ним. Не глядя в глаза, продолжил:
- Я хочу быть как все. Дайте направление в больницу. Пожалуйста.
- Уйдите, - прикрыв глаза рукой, с подрагивающими от смеха плечами, с трудом выговорил врач, - я вас прошу! Идите, идите себе с богом!
- Ну... доктор, я вас очень прошу... Я докажу!...
Психиатр вытирал слёзы и махал рукой на дверь.

Девчушки на углу улицы смеялись о чём-то своём. Ивану казалось, что смеются они над ним, смешным человечком с пылающими на всю улицу ушами.
Проезжающий водила, обдав Ивана грязью из-под колёс, ухмыльнулся и посигналил.
Ветер подхватил с бордюра грязную газету и швырнул в лицо, насмехаясь.
Пробегающая грязная дворовая псина приостановилась, села рядом и заскулила, преданно глядя Ивану в глаза.
- Ну... не мытьём, так катаньем! – решительно сжал губы Иван, - вы ещё меня возьмёте в дурдом, никуда не денетесь!

Первой возникла мысль обратиться за помощью к другу детства Пашке.
- Ты только заявление напиши о том, что я ненормальный, и всё! – уговаривал Иван, - тебе, как свидетелю поверят.
- Ага! поверят, - ржал Пашка, - добро бы ты от армии косил, тогда бы понятно. А сейчас-то это тебе зачем? Отслужил, работа хорошая, квартира вон какая... Не, Ванька, ты точно – псих!
- И я о том же... Так напишешь?
- Неее, друган, извиняй, - это  вроде лжесвидетельства получается... вдруг и меня – в психушку, а?...

Соседка тётя Лида только руками всплеснула:
- Ванечка, да как же это? – горестно подняв брови, удивлялась она, - в наше время в психушку диссидентов да болтунов сажали... Сейчас время другое, да и ты – такой умный, честный, культурный паренёк... зачем?!
- Надо мне, тётя Лида, - понурился Иван, - что-то у меня всё не так в этой жизни... потерялся я. понимаете?
- Нет, Ванечка, извини, не понимаю, – покачала седой головой тётя Лида, - мне даже представить страшно, что твои покойные родители бы сказали... и не уговаривай, помогать не буду!

Попытка устроить «представление»  на работе, в желании сойти за психа,  тоже не удалась.
- Иван Петрович, - понаблюдав за ним некоторое время, с жалостью сказала Верочка, - шли бы вы домой. Напейтесь водочки, как человек... глядишь, и полегчает.
- Да, Вань, - подхватил мысль Костик, работающий за соседним столом, - выпить тебе надо! В одну руку – стакан с водкой, в другую – жареный окорочок... и будешь как новенький! А то ты всё как не от мира сего! А хочешь, я к тебе в гости приду, вместе напьёмся?
- Не хочу, - буркнул Иван, проклиная себя и свою дурость.

- Гражданин, с вами всё в порядке? – участливо склонилась молодая женщина с ребёнком, когда Иван резко плюхнулся на тротуар.
- Нет, со мной всё не в порядке, - вежливо ответил Иван, - вызовите, пожалуйста, санитаров из психбольницы.
- Ну, зачем вы так? – почему-то обиделась женщина, - что же, я – не человек? Давайте, я помогу вам встать.
- Не надо, пожалуйста! – испугался Иван, - я здесь ещё немного посижу!
- Дядя, встлавай, - чистые голубые глаза малыша смотрели немного сердито, - тут глязьна, низя! Встлавай!
Иван заворожено смотрел на мальчика, заливаясь краской стыда.
- Я сейчас... встану! – и быстро поднялся на ноги.
- Больса так не деляй! – сурово сказал малыш.
- Не буду, честное слово! – совсем по-мальчишечьи вырвалось у Ивана.

Оставалось одно: попытаться вызвать санитаров со смирительной рубашкой самому.
На дом.
- Кем вам приходится пациент? – пищала трубка, засыпая вопросами, - на учёте состоит? Значит, первичный вызов... мирно себя ведёт, не буянит? Ждите врача, сегодня как раз ваш участковый на вызовах.

- Голубчик, да это вы, - усмехнулся знакомый врач из психоневрологического, замерев в дверях квартиры, - Иван, кажется? я не ошибся?
- Я это, доктор, - обречённо сказал Иван, - заходите.
- Да уж зайду, полюбопытствую, вы меня извините, - с улыбкой скинул пальто врач, - куда пригласите пройти?
- На кухню, - неожиданно для себя сказал Иван.
- Очень хорошо! Ну-с, показывайте дорогу, голубчик, - потёр переносицу врач, - чего-нибудь согревающего нальёте? Промёрз сегодня... а ваш вызов – последний.

Они сидели за накрытым столом, как давние друзья: перешли на «ты» и называли друг друга по именам.
- Понимаешь, Вадюха... Живу я как-то... постыло, обрыдло, - откровенничал Иван, - смотрю вокруг – и плохо мне. Не понимаю. Делаю не то, не так.  Думаю – не так. Пытаюсь совсем не думать – ещё хуже... Всё тёмное, серое...
Иван на минуту замолчал.
- Продолжай, голуба мой, я слушаю.
- Что продолжать? От мыслей спать не могу: до такого уже додумался, что самому страшно... Говорят, у вас в больницах быстро того... успокаивают. Подлечите, а? Чтобы – не думать! Совсем!
- Хороший ты парень, Ванька, - расчувствовался «подогретый» Вадим Никанорыч, - но дураааааак!... я тебе один умный вещь скажу, только не обижайся.
- Г-говори! – мотнул головой Иван.
- Мозги ведь для чего даны? Чтобы ими поль-зо-вать-ся!
- ...?
- Вот, скажем... есть у тебя ноги. Ты ими научился пользоваться. А вот думалкой своей – не-а! не научился. В этом  беда твоя и есть.
- Так я же - думаю! – обиделся Иван.
- Дурааааак ты, Ванька... Думать надо тоже с умом, понял? Иначе себя в такую пропасть загнать можно!...
Разговор получился интересным: алкоголь добавил ту, необходимую степень задушевности, которая внезапно делает чужих людей близкими. Они говорили долго, взахлёб-откровенно; расстаться было трудно, и Иван пошёл провожать психиатра до остановки. 
Обезглавленный фонарь скрывал две покачивающиеся, опирающиеся друг на друга фигуры, и ночное небо с насмешкой улыбалось тонким полумесяцем.

«...дядя, встлавай! встлавай!» - сквозь пьяный сон раздался над самым ухом Ивана детский голосок.
Иван дёрнулся от неожиданности, резко сел – по голове и глазам молотом застучала похмельная боль. В комнате никого не было, да и откуда мог взяться в его квартире тот мальчик? Засунув голову под ледяную воду крана, Иван пытался вспомнить, какой сегодня день, что ему сейчас надо делать и куда идти.
Жуткий «опохмел» пошёл Ивану на пользу: отпросившись по телефону с работы, он выпросил неделю отгулов за былую переработку.
Трудовым потом изгоняя выпитый накануне алкоголь, он перемыл полы и окна, перестирал всё, что мог и... отнёс к соседке недавно приобретённый ЖК-телевизор.

- Ванечка, - ахнула тётя Лида, - да зачем же?!  Он дорогой... я не могу взять, и не уговаривай. Не могу, Ванечка!
- Тогда, тёть Лид, я его на помойку отнесу, – весело пыхтел Иван из-за огромного экрана в руках, - и выкину! Не нужен он мне больше, понимаете?
- Ну... заноси, - выгнув брови озадаченным «домиком», растерянно сказала соседка, поправляя очки, и посторонилась.
Провожала она Ивана озадаченно-странным взглядом.
Без телевизора, казалось, в комнате стало больше света и места, и это спровоцировало Ивана на дальнейшие решительные действия.

- Блин, Ванька! – верещала Пашкиным голосом телефонная трубка, - ты чё, совсем в ахуе?!
- Ага! – рассмеялся Иван, - а ты откуда знаешь?
- Иду, ёлы-палы, смотрю – ты у мусорки сидишь! Ну, думаю, Ванька всё комедию валяет... даже костюмчик новый, «прадовский» не пожалел. Я тебя – по плечу, а на меня морда синюшная выперлась – бомж какой-то! Ты нахрена бомжу костюм отдал, придурок?!
- Избавляюсь от лишнего, Пашка! Понимаешь, от всего лиш-не-го!!!
- Псих. Лечиться тебе надо, - спокойным голосом, словно констатируя очевидный факт, сказал Пашка и отключился.
«Лишним» оказалось многое.
За неделю Иван почти опустошил квартиру, оставив лишь необходимое: почти пустой шкаф с минимумом одежды и белья, книжные шкафы и полки на стенах, шторы на окнах и диван.  Всё остальное – ушло на помойку, порадовав не одну семью микрорайона.

Дворовые пацаны теперь ждали Ивана с нетерпением;  он с таким серьёзным  азартом участвовал в их играх, словно вновь вернулся в детство – футбол, волейбол, догонялки-пятнашки... Их родители с неудовольствием и подозрительностью косились на Ивана, но молчали.
Отгулы проходили с пользой: Иван словно набирался сил из своего ушедшего детства; оно исцеляло его, возвращая в наивную радость и веру в вызревание будущего.

«...встлавай, дядя! встлавай!» - проснувшись очередным утром от детского голоска из сна, Иван вдруг понял, что осталось сделать последнее – уйти с постылой работы.
Его появление - в потрёпанных джинсах и футболке, с заявлением в руках - ошеломило всех, от шефа до безалаберного Костика.
- Иван Петрович, - надула губки Верочка, - я вас не понимаю. Как так можно – уволиться в «никуда»? не поискав заранее работу... да и уходить с ТАКОЙ работы – глупость! Вы же не сможете найти ничего лучше!
- Верочка, звезда моя, - и Иван галантно «приложился к ручке» горячими губами, не скрывая насмешки, - простите, но вам этого не понять. Не мучайте себя, дорогая!
- Вань, ты микроволновку забирать будешь?... Нет, я тебя не понимаю... у тебя же такие перспективы были! – морщил лоб Костик.
- Дарю безвозмездно: и вещи, и перспективы. Буду счастлив больше никогда сюда не возвращаться.  Счастливо оставаться!
Ощущение свободы и обретённого смысла - пьянило и кружило голову.
Вдыхая прохладный утренний воздух, Иван замер посреди тротуара, с улыбкой подставляя лицо солнечным лучам.

- Ксю, мотли, дядя! – раздался знакомый детский голосок.
 Запомнившийся голубоглазый малыш показывал в его сторону пальчиком. Мальчик с таким интересом смотрел на Ивана, что тот, заулыбавшись, сразу же сказал:
- Я не буду больше сидеть в грязи! Честное слово!
 - Тёмка, пальцем на людей показывать нельзя, - сказала девушка и перевела взгляд на Ивана.
- Иван, - шутливо раскланялся он, любуясь зелёными глазами брюнетки.
- Ксюша, - улыбнулась она ответно, - с вами сегодня всё в порядке? В прошлый раз вы меня напугали.
- У меня теперь всё в порядке, - улыбался Иван, - а можно... извините, можно я вас немного провожу?
- Ну, что, Тёмка? Разрешим нас проводить?
- Лазлесим! – уверенно взялся маленькой ладошкой за руку Ивана новый знакомец.

Освежающее знакомство с Ксюшей и Тёмкой помогло Ивану сделать новый шаг: накупив баллончиков-красок-кистей, он занялся воплощением своей давней мечты.
Скамеечные старушки неодобрительно качали головами и перешептывались, знакомые и незнакомые люди смеялись и крутили пальцем у виска – но Ивану не было до них дела: он старательно разрисовывал торец серо-бетонного дома.
Радуга на синем небе, малыш, напоминающий Тёмку, цветы и бабочки... сказал бы кто, что Иван будет заниматься такой ерундой  - он и сам бы посмеялся. Раньше.
Но сейчас – с каждым мазком, с каждой новой, яркой, деталью задуманной картины – появлялась радостная уверенность: так надо. Он не знал – кому и зачем надо, но это его и не смущало.

Мальчишки, с которыми он играл в футбол и догонялки, поначалу смеялись и исподтишка дразнили Ивана «психом». Но уже через пару дней – начали помогать: увлечённо высунув языки, старательно отчищали новый бетонный квадрат стены и закрашивали его яркой зелёной краской.
Иногда ему помогала Ксюша – смешная, перепачканная краской,  в мальчишеской кепке козырьком назад. А потом они вместе оттирали от краски Тёмку: ну, как же без него? Главный художник-консультант!

- Вот бы все дома на улице так разрисовать, - протянула Ксюша, любуясь завершённой картиной: яркие краски расцвеченной стены, казалось, добавляли свежести воздуху.
- Хорошо бы, - мысль о новой трудоёмкой работе даже обрадовала Ивана, - можно водопад нарисовать или огромную собаку!... только у меня деньги все на краску ушли. Надо искать работу.
- Может, тебе – к детям? Смотри, вон мальчишки от тебя не отходят.
- Можно попробовать, - задумался Иван.

- Как это – на работу?! У вас же нет педагогического образования! – обвиняющее смотрела на него директор детского дома.
- Да... но я бы мог работать простым воспитателем, - пытался объясниться Иван.
- Вы что себе думаете: вот так взял любой посторонний и – у нам?! У вас образование техническое, опыта работы – нет... Да и зачем это вам? Вы сколько получали на предыдущей работе?
- Ну... около сорока. Какое это имеет значение, извините?
Директор осуждающе помолчала.
Потом ухмыльнулась: криво, с презрением.
- Странно, понимаете? Появляется человек, вдруг. Согласен работать за символическую плату. Сутками. Ради чего? С какой целью? Чтобы получить доступ к детям?! Не возьму, извините.
- Прошу вас, поверьте: я просто хочу поменять свою жизнь. Вы же умный человек, я вижу! помогите мне, пожалуйста, я вас очень прошу.
- Ну и меняйте себе, на здоровье! Только подальше от детей, - сквозь зубы процедила директор.
Выходя из кабинета, расстроенный Иван спиной почувствовал ножом воткнутое ему в спину слово «педофил».

- Так-с... здравствуйте, я ваш участковый, старший лейтенант Соловьёв. Разрешите зайти? – возник на пороге через пару недель милиционер.
Милиционер, сняв фуражку, оглядел убогую обстановку квартиры.
- Что это мы людей беспокоим, по школам и детским домам ходим? Куда можно присесть, извините?
- У меня... только диван, извините. Присаживайтесь.
- На вас поступают жалобы: вас неоднократно замечали на территории образовательных учреждений города; соседи вон пишут, что вы заманиваете и приучаете к себе детей... мальчиками, что ли, интересуетесь?
- Да вы что! – оторопел Иван, - да я... да как вы можете так!...
- Укажите место работы, пожалуйста.
- Понимаете... я сейчас временно не работаю.
- Таааак. На какие доходы проживаете? Чем-то приторговываете?
- Ничем я не торгую! – вспыхнул Иван, - одному мне много не нужно. А работу я найду.
Диалог затягивался.
Иван понимал всю его абсурдность, понимал, что выглядит в глазах участкового подозрительно и странно, но объяснить этому твёрдолобому лысеющему мужику ничего не мог, как не старался.
Провожая представителя закона, Иван заметил, как быстро захлопнулась приоткрытая соседская дверь, дверь тёти Лиды. Милиционер ушёл, осадок на душе остался.
«Осадок с мерзким привкусом», - подумал Иван.

- Ванечка, не переживай так, - успокаивала его Ксюша, - на то он и милиционер, чтобы подозревать, работа у него такая.
- Ох, Ксюш... ничего-то у меня не получается, - горько улыбнулся Иван.
- Ещё всё получится, ты увидишь! – зелёные глаза светились таким светом, что Иван забыл и презрительные отказы, и хмурые лица соседей, и предательство тёти Лиды, и железобетонного милиционера – всё, разом.
- Оптимистка ты моя... вас с Тёмкой мне, наверное, сам бог послал, - и, обняв Ксюшу, Иван отбросил все мысли и сомнения.
- Мы с Тёмкой уедем на неделю, к маме, - щекотно шептала в ухо Ксюша, - ты тут не расслабляйся, слышишь? И никого не слушай, ты – молодец! Ва-неч-ка...

«Нежданные посетители, похоже, стали дурной традицией», - подумал Иван, впуская в квартиру импозантного мужчину с бородкой.
- Иван? Здравствуйте. Я поводу вызова, из психоневрологического диспансера, - старательно улыбались холодные глаза за очками.
- У меня уже был доктор, - вежливо ответил Иван, - Вадим Никанорович. Мы с ним всё выяснили, извините.
- Видите ли... Канашевич в отпуске, - приглаживая бородку пальцами, шарил взглядом по оголённой квартире Ивана доктор, - а у нас проверка. Ваша карточка оказалась незаполненной, придётся потерпеть вам мой визит.
Мужчина приторно хохотнул и легонько похлопал Ивана по плечу.
- Проходите, если есть такая необходимость, - улыбнуться в ответ Иван так и не смог.

«Неприятный, приторный, лощёный», - думал Иван, автоматически отвечая на вопросы, почти не задумываясь об их содержании: об уходе с работы, о раздаренных вещах-коврах-мебели-и-прочем, об играх с детьми, разукрашивании стен... Но последний вопрос вывел его из равновесия:
- А вы... ммм... часто сюда мальчиков приводите?
- Это вы о чём?!
- Не надо нервничать, это обычный вопрос, поверьте.
- Не надо дур всяких слушать, - сжал кулаки Иван, но голос сорвался на крик, - какие мальчики?! На что это вы намекаете?!
- Странная реакция на вполне невинный вопрос, - улыбался губами доктор, - не надо так волноваться, Ваня.
- Знаете что, выметайтесь-ка вы отсюда по-хорошему, - Иван не мог смотреть на этого неприятного человека без содрогания, - или мне придётся вас... вас…  выкинуть!
- Ну-с, мне всё ясно, - встал с дивана доктор, и, повернув бородёнку к двери, скомандовал, - заходите!

Дальше – начался страшный сон.
Крепкие мужики, ворвавшиеся в квартиру, спеленали Ивана до нелепости быстро.
- Нет, нет, нет! не хочу! Оставьте меня, я не псих!!! – извиваясь на полу, кричал Иван этим людям в пустоту глаз.
- Буйный, - прогудел один из санитаров.
- Ничё, успокоим, - отозвался другой.

Путь спеленатого Ивана к машине оказался страшнее всего – весь дом  сбежался посмотреть, как «психа забирают».
Плачущая тётя Лида вытирала глаза белоснежным платочком и крестила Ивана вослед: «...какой хороший мальчик был!»
Соседи – мужчины и женщины – тихо, как на похоронах, переговаривались с трагически-приличествующими событию лицами.
«Скамеечные» старушки, сбившись в кучку, оживлённо спорили, кто из них первой заметил патологические признаки.
И, что самое ужасное... у подъезда стояли мальчишки, его дворовые пацаны – сосредоточенно наблюдали за происходящим. Ни один не улыбнулся.
Ни один не попытался защитить или объяснить.

Захлопнувшаяся дверца машины словно отрезала всю его жизнь.
«...Как же теперь... Ксюша, Тёмка?... господи, прости! я сам всё это начал... но – почему сейчас? Почему именно тогда, когда я... только-только, немного, почувствовал себя Человеком?! когда начал жить по-настоящему?!»
Потрясение было настолько сильным и больным, что Иван, прикусил губу, чтобы не закричать: почувствовав привкус крови, понял, что кровь уже стекает по подбородку.
- Мать твою! – выматерился санитар, - да он себя сейчас изуродует, придурок!
- Вколи ему, Серёга, - обернулся врач, - пусть немного отдохнёт. И нам – спокойнее.

По стене ползла муха.
Прямо перед лицом Ивана.
Она - то терла лапками шею, то - оглаживала крылья, то, вдруг - срывалась с места и вновь заполняла отвратительным жужжанием комнату. 
Отупевший от препаратов Иван не замечал слюны, стекающей на подушку.  Но муха ему мешала. Он уже не раз пытался её прихлопнуть, спугнув, но назойливая муха возвращалась – опять и опять.
Иван затаил дыхание и замер с приподнятой рукой, ожидая возвращения мухи.
Муха, нагло усевшись на стену перед его лицом, начала тереть лапками выпуклые глаза – вот тут Иван её и прихлопнул! Сила удара была такова, что на стене осталось кровавое месиво.

Глядя на пятно, которым стала размазанная муха, Иван счастливо  засмеялся. Слюни пузырились на губах и стекали на рубаху.
Муха больше не мешала.