Последний форум

                Глава первая

                1.
         Время шло, но биотехнологии топтались на месте и в один голос твердили, что насиловать науку бесполезно, пока не будет устранена главная причина качественных изменений в человеческом геноме, а именно глобальное радиоактивное и другие заражения биосферы.
        И Лидия Симпсон решила посоветоваться с учёным миром, столпами науки, известными физиками, химиками, биологами и другими. В августе того же года в Стокгольме собрался симпозиум, который представляли учёные всех штатов Ойкумены, и на нём присутствовала Инесса Пальме. Их выступления не были оптимистичными, но они были компетентными, трезвыми, реалистичными и аргументированными. Каждый говорил столько, сколько хотел. Учёных не перебивали, не задавали им устных вопросов и ничьи выступления не ставились под сомнение.
       На симпозиуме шёл конструктивный разговор о создании глобальной системы по регенерации биосферы, какой она должна быть и что нужно для того, чтобы её иметь. Предлагались проекты гигантских очистных сооружений на базе дирижаблей, речных и морских судов, а также сухопутного транспорта. Для осуществления грандиозной программы нужны были огромные средства, и участники симпозиума предложили создать «Фонд спасения мира». Симпозиум длился одиннадцать дней, и его итоги порадовали Лидию Симпсон. Правительство Ойкумены получило много ценных предложений по излечению биосферы Земли, и её премьер-министр Сунн Мэйлин начала широкую кампанию по сбору средств.
        Осень была насыщена целым рядом сенсационных сообщений в прессе. Едва успели сойти со страниц газет материалы по итогам симпозиума,  как на их первых полосах появилось «Обращение к народам мира». Оно было сверхнеожиданным и полным горькой правды:
        «Мы, самые богатые люди планеты, тоже глубоко переживаем трагедию, постигшую человечество. Мы видим и сознаём, насколько она серьёзна и как трудно исправить содеянное зло.
        И сегодня мы не понимаем своих предков, оставивших нам в наследство несметные богатства. Да, богатство позволяет красиво жить, но богатство ради богатства бессмысленно! Скажем откровенно, мы просто не знаем, что нам делать с хранилищами, набитыми слитками золота, алмазами и другими сокровищами. Тем более бессмысленно иметь их теперь, когда уже нет великой движущей силы – любви между мужчиной и   женщиной. Уходит либидо – приходит мёртвый сезон, безвременье. Поэтому мы единодушно решили передать «Фонду спасения мира» всё то, что лежит у нас без движения. Мы будем счастливы, если наши золотые запасы спасут цивилизацию и весь живой мир.
       Виват науке и припадём к стопам всемогущего Бога, чтобы он не оставил нас в этот трудный час…
       Рокфеллеры, Дюпоны, Морганы и другие…»
       Этот благородный порыв сильных мира был высоко оценён землянами, и не было на планете человека, который не помолился бы за них Всевышнему…
       
                *  *  *
       Алёшин Николай Степанович торжествовал победу. Ему удалось скрестить мутанта с женщиной, и она уже третий месяц вынашивала уникальный гибрид. Это позволяло надеяться на продолжение человеческого рода. Вскоре же в Городке мутантов выросло новое здание – производственная лаборатория по сингамии. Кто-то из женщин в шутку назвал данное учреждение «загсом», и это название за ним закрепилось, хотя оно не очень понравилось академику.
       Теперь Николай Степанович задумался о том, как при помощи биотехнологии добавить извилин в мозгах мутантов, и он поделился своими мыслями с сыном.
       - Папа, ты сам никогда не верил,  что можно кому-то встроить хорошие мозги при помощи генной инженерии, - напомнил ему Юрий.
       - Признаться, я и сейчас не очень-то верю в успех, но меня мучает вопрос: почему можно улучшить одни характеристики и нельзя сделать то же самое с другими? Трудно? – Согласен! Невозможно? – В этом позвольте усомниться…
       - Папа, тебя окрылил уникальный гибрид, который вынашивает Катя Миловидова?
       - Нет, мне просто обидно, что её сын будет иметь ум пятилетнего ребёнка и никогда не пойдёт в школу!
       Наконец академик убедил сына, и биотехнологическая лаборатория начала «перекраивать» геном мутанта под кодовым названием «нарцисс».  Человечеству были необходимы не только красивые, но и умные представители нового вида.
       …Очень скоро газеты принесли миру ещё одну сенсацию. Американский математик Ричард Томас сумел расшифровать рукопись Роджера Бэкона, английского учёного, жившего в тринадцатом веке. Философ и естествоиспытатель предвосхитил многие позднейшие открытия. Восемьсот с лишним лет пытались проникнуть в тайну его рукописи специалисты из разных стран, но всё было тщетно. Аналогов этой письменности не было. Рукопись состояла из 204 страниц, но в газетном очерке говорилось о самом главном.
       Бэкон обращался к будущим поколениям, ибо боялся, что его не пойму и осудят современники. Он предупреждал человечество о том, что высшие знания могут быть употреблены во вред людям, если не бут соблюдаться определённые условия. Все страны должны достигнуть одинакового развития. Высшие знания представляют опасность при наличии в человеческом сообществе глупцов,  а также выродков,  готовых убить человека.
Прогресс следует остановить и жить достигнутым до тех пор, пока сознание людей не поднимется на такой уровень, на котором станут невозможными войны. В противном случае великая энергия из тысячи молний, найденная образованными людьми, будет использована невеждами для погубления мира…
        Позднее рукопись Роджера Бэкона была издана на многих языках, и этот человек, живший на Земле восемь веков назад, удивил своей проницательностью весь мир. Кем он был? Пророком от Бога, или он имел доступ к «высшим знаниям», о которых писали Страбон, Плутарх, Леонардо да Винчи, Ньютон и целый ряд других учёных, из прошлого. Что это такое «скрытые знания»? Почему их нужно было скрывать? Не проходит ли человечество свой путь от дикости к вершинам цивилизации повторно?
        …Мировая пресса пестрела сообщениями о достижениях русских учёных-биологов, и Лидия Симпсон задумалась. Ей хорошо было известно, что представляют собой неопитекантропы академика Алёшина, и она понимала, что их участие в половой жизни может резко понизить качество генофонда, но перспектива повального скотоложества пугала больше. Они могло привести к неизлечимым болезням и полной деградации мира людей…
               
                2.
       В сентябре 2141 года по городу прокатился слух о том, что приехали американцы. Само по себе это было не ново, но среди них находился средних лет мужчина, и это уже представляло определённый интерес для молодых горожанок. Американцы побывали в Городской управе, затем устроились в гостинице «Турист» и остаток дня посвятили знакомству с городом…
      Мэр города лично известил академика Алёшина о зарубежных гостях и цели их приезда. «Первые ласточки уже прилетели», - подумал Николай Степанович и пригласил к себе Сазонову, заведующую лабораторией по сингамии. Он обратил её внимание на то, что это первые гости из-за границы, и нужно постараться, чтобы всё прошло нормально.
      На следующий день Нина избегалась с самого утра и загоняла уборщицу Марфу Осокину, чтобы не ударить в грязь лицом перед американцами.
      - Я есть мистер Майкл Олрой, - сказал американец, когда вся их компания появилась в «загсе», и представил своих попутчиц: -Рядом меня мисс Паулина, мисс Жаклин, мисс Бэтти.
      Затем он поведал о том, зачем они приехали, и Сазонова сказала, что она знает о цели их приезда и немедленно примут девушек. Оставив молодых американок в «загсе»,  мистер Олрой отправился в Академгородок и половину дня провёл в биотехнологической лаборатории. Там он тщательно изучил хромосомную карту обезьяночеловека с улучшенными характеристиками и, постучав пальцами по своему лбу, спросил:
      - Что делать голова? Гомо питекус будет гомо сапиенс?
      - Когда-нибудь обязательно будет, - ответил Юрий Николаевич и скупо улыбнулся.
      Молодые лаборантки крутились возле мужчин, и Алёшин заметил, с каким восхищением поглядывает Майкл на Анну. Он их тут же познакомил, и молодые люди быстро нашли общий язык. В конце рабочего дня американец пригласил девушку в ресторан.
      Майкл Олрой происходил из богатой семьи, но в этой семье все привыкли работать и чувствовать ответственность за порученные дела. Прежде всего, бизнес, а потом отдых: немного виски, немного секса. Это улучшает кровообращение и снимает стресс. Отец Майкла был вице-президентом корпорации «Мартин-Мариетта», имевшей прямое отношение к военно-промышленному комплексу страны. В молодости Майкл очень не ладил с отцом из-за того, что его бизнес был замешан на крови людей. Он и вовсе презирал его, когда тот называл миллиардные суммы доходов, полученные от продажи оружия в страны Африки и Ближнего Востока, где постоянно разгорались военные конфликты, подстроенные спецслужбами некоторых великих держав.
       Майклу было известно многое, и он, будучи студентом, никогда не принимал участия в антиглобалистских потасовках и бунтах маргиналов, которые также устраивались и финансировались спецслужбами, ибо военно-промышленным комплексам были выгодны не развитые страны, а тёмный и голодный третий мир.   
       Его отец Дэвид Олрой умер в 2124 году от лучевой болезни, и Майкл хорошо помнил, как тот умирал. «Майкл, мы попали в свой же капкан!» - воскликнул он перед своим последним вздохом…
       Майкл находился в Австралии, когда разразилась война. Поэтому он не мог особенно пожаловаться на своё здоровье и посвятил свою жизнь изучению биологии. Неудачи в этой области приводили его в уныние, и когда в России удался первый опыт по скрещиванию обезьянолюдей с человеком, он немедленно выехал туда и привёз с собой девушек, пожелавших забеременеть от человекоподобных существ, полученных при помощи генной инженерии.
       Роман с русской девушкой ничуть не мешал его работе, и они провели вместе много приятных дней и ночей, пока все американки не побывали много раз в тяжёлых объятьях  мутантов, очень похожих на горилл.

                3.
      После отъезда Майкла Анна подружилась с Алёной, которая теперь работала лаборанткой в Институте биохимии, и они всё свободное время проводили вместе.
      - Господи! Где бы взять мужика напрокат? Я отдала бы за это все бабушкины драгоценности! – однажды сказала Алёна,  когда они посмотрели старинный видеофильм «Дикая орхидея».
      - Алёна, забудь о бесплодных мечтаниях! Самое реальное в нашем положении – занять
 очередь в «загсе», который в Городке мутантов, - сказала Анна.
      - Аннушка, ты что, с ума спятила? Один раз подставишься лохматому чудищу, а потом тебя заставят родить какую-нибудь мартышку! Нет-нет, это не для нас! – решительно возразила Алёна и задумчиво добавила: - Будет намного лучше поискать любовников среди крепких старичков. Между прочим, моим первым мужчиной был Африкан Павлович.
      - Это бывший учитель биологии? – поинтересовалась Анна.
      - Он самый, - подтвердила Алёна.
      - А у меня тоже был старикашка, и он готовил меня к этому целый год – начала рассказывать Анна. – Его дача была рядом с нами, и я звала его дядей Севой. Мне было шестнадцать лет, когда он пообещал мне показать аквариум с красными рыбками. С тех пор я ему надоедала, а он всё время говорил: «Рано ещё, подрасти немного». Я, конечно, догадывалась, что дело пахло не рыбками, но всё равно ждала, когда он меня пригласит в свой дом, потому что разбирало любопытство. Это случилось, когда мне исполнилось семнадцать лет. Его бабка зачем-то уехала в город, и он пригласил меня к себе.
       - Ну, и что было дальше? – полюбопытствовала Алёна.
       - Ну, когда мы зашли в дом, я сразу спросила про рыбок,  а он говорит:  «Надо же, запомнила! Рыбок давно уже кот повытаскивал. Да и зачем нам рыбки? Лучше ложись на диван» - «На диван, а зачем?» - спросила я. «Когда ляжешь, узнаешь» - ответил он. Ну, я и легла. А он закрыл мне лицо чистым носовым платком и, предупредив, чтобы я не боялась, задрал мне платье.
       - У него быстро получилось?
       - Быстро, и мне было не очень больно,  потому что у него был маленький. Потом он приглашал меня ещё много раз, и я приходила, так как мне это нравилось. Но самого главного я с ним не испытала. Первый оргазм я получила с киборгом. 
       - Тебе повезло. А со мной долго мучился этот старенький Африкан Павлович. А потом он сделал мне больно рукой,  и после этого у него получилось.
       Они помолчали, и Анна почему-то вспомнила о Виктории:
       - Алёнка, а правду говорят, что Виктория лишилась девственности на Семафорной?
       - Боюсь, что она проскочила в «дамки», когда ещё училась в седьмом классе. Не знаю, с кем её застукала мать, но был большой скандал, и с тех пор они больше не живут вместе. Виктория осталась на Овражной, а её мать переехала на Ветлужанку.
      
                *  *  *
       Подруги продолжали встречаться и в один из жарких дней выехали на загородное озеро. Они валялись на траве,  загорали и болтали о том, о чём могут болтать молодые женщины, которым ещё нет двадцати. Прежде всего они стали обсуждать преимущества и недостатки новой моды – теперь снова носили «мини». Затем Анна спросила, где будет лучше купить выходные туфельки, в Цуме или на базаре. Алена ответила,  что лучше всего приобрести туфельки в Торговом центре, там был большой привоз из Италии. В конце концов их разговор свёлся к тому, к чему сводился всегда – к сексу…
        - Знаешь, Анюта, иногда проснусь в шесть утра, - печалилась Алёна. – и так захочется, чтобы помял самый завалященький мужичонка, что хоть волчицей вой. Тебе не кажется, что я помешалась на этом?
        - Ну, тогда я тоже помешалась, потому что со мною происходит то же самое! – не согласилась с её выводом Анна и продолжала: - Нет, Алёна, и ещё раз нет! Это же зов природы!  Один знаменитый психолог Фрейд утверждал, что миром правит секс. Благодаря ему,  создаются шедевры в искусстве, и он же является двигателем прогресса.   
        - Аннушка, ты лучше расскажи, как у тебя проявляется этот зов! – попросила Алёна, и Анна с грустью поведала:
        - Сначала начинают томиться грудки, а потом просят хорошей мялки мои спелые бёдра и мой нежный животик. Тебе этого хочется утром, а я иногда просыпаюсь среди ночи. Это случается чаще всего при полной луне. Помаюсь-помаюсь и начинаю реветь в подушку, чтобы не услышала мама.
        - Анечка, а ты мне расскажешь, как провела ночь с американцем?
        - Нет, Алёнушка, я никогда тебе не расскажу, что он со мною вытворял. Это только наша тайна и больше ничья! А так, в общем плане, поведаю тебе, что Майкл это не дядя Сева. С ним меня развезло с первого раза. Я, как пьяная, что-то кричала ему, даже не помню что… В общем, к утру он заездил меня до чёртиков!
        - Да, тебе повезло, - позавидовала Алёна.
        Они помолчали, задумавшись каждая о своём, затем Алёна лениво и сладко потянулась и казала:
        - А знаешь, Аннушка, нужно и в самом деле поискать старичков! Ну, конечно, таких, которые пока ещё что-то могут!
        - В конце концов, такой старичок устроил бы и меня, - согласилась Анна и добавила:  - Нужно попробовать разыскать дядю Севу. Мне говорили, что он переехал в Берёзовку.
        Они начали обсуждать этот вопрос и вскоре же приняли решение сходить в Городскую управу, чтобы поговорить со Спиридоновой, которая, как им было известно, выписывала приглашения в «Дом свиданий» на Гостинской улице. Не желая откладывать важное дело в долгий ящик, они на другой же день отправились в Городскую управу. Спиридоновой оказалась женщина средних лет с проницательными, но добрыми глазами, и когда они изложили свою просьбу, она включила компьютер и нашла нужный файл. Меньше чем через минуту она сказала:
        - Алёна Смоленская вы были записаны к Широкову, и ваша встреча должна была состояться месяц назад. Но в последнее время он почему-то захандрил и отказывается приходить.
        - А вы разрисуйте меня, как следует, скажите ему, что это очень приятная девушка,  и всё, что нужно мужчинам находится при ней, - не отставала Алёна.
        Спиридонова улыбнулась и пообещала:
        - Ладно, Алёна, я поговорю с ним, и если он согласится, то через несколько дней ты получишь приглашение.         
        Анне Поцелуевой она сказала, что та записана к Лыкову, и ей осталось ждать девять месяцев.
        - Ничего себе! Меня это никак не устраивает! – возмутилась Анна.
        - А что я могу поделать? Вам показать демографическую справку? – обиженно отвечала чиновница.
        Но подруги не захотели задерживаться, и когда они вышли из учреждения, она сказала:
        - Вот теперь я обязательно разыщу дядю Севу. Он от меня не откажется, если ещё может!

                4.
         Примерно, через две недели Алёна получила приглашение, но её предупредили, что Широков может не появиться, так как ссылался на какие-то личные проблемы. В назначенный день Алёна надела своё лучшее платье, которое удачно подчёркивало все прелести её фигурки и было достаточно коротким, чтобы в мгновение ока соблазнить мужчину.  Она даже сходила на макияж.   
         В «Доме свиданий» Алёна появилась вовремя, но Широкова пока ещё не было, и она очень переживала, поджидая его в номере. Однако же её «кавалер» пришёл. Он был стар, но она заранее внушила себе, что он ей понравится, и так оно и вышло. За столом Алёна весело щебетала, но Широков держался неуверенно, прятал глаза и мало говорил. Наконец он признался ей, что его мучило:
         - Алёна, я должен предупредить тебя. Дело в том, что у меня иногда иногда не получается. Сама понимаешь, возраст…
         - Нет, Витенька, со мною у тебя всё получится, потому что я красивая и умная! – успокоила его Алёна.
         В постели и в самом деле свершилось чудо, и потом Широков, очень довольный собой и девушкой, сказал:
         - Алёнушка, ты просто волшебница! А я уже думал, что мой порох иссяк…
         - Глупенький, как ты можешь говорить об этом после того, что сейчас вытворял? Нет, ты удивительно приятный мужчина, я охотно вышла бы за тебя замуж! – тараторила Алёна.
         - Алёнушка, а ты не шутишь? – поинтересовался Виктор.
         - Почему бы и не выйти? Но я поставила бы два условия!
         - И какие?
         Алёна сказала, что согласится принадлежать ему вечно, если он не будет против гражданского и церковного браков, а также забудет дорогу в «Дом свиданий». Виктор принял её условия, и они скрепили свой будущий союз питием на брудершафт.
        На другой день они зарегистрировали свой брак, и Широков привёз её в свою однокомнатную квартиру. Медовый месяц был в самом разгаре, когда Алёна почувствовала лёгкое недомогание, и в своё время у неё не наступили месячные.
        - Витенька, кажется я рожу тебе очень красивую девочку! – однажды сказала Алёна, и Широков задумался. Он хорошо знал о том, что в последнее время многие дети являлись на свет с физическими недостатками, или не являлись совсем – от них избавлялись через аборт. Но он не хотел омрачать душу своей молодой жены и без лишних слов наградил её нежным поцелуем.
        Приближалось время венчания в церкви, и Алёна была на седьмом небе от счастья. Он не ходила, она порхала как красивая бабочка, и Широков не сводил с неё глаз. Она была истинной кокеткой и поддразнивала его своими женскими прелестями, которые часто выныривали из-под её простенького, но слишком современного платьица. Это нередко заканчивалось тем,  что в глазах Виктора зажигался жадный огонь, и они падали на кровать.
         Широков водил её в театры и рестораны, и его молодая жена посматривала на публику несколько свысока – она гордилась тем, что была замужней женщиной. Алёна по-настоящему была счастлива. Её жизнь обрела смысл и ценность. Теперь они каждое воскресенье ходили в церковь, и там Алена усердно просила Бога, чтобы он дал долгих лет жизни рабу божьему Виктору, которого она полюбила всем сердцем. Они решили купить на Правом берегу трёхкомнатную квартиру, и теперь она жила ещё одной мечтой, она уже видела себя хозяйкой в приличном доме, представляла себе, как она уберёт квартиру, и как в ней будет уютно, и как там будет бегать их маленькая дочурка.   
        …Они обвенчались на его юбилей, когда Широкову исполнилось семьдесят лет. После венчания и респектабельной свадьбы молодые остались одни, и Алена, прослезившись, сказала:
        - Господи, как  я  счастлива! Я мечтала о венчании в церкви с двенадцати лет! И вот, свершилось!               
        - Алёнушка, ты сегодня похожа на царевну из сказки, и, глядя на тебя, я испытываю робость – признался Виктор.
        - Витенька а ты не робей! Это твоя царевна, и тебе вольно поступить с нею так, как тебе пожелается…
        Он повалил и смял царевну вместе с её «регалиями» и в финале так стонал и хрипел, как никогда ранее. Потом они, донельзя умаянные, лежали рядом и молчали. Алёна ещё отдыхала, когда Широков вдруг подскочил на кровати и схватился за горло. Потом он мотнул головой,  упал на спину и задёргался, как эпилептик. Увидев, что мужу плохо,  Алёна дико закричала и, соскочив с кровати, схватила сотовый телефон.
        «Скорая помощь» прибыла незамедлительно. Виктор Александрович теперь лежал спокойно и лишь слабо стонал. А беспамятная Алёна, так и не снявшая подвенечного платья, сидела рядом, и по её щекам  катились слёзы.
        Докторица задрала больному одно веко, проверила пульс и, прослушав область грудной клетки, сказала:
        - Это инсульт, и он очень плох. Я скоро пришлю к вам медсестру, и она будет дежурить подле него всю ночь.
        Но уже вечером Широков скончался, и Алёна обезумела от горя. Она выла над покойником днём и ночью, а во время похорон валилась с ног…
        Она пришла в себя нескоро, и единственным её утешением были мысли о ребёнке,  которого она носила в себе. Это она, её милая крошка, приютившаяся в её чреве, придавала ей силы жить дальше, и она жила. Но через месяц Алёна узнала о том,  что её ребёнок будет уродцем, и ей посоветовали сделать аборт.
        - Ни за что! Ни за что на свете! – кричала акушеркам исстрадавшаяся Алёна.  – Я всё равно буду любить свою маленькую дочурку, свою кровиночку!
        - Но у вашего ребёночка не будет ни ручек, ни ножек! – твердили её акушерки, но Алёна твёрдо стояла на своём.
        Однако то, что было немыслимо для неё, свершилось само собою через выкидыш. Очень скоро доктора нашли Алёну очень плохой и не могли поручиться за её жизнь. Не лучше выглядела и её бабушка Ефросинья. Говорили, что в последнее время она часто сиживала над раскрытым сундуком, доверху набитым фамильными драгоценностями, и думала горькую думу.
         Но не только бабушка Ефросинья думала в этом городе и в этом мире о том,  как поступить с изящными украшениями, подлинными произведениями искусства, из-за которых некогда совершались чудовищные преступления,  потому что они стоили несметных денег. Теперь всё это ничего не стоило, – не стало мужчин, и женщины перестали всё это носить…

                Глава вторая.

                1. 
          Юрий Николаевич Алёшин уже много дней находился в депрессии. Дети, которых родили некоторые женщины от мутантов, не радовали. По разуму они мало отличались от обезьян, и однажды Юрий Николаевич усомнился в том, что он и его отец находятся на правильном пути. Не лучше ли позволить человечеству достойно, без шараханий исчезнуть с лица Земли, чем обращать его в дикое и неразумное стадо. Не кощунство ли то, чем занимается сегодня лаборатория по сингамии в Городке мутантов? В тот день Алёшин возвращался домой на своей машине. На одном из поворотов он едва не столкнулся с грузовиком и не сумел вывести машину из крутого виража…
          …Через несколько дней Юрий Николаевич очнулся в больнице и, увидев перед собой подвешенную «куклу», не сразу сообразил, что это его нога.
         - Слава Богу, он очнулся! – услышал он чей-то голос и, скосив глаза, увидел медицинскую сестру. Перед ним тут же замелькали белые халаты, и кто-то сказал, что его можно переводить в седьмую палату.
         Алёшин только хотел спросить у них, почему он здесь, но у него отчего-то закружилась голова, и все люди исчезли. На следующий день к нему снова вернулось сознание, и он сразу же увидел женщину, похожую на Елену. Он принял её за свою жену и спросил:
         - Ты… пришла… оттуда? – прошелестел он.
         Медицинская сестра быстро к нему наклонилась и спросила,  что ему нужно.
         - Ты Елена? – снова прошелестел он.
         - Нет-нет, я Лида, ваша медицинская сестра! – ответила она.
         «Показалось...» - подумал Алёшин и снова провалился в чёрную мглу. Но настал день, когда ему стало лучше, и его речь была внятной.
         - Доктор, у меня болит грудь! – пожаловался он во время обхода.
         - Как же не будет болеть, если вы всё себе переломали! – сказала ему хирург, и он вспомнил, как ему перестала подчиняться машина, и вскоре же всё замелькало как в калейдоскопе…
         Медицинская сестра чем-то похожая на его покойную жену, часто появлялась с подносом и ставила ему уколы. Но бывало, что она приходила только затем, чтобы померить температуру, и в это время они разговаривали. Юрию Николаевичу было приятно смотреть на девушку, и в её присутствии с его лица не сходила улыбка.            
         Пришло время, когда ему разрешили свидания, и его по очереди навещали родственники. Николай Степанович рассказывал о том, что происходит в мире и Академгородке, а от дочери он узнавал о городских новостях…
         В тот день, после того, как его навестила Нина, рядом с ним долго сидела Лида. Она уже догадывалась, что больному приятно находиться в её обществе, и они разговаривали на разные темы. Юрий Николаевич попросил её рассказать о себе.
         - У меня, как у всех: мама есть, папы нет. Окончила гимназию и пошла на курсы медицинских сестёр. Теперь вот работаю здесь, - поведала о себе Лида.

                2.
         Время тянулось мучительно долго, и угнетала больничная атмосфера. Но настал день, когда его хирург сказала, что его скоро выпишут, и Алёшин повеселел. Накануне его выписки Лида задержалась после дежурства и объяснила зачем:
         - Когда ещё придётся поболтать с мужчиной вашего возраста! Да и придётся ли?
         Юрий Николаевич вдруг почувствовал,  что ему будет очень не хватать этой девушки, и взволнованно сказал ей об этом.
         - Правда? – удивлённо спросила Лида, и на её щеках заиграл румянец. Её верилось и не верилось, но было очень похоже на то,  что её больной положил на неё глаз.
         - Конечно, правда! Ты очень милая и добрая девушка, и мне хочется видеть тебя почаще!
         Теперь её личико пылало огнём, и она, избегая его взгляда, перевела разговор на другую тему:
         - Юрий Николаевич, вы биолог и умный человек. Вот скажите, почему женщин много, а мужчин мало?
         - Лидочка, это долго объяснять. Давай лучше поговорим о другом, - Алёшину хотелось сказать ей больше того, что он уже ей сказал, но она словно чего-то боялась.
         - И о другом и об этом. Я для того и осталась, чтобы поболтать с вами обо всём на свете!
         Ну, хорошо, - согласился он и продолжал: - Это длинная история, но я постараюсь быть кратким. Так вот, на мой взгляд, природа решила избавиться от самого опасного представителя фауны, как в своё время избавилась от саблезубого тигра, наносившего непоправимый урон животному миру.
       - А как она избавилась от него?
       - Она просто испортила его ген, и поле этого у данного вида начали приходить на свет только самцы.
       - О, Господи! Вы хотите сказать, что то же самое произошло с людьми, только наоборот?
       - Вот именно, - продолжал Юрий Николаевич, - безумные увлечения человека опустошительными войнами переполнили чашу терпения матери-природы…
       Они проговорили почти до обеда, и Лида была поражена тем, что ей открылось о человеке: о его разуме, создавшем яркую цивилизацию, и о его безумии, способном всё разрушить и привести человечество к вторичной дикости. Когда Лида собралась уходить, Алёшин сказал:
       - Лидочка, ты не будешь против сходить со мною в театр?
       Она густо покраснела и, опустив голову, едва слышно сказала: 
       - Я пойду с вами куда угодно и когда угодно…

                *  *  *
      Примерно, через неделю после того, как его выписали из больницы, Алёшин пригласил Лиду в кафе и там сделал ей предложение. Она была ошеломлена его скоропалительным решение, но предложение приняла, и они вскоре же поженились. Свой медовый месяц молодые проводили на даче. Лидия знала о том, что Юрий очень любил вою жену, и однажды попросила его рассказать о ней. Он правдиво поведал о своей горячей любви к Елене и о том,  как дорого обходилась ему супружеская верность. Но Лидия не отдала должное его стойкости и, пребывая  недоумении, спросила:
        - Юра, но как ты мог оттолкнуть Женечку? Неужели тебе нисколечко не было жалко эту бедную девочку, влюбившуюся в тебя без памяти?
        - Лида, мне было очень жаль её, но я не мог поступиться своим принципами, - ответил он, и Лидии не понравился такой ответ.
        Они заспорили о нравственных ценностях, и когда ни к чему не пришли, она спросила:
        - Юра, а тебе не приходило в голову,  что ты косвенно причастен к гибели Елены?   
        - Приходил, и эта мысль беспокоит меня всё время, - признался Алёшин.
        Лидия решила не бередить его душевной раны и после непродолжительного молчания сказала:
        - Ладно, больше не будем говорить о погибших, царствие им небесное. Зато скажи мне, как биолог, что это такое смерть.
        - Как учёный я скажу тебе, что смерть это не смерть! – коротко ответил Алёшин.
        - Как так? – удивилась Лидия, и у неё подпрыгнули бровки.
        - Это явление будет лучше назвать преобразованием материи или моментом перехода её из одного состояния в другое. То есть тебя нет, но в то же время ты есть, но в другом качестве.   
       Лидия пожала плечами, растерянно и в явном замешательстве, сказала «Ну, ну не знаю» и задумалась…
       - Трудно разобраться? – участливо спросил Алёшин.
       - Да,  ведь «я» в новом качестве всё равно не «я»!
       - Нет, это всё равно «ты», только в тебе уже отсутствует сознание.
       - А куда оно делось?
       - Погасло, ибо в новом качестве оно не предусмотрено.
       - Ты всё-таки утверждаешь,  что в новом качестве продолжается жизнь? – сомневалась Лидия.
       - Я утверждаю, что в новом качестве продолжается существование, - ответил он и пояснил: - Жизнь это явление временное: ты пришла – погостила – ушла, то есть вернулась домой,  чтобы продолжить своё бытие в качестве частицы природы.
       - А разве нельзя гостить всё время?
       - Нельзя, потому что все хотят побывать в гостях, и если гости будут «засиживаться»,  то на Земле в скором времени будет негде ступить ногой. Как видишь, всё справедливо!   
       - Справедливо-то справедливо, только умирать всё равно никому не хочется, - с грустинкой заметила Лидия.
 
                3.
       На даче у покойной Варвары Петровны была своя комната, и в ней всё сохранялось на прежних местах. Муза там часто прибиралась и однажды решила посмотреть, что лежит в ящиках старинного письменного стола. В одном из них она обнаружила толстую тетрадь на двести с лишним страниц, всю исписанную убористым почерком. Это был дневник её матери, о котором он не имела никакого представления. Открыв его на первой странице, она прочитала:
        «1.03.2110 г.
        Мне шестнадцать лет, и я твёрдо решила вести дневник. Ради чего, спросите вы? А так, для души и чтобы поделиться своими мыслями с вами, моими потомками. Нет, я не собираюсь писать о скучной повседневности, как это делают некоторые люди. За свой дневник я буду садиться только в том случае, когда в моей жизни произойдёт что-нибудь очень важное или когда мне станет очень грустно и захочется поговорить с Богом. Здесь будут записаны мои мысли по разным проблемам человечества. Вы, мои потомки, встретитесь со мной, когда я буду в радости или печали. Я обязательно напишу в дневнике о каком-нибудь приключении, если оно случится, или о каком-то событии, которое западёт мне в душу, и я буду о нём думать. Словом, здесь не будет ничего серенького, маловажного и тем более глупого…»
               
       Далее Муза читала на выбор, пролистывая иногда помногу страниц.
       «14.10.2123 г.
       По местному телевидению передали, что сегодня была война, термоядерная. Кто знает, сколько мы теперь проживём? Мама говорит, что нужно сходить на исповедь к священнику»
        «12.03.2124 г.
       Начиная с 6 марта в течение всей недели, хоронили мужчин-клонов, потому что не хватало транспорта. Это был дикий ужас – нескончаемые потоки машин с гробами.  Неужели мы тоже скоро умрём? Мне страшно, мне не хочется умирать!»
        «11.07.2125 г.
        Господи, как мне одиноко, и как мне хочется почувствовать в себе мужчину…»
        «17.08.2127 г.
       Мне очень грустно! Учёные не могут похвалиться успехами в генной инженерии. Неужели конец? Дожили до невиданного расцвета цивилизации, и вдруг перед нами открылась пропасть. Вот уж подлинно, что горе пришло от ума! Где-то читала, что древние мудрецы не допускали простых смертных к «древу познания». Это дерево охраняло чудовище. Как жаль, что так было не всегда!»
        «13.09.2128 г.
       Моя подруга Люся призналась мне, что на днях отдалась Рексу, и теперь считает его своим мужем. Думаю, что после этого ей уже можно спать с ним на коврике возле порога и жрать из одной чашки. Ведь муж и жена – одна сатана»
      «10.12.2129г. 
       Господи, где же ты? Приди к нам на помощь! Разве мы виноваты в том, что какие-то сумасшедшие изобрели атомную бомбу?»
        «27.11.2131 г.
       Попала в руки «Книга Еноха». Не верю, что на Земле когда-то существовала працивилизация.»
      
       Находя свободное время, Муза продолжала читать дневник, и это приносило ей немалое удовлетворение. Суждения матери были, как всегда, оригинальными; она пыталась найти ответы на многие вопросы, поражалась человеческой глупости, возмущалась несправедливостью, страдала и очень редко радовалась. В этот день Муза дочитывала последние строки…
       «4.07.2141 г.
      Из-за этого случая мне почему-то стало неспокойно. Сегодня я шла в магазин и увидела, как от Алёшиных вышла тёмноволосая девушка и так посмотрела в мою сторону, что меня пробрал мороз по коже. Возле магазина незнакомка залезла в чёрный «Мерседес» и уехала в сторону города. Кто она такая? Может быть, экстрасенс?»
       «5.07.2141 г.
      Рано утром узнала о том, что погибла Леночка Алёшина. Говорят, что кто-то отравил её газом в её же квартире. Уму непостижимо, кому это понадобилось. А вчера я почему-то вспомнила темноволосую девушку и чёрный «мерседес»
       «22.07.2141 г.
      Прочитала в газете о том, что преступление совершено молодой женщиной, приезжавшей в Черемшанку на чёрном «Мерседесе». Может быть, заявить? А что я могу добавить к тому,  что уже известно полиции? Вот, если бы я разглядела номер машины, то это помогло бы разыскать убийцу».

        На этом дневник обрывался. Последние три записи сильно озадачили Музу, и она надолго задумалась…
        «Чёрный «Мерседес»? Господи, но ведь на чёрном «Мерседесе ездит Скуратова! – Её мысли продолжали свой бег:  - При этом она жгучая брюнетка, а когда волнуется, так зыркает глазами, что мороз по коже…»
        Музу охватило волнение, и она, положив дневник на журнальный столик,  продолжала думать. Многое указывало на то, что в тот день, когда разыгралась трагедия, у Алёшиных побывала Виктория. Многое, но не всё. А вдруг ещё одна женщина, похожая на неё,  приезжала на чёрной машине и заходила к Елене? Разве не бывает совпадений? Нужны улики и мотивы преступления. А какие мотивы могли быть у Виктории? Бегала за Алёшиным? Но за ним бегали почти все лаборантки, и разве это может служить мотивом? Не может…

                4.
        Муза часто задумывалась об общечеловеческих проблемах, и ей уже давно хотелось положить некоторые свои мысли на бумагу. Дневник матери подсказал ей подходящую литературную форму, и она купила себе примерно такую же тетрадь. Через несколько дней в ней появились первые записи:

         «2.10.2142 г.
        Я решила по примеру покойной мамы вести дневник. Может быть, это кому-нибудь пригодится...»
         «4.10.2142 г.
         Пишут, что к человечеству опоздала рукопись Роджера Бэкона, и если бы её расшифровали до войны, то  люди избавились бы от ядерного оружия. Едва ли,  дураки-то, которых опасался предсказатель, никуда не делись, их хватало даже во властных структурах.»
         «5.10.2142 г.
        Ко мне всё время возвращаются мысли о Виктории. Нужно хорошо подумать, как расколоть эту стерву.»

        Дни бежали своим чередом, и чем далее, тем более интуиция подсказывала Музе, что Елену убила Виктория. Ей уже не однажды приходило в голову обратиться в полиции и там рассказать о том, что ей открылось из дневника матери.
         В тот день стояла хорошая погода. Муза гуляла на своей улице и вдруг увидела чёрный «Мерседес», припаркованный в узком проулке. Вскоре же она увидела и Викторию, выходившую из подъезда пятиэтажного дома.
         «Кажется, на ловца и зверь бежит!» - подумала Муза и тут же решила взять Викторию «на пушку». Ей очень хотелось посмотреть, как она себя поведёт, когда узнает о дневнике. Скуратова тоже заметила Музу и они подошли друг к другу.
         - Привет, Музыка, что-то тебя давно не было видно!
         - Приветствую взаимно! Как поживаешь, Победа? – поинтересовалась Муза.
         - Да так себе. А что новенького у вас? Алёшин ещё не изобрёл неандертальца?
         - Почти изобрёл, - ответила Муза и сказала, что нужно поговорить по делу.
         Они подошли к её машине, и Виктория небрежно спросила, какое у неё дело.
         - Виктория, не так давно я случайно нашла дневник своей матери и из него узнала о том, что это ты убила Елену Валерьевну Алёшину! Ты, наверно, хорошо помнишь тот день, 4 июля 2141 года, когда ты приковала её к скобе дверной ручке и затем отравила пропаном? – Муза сказала об этом тоном уверенного в своей правоте человека и проследила за выражением её лица.
         Если бы Виктория посмеялась  над ней и назвала её чокнутой, то Муза поняла бы, что глубоко ошиблась. Но всё получилось так, как и следовало ожидать. Она явно испугалась и стала кричать:
         - Дура несчастная!  Где у тебя доказательства?  Где свидетели? – Виктория быстро влезла в машину и, высунув из окна позеленевшее лицо, прошипела как змея: - Мне говорили, что твоя покойная мамаша чокнулась на Библии, и мало ли что могло втемяшиться в её голову?
         - Подожди, Виктория! Возможно, моя  мама ошиблась, но ответь мне на один вопрос, - пыталась задержать её Муза.
         - Да пошла ты в задницу! – в бешенстве закричала Виктория и, газанув во всю мощь двигателя, сорвала машину с места.
         «Ишь, как подхватилась! – подумала Муза. – Нужно обязательно посоветоваться с юристами, а затем переговорить с Лидией…»
          Но Муза вдруг вспомнила, что Лидия  двоюродня сестра Виктории, и задумалась. Ситуация складывалась непростая, и она решила пока ничего не говорить о своих подозрениях  как Лидии, так и Юрию Николаевичу. Нужно было сначала побывать у юристов и в полиции, и она решила взять на несколько дней отпуск без содержания.
          На другой день она пришла к Алёшину с заявлением, но тот подписал его со следующего дня. Мало того, он потребовал, чтобы Муза и ещё несколько лаборанток остались после работы и не покидали лабораторию до тех пор, пока он не закончит отчёт, который срочно затребовало  правительство.
          Весь день Муза работала, не покладая рук над контрольными анализами и питалась одними бутербродами. В шесть часов вечера её позвали к телефону, но когда она взяла трубку и сказала «Алло», то после короткого молчания послышались гудки. «Что бы это могло значить?» - подумала Муза и, недоумённо пожав плечами, вернулась на своё рабочее место.            
          Она освободилась только в девять часов вечера и сразу поспешила на остановку. Автобус задержался, но пассажиров было мало. Муза, как обычно,  доехала до остановки «Поликлиника» и, как обычно, пошла по улице «Софья Ковалевская». Она переходила улицу Пирогова, когда её ослепил и сбил с ног «Мерседес».
        «Цыганка гадала, за ручку бра-а-а-ла…»  Это была последняя мысль Музы Сорокиной в её короткой жизни. Она пронеслась в полной темноте и будто бы не в ней, а высоко, почти на уровне четвёртого этажа…

               
                Глава третья.

                1.
        Лидия проводила мужа на работу и только взялась за утюг, чтобы погладить свою кофточку,  как «запиликал» сотовый. Звонила мать и сказала, чтобы она быстрее приехала к ней по важному  делу. Лидия попыталась выяснить, что случилось, но родительница сослалась на то, что это не телефонный разговор и отключилась. Неожиданный звонок и голос, в котором звучала тревога, подтолкнули Лидию быстро собраться и выехать к матери.
         Мария Васильевна открыла тотчас, едва она нажала на кнопку звонка, и по её виду поняла, что в этот дом постучалась беда.
         - Мама, что случилось? - всполошилась Лидия, едва переступив порог.
         - Лидочка, наша Виктория сошла с ума,  но самое худшее не в этом!
         Лидия поразилась этой новости и попросила рассказать всё по порядку. Но Мария Васильевна сначала организовала чай, и когда они сели за стол, продолжил начатый разговор.
         - Представляешь, вчера прибегает ко мне Виктория, какая-то вся взъерошенная, озирается по сторонам и просит: «Тётя Маша, скажи ей, чтобы она от меня отстала!» - «Кому ей? Ты про кого говоришь?» - спрашиваю я у неё, а она отвечает: «Как про кого? Разве ты не видишь Ленку Огонькову? Провожала меня до вашей квартиры и теперь стоит в прихожей!»
         Далее Мария Васильевна сказала, что её сразу же пробрал мороз по коже, но ей и вовсе стало жутко, когда её племянница, поёживаясь от страха, добавила:
         - Я уже сколько раз говорила ей, что это другая Виктория убила её, а она мне не верит!
         У Лидии округлились глаза, и она провопила:
         - Что-о-о-о? Мама, ты хорошо расслышала, что она сказала?
         - Слава Богу, не глухая ещё! Да ты послушай, что было дальше. Ну, прежде всего я поняла, что с нею происходит что-то неладное, и проводила её в твою комнату. Сказала, что там ей будет безопасней, и посоветовала полежать на кровати. А она как закричит: «На кровати? Ты хочешь, чтобы она меня задушила?» и быстро залезла под кровать. Ну я и вовсе растерялась: стою – думаю, что делать дальше…
        Мария Васильевна рассказала, как она потом сходила в прихожую и там для виду пошумела, будто бы прогнала кого-то прочь. Но когда она вернулась и сказала Виктории, что «Елена» ушла, то та не поверила и запричитала: «Как ушла? Почему ты врёшь? Думаешь, я не вижу её ноги?»
        - Мама, а почему она так сказала, будто бы убила Елену? – спросила Лидия.
        - А кто её знает? Вдруг и в самом деле убила?
        - Ой, мамка, что ты выдумываешь?
        - Мало ли… А чего она так?
        - Ну, а что дальше-то? – торопила Лидия.
        Мария Васильевна рассказала, как она потихоньку вызвала «скорую помощь», а после уже сама докторица  вызвала санитаров из психбольницы.
        - Доченька, что тут было! До сих пор не могу опомниться. Она кричала, кусалась и царапалась, как дикая кошка. Представляешь, три женщины, здоровенные как лошади, еле-еле с нею управились. Кое-как они натянули на неё смирительную рубашку, запеленали как куклу и увезли…
        - Бедная, что с ней будет? – горестно заметила Лидия.
        - Вот и я думаю… Женщине всего двадцать семь лет, и тут такая драма. Бедная Тася почернела от горя, - переживала Мария Васильевна.
        - Может быть, вылечат?
        - Может быть…
        Они задумались, и потом Лидия, зачем-то понизив голос, спросила:
        - Мама, неужели она и в самом деле убила Лену и поэтому сошла с ума?
        - Один Бог ведает правду, - сказала мать.
        Они решили пока ничего не говорить Юрию. Пусть сначала всё прояснится. Их беседа длилась до темноты, и Лидия осталась ночевать у матери. 


2.
        Прошло более месяца. Лидия была на работе, когда позвонила мать и сказала, что Виктория выздоровела и уже побывала  неё в гостях. Лидия заехала к матери сразу после дежурства, и Мария Васильевна рассказала о визите племянницы. Виктория, видимо, смутно помнила  о своём сумбурном поведении, когда прибегала к ней, и спросила, не наговорила ли она про себя всяких небылиц. Узнав как всё было, она тут же отперлась от своих слов и свалила всё на болезнь. Но не тут то было. Мария Васильевна подвела её к иконе и потребовала клятвы перед Богородицей в том,  что она не брала этот грех на душу. Виктория отказалась, но потом расплакалась и созналась в содеянном преступлении. Просила никому не говорить…
        - Господи, как она могла? – простонал Лидия.
        - Ты расскажешь об этом мужу? – спросила мать.
        - Мама, как же я могу не рассказать?
        Лидия была очень не в себе и снова осталась ночевать у матери.
        На другой день она собрала семью на квартире в Академгородке и с волнением рассказала о том,  кто убил Елену и как это раскрылось.
        Пока Юрий Николаевич приходил в себя, Нина успела кольнуть молодую мачеху:
        - Значит, мою маму убила твоя сестрица?
        - Нина, перестань, мне и без тебя тошно! – простонала Лидия.
        Алёшин потребовал у дочери, чтобы она прикусила язык, но та продолжала дерзить и сказала, что им будет нелегко жить втроём. Но Лидия её утешила: сказала,  что уже приняла решение переехать к матери.
         - Лидочка не уходи! У тебя доброе сердце, но это не даёт тебе права брать на себя даже частицу чужой вины! В конце концов…
         - Нет, Юра, я уйду! – перебила его Лидия. – Дело не только в Виктории, но и в тебе. Ты строго придерживаешься высокоморальных принципов и по-своему прав. Но мне страшно находиться рядом с тобой, я боюсь, что меня постигнет участь Елены!
         Алёшин напомнил ей о её беременности, но Лидия только горько усмехнулась и призналась ему, что её ждёт выкидыш или, в крайнем случае, аборт, ибо уже установлено, что зародыш имеет уродливую форму.
         - Лида, не дури,  я погорячилась! – подала голос Нина.               
         - Нина, не надо! Всё гораздо сложнее, чем ты думаешь. Мы живём в такое время, когда семейная жизнь невозможна, а если возможна, то без супружеской верности. Это уже все понимают, кроме твоего учёного папы! – сказала Лидия. Затем она решительно поднялась со стула и пошла собирать свои вещи…

                3.
         Виктория лежала на диване и читала книгу. Вечером она обычно никого не ждала, и когда позвонили в квартиру, она удивилась. Бросив книгу, он села и всунула ноги в тапочки. Открывать почему-то не хотелось, но звонок повторился, и она поднялась с дивана. Поздней гостьей оказалась Нина Алёшина, и у Виктории противно заныло под ложечкой…
        - Не ждала гостей? – спросила Нина.
        - Чего припёрлась на ночь глядючи? – недовольно ответила вопросом Виктория.
        - А я специально, чтобы не было свидетелей! – сказала Нина и бесцеремонно прошла в квартиру.
        Виктория почувствовала противную дрожь в коленках и, дотянув до кресла, плюхнулась в него так, что в нём затрещало пересохшее дерево. Он не предложила Нине стул, но та и не думала садиться. Стоя, она лучше чувствовала своё превосходство перед женщиной, которая лишила её самого дорогого человека. Глядя ей прямо в глаза, Нина сказала:
       - Ну, рассказывай, как ты травила мою маму!
       - Отстань, я не убивала её! – огрызнулась Виктория.
       - Ты уже забыла о своих откровениях у тётушки?
       - Подумаешь, могу то же самое сказать у следователя, а потом взять свои слова обратно. Где факты? Где свидетели?
       Нина криво усмехнулась и спросила:
       - Так ты, оказывается, хочешь, чтобы было следствие, а потом ещё и суд?
       - А как ты думала? – заносчиво воскликнула Виктория, и Нина сказала ей, что сейчас она получит всё сразу: и следствие, и суд, и исполнение приговора.
       - Сумасшедшая! Что ты хочешь сделать? – закричала Виктория и побелела как стенка.
       Нина открыла свою сумочку и достала из неё газовый баллончик, самый мощный из тех, что выпускала промышленность, и продолжала говорить далее:
       - Суд ей подавай перед тем, как исполнить приговор. А у моей мамы был суд? Что молчишь? Сейчас я вырублю тебя этой штукой, а потом сделаю то же самое,  что ты сделала с моей мамой. Надеюсь, у тебя есть газовая плита?
       Цвет лица Виктории снова переменился: теперь он был серым и обещал стать зелёным. Она пошевелилась и упёрлась руками в подлокотники кресла.
       - Сидеть! Мой «газбол» достанет тебя даже возле дверей! – предупредила Нина.
       - Гадина! Сволочь! Чем ты лучше меня? – вдруг завопила Виктория и вскочила на ноги. Но в этот момент просвистел «баллончик»,  и Виктория, взмахнув руками, упала на пол.
       - Я тебе не мама, - проворчала Нина и уволокла Викторию на кухню. Там она вынула из сумки наручники и, приковав её левую руку к отопительной батарее,  села на стул и стала ждать. Виктория очухалась через несколько минут и, подёргав рукой, завыла от бессильной злобы. Не обращая внимания на её вопли,  Нина подошла к плите и включила газ…
       - Нина, постой! Ты хотела узнать, как погибла твоя мама? Я всё расскажу!
       Нина выключила газ и приготовилась слушать, но Виктория не спешила, она предложила сделку. Пообещала всё рассказать в обмен на лёгкую смерть. Она объяснила Нине, где лежит медальон с ядом и попросила его принести. Нина согласилась и прошла в гостиную. Через несколько минут она вернулась со стаканом, до половины наполненным водой,  и, поставив его на стол,  сказала: 
        - Я вытряхнула сюда всё содержимое медальона!
        - Хорошо, теперь я всё расскажу, только ты сначала отведи меня в туалет, а то мне нужно по-маленькому, - попросила Виктория.
        - Ты держишь меня за дурочку? – удивилась Нина. – Нет, Виктория, ты не на ту напала. Давай рассказывай, и я подам тебе стакан!
        Но Виктория снова завыла от злобы и страха, но уже зычно, и затем её стало трясти в истерике. Её вид был ужасен, и Нина, не желая на это смотреть, подошла к окну.
        Однако после бурного всплеска эмоций Виктория изрядно скисла и теперь походила на мокрую курицу. Она подробно, ничего не утаивая,  рассказала, как расправилась с Еленой и как потом мучилась угрызениями совести. У Нины выступили на глазах слёзы:
        - Мерзавка, ты мерзавка! На кого руку подняла? Мама была добрым и отзывчивым человеком, все люди говорили об этом! И я не представляю себе, как может женщина отнять у кого-то жизнь? Женщина – это цветок, это ласковая рука и добрый взгляд! Природой назначено женщине зажигать факел жизни и охранять сей огонь, пока бьётся её сердце! Нет, Виктория, ты не женщина!
        Последние слова заставили Викторию вздрогнуть, и она ещё ниже опустила голову. После короткой паузы Нина спросила:
        - Ты что, любила моего отца?
        Виктории не хотелось отвечать и не хотелось смотреть в глаза этой женщине, но всё-таки что-то заставило её говорить:
        - Я не знаю, что такое любовь, и ты тоже не знаешь. Это чувство формируется с детских лет, и для его созревания нужны условия. Сначала мальчик смотрит на девочку, а девочка - на мальчика. Потом они где-то нечаянно касаются друг друга, и к ним приходит радостное волнение, мерещится какая-то тайна, шёлковая туманность. Потом мальчик замечает, как округляется девочка, видит загадочные бугорки, подпирающие её платье, а девочке нравится его сила и мужество. И тогда приходит чувство! Наше поколение ничего такого не проходило…
        Последняя тирада удивила Нину, и она посмотрела на Викторию другими глазами. А Виктория продолжала:
        - Я не снимаю с себя тяжёлой вины. Всё правильно, смерть за смерть, но я хочу умереть без мучений.
        - А моя мама хотела медленно задыхаться на своей же кухне?
        - Отдай мне мою отраву,  не томи! – взмолилась Виктория.
        Нина поднялась со стула, подала Виктории стакан, и та, приняв его правой рукой, жалобно провопила:
        - Нина, прости меня, если сможешь…
        - Бог простит, а я не смогу! – ответила Нина.
        Виктория с диким страхом заглянула в стакан, где телепалась её смерть, и вдруг ей захотелось перекреститься. Однако она не смогла вспомнить, как это делала её мать, и залпом выпила свою отраву…
        - Позволь мне умереть на своей кровати, - вяло попросила она, и Нина, ни слова не говоря, освободила её от наручников.
        - Сообщи моей матери, авось, и похоронит по-людски, - промямлила Виктория и, сгорбившись, как старуха, зашаркала по полу старыми тапочками.
        Нина вынула из кармана блокнот, затем что-то написала на последней странице и, вырвав листок, положила его на стол. Наконец в комнате Виктории прекратились шорохи, и Нина, посидев ещё несколько минут, покинула её квартиру… 

*  *  *

        Виктории казалось, что её душа витает над городом и с огромной высоты обозревает жилые кварталы и испещрённую островами голубую ленту Енисея. «Это всегда так бывает: прежде, чем попасть в чистилище, человеческий дух какое-то время кружит над родными местами» - подумала она. Наконец  ей показалось, что настало время лететь дальше, и она очень сильно взмахнула крыльями. На самом же деле Виктория сильно ударила руками по спинке кровати, и так как ей стало больно, она проснулась. Поняв, что она никуда не летит, а просто лежит у себя дома на кровати, она удивилась и потрогала себя руками в разных местах. «Неужели я не умерла?» - подумала Виктория , но не испытала радости. Мало того, она почувствовала раздражение, потому что безмятежное состояние духа, в котором она только что пребывала, было несравненно, чудно и желанно. «На кой чёрт это нужно?» - снова подумала она, не вполне понимая, что с нею. Жива ли она,  или она – это уже её душа.
       В конце концов Виктория поднялась с кровати и, прошлёпав босыми ногами к окну, отодвинула занавеску. Увидев, что на дворе стоит ночь и светит огромная луна, она недовольно хмыкнула и поплелась на кухню. Там она прямо из графина напилась воды и, когда поставила его на место, то увидела на столе записку. Нина писала: «Виктория, я не убийца. Ты выпила таблетки от бессонницы, достаточно много, чтобы быстро уснуть. А свой яд можешь выпить сама, если тебя будет мучить совесть».
      Виктория равнодушно повертела в руках бумажку и бросила её обратно. «Почему такая духота? Нужно побыстрее отсюда уйти!» - подумала она и долго бродила по квартире, пока не нашла свои тапочки, оставленные возле кровати. Подцепив их ногами, она задумалась, пытаясь вспомнить, куда она собралась идти, и когда вспомнила, то надела чёрный плащ. Покинув квартиру, Виктория спустилась по ступенькам на первый этаж, затем вышла из подъезда и направилась к гаражам…
       Минут через десять её верный друг, чёрный «Мерседес», уже мчал её на Ветлужанку. Она доехала быстро и возле дома своей матери остановилась. Таисия Васильевна очень удивилась тому, что её дочь после долгих лет отчуждения вдруг появилась у неё, да к тому же среди ночи. Она подумала, что Виктория опять свихнулась, но её непутёвая дочь упала перед нею на колени и, заливаясь слезами, стала просить у неё прощения за то, что причиняла ей боль и страдания. Она также призналась ей в том, что лишила жизни не только Елену, но и ещё и Музу, которая раскрыла совершённое ею преступление. Таисия Васильевна тоже плакала и сказала, что прощает обиды, причиненные ей лично, но убийства людей может простить только Бог.
       После посещения матери Виктории стало немного легче, и она поехала дальше, куда – она сама не ведала, просто ехала через весь город к центру. На Вознесенской улице она вдруг почувствовала,  как к ней приходит озарение. Её мысли тотчас побежали удивительно легко и плавно, и ей думалось: «Есть две жизни: одна безумная, которая заключается в бесполезной суете, вечных поисках призрачных благ, и другая – мудрая, где не о чем тревожиться и нет изнуряющих душу и тело желаний. Такая жизнь не расточает попусту свои резервы и поэтому продолжается вечно. Так, наверно, живут звёзды и всё другое,  что составляет Вселенную, и в этом заключается смысл особого бытия, неведомого людям...»
        Виктория выехала на Октябрьский мост и остановилась. Ей нужно было понять, почему она здесь оказалась. Она пыталась вспомнить, какая есть связь между этим мостом  и той важной истиной, которая ей открылась. Ничего не вспомнив, она поехала дальше и остановила «Мерседес» напротив «Осередыша. Затем вышла из машины.
        Лунный свет ровно освещал город, серебрился на реке, и благодаря ему хорошо было видно женщину в чёрном. Виктория долго смотрела на небо, она будто изучала его. Этот необъятный мир, нависший над нею, заставил её оцепенеть, и она почувствовала себя ничтожной букашкой. Ей казалось, что эта громадина, эта великость сейчас наблюдает за нею мириадами ярких глаз, и ей страстно захотелось помолиться этой вселенской силе, этому Богу. Но она затруднялась, каким именем его назвать. Один её дед молился Аллаху, другой – Будде, мать молилась Святой Троице, а отец не молился никому, его богом была «поллитра». Но Виктория быстро нашлась и с благоговением прошептала: «Всевышний, прости меня за грехи, которые я совершила. Их было много, но может быть, я так не поступала бы, если бы наш мир был другим. Я не знала любви, и у меня не было мужчины…»
       Наконец Виктория вспомнила, зачем она здесь. Она поняла, что сюда её привело желание перейти в другую жизнь, где есть только эта красота неба и этот покой. Умиротворённая с упокоившейся душою, она подошла к парапету и посмотрела вниз. Там тоже светилась и манила к себе другая жизнь, и она была совсем близко. Со счастливой улыбкой на лице Виктория перелезла через парапет и прыгнула вниз. И не было дикого крика, был только небольшой всплеск  от «букашки», занесённой во вселенскую книгу под названием «человек»…

                4.
       Шёл 2149 год. Все штаты Ойкумены готовились к всемирному форуму, который должен был состояться в Риме, и госпожа Сун Мэйлин завершала отчётный доклад о работе Всемирного правительства за прошедшие двадцать пять лет. Итоги не радовали только в области генной инженерии, куда вкладывались огромные средства, и что находилось в области особого внимания её кабинета. На этом научном поприще работали многие тысячи учёных, но желаемые результаты не приходили. Секрет синтеза человеческого генома остался за занавесом. Не найдены рестриктазы, способные пробить оболочку копийного гена, и копирование людей стало неразрешимой проблемой. Подавали надежду русские биологи. Мутанты-самцы академика  Алёшина доставлялись во все штаты Ойкумены, и теперь повсюду появлялись «человечки»» с густым волосяным покровом и чрезвычайно бойким характером. Они имели более или менее приятные черты лица, но не были настолько разумны, чтобы учиться в школе.  Но учёные не сдавались и упорно искали таинственный ген, отвечающий за работу мозга.
       Немалая работа была проделана правительством и в области регенерации биосферы. Эта система уже создавалась. Наращивались мощности действующих предприятий, выполнявших заказы правительства по изготовлению агрегатов гигантских очистных сооружений. Но катастрофически не хватало рабочих рук, и с каждым годом их становилось всё меньше и меньше. Элементарные расчёты уже показывали, что довести это строительство до конца будет некому…

                *  *  *
       На форум собрались многие тысячи делегатов со всех уголков Земли, и они работали по секциям. Доклад  госпожи Сун Мэйлин был заслушан с широкоформатных телевизоров, и делегаты, обсуждая его, отметили, что правительство не сидело сложа руки и обеспечило всем народам Ойкумены нормальный уровень жизни. О главном – проблеме выживания человечества – должна была сказать Президент. Её выступление планировалось на площади города, и этот день наступил…
       Появление на трибуне Лидии Симпсон, Сун Мэйлин и Инессы Пальме было встречено продолжительным ликованием. Президент Ойкумены подняла руку, и когда площадь успокоилась, она начала говорить. Прежде всего, она от имени Большого Матриархата передала народам Ойкумены большой привет и сообщение о том,  что он складывает с себя полномочия, так как изжил себя в сложившемся соотношении мужского и женского полов.
       Далее она сказала, что сделала администрация Президента в области генной инженерии и с волнением продолжала:
       - Дорогие женщины и наши редкие мужчины, дети одной матери Ойкумены! Мы собрали вас ещё и для того, чтобы сказать о том, что нас ждёт в будущем. Как видите, мы сделали всё возможное и невозможное ради того, чтобы сохранить мир людей, и в семействе гоминид появился новый вид, способный размножаться естественным образом. На нашей планете уже появляются мальчики и девочки, которых рожают наши  женщины от неопитекантропов. И это, вы сами понимаете, не Homo sapiens!
       Новое поколение не сможет заменить нас у компьютеров и возле станков, не поведёт поезда и машины и не сядут за штурвалы самолётов (прокатился гул, и Лидия сделала паузу).
       Да, дорогие мои земляне, сегодня я вынуждена с горечью в сердце сказать вам о том, что мы уступим им место раньше,  чем создадим глобальную систему по регенерации биосферы, потому что мы уходим быстрее, чем восстанавливаемся. Человек разумный исчезает,  и наступит время,  когда новое поколение начнёт всё сначала. Грядёт  каменный век…
       Рано или поздно они тоже начнут восхождение на вершину цивилизации, но дай то Бог, чтобы они на определённом этапе остановились и спросили друг у друга: «А нет ли среди нас дураков, которые используют наши знания против нас? Пусть они не повторят ошибок Человека Разумного! – Лидия сделала паузу и продолжала далее: – А существовал ли на Земле такой фактор – «Человек Разумный»?   
       Люди, которым была уготована великая миссия по утверждению Добра, делали совсем другое. Они безжалостно истребляли всё то, что жило, росло и просто было рядом с ними, что Великий Бог создал для них же, чтобы они не томились в пустыне, а процветали в гармонии с прекрасным садом.
       Разумность – это, прежде всего, не войны и потопление в крови себе подобных! И это не семена ядерных плевел,  разбросанные на пути будущих поколений!
       Разумные люди давно бы поняли, что Бог один не только на всей Земле, но и во всей Вселенной. Не может быть разных богов, есть только разные названия одного и того же Бога. Но религиозные распри всегда потрясали народы, и на этой основе погибали люди. Разве в Библии, Коране и в учении «О четырёх благородных истинах» говорится о том,  что нужно воевать за Веру даже тогда, когда её никто не отнимает! Нет, не говорится! Но причиной термоядерной войны, поглотившей цивилизацию, послужил, именно, религиозный экстремизм!
              У Лидии Симпсон дрожал голос. Она всхлипнула, но удержала слёзы. Однако этого было достаточно, чтобы огромная масса людей взревела. И в этом диком и отчаянном рёве невозможно было разобрать слов, но по искажённым лицам людей можно было понять, что они шлют проклятья своим предкам…
       Наконец стало тихо, и Президент Ойкумены, воздев руки к небесам, продолжала:
       - Боже милостивый! Сделай на будущие времена так, чтобы люди не воевали друг с другом. Пусть каждый, отнявший жизнь у другого, тут же станет валуном или ничтожным червем, которому не дано видеть Солнце! И тогда не придут на Землю ядерное и иное оружие. И тогда люди всегда будут жить на этой планете и всегда будут видеть её голубое небо. Прости нас, Великий Творец,  за то, что мы не уберегли твой прекрасный сад, за то, что мы отравили его, а он отравил нас!
       Президент Ойкумены теперь откровенно плакала, и плакали все, кто стоял рядом с нею. А через минуту уже плакала многотысячная  толпа людей. На это страшно было смотреть даже птицам, пролетавшим над Римом, и это было больно видеть даже Богу…