Спор Литераторов

Действующие Лица

Магадан:

Лисовский, Вольдемар Иванович - 48 лет, врач-педиатр, критик на литературном портале.

Лисовская, Елена Николаевна - 45 лет, жена Лисовского, бухгалтер.

Калининград:

Вольнов, Алексей - 25 лет, аспирант филфака, начинающий писатель.

Вольнова, Марина - 22 года, жена Вольнова, студентка юрфака.



Сцена первая.


Лисовский и Вольнов, каждый у себя дома за компьютером, общаются друг с другом по программе ICQ.


Лисовский: Что ж, Алексей. Вы один из самых талантливых авторов нашего сайта и ваш новый рассказ "Последний День Липкинской Воровки" - яркое тому подтверждение. Интригующая завязка, лихо закрученный сюжет, образный язык - все это притягивает читателя к вашему тексту, как пчел к меду, извините за банальность. Разумеется, у меня есть и претензии к данному рассказу, без них критик - не критик, но они настолько незначительны, что о них, пожалуй, не стоит и упоминать.

Вольнов: Здравствуйте, Вольдемар Иванович! У вас сейчас глубокая ночь, а вы пишете мне рецензию на этот пустячный рассказик. Не скрою, ваше мнение для меня чрезвычайно важно. Подобные отзывы, как ни что другое, вдохновляют писателя на создание новых, более серьезных текстов. И, конечно же, мне бы очень хотелось, чтобы вы указали на недостатки рассказа. Друзья на сайте говорят о достоинствах произведения, но мне, как начинающему автору, было бы полезно получить небольшую порцию критики. Она, как известно, писателя дисциплинирует.

Лисовский: Честно говоря, Алексей, у меня нет никакого желания что-то исправлять в вашем замечательном рассказе. Единственное, что меня немного насторожило - это латинский эпиграф: "Sic transit gloria mundi". Все-таки, подумал я после прочтения, главная героиня - пожилая, неказистая воровка. Стоит ли, применительно к ней, страдающей
клептоманией старухе, использовать подобный эпиграф. Женщина всю жизнь прожила в деревне, крала по мелочи у односельчан, о какой земной славе здесь идет речь? Непонятно. Впрочем, не обращайте, Алексей, внимание на мое бурчание. У автора свое видение произведения.

Вольнов: Отнюдь. Ваше замечание, Вольдемар Иванович вполне уместно. И действительно, чем может быть примечательна жизнь безграмотной воровки? Вот чем, скажите мне, пожалуйста? Здесь я, признаюсь вам, шел от противного. Я задал себе такой, если хотите, полуфилософский вопрос: а почему, собственно говоря, деревенская воровка должна быть хуже других? Хуже вас, Вольдемар Иванович, хуже меня? Разве нет у нее своих собственных чаяний, желаний, намерений? Пускай преступных, пускай мелочных, но зато своих? Она закрылась от общества, заперла себя в маленьком, дрянном и порочном мирке, но это ее жизнь, ее слава, именно так, а не иначе она решила провести последние свои дни, и автор не вправе ставить ей подножку, сбивать ее с пути, извините уж за пафос.

Лисовский: (с сомнением) Ну, не знаю, не знаю. Что-то в этом может и есть. Другой вопрос, который меня гложет, это сцена убийства старухи. (с налетом сарказма) Видите-ли, Алексей, тот факт, что ее зарубил топором молодой человек, отсылает нас к процентщице Достоевского, убитой таким же самым образом, но, замечу я вам, убитой полтора столетия назад. Не слишком ли поздно спохватился мой дорогой современник?

Вольнов: (обиженно) От вас, Вольдемар Иванович, подобной насмешки не ждал. Представим себе на минуту, что автор не читал роман Достоевского - сразу оговорюсь, я читал, - и понятия не имеет ни о какой процентщице. Неужели ценность его произведения, в котором есть похожая сцена, от этого упадет? Неужели уважающий себя критик станет недовольно водить носом лишь из-за того, что человека в рассказе убили также, как и в романе 19-го века? Открою вам секрет. Я преднамеренно создал этот эпизод, прекрасно помня о знаменитой процентщице. Возможно я мыслю несколько парадоксально, - меня за это уже порицали, - но я полагаю, что в литературе нет "священных коров". Если Анна Каренина бросилась под поезд, это не значит, что больше никто ни в одном тексте не сможет этого сделать. Ведь люди до сих пор с настойчивостью бросаются на рельсы. Если старуху зарубили топором в "Преступлении и Наказании", это также не значит, что больше ни в одном литературном произведении старух нельзя будет ударить топором по голове. Можно и нужно! Сами посудите. Родион возвращается домой из леса. Он катит тележку с дровами - на дровах, под рукой, лежит топор. Вдруг он видит, что кто-то вылезает из окна его собственного дома. Он, что, по-вашему, должен отбросить топор в сторону? (с усмешкой) Наверное, ему стоило схватить воровку за волосы и тащить ее целый километр к реке, чтобы там утопить, не правда ли?

Лисовский: (скептически) Допустим. Но почему вы назвали убийцу Родионом? Почему это имя? Бред какой-то!

Вольнов: Имею право! Да, имею право. Я исхожу из той предпосылки, что в мире есть люди, которых зовут Родион, и встречаются пожилые воровки, а это значит, что какой-нибудь настоящий, не вымышленный Родион вполне может двинуть топором по голове старой медвежатницы. Я вам больше скажу. У психически неустойчивого молодого человека по имени Родион, прочитавшего "Преступление и Наказание", имеются неплохие шансы повторить поступок своего литературного предшественника. Родион, закрывший книгу на фразе "... но теперешний рассказ наш окончен", подобен юноше страдающему акрофобией, которого заперли одного на балконе 27-го этажа. Над обоими довлеет жуткий психологический груз и чтобы избавиться от него, первому вероятно нужно взять в руки топор, а второму прыгнуть вниз. Поэтому-то, дорогие родители, не называйте своего ребенка Родионом, а если уж назвали, то упаси вас Б-г дать ему в руки роман Достоевского - замучаетесь потом носить передачи.

Лисовский: (ехидно) Какая прелесть! Это и есть, молодой человек, то важное, что вы вынесли из университета за долгие годы учебы?

Вольнов: Что вы, Вольдемар Иванович. Самое важное, что я вынес из родного учреждения - это пять-шесть желтеньких книжных закладок, взятых мною из университетской библиотеки. Что бы я без них сейчас делал!

Лисовский: (отвлеченно) Не знаю, не знаю. Если взглянуть на текст по-новому, если оценивать его беспристрастно, то концовка, строго говоря, смазана...

Вольнов: (удивленно) Вот как.

Лисовский: (продолжает) ... я бы сократил рассказ вдвое, убрал бы чуждый произведению эпиграф и хорошенько поработал бы над финальной сценой...

Вольнов: Как интересно.

Лисовский: ... это если не брать во внимание способ убийства старухи - весьма сомнительный способ, скажу я вам. (почти брезгливо) И это имя - Родион!

Вольнов: Вам же вроде рассказ поначалу понравился.

Лисовский: Понравился, не понравился. Мы, литераторы, не можем мыслить этими категориями. Недостатки вашего произведения очевидны. Исправляйте! (удар судейского молотка за сценой).

Вольнов: (раздраженно) Вот всегда так. Критег доморощенный! Лучше детей начните лечить. Хотя, с такими докторами им, наверное, уже ничего не поможет.

Лисовский: (закипая) Даже так? Ну, хорошо. Сам напросился. Где твои манеры, щенок?

Вольнов: Щенок? А не пошел бы ты, старый муд...к, ...


10 минут отборного испанского с обеих сторон. По прошествии –


Лисовский: Ты, что же, думаешь, что можешь вот так вот безнаказанно трепать языком на расстоянии, порочить мое имя? У меня твой адрес записан, жди на днях в гости.

Вольнов: Вообще-то, мужчин предпенсионного возраста я стараюсь не бить, но для вас сделаю приятное исключение. Подъеду к вам на выходных.

Лисовский: А мы посмотрим, кто к кому подъедет.

Вольнов: Точно, посмотрим.

Лисовский: Посмотрим, посмотрим.

Вольнов: Посмотрим.

Лисовский: Посмо... ( связь не выдерживает и обрывается).



Сцена вторая.

72 часа спустя (или около того).

Вечер. Вольнов стоит перед дверью Лисовского в Магадане. Он замерз. За время двух перелетов Алексей сильно устал и уже почти ничего не хочет. Звонит в дверь, ее открывает Елена Николаевна, жена Вольдемара Ивановича. В руке она держит калькулятор и что-то по нему считает.

Лисовская: Двадцать восемь плюс тринадцать, плюс сорок шесть, минус восемнадцать... (отвлекаясь от калькулятора) Извините, квартальный отчет. Вам кого, молодой человек?

Вольнов: У меня назначена встреча с Вольдемаром Ивановичем.

Лисовская: (удивленно) С Володей? А по какому поводу?

Вольнов: (выдумывая на ходу) Я - врач-педиатр. Госучреждение, в котором я работаю, решило в этом году провести семинар в Магадане. Сам же я из Калининграда...

Лисовская: Ого, как вас занесло-то!

Вольнов: ... Мы переписывались с вашим мужем - замечательный, чуткий человек, нужно сказать, врач с большой буквы, настоящий профессионал своего дела, - и он пригласил меня к себе в гости на время семинара.

Лисовская: (одобрительно кивая головой) Да, я понимаю, конечно, конечно. (немного подумав) Все это очень странно. Вас разве не предупредили?

Вольнов: Не предупредили о чем?

Лисовская: Не о чем, а о ком. О племяннике.

Вольнов: (в недоумении) Каком племяннике?

Лисовская: Вашем земляке, между прочим. Совсем еще молодой, жить ему да жить, и такая трагедия! (всхлипывает) Все под Б-гом ходим.

Вольнов: Не понимаю.

Лисовская: Позавчера мой муж срочно улетел на похороны племянника в Калининград. Как там в письме сказано: "Вольдемар! Твой любимый племянник получил травму, несовместимую с жизнью. Вылетай немедленно."

Вольнов: Ну надо же! Вот ... (тут неразборчиво).

Лисовская:  Вы не волнуйтесь. Проходите в зал. Сейчас я свяжусь с мужем и вы с ним обо всем договоритесь. (аккуратно дотрагивается рукой до лба) Нет, не свяжусь. Сейчас в Калининграде полдень - муж должно быть на похоронах, нехорошо звонить в такую минуту, нужно немного подождать. Хотите чаю? (Вольнов молча кивает головой).


В эту самую минуту в Калининграде Лисовский звонит в дверь Вольнову. Вольдемар Иванович также очень устал за эти дни, но держится молодцом, все еще горит желанием проучить Алексея. Дверь открывает Марина, жена Вольнова. В руке у нее мобильный, она с кем-то по нему разговаривает. Во рту у нее жевательная резинка, которую она периодически надувает.

Вольнова: ... Нет, подружка. Боулинг, пирсинг и джоггинг сегодня отменяются. Лешка не может, а мне одной из дома выходить не хочется. (не прекращая разговора по мобильному, обращается к Лисовскому) Вам кого, мужчина?

Лисовский: ( немного замешкавшись) Мне бы поговорить...

Вольнова: (недослушав, отвечает подруге) Ну, внешне приятный такой, сорока семи-сорока восьми лет, немного нудноват, стеснителен, врач или инженер. (снова обращаясь к Лисовскому) Тут меня спрашивают - симпатичные брюнетки двадцати четырех лет вас интересуют?

Лисовский: (чувствуя себя неуютно) Мне бы поговорить с Алексеем Вольновым.

Вольнова: Нет, подружка. Мужчина окончательно и бесповоротно женат. Все, бросаю трубку, перезвони мне через двенадцать минут. Целую. Да, я тоже буду скучать. Пока. (После небольшой паузы) О чем вы хотели поговорить с мужем?

Лисовский: (произнося заученный текст) Ваш муж - один из наиболее одаренных молодых отечественных писателей. Его произведения, глубину и оригинальность которых грех ставить под сомнение, вызывают повышенный интерес у российских пользователей интернета. Его последний рассказ...

Вольнова: (обеспокоенно) Вы, что же, некролог мне здесь зачитываете? (хватая Лисовского за воротник плаща) Что с моим мужем? Отвечайте немедленно!

Лисовский: (про себя) Да что с ним станет, с мерзавцем этим? (вслух)  Вы меня не поняли. Я - московский издатель. Специально приехал из столицы, чтобы подписать с вашим мужем контракт о публикации его произведений.

Вольнова: (отпуская воротник) Простите меня. А он знает о вашем приезде?

Лисовский: Разумеется. Он великодушно дал мне свой адрес три дня назад и мы с ним договорились о встрече у вас дома.

Вольнова: (восторженно, взяв Лисовского под руку) Невероятно! Я замужем за Алексеем два года и каждый раз открываю в нем что-то новое. Это глупое, необъяснимое благородство меня просто восхищает. И ведь он ни разу в жизни не видел дяди.

Лисовский: Какого дяди?

Вольнова: Вы сядьте, сядьте. Зная о том, что его ждет контракт, что его рассказы наконец опубликуют, он тем не менее все бросил и помчался в Магадан к умирающему дядюшке, проводить того в последний путь. Как это трогательно, не правда ли?

Лисовский: (вскакивая с кресла) Так он сейчас в Магадане? Подлец!

Вольнова: (с осуждением) Вот и вы ставите деловые отношения выше родственных уз. Я же своего мужа прекрасно понимаю. Хотя, стоит заметить, этот дядя Алексея - мизантроп еще тот. Своего единственного племянника с женитьбой даже не поздравил.

Лисовский: Прощелыга!


Диалог прерывается мелодией "В пещере горного короля" из сюиты "Пер Гюнт". Звонит мобильный Лисовского.


Лисовский: (недовольно морщась) Жена. Ну, хорошо, сейчас. (нажимая на кнопку) Алло, Петр Михалыч? Я сейчас занят, перезвоните мне чуть позже.

Лисовская: Кто? Да нет же, это я, Лена. Володенька, как ты? Как прошли похороны?

Лисовский: (глядя на Марину) Замечательно! Все по высшему разряду. На улице тепло, меня хорошо приняли, сижу в гостях, травим анекдоты.

Лисовская: (Алексею, прикрыв рукой аппарат) Совсем обезумел от горя. Несет какую-то околесицу. (мужу) Володя, у нас дома твой коллега - молодой врач из Калининграда, хочет с тобой поговорить.

Лисовский: (улыбаясь Марине) Ну, разумеется, как же иначе. (про себя) Негодяй!

Вольнов: (по мобильному) Здравствуйте, Вольдемар Иванович! Вы можете сесть за компьютер через десять минут?

Лисовский: Нет, дорогая. Я не простужусь. Погода стоит отменная.

Вольнов: (удивленно смотрит на Елену Николаевну, переспрашивает Лисовского) У вас доступ к интернету имеется?

Лисовский: А как же. Я захватил с собой вязанную кофту, пододеваю ее вечерами.

Вольнов: При чем здесь это? Я об интернете спрашиваю.

Лисовский: (делая паузы между фразами, нежно) Хорошо, до встречи... и я тебя тоже... я тебя больше... ладно, одинаково... одинаково сильно... целую, солнышко. (отключает мобильный телефон).

Вольнов: (в недоумении, обращаясь к Лисовской) Ничего не понял. Вы правы, похоже он не в себе.

Лисовская: (плачет) Господи, что же это будет теперь. (Вольнов, как может, успокаивает ее).

Лисовский: (по-деловому) Так, с женой поговорили, теперь будем разбираться с вашим мужем. Он кого хоронит?

Вольнова: Дядюшку.

Лисовский: Прекрасно! Позвоните ему, сообщите о моем приезде и пусть немедленно выйдет в интернет, если он все еще хочет опубликовать у нас свои тексты.


Вольнова удивлена поведением Лисовского. Он уже не кажется ей стеснительным и скучным. Перед ней - деятельный, харизматичный мужчина. Она звонит мужу. В квартире у Лисовских звучит классическая мелодия "К Элизе". Елена Николаевна перестает плакать. Вольнов вынимает мобильный из кармашка своего рюкзака.


Вольнов: (смотрит на номер и нажимает на кнопку, радостно) Маришка! Ты не представляешь, как я по тебе соскучился. Эти ужасные перелеты, этот жуткий климат...

Вольнова: Я тоже скучаю. У меня полная апатия, ничего не хочется, даже не стала сегодня никуда выходить. Как там твой дядя? Ты ведь знаешь, я за него очень переживаю.

Вольнов: (смотрит на Лисовскую) А он, оказывается, уехал до моего приезда.

Вольнова: (в изумлении) Как уехал? Он же был при смерти позавчера.

Вольнов: Ты не поверишь, позавчера он и уехал. Даже не знаю, как так получилось, Мариш. Мы с ним разминулись.

Вольнова: Ничего себе! Прямо воскрешение Лазаря какое-то. И вот стоило тебе лететь сломя голову через всю страну к этому мнимому больному? Да еще в тот самый момент, когда к тебе приезжает издатель с контрактом на руках.

Вольнов: (не веря своим ушам) Кто-кто ко мне приезжает? Повтори, пожалуйста.

Вольнова: Московский издатель, с которым ты договорился о встрече три дня назад. Он у нас в гостях, рядом со мной стоит, хочет, чтобы ты вышел в интернет через несколько минут.

Вольнов: Ах, да, конечно. Как я мог забыть о его приезде? (про себя) Издатель! Его лицемерие не знает границ. (нежно прощается с Мариной, а затем объясняет Лисовской) Отец жены приезжает на выходные, сильно жалеет, что меня дома не застал. Он очень щепетилен в этом вопросе. Да и вообще, вы понимаете, у нас с тестем немного натянутые отношения.


Лисовская все понимает и одобрительно кивает головой. Вольнов просит у нее разрешения сесть за компьютер.


Сцена третья.


Лисовский и Вольнов - каждый за компьютером другого.


Лисовский: (передразнивает) Здравствуйте, Алексей! У вас сейчас в Магадане ночь, а вы не спите, даже вышли со мной на связь. Вы себя не жалеете, молодой человек.

Вольнов: (язвительно) Куда уж мне до вас, Вольдемар Иванович. Вы написали замечательный рассказ, только вот начало, середина и концовка немного хромают, но в целом очень даже неплохо.

Лисовский: Как умеем, Алексей, так и пишем. Если Б-г не дал таланта, то все у нас будет прихрамывать, подпрыгивать и подергиваться.

Вольнов: Бедные дети Магадана! Не каждому из них дано пережить этого критика-педиатра.


10 минут изящной испанской словесности с обеих сторон. Во время перебранки Елена Николаевна приносит Алексею кофе с пряниками, а Марина Вольдемару Ивановичу чай с печеньем. Мужчины пьют, едят и продолжают письменно ругаться.


Лисовский: (по прошествии 10 минут, возмущенно) ... и вот на такого мерзавца я тратил свое время последние несколько месяцев: поправлял, направлял, рецензировал, тьфу...

Вольнов: (не менее возмущенно) Поливают грязью из собственной съемной квартиры, с личного компьютера, в присутствии молодой жены. Долетался!

Лисовский: ... Планировал ведь провести отпуск с супругой на юге, и на-те вам. Чего на месте не сиделось? Проучил бы наглеца и отдохнул бы с Леной  в Анапе.

Вольнов: (мечтательно-доверительно) Эх, с радостью скинул бы вас, Вольдемар Иванович, с лестницы у себя дома, а потом с Мариной улетел бы к родственникам в Крым.

Лисовский: (после небольшой паузы) А я ведь перед нашим спором собирался прочесть продолжение этого злополучного рассказа.

Вольнов: (с досадой) И я на это надеялся, специально выложил на сайте, чтобы вы взглянули.

Лисовский: Положа руку на сердце, скажи, Алексей - стоящий хоть текст?

Вольнов: (делает чистосердечное признание) Очень слабый! Я в нем совсем не уверен.

Лисовский: Ничего. Как сказал один известный британский автор: писатели сродни матерям - больше всего привязаны к самым слабым своим творениям.

Вольнов: Не знаю. Это свое творение я бы сдал в приют.

Лисовский: Вот что значит хозяйский дух! Ничем его не вышибешь. Ты, Алексей, появился в моем доме всего пару часов назад, а уже начал мыслить здраво. О чем рассказ?

Вольнов: (раздраженно) О детском враче-маньяке из города М. (немного подумав, стирает запись до ее отправления). Если вы помните, Вольдемар Иванович, в предыдущем своем произведении свидетельницей убийства липкинской воровки становится ее сестра Елизавета. Именно о ней, о ее нелегкой судьбе и пойдет речь в рассказе-продолжении. Мне захотелось понять, проанализировать, что чувствует эта женщина в минуту опасности, оказавшись наедине с убийцей близкого человека. С одной стороны, сердце ее разрывается от горя, а с другой, нужно бежать, спасаться, иначе этот негодяй с топором, безумец и маньяк, которого забыли повесить, самый одиозный протагонист всех времен и народов... ну, в общем, жахнет он тебя по голове - слушай потом на здоровье, что молодой мерзавец-де раскаивается и ничего такого он не хотел, и что все случилось не так, как он задумывал и вообще, он хороший и больше не будет. Что ни говори, а от таких благонамеренных людей с топорами нужно держаться подальше.

Лисовский: Крайне интересно! Ты меня заинтриговал. Как только вернусь домой, постараюсь прочитать, тогда уже и скажу, что думаю об этом любопытном произведении.

Вольнов: Я буду очень рад, если вы напишете рецензию, Вольдемар Иванович. Вы ведь знаете, как важно для меня ваше мнение.

Лисовский: (задумавшись) Да, Алексей, сидя в твоей квартире после трех бессонных ночей, я теперь знаю, как это для тебя важно. (после некоторой паузы) Ну, да ладно, оба молодцы, чего уж тут лишний раз разлагольствовать.

Вольнов: Оказывается, в моем доме тоже неплохая хозяйская аура. Вот вы как разумно заговорили.

Лисовский: Возможно. Но нам с тобой пора заканчивать. Заключим джентльменское соглашение, и чтобы через 10 минут духу нашего с тобой в чужих квартирах не было.


Почти сразу Вольдемар Иванович прощается с Мариной, сердечно благодарит за прием, объясняет ей, что обязательно приедет с еще более выгодным контрактом в другой раз, когда Алексей будет уже дома. Алексей, в свою очередь, сообщает Елене Николаевне, что съезд педиатров перенесли во Владивосток и что ему срочно нужно туда вылетать. Двери за двумя литераторами закрываются, их жены пожимают плечами и разводят руками от удивления.


Конец.