Заповедник юности

                Марина  Спирина


               
                ЗАПОВЕДНИК  ЮНОСТИ

                Рассказ



      Нынче не в моде сентиментальность… 
      Это раньше десятками лет хранили разные милые мелочи вроде засушенного цветка, когда-то сорванного любимой рукой. Теперь вряд ли кто хранит...   
      Разве вот фото…

      Старое фото – слегка пожелтевшее, поблекшее, с поломанными уголками – оно выскользнуло из старой записной книжки, когда Люсе понадобился давно забытый адрес.
      А ей-то казалось, что она не сентиментальна…
      - Господи, сколько же это лет прошло, - подумала Люся, - сохранила же я его…
      Она и не ожидала, что даже теперь ей так радостно будет видеть это юное лицо – открытый ясный взгляд под взлетающими бровями, мягкий овал лица и, совсем по-детски торчащий на макушке вихор, никак не хотевший укладываться во взрослую прическу.
      Нет, ничего для нее не изменилось, годы не смогли стереть его из памяти… Все так же отзывается на эту открытую улыбку ее сердце – она невольно замечает его участившийся стук. А в памяти словно стремительно раскручивается старая кинолента, мгновенно оживают те незабвенные дни…

      Ах, как ей тогда хотелось иметь это фото!
      Раздобыв у друзей пленку, она самолично билась не один вечер, чтобы отпечатать его. Увеличитель пришлось занять у соседа, а химикаты развести в обычных суповых тарелках. Кадр долго не получался – не хватало то четкости, то выдержки, чтобы лицо было получше видно, - увеличивать приходилось до отказа. Но все же она пропечатала его и потом долго носила всегда с собой, в потайном кармашке записной книжки.
      - Да, много-много лет… - Люся задумалась… - Почему, ну почему он тогда не позвал меня с собой?! Я бы хоть на край света без оглядки за ним махнула, все бы бросила – и дом, и институт, и друзей…
      Но он не позвал… А фотография все так же ясно, но молчаливо улыбалась ей в ответ.
      - Видно не судьба была… - вздохнула Люся, - А ведь до сих пор жалею пожалуй!


      - Слушай, Галка, а правда бывает любовь с первого взгляда, или это просто так болтают? – смущенно допытывалась Люся у подружки, стараясь не смотреть ей в глаза,
      Они стояли у открытого окна институтской читалки. Перед ними, на жестяном подоконнике, важно надуваясь, ворковал голубь, обхаживая молоденькую сизариху. Теплый весенний ветер, пропахший черемухой, трепал их, еще неумело завитые, челки. От него все сопроматовские формулы, которым полагалось прочно осесть у них в извилинах, начисто выветривались.
      - Говорят, бывает… - Галка стрельнула в Люсю пытливым взглядом, все же заглянув ей в глаза глубоко-глубоко, так, что та смутилась, - ничего-то от них не скроешь…
      - Конечно бывает! А вообще-то я не знаю, - рассмеялась она. – А чего это ты вдруг спросила?
      - Сказать или нет? – еще колебалась Люся, а губы уже сами, невольно выдавая её, произносили то, что пока еще было её тайной.
      -Кажется это я…с первого взгляда… - тихонько выдохнула Люся и почувствовала, как жарко прихлынула к её щекам кровь.
      - В ко-го-о-о?! – тут Галкины глаза изумленно распахнулись. Уж про Люсю-то, свою закадычную подружку, она вроде бы знала все. И вот – на тебе! – Когда это ты успела-то?!
      - Да ты не знаешь его… Ты ведь на праздники домой уезжала, а меня Алька к себе домой, в компанию позвала… Там был один очень хороший человек…
      - Что, всего один и был? – усмехнулась Галка.
      - Ну, нет конечно… Но мы все время были вместе, он ни с кем больше не танцевал, ни разу… - Сердце у Люси вдруг зачастило, а Галка недоверчиво хмыкнула:
      - Подумаешь! Ну и что?
      - Да, Галочка, я и сама так думаю –«…ну и что…» - оправдывалась Люся, только целую неделю не могу его забыть, из головы не идет… Понимаешь, вот говорю себе, что не надо думать, а не могу!
      - Только этого тебе сейчас и не хватает! – вспомнив, что она староста группы, строго воспротивилась Галка. – Зачеты начались, экзамены на носу – нашла время влюбляться! Пойдем-ка лучше эпюры достраивать!
      Конечно, они пошли…
      А счастливые вольные голуби остались ворковать на залитом майским солнцем подоконнике…
      - Им хорошо! – вздохнула Люся.


      В алькину компанию Люся вообще-то не собиралась, это вышло случайно. Майские праздники у Али встречали группа на группу, географички пединститута с геофизиками горного. Девчонок было маловато, и ее уговорили.
      - Все равно, никто ни с кем пока не знаком, - убеждала Аля, бывшая её одноклассница… Люсе не очень хотелось в чужую компанию.
      Когда вечером, накануне Первомая, Люся пришла туда, уже почти все были в сборе. Девочек она знала раньше, и с ней знакомились только ребята. Они поочередно представлялись, стараясь покрепче сжать руку, чтобы заставить её пискнуть от боли, и тогда довольно посмеивались от сознания своей силы и мужского превосходства.
      А напротив двери сидел вихрастый сероглазый парень в светло-сером коверкотовом костюме и белых парусиновых ботинках – они были тогда в самой моде. Отложной воротничок голубой рубашки оттенял легкий загар чистого, открытого лица. Она заметила его сразу, как вошла, но он знакомиться не спешил. И только, когда уже церемония представления заканчивалась, поднялся и тоже протянул Люсе руку:
      - Олег, - улыбнулся он просто и приветливо и тискать её, уже покрасневшую ладошку не стал.
      Люся не знала, почему запомнила только его имя… Все остальные выскочили из её головы тут же. Но ей было хорошо от того, что именно он оказался рядом, когда они, тесно сдвинув разномастные стулья и табуретки, усаживались за нехитрый праздничный студенческий стол. С этого мгновения Олег больше от нее не отходил и, действительно, только её приглашал на все танцы.
      Когда узенькая Люсина ладошка тонула в его, крепкой и горячей, когда она несмело едва касалась его плеча, в груди у нее что-то сладко замирало, и становилось почему-то трудно дышать… Волны вальса наплывали, завораживали, кружили, невольно сближая их… Оба они танцевали легко и неутомимо, только иногда, разгоряченные, вместе же выходили отдышаться на балкон.
      Майская ночь, еще какая-то хрупкая, холодноватая, мерцала высокими ясными звездами. Небо, казалось, обнимало их, принимало к себе… Оно было удивительно чистым, и мириады звезд голубоватой россыпью так и манили к себе… Они любовались этим роскошным сверкающим небом и говорили обо всем и ни о чем одновременно…
      - Ты не простынешь? – заботливо спрашивал Олег, но Люся не чувствовала холода даже в легком безрукавом платьице, тоже похожем на звездное небо – по синему полю рассыпались бесчисленные белые горошины.
Остыв немного, они вновь погружались в теплое море музыки…
      Видавший виды, еще довоенный патефон из последних силенок старался перекрыть шум молодых голосов. Подзатупившаяся иголка шуршала по желобкам старенькой пластинки – вальс-бостон «Тополь» - этот звук и эту мелодию она кажется слышит, как сейчас. С этого самого вечера и на всю жизнь эта мелодия и этот танец остались у Люси самыми любимыми.    
      Они тогда заводили его несчетное количество раз и танцевали, танцевали всю ночь напролет!

      - Все же хорошие тогда были танцы, уж сразу было понятно, нравишься ты парню или нет… - улыбнулась Люся, - …раз приглашает только тебя, значит все в порядке.

      Расходиться не хотелось. Одного вечера компании явно не хватило, и они не расставались еще и первого, и второго мая… Днем шумно высыпали на улицу – пели, фотографировались или просто дурачились…Вот он рядышком с ней на фото…

      Да, все время рядом, на всех…Воспоминания заставили Люсю снова вернуться в те дни, она открыла студенческий альбом и долго всматривалась в старые снимки, словно ждала, что вот сейчас оживут, задвигаются застывшие там фигуры.
      Странно, ведь ей было тогда с Олегом так хорошо, а чувство тревоги, вернее предчувствие, появилось уже тогда. Отчего? Может уже тогда она чувствовала, что готова полюбить его, и сознавала, что ничего хорошего из этого не получится…


      Через пару месяцев Олег должен был защитить диплом и уехать на разведку тюменской нефти, а Люсе до диплома еще целых три года – по ее тогдашним меркам, целая вечность…
      - Ведь я же не увижу его больше… - испугалась она. – Нет, так не пойдет! – И не позволила Олегу даже проводить себя до дома.
      Люся видела, как огорчился Олег, ей самой было жаль его, но все же она ушла одна, решив, что не будет в него влюбляться, чтобы не мучиться потом…
      Глупышка! Она наивно полагала, что это можно себе разрешить или запретить, что еще можно как-то спастись от самой себя. Ну откуда ей было знать, что это бесполезно, что разлука с любимым только еще больше заставляет думать о нем, тосковать по нему ежечасно, безысходно… Ведь она еще и представления об этом не имела – разве только по страданиям Наташи Ростовой или тургеневских героинь… Но это же не опыт!


      Люся честно пыталась не думать об Олеге, но просыпалась уже с мыслью о нем. Он снился ей, и во сне звучал полюбившийся вальс, оживало прикосновение его рук и опять сладко замирало сердце…

      Люся улыбнулась, вспомнив, как жаль было ей тогда просыпаться.

      На лекциях, сколько она ни сердилась на саму себя, постоянно ловила себя на мыслях об Олеге, а смысл лекции от нее ускользал… Спохватывалась, но лектор говорил о чем-то, уже совершенно ей непонятном…
      А в распахнутые окна аудитории косыми лучами щедро лилось майское солнце, и казалось, что эти золотистые лучи нежно пахнут клейкими тополевыми почками. Где-то, совсем рядом, звонко и беззаботно чирикали воробьи, вовсе ошалевшие от наступившей теплыни, и ее проблемы их конечно не волновали.


      Неизвестно, сколько бы так продолжалось. Может она бы и успокоилась, если бы не встретила его вновь.


      В конце мая, перед самыми экзаменами, в институте устроили весенний фестиваль.
      Днем шли разные спортивные мероприятия – соревнования, эстафеты, а вечером – концерты, гулянье и фейерверк на площади перед главным корпусом института.
      Люся с Галкой обе были в факультетской команде и бежали в эстафете на разных этапах. Эстафету выиграли, и на душе у них было легко.
      Да и день стоял яркий и теплый. Уже полную силу набирала пышная зелень скверов, уже зацветали яблони – издали казалось, что они окутаны нежно-розовыми ароматными облаками.
      Даже переодеваться уходить им не хотелось. Надернув прямо поверх спортивной формы легкие платья, они бродили в шумной праздничной толпе и питались весь день на ходу – то мороженым, то столовскими пирожками…   
      Буфеты на улице были на каждом шагу, и душистый ветер озорно надувал белые скатерти на столах да срывал марлю с подносов со снедью.

      Уже вечерело. Весело болтая, девчата  двигались по направлению к главному корпусу, где вот-вот прямо на стене здания должны были начать показывать всеми любимые мультики. Неширокая асфальтовая дорожка шла, слегка поднимаясь, в гору, через большой пустырь, который уже потом, на комсомольских субботниках, они превращали в живописный сквер. А тогда по бокам от нее просто рос бурьян.
      Люся совершенно растерялась, когда заметила, идущих навстречу им, Олега с Ленькой, его дружком… Это было так невероятно – увидеть его здесь, у своего института! Почему-то ей в голову не приходило, что он запросто может разыскать ее именно здесь, раз она не захотела показать ему, где живет. Ведь она еще тогда мысленно простилась с ним, раз и навсегда.
      Сворачивать сейчас с дорожки в бурьян было, разумеется, глупо… Мысли лихорадочно метались у нее в голове… Ей почему-то было отчаянно страшно встретиться с ним сейчас – видно она понимала, что и так уже погибает… И в то же время, сердце ее было готово прямо выпрыгнуть из груди от счастья – оно оглушительно колотилось где-то возле самого горла… Люся ничего не слышала, ничего не чувствовала вокруг, она вдруг утратила ощущение реальности…
      - Да что с тобой?! – теребила ее Галка, не понимая, отчего вдруг Люся онемела, смолкнув на полуслове, отчего не реагирует на нее…
      А у Люси оставалась последняя надежда проскользнуть незамеченной – не смотреть туда… в его сторону. Она низко склонила голову, чтобы глаза не выдали ее, уставилась в землю, на свои белые спортивные тапочки, и, не помня себя, словно против воли, машинально двигалась вперед…
      Но остановиться все-таки пришлось – прямо перед ее тапочками, носки к носкам, вдруг появились ослепительно белые, зубным порошком начищенные ботинки… Олег!!! Никому другому они, конечно же, принадлежать не могли, и деться ей было уже некуда.
      - Ой, вон наши мальчишки! – мигом все сообразив, предательски метнулась в сторону Галка, стоило только Люсе поднять наконец голову и глянуть на Олега…

      - Интересно, - улыбнулась Люся, - какими же были наши с ним лица, наши встретившиеся глаза? Видимо это было выразительное зрелище, - ведь и Ленька сразу же понял, что и ему пора ретироваться и под каким-то предлогом тут же растворился в толпе.

      Сколько продолжалось ее замешательство, Люся до сих пор не представляет. Наверное Олег как-то сам помог ей прийти в себя - ведь он был старше и вероятно лучше владел собой…
      Она только знала, что ощущение времени они совершенно утратили оба и спохватились, когда уже когда стало светлеть небо…
      Не зря же говорят, что счастливые часов не наблюдают!

      Всю ночь до рассвета они бродили по институтскому городку…   
      Где-то снова танцевали вместе, и вновь ее рука невесомо касалась его плеча, а в груди невыразимо сладко таяло сердце…
      Концерты, фейерверк, душистые таинственные аллеи, музыка, заполнявшая молодую весеннюю ночь – все смешалось, как в радужном счастливом калейдоскопе, все слилось в один краткий, но ёмкий и обжигающе-яркий миг.
      Серый пиджак Олега уже давно перекочевал на Люсины плечи, когда они подошли к ее дому. Но расставаться так не хотелось! Ей казалось, что если сейчас они расстанутся, то  уж точно навсегда. Теперь это стало так невозможно, так страшно для нее, что даже думать об этом было невыносимо… И Люся гнала от себя и эту мысль, и миг расставания… 
Нет, ничего она наперед не загадывала, ни о чем не спрашивала Олега…
Они, не сговариваясь, все кружили около ее дома и все никак не могли разойтись…
      - Ох, и влетит мне, если мать меня сейчас поймает! Мне же через соседский огород придется в окошко влезать, братишка откроет… - посмеивался Олег на прощанье.
      Ни обнять, ни поцеловать ее он не посмел, ведь даже под руку ее взять он за весь вечер так и не насмелился. Лишь, прощаясь, чуть дольше задержал ее руку в своей, горячей и надежной.
      Такой вот невероятно чистый был это парень!

      Люся вновь всматривается в это, навеки милое ей лицо, и опять теряет представление о времени, забывает, что только что собиралась делать… С этой маленькой несовершенной  и поблекшей фотографии он вновь смотрит ей прямо в глаза, все так же открыто и улыбчиво… И вновь он хозяйничает в ее сердце, словно властно зовет ее за собой…
      - Но ведь не позвал же… - вздохнула она, - … почему?
      Она долго не знала, почему…
      Она ждала… Она очень долго потом его ждала, хотя давно уже понимала, что ждать больше нечего.
      Но это было уже позднее…


      А тогда, наконец расставшись, она босиком, на цыпочках пробралась к себе, но уснуть так и не смогла. Тихонько лежала на своей узенькой девичьей кровати, закинув за голову руки и глядя в потолок. И никто-то не видел ее сиявших в темноте глаз!
      Переполнявшие ее чувства не давали забыться…
      Вновь и вновь память услужливо подкидывала в разгоравшийся в ее сердце костер все новую пищу: вот так он смотрел, вот так он сказал, он только с ней опять танцевал, не хотел уходить, не мог расстаться…
Ох, уж эта мне услужливая память!
      Нет, уснуть ей было не суждено, но бессонная ночь вовсе не утомила ее, а, казалось, наоборот.
      Вы знаете, что такое окрыленность? Так вот, Люсе казалось, что у нее выросли крылья, и это ощущение не покидало ее тогда… Ей все удавалось, ей во всем везло, она любила вокруг себя все и всех – ей хотелось каждому сделать хоть что-то хорошее, всех вокруг сделать счастливыми… И она жила как в мираже – солнечном и ярком.
      А ведь это был всего лишь один вечер, проведенный с любимым….
      Теперь она уже не обманывала себя. Отбросив все сомнения, она бесстрашно устремилась навстречу своей любви…
      Нет, нет! Еще ни Олегом, ни Люсей не было сказано ни одного слова о любви – все было так по-детски чисто и невинно, но так ясно, казалось ей, она читала в его взгляде, в их открытых друг другу сердцах.
      Это было для нее откровением – теперь Люся поняла, что она не властна над собой, что это чувство сильнее ее… Она поняла смысл слов: «я твоя» и «отдать свое сердце»… Оно, действительно, больше ей не принадлежало, оно расцветало только рядом с ним, с любимым, и замирало в ожидании встречи, сжимаясь в щемящий, тоскливый комочек…


      Уходя, Олег не назначал ей новой встречи, и она не спрашивала его об этом – он просто стал приходить ежедневно. Он быстро подружился с Люсиной мамой и иногда, не застав Люсю дома, подолгу дожидаясь, болтал с ее мамой.
      А тогда, найдя заделье( нет ли у нее туши – диплом чертить), он появился на другой же вечер.
      У Люси сидели девчонки из группы, Нужно было срочно сшить Нине алую кофточку, Почему-то это было очень срочно, уж Люся и не помнила. Шила она, сидя у окна за стареньким, еще бабушкиным «Зингером», а девчонки – Галка и Нина – с открытыми конспектами сидели за столом. Читали вслух, по очереди повторяя тему, чтобы и Люся  запоминала тоже. Но учение шло не слишком успешно, головы были больше заняты вчерашними событиями. Галка, беззлобно посмеивалась, в лицах представляя, как вчера Люся потеряла дар речи при виде юного красавца в белых ботинках и сером пижонском костюме…
      И в это время по подоконнику кто-то легонько стукнул… Окно было распахнуто, но занавесочки задернуты, так как Нина сидела полураздетая – ждала примерки. Люся приподняла уголок занавески…
      - Олег!!! – она мгновенно забыв обо всем, порывисто вскочила и широко раздвинула сразу обе шторки…
      Он улыбался ей широко и безудержно, а глаза его излучали любовь и радость…
      Ах, какие они были синие в этот миг, будто вобрали в себя  всю небесную лазурь этого ясного майского дня!
      - Олег! – еще раз выдохнула Люся, не находя пока нужных слов…
      Но тут у нее за спиной испуганно взвизгнула Нина, и Люсе пришлось с небес спуститься на землю…

      - Ну, могла ли я помнить о ней в этот миг? – усмехнулась Люся.


      Теперь они каждый вечер бродили с Олегом по городу, и у них уже появились свои заветные места. Они медленно, дружно шагали рядом, но он, по-прежнему, не смел даже под руку Люсю взять. Им всегда было о чем поболтать, как-то не возникало недостатка в темах или неловкости, как часто бывает в начале между мало знакомыми людьми. Она больше не терялась при нем. Они подружились – им было вместе просто  и хорошо.
      Как она была счастлива тогда, в эти дни!


      Однажды Люся случайно проговорилась, что не умеет кататься на велосипеде. У нее его просто никогда не было. Жили они с мамой очень скромно, отец Люси умер еще в самом начале войны, когда ей не было и шести лет. Так что о велосипеде Люся даже и мечтать не смела..
      - Давай, я научу тебя… - с готовностью предложил Олег, - …Может у кого из ваших соседей можно велик раздобыть?
      Что и говорить, ей очень хотелось этого!
На другой же день велик нашелся у той же Альки, Это был старенький довоенный драндулет, такой же заслуженный, как и патефон, под который они танцевали в ту памятную майскую ночь. Черный, весь поцарапанный велик жалобно поскрипывал на ходу, а заднее колесо, вообще, зловеще скрежетало при каждом обороте. Этого Люся вынести не могла, ей просто стыдно было бы за него перед Олегом.
      И она решила привести велосипед в порядок:  отмыла, немного смазала, но заднее колесо скрежетать не перестало… Нужно было разбирать его, но стоило лишь снять крышку, чтобы смазать втулку внутри, как оттуда, весело подпрыгивая, посыпались мелкие шарики… Сепаратор подшипника оказался смят, просто изжеван… Люся перепугалась… Она попыталась водворить прыгучие шарики на прежнее место, но они никак не слушались ее.
      Это было катастрофой!
      Решив, что подшипник сломала она, а исправить уже ничего не может, Люся кинулась за помощью к Олегу – только он один может ее как-то спасти, думала она.
      О его матери, которой он, без пяти минут инженер-геофизик, до сих пор побаивался, Люся и не вспомнила…


      Вот его улица, вот и нужный номер дома…
      Она так стремительно рванулась сюда, не раздумывая, но сейчас вдруг оробела – а в груди вдруг образовалась какая-то гулкая, оглушительная пустота… Она мешала вздохнуть полной грудью, сковала по рукам и ногам…
      Дом у них был свой, на высоком беленом фундаменте. Калитка была заперта, нигде не было ни единой щелочки, и даже понизу была вставлена широкая, наверное по колено ей, доска. Люся беспомощно обернулась на окна… Аккуратно крашеные ставни, густо заросший, высокий палисадник под окнами, в которых за узорными занавесками пылали алые герани. Но окна тоже были закрыты, и за ними никого.
      Постояв в нерешительности, она все же постучала в калитку.    
      Залаяла собака. Звякнула щеколда, и по ту сторону высокого порога перед Люсей предстала хозяйка дома – тут никаких сомнений и быть не могло, стоило только глянуть на нее…
      Она выжидающе смотрела на незнакомую девушку, и под этим недружелюбным взглядом Люся невольно съежилась и окончательно оробела.
      Говоря по правде, было от чего – женщина была хоть и невысокая, но крепкая, даже ядреная. Перепачканный передник обтягивал тугой круглый живот, опережавший остальные части фигуры. Руки, перемазанные землей, упирались в крутые бока. Белый ситцевый платок повязан был по-деревенски, по самые брови, от чего лицо, успевшее сильно загореть, казалось суровым. Взгляд ее – из-под платка, исподлобья – словно прожигал Люсю насквозь…
      Ведь это и длилось-то всего мгновенье, а ей казалось, что уже целую вечность стоит она под этим жестким, буравящим взглядом…
      - Здравствуйте, а Олег дома? – едва выдавила из себя Люся, вдруг севшим голосом…
      - Нет его! – отрезала мать, тут же собираясь захлопнуть перед ней калитку.
      - Пожалуйста,- взмолилась Люся, понимая, что единственная ее надежда на спасение рушится, - …передайте ему, чтобы он пришел…
      - Куда пришел?! – Тон, которым это было сказано, ничего хорошего не предвещал…
      - Он знает… Вы только скажите ему пожалуйста! – Люся так и не дождалась от нее ответа, уж не говоря о приглашении пройти и подождать.


      Олег пришел…
      Но это был совсем другой Олег – его как подменили… Погас в нем тот теплый и ласковый свет, что излучали его глаза все эти дни, они посерели…
      - Олежка, ты заболел? – испугалась Люся, мигом забыв о том, что заставило ее кинуться к нему за помощью.
      - Да нет, не волнуйся… - Он как-то вымученно улыбнулся. – Что там стряслось у тебя?
      - Олег, мне нельзя было приходить? Да?! – обожгла ее ужасная догадка… Только тут она вспомнила, что матери он побаивался.
      - Ничего, обойдется… - вздохнул он. От того, что она без слов его поняла, ему вроде полегчало.
     Они вместе починили злосчастный алькин велосипед, и Люся решила больше не прикасаться к нему, вернуть, пока он еще жив.
      А Олег постепенно отошел и стал почти прежним Олегом.
      Они опять бродили вместе по любимым местам, только гораздо дольше обычного… Было уже поздно, когда они забрели в глухую, тенистую аллею институтского городка… Олег остановился молча, словно выжидая чего-то… Люся обернулась к нему, остановилась тоже… Он стоял так близко, в полушаге, лицом к лицу… Его неровное дыхание даже согревало ее щеку, и она невольно замерла, только боялась, что он услышит сейчас, как бешено забилось у нее в груди сердце.
     - Олежка, что ты? – Люсе показалось, что ему трудно, мучительно… Что он хочет что-то сказать ей… Она хотела помочь…
     - Пойдем… - помедлив, мягко и едва слышно ответил он.
     И они снова тихонько пошли рядом, но недоговоренность так и осталась…
     Сегодня им даже не болталось, но молчание их уже не тяготило – даже так им было хорошо вместе.
     Они несколько раз подходили к Люсиному дому, но Олег опять и опять уводил ее от него, словно не в силах был расстаться, как в ту памятную фестивальную ночь. И лишь с каждым кругом становился все молчаливее и грустнее…


     - Ах, если бы я только предположить могла в тот вечер, что больше никогда, никогда его не увижу! – вспоминала Люся… - Я не знаю, чего бы я ни сделала, чтобы его не потерять! Наверное, сама бы первая призналась ему в своей любви, сама бы обняла его за плечи, сама поцеловала и никуда-никуда не отпустила от себя!
     Но это она подумала уже теперь, а тогда она даже не посмела спросить его, когда они увидятся вновь…
     Она никогда не спрашивала – он никогда не говорил.


     На следующий день он не пришел.
     Не пришел и через день, и через два…
     Он больше не пришел вообще. Исчез из ее жизни так же внезапно, как и появился – так рассеивается обманчивый мираж, словно его и не было вовсе…
     Но она никак не могла, не хотела этому верить… Понимала умом, страдала, тосковала по нему, но сердцем поверить не могла…
     Она ждала… Вопреки разуму, исступленно ждала.


     Последний раз они виделись одиннадцатого июля, ( ведь даже числа помню до сих пор, мелькнуло у Люси в уме), а семнадцатого она должна была уехать на целину. Это была самая первая целина – уезжали надолго, вероятно до октября. Олег знал об этом, Знал, что когда она вернется, то уже не застанет его – он в начале августа должен приступить к работе в одной из разведочных партий тюменской нефти.
     Он всю неделю не приходил… Люся вся извелась, но все искала для него каких-нибудь оправданий…
     Нет, этого не может быть, чтобы он даже проститься с ней не захотел! Поверить в это у нее просто не было сил, и она отчаянно ждала этого дня – это была самая последняя ее надежда!
Наверное было бы лучше, если бы тогда она уехала, но так уж вышло, что на целину она не попала. Ее оставили в институтском комитете комсомола – там дел было тоже невпроворот.
     А целинный эшелон – шумный, веселый – провожали с оркестром, с песнями. Он медленно отплывал от перрона, весь в цветах, транспарантах  и в зелени… Весело махали ей друзья из открытых дверей теплушек, а Люся стояла на перроне, и земля, казалось, уходила у нее из-под ног…
     До последнего мгновения, пока не скрылся вдали последний вагон, последний дымок над ним, она еще не теряла надежды… Олег не мог не придти, Люся все еще верила в это, он просто еще не смог ее найти в этой шумной круговерти, среди толпы отъезжающих…
     Но вот уже все целинники расселись по своим теплушкам, перрон почти опустел, и она стоит на виду… Теперь не увидеть ее просто невозможно!
     Люся беспомощно озирается… Она еще верит, она еще держит себя в руках… Она все еще ждет, отчаянно ждет…


     Она плохо помнит, что было потом, как добралась домой… К вечеру у нее поднялась температура – она слегла.
     Десять дней ее трепала какая-то непонятная лихорадка…    
     Температура  то снижалась, и она, обессилев, обливалась потом, то снова подскакивала выше сорока… Озноб ее тряс такой, что узкая железная кровать дребезжала под ней, а зубы, выбивавшие дробь, так уставали, что теряли чувствительность и казались ватными… Порой она бредила, впадала в забытье… Ей чудилось, что от ног ей на грудь накатывается удушливый, черный резиновый вал… Он вот-вот накроет ее с головой, и она сольется с этой жаркой чернотой, пропадет… Она отбивалась от него слабеющими руками, и вал нехотя отступал, откатывался, но ненадолго – у нее не хватало сил сдерживать его…
     Приходила врач – пожилая, опытная -  но поставить диагноз не могла, терялась. Ни на простуду, ни на инфекцию это было не похоже… И она написала «малярия», поставив рядом большой знак вопроса.
     Зато соседка-старушка сказала просто и понятно – «горячка у нее»…
Люся исхудала, очень ослабела, но спустя полторы недели все же поднялась.
     Но еще одна, случайная встреча все же произошла.
     Люся ехала в трамвае, когда вдруг, на одной из остановок в вагон вошел Олег. Они увидели друг друга почти одновременно… Он сразу бросился к ней и принялся объяснять, что произошло – мать куда-то отправила его из города, ему пришлось уехать… Он не надеялся уже… А сейчас так рад ее видеть!
     Он говорил и говорил, а до нее едва доходил смысл его слов… На радость у нее не было сил, даже на вежливую улыбку она была не способна. Ей все остатки сил, всю волю нужно было собрать, чтобы тут же не разрыдаться у него на глазах… Да и люди же были кругом.
     Люся молчала, еле держалась на ногах и из последних сил ждала сейчас лишь одного – остановки, где Олег должен был сойти. До нее она еще как-то держалась…
     Но вот и остановка… Постояв, трамвай уже трогается, а Олег все еще стоит рядом и что-то говорит ей, но до ее сознания не доходит даже смысл его слов…
     - Ну, что же ты, это же твоя остановка! – отчаянно шепчет Люся ему в лицо, но ей кажется, что это она кричит во весь голос.
     Олег испуганно умолкает, какое-то мгновение он еще медлит, непонимающе, тоскливо глядя ей в глаза… Эти секунды тянулись для нее бесконечно, как в замедленном кино.
     Но вот он сделал два прыжка к двери (благо, они тогда еще не закрывались автоматически), вот спустился на подножку и спрыгнул уже почти на полном ходу трамвая…
     Спрыгнул, теперь уже навсегда.
     - Вот и все! Вот и все! Вот и все! – в такт колесам выстукивало ее измученное сердце. Тут долго сдерживаемые слезы хлынули из ее глаз. Она отвернулась к стеклу, чтобы скрыть залитое слезами лицо от любопытных взглядов.
     Конечно, она не доехала, куда собиралась… Чтобы хоть как-то успокоиться, объехала кругом и вернулась домой опять едва живая.


     А вскоре мама отправила ее на Волгу – все же это были каникулы.


     От любви не умирают… Люся выжила, но сразу повзрослела в этот год. Она понимала, что уже ничего не вернется, и никогда в ее жизни вероятно не повторится.
     Нужно было начинать как-то жить заново…
Но тут она еще раз убедилась, что не властна над своим сердцем – оно не хотело забывать Олега, никому другому там просто не было места, оно принадлежало только ему. И не было там ни горечи, ни сожаления, не было обиды на него, а только только теплый свет и непреходящее желание увидеть вновь хотя бы мельком…


     Он долго мерещился Люсе в каждом прохожем… Ее сводили с ума то похожая фигура или походка, то похожий профиль или поворот головы, то голос, интонация где-то рядом…
     Сердце ее радостно трепетало, и она была готова гнаться за этим миражом, но вскоре понимала, что опять ошиблась… А сердце щемило от тоски…
      Как долго это длилось? Долго! Очень долго – много лет…


     Только спустя несколько лет Люся узнала правду.
     Кто-то рассказал Але, что все пять лет, учась в институте, Олег дружил с девушкой, которая стала его невестой. В тот самый майский праздник она уезжала к родителям за свадебным платьем, а Олег случайно встретился с Люсей… Видимо он понял, что прежде ошибался, принимая дружбу за любовь, а с Люсей все было совсем иначе, и он встречался с ней, пока не узнала мать и не положила всему этому конец.
     Люся никогда так и не узнает, как он справился с собой, только свадьба та все же состоялась.
     Грустно, конечно.


     А старое фото – это бережно охраняемый заповедник юности в ее душе.
     Там навсегда останутся свет и чистота. Там всегда будет весна с ароматами тополевых  почек и цветущих садов. Там вечно звучит нежная мелодия вальса и волнует первое трепетное касание рук. Там безбрежно мерцает загадочное ночное небо. И там навсегда останется таинство двух душ, нашедших друг в друге свою недостающую половинку…


     Вот он – ее половинка на этой земле…
     Он вновь  улыбается ей с затертого, пожелтевшего снимка – Люся всматривается в эти родные глаза, и сердце ее вновь отзывается и неразумно, тревожно частит.