Отложенный август

- Лето пролетело, уже август… Какая теплая погода сегодня, нежная, мягкая… Как в детстве. Этот нелепый дом напротив, ну вон тот - с дурацкими башенками, и зонтики кафе под ним… Они меня радуют.
- А пивной ларек тебя не радует?
- Радует. Меня все радует. Даже твой идиотский сарказм.
- Курить будешь?
- Буду. А ты совсем не изменился. Только волосы потемнели. Раньше был настоящий блондин. Мальчик-одуванчик.
- Ха-ха-ха… Вот уж на одуванчика я точно никогда не был похож…
- Ты не можешь об этом судить. Каждый из нас считает себя вовсе не тем, кем на самом деле является, а только тем, кем ему хочется, чтобы его считали другие.
- Глубоко. Но хочу тебя разочаровать: я с двенадцати лет на учете в милиции состоял и в колонию чудом не загремел. Так что пай-мальчиком я никогда не был.
- Я не говорила «пай-мальчиком», я сказала «мальчиком-одуванчиком».
- Какая разница?
- Ты не был правильным, послушным, примерным. Я имела в виду, что ты был каким-то очень легким, тонким, воздушным…
- Тонким? Чего только девчонки себе не напридумывают… Романтика.
- Даже внешне…
- Спасибо, но я вроде на хлюпика не похож.
- А я помню, как мы загорали на заливе. И я все смотрела и смотрела на твои ноги. Не могла оторваться: такие длинные, такие стройные, такие загорелые, с маленькими блестящими от воды светлыми волосками… У всех мальчишек уже были такие волосатые мужские кривоватые лапы, а у тебя, как у модели... И еще - гладкие, изящные, правильной формы икры… И тонкие-претонкие лодыжки… Я тогда подумала: какая несправедливость! Зачем мальчику такие умопомрачительные, прекрасные ноги? Такие, вероятно, были только у древнегреческих богов…
- Я всегда знал, что из тебя вырастет настоящая извращенка… Не смотри на мои ноги, фетишистка несчастная!
- А я изменилась?
- Пожалуй… Заматерела, я бы сказал. У тебя стало очень жесткое лицо. Ты, наверное, многого добилась? Сделала хорошую карьеру? Да?
- Нет. Только успела понять, что, во-первых, смогу ее сделать и, во-вторых, что делать этого не хочу.
- Значит, только зря потратила время?
- На себя всегда уходит уйма времени. Нет ничего более трудного и непостижимого…
- Знаешь, меня выбешивает твоя привычка говорить эдакими мудростями…
- Тогда вернемся к моему лицу.
- Хорошо. Вот эти морщины… Как они называются?
- Носогубные складки.
- Ну да. Ты либо много улыбалась, либо часто плакала…
- Улыбалась, скорее. Причем, совершенно не к месту. Другой бы заплакал или влепил пощечину, а я улыбаюсь, улыбаюсь…
- Почему?
- Хм… Наверное, не хочу выглядеть несчастной. Вызывать сочувствие. Бить на жалость.
- Просить о помощи?
- Да. Не люблю просить о помощи.
- Замуж, конечно, не вышла.
- Почему «конечно»?
- Зачем женщине, которая не нуждается в помощи, замуж? И в избу горящую, и коня на скаку…
- Нет, я не такая. Хотя дров могу наломать...
- Вот я и говорю…
- Гадости ты говоришь. Меня звали замуж, между прочим. И не один раз.
- А разве я говорил, что не звали. Я сказал: не пошла.
- А ты? Жены, дети, любовницы?
- Дважды был женат. Неудачно. Сын от первого брака. Семнадцать лет.
- Почему неудачно?
- Первая быстро спилась. Вторая ушла к другому.
- Они тебя не любили.
- А ты любила?
- До-са-мо-заб-ве-ни-я. То есть, навсегда.
- По тебе что-то не было заметно. Все время молчала, улыбалась… Странная ты была.
- Знаешь, я ведь до сих пор не могу понять… Ты был в меня влюблен?
- Конечно, был. В кого там еще было влюбляться?
- Ну, не скажи. Тебе нравилась Люба Сизова. Это я точно знаю. Ты ей записки писал.
- А, Любка. Во-первых, это она мне записки писала и рисовала каких-то смешных человечков. А во-вторых, она мне просто внешне нравилась. Будила инстинкты, так сказать.
- В том возрасте это то и значило – что влюбился.
- Ничего подобного. Мы с ней встречались пару раз. Гуляли по городу, целовались. Она оказалась такой кривлякой и выпендрежницей, что я очень быстро остыл. Не то чтобы я собирался лезть ей в душу, но просто хотя бы обыкновенной искренности какой-то хотелось, что ли...
- Я тоже ценю в отношениях искренность. Искренность и честность. Особенно сейчас, когда мне исполнилось сорок. Сорок лет…
- Тебя что, часто обманывали?
- Бывало. Но не в этом дело… Что там дальше у тебя было? С этой мерзавкой-разлучницей Любкой?
- Да ничего. Перестал ей звонить и все. Думал все время о тебе.
- Думал все-таки?.. А почему ты так внезапно пропал?
- Когда?
- Ну, после той дискотеки, на которую ты меня сводил? Исчез, словно сквозь землю провалился…
- Да понимаешь… В общем… Я хотел прийти к тебе домой в августе, на твой день рождения. С цветами и все такое. У меня там были дома кое-какие проблемы, с отцом. Я в то лето нигде не появлялся. Не до того было.
- Понятно.
- А ты вдруг уехала в Москву поступать… Я же звонил тогда, осенью… Тебе передавали?
- Не помню. Давно дело было.
- А говоришь: до самозабвения...
- Я пошутила.
- Злые у тебя шутки.
- Зато выходят не фальшиво.
- Ты уже собираешься? Я что-то не то сказал?
- Да нет, то же, что и всегда.
- Увидимся на следующей неделе?
- А смысл?
- Ну, если возникает такой вопрос, то смысла, действительно, нет.
- Аплодирую!


2010