Ублюдок

Коренастый мужчина подошел к обшарпанной двери из черного местами рваного дерматина, из-под которого пробивалась истлевшая вата. Немного помедлил, потом с силой надавил на звонок – он хорошо помнил, что кнопка всегда была тугой. За дверью пронзительно заверещало. И – тишина. Он снова надавил на звонок и не отпускал кнопку до тех пор, пока в недрах квартиры не пробудилась жизнь - что-то грохнуло, звякнуло, снова грохнуло, с нарастающей громкостью зазвучала речь – некто приближался к двери и, чем ближе он был, тем понятнее становилось – человек неистово матерится.

Наконец отодвинули задвижку – так и есть, замками по-прежнему не пользовались – и дверь медленно приоткрылась на ширину ладони, а в образовавшейся щели возник настороженно глядящий глаз, наполовину скрытый сальной полуседой челкой, на опухшем нижнем веке – следы туши, пятна помады вокруг опухших губ. Похоже, это существо еще иногда вспоминало, что оно – женщина.

Несколько мгновений глаз озадаченно смотрел на гостя, пытаясь сфокусироваться на его лице, что явно давалось с трудом, потом в нем мелькнул огонек узнавания.

- Зин, кто там, … твою мать? – замедленно и не вполне членораздельно, но грозно прозвучало за спиной у хозяйки.

- Да никто… ублюдок приперся, -  почти не поворачивая головы хрипло крикнула женщина, обнажая в ответе гнилые зубы. Коренастому шибанул  в лицо плотный поток алкогольных паров, сдобренный тошнотворными запахами дрянной пищи.

Здесь ничего не изменилось,  тоскливо подумал он, и сказал в дверь:

- Здравствуй, мама.

Подождал ответа. Безрезультатно. Хозяйка, похоже, размышляла, как поступить с визитером.

Памятуя, что еще в детстве, приходя домой из школы, он частенько получал дверью по лбу, когда матери не хотелось впускать его в квартиру, он надавил на шероховатый дерматин плечом.

- Можно войти? – вопрос прозвучал скорее как утверждение.

Старуха злобно прищурилась. Нажала на дверь со своей стороны. Куда там, одно дело бороться со щупленьким пацаном, другое – со взрослым детиной.

Коренастый, уже не церемонясь,  решительно распахнул дверь и вошел внутрь. Огляделся. Прошло пятнадцать лет, как он покинул эту зловонную дыру – а ничего не изменилось. Хотя он надеялся, что все будет по другому. Тщетно надеялся. Впрочем, и сам понимал, что тщетно. Жизнь давно отучила от беспочвенного оптимизма.

Маленький, заваленный хламом коридорчик вел в единственную комнату, в которой ему обычно не находилось места. Там мать сутками гульбанила со своими сожителями и их собутыльниками. А он спал на кухне, в углу, на куче тряпья, окруженной пустыми водочными бутылками.

Коренастый прошел мимо разгромленного санузла без двери на кухню.

А вот и оно, давно потерявшее свой первоначальный цвет вонючее, на лоскуты разлезшееся одеяло – привет из детства. А вот давно отживший свой век колченогий стул. Рядом – второй, без спинки и с фанерой вместо сидения. На столе, разлагающиеся объедки. Почерневшая от грязи раковина завалена грязной, покрывшейся зеленой плесенью посудой. Кажется, когда он был здесь последний раз, это были те же тарелки и кружки.

Об угол этой раковины тогдашний сожитель матери за просто так саданул его головой в пьяной агрессии.  Неровный металлический край разбил бровь, оставив глубокую кровоточащую рану. Ее надо было продезинфицировать и зашить. Но к врачу подросток попал только через несколько дней, когда рана уже вовсю гноилась. Зажить бесследно она уже не могла. Поэтому теперь  бровь Коренастого пересекал толстый шрам.

Да, ничего здесь не изменилось. А ведь он все же надеялся…

- Чего приперся? – деловито поинтересовалась женщина.
- Собирайся, мама. Поедешь со мной.
- Куда это?
- Тебя хотят видеть внуки.
Она наморщила лоб. Слово было непривычным.
- Кто?
- У тебя двое внуков. Мальчик и девочка.
- Ну ты даешь! Успел наплодить, - ее губы расплылись в пьяной улыбке. От воинственного ее настроение переключилось к дружелюбному – Это что, я теперь бабка?
- Да, уже восемь лет.
- О как! Слышь, Петь! У меня, оказывается, есть внуки. Шесть лет. – крикнула она в сторону комнаты.
- Восемь, - поправил Коренастый. – И ты их скоро увидишь. Вот только приведем тебя в порядок…
- Чо? Какой еще порядок? – возмутилась женщина, томным жестом поправив сальную прядь. – Я в порядке! Давай сюда внуков, знакомиться будем!
- Нет, этого они не увидят… Никогда…. - Коренастый медленно обвел глазами кухню. Поморщился, задумчиво провел пальцем по шраму, разделяющему бровь надвое. – Я тебя отвезу в одно место, там тебя подлечат…
- Я никуда не поеду! – она агрессивно придвинула к нему лицо. Настроение опять сделало резкий вираж. – Пошел на х…, ублюдок! Вместе с выродками твоими!
- Ты слышал, … твою мать? Зина никуда не поедет! Проваливай на х….! – в дверях грозно раскорячился тщедушный мужичонка в заскорузлой от пота и грязи майке, из под которой пробивались клочки длинных черных волос.
- А тебя никто не спрашивает! – бросил ему через плечо Коренастый,  – Исчезни.
Однако, мужичонка не собирался сдаваться и толкнул Коренастого плечом.
Коренастый мгновенно отреагировал на нападение мощным ударом в челюсть, пославшим мужичонку в глубокий нокаут.
Глядя, на распластавшееся на загаженном полу тело сожителя, по щеке которого заструилась кровь из разбитой губы, старуха тихо заскулила.
- Убил, ублюдок….уууу….
Не обращая на нее внимания, Коренастый достал мобильный телефон и, набрав номер, сказал в трубку:
- Поднимайся, четвертый этаж, квартира шестнадцать.
Старуха, почувствовав угрозу, начала пятиться спиной из кухни, потом неожиданно резво развернулась и побежала к все еще открытой входной двери. Коренастый, было двинулся за ней, но погоня не понадобилась. Споткнувшись о какой-то хлам в прихожей старуха полетела рыбкой вперед и, не успев подставить руки, со всего размаху приложилась лицом о порог. Раздался короткий, но неистовый вой. Когда Коренастый поднял старуху с полу, ее лицо оказалось разбито, а на полу осталось лежать несколько зубов.
В это время к двери подошел высокий лысый мужчина с боксерской фигурой. Оглядел сцену, вопросительно взглянул на Коренастого:
- Ты ее отделал?
- Сама долбанулась.
Старуха тряпкой висела на руке Коренастого, кровь струилась по ее подбородку, в глазах был страх раненого дикого животного, которого вот-вот добьет безжалостная рука охотника. Коренастый оттащил ее в комнату и сгрузил на то, что когда-то было диваном.
Лысый бегло осмотрел будущую пациентку.
- Она еще хуже, чем я думал. Вряд ли с ней можно что-то сделать. Тем более за короткое время.
- А ты постарайся… За ценой, сам знаешь…
- Если бы только от денег зависело… Ей ведь лет семьдесят?
- Нет шестидесяти…
- Да уж… А пьет она, наверное, лет тридцать?
- Не знаю. Сколько её помню – пьет…
- Странно, что еще жива… - пробормотал Лысый. – Ладно, к делу… Закатай ей рукав – я укол сделаю. Чтобы не буянила…
И достал шприц.

Через несколько часов перед высоким глухим забором в лесу остановился большой, черный автомобиль с наглухо тонированными стеклами. Металлические ворота, бесшумно открывшись, пропустили его внутрь.
За забором оказалось довольно большое, ухоженное, в светлых тонах здание, легкомысленный вид которого портили толстые решетки на окнах. Автомобиль подъехал к парадному входу. Из дверей тотчас же вышли две подтянутые женщины в белых халатах и расторопно направились к машине, из которой мужчины вытащили обмякшую, в грязной окровавленной одежде, безучастную старуху и передали на руки санитаркам.
Дав им короткие указания, Лысый провел друга в элегантно обставленный кабинет. Предложил гостю дорогой коньяк. Тот не отказался. Расположились в креслах у камина.
- В месяц мы точно не уложимся. Она слишком запущена. Тут, по хорошему, на полгода работы. И то без гарантии, – задумчиво сообщил Лысый.
- Не пойдет. Я обещал детям предъявить бабку до нового года. Значит, у тебя есть недель пять – это предел.
- Обещал… Ты что, сам не видишь… Объясни им, что бабка болеет.
- Уже объяснил… Пять недель, Миша.
Лысый недовольно поморщился.
- Я врач, а не волшебник. Ты говорил, дети ее никогда не видели. Найми актрису, в конце-концов. Сыграет им бабку, потом скажешь, что уехала. Будет проще и дешевле. А эту подлечим потихоньку в обычном режиме.
- Я не буду обманывать детей. Обещал бабку – значит будет им бабка. Чистая, спокойная и трезвая.  Такая, какой я ее никогда не видел, но давно мечтал, - и Коренастый невесело усмехнулся.
- Ты не понимаешь - мы и так уже закон нарушили, что ее силой привезли. А если начнем лечить ударно – она может не выдержать. Возраст… И состояние неважное. Тем более, что быстрое лечение для нее будет довольно болезненным. Тебе не жалко – мать все-таки?
- Ничего, выдержит… Бухать столько лет выдержала…
-  Миша, могут быть побочные эффекты… Например, потеряет память.
Коренастый потер шрам на лбу и снова недобро ухмыльнулся.
- Может, это и к лучшему. Зачем ей такая память.

Ровно через пять недель к парадному входу легкомысленного дома с толстыми решетками на окнах подъехал автомобиль.
С заднего сиденья выскочили жизнерадостные близнецы – мальчик и девочка.
- Папа, здесь живет бабушка? – нетерпеливо запрыгала девочка. На шапочке весело заплясали белые помпончики.
- Да, здесь, - ласково глядя на нее ответил Коренастый.

И вот они в большой уютной гостиной. Решетки на окнах закрыты плотными гардинами. Комната освещена мягким, приглушенным светом. Семейство в нетерпении расположилось на широком кожаном диване. Через минуту открылась дальняя дверь и безупречного вида, похожая на стюардессу дорогого лайнера, стройная медсестра вывезла сверкающее новым металлом инвалидное кресло, на котором сидела пожилая дама, одетая в пастельных тонах. Аккуратные каштановые кудряшки обрамляли бледные щеки. Почти незаметный макияж оживлял безучастные, смотрящие в никуда глаза. Руки с хорошим маникюром покоились на коленях. Всем своим видом она олицетворяла богатую и ухоженную западную пенсионерку.

Коренастый напрягся и скосил глаза на своего лысого приятеля, стоявшего поодаль. Тот ободряюще кивнул.
Дети во все глаза глядели на новоявленную родственницу, не зная, что им делать.
Неловкую паузу нарушила медсестра.
- Зинаида Ивановна – поздоровайтесь, это ваши внуки. – Скажите им – здравствуйте, дети.
Медсестра широко улыбалась, но стального цвета глаза оставались холодными, а в голосе звучали металлические нотки.
Старуха едва заметно вздрогнула, тревожно повела глазами из стороны в сторону. Пальцы задвигались, судорожно комкая ткань брюк на коленях.
- Ну же, Зинаида Ивановна… - чуть повысила голос медсестра, выйдя из-за спины дамы в поле ее зрения.
- Здравствуууйте, детиии, - растягивая слова, тонким голосом на одной ноте пропела старуха, неотрывно глядя на медсестру. Коренастый с удовлетворением отметил, что губы старухи приоткрыли ровный ряд безупречных фарфоровых зубов.
- Бабушка, мы тебе конфеток привезли, - девчушка поднялась с дивана и подошла к инвалидному креслу, протягивая большую, перевязанную ярким бантом, коробку.
Снова повисла пауза.
- Ну что же вы, Зинаида Ивановна, возьмите конфеты и скажите внучке спасибо, - широко улыбаясь сказала медсестра, вперив в пациентку стальной взгляд.
- Спасииибо, - вздрогнув, тоненько протянула та и подняла дрожащую руку.
Девочка вставила в руку коробку и отступила назад.
- Ну что, доволен? – полушепотом спросил Коренастого друг.
- Молодец. Такой я ее никогда не видел.
- Ну, полюбуйся. Что делать-то с ней теперь будешь? Она сама себя обслуживать уже не сможет.
- Пусть здесь пока поживет. А там посмотрим.
Еще через пятнадцать минут Коренастый сказал детям, что бабушку нельзя утомлять и им пора ехать домой.
- А мы еще приедем к бабушке? – поинтересовался мальчик. – Ну, когда ей будет лучше?
- Конечно, приедем. Как только выздоровеет, сразу и приедем. Я тебе обещаю, - и Коренастый бросил взгляд на друга. Тот отвел глаза.
- Зинаида Ивановна, скажите детям «до свидания» - скомандовала медсестра.
- До свидааанииия, - эхом повторила старуха.
- До свидания, бабушка! – и дети направились к двери, за ними последовал Коренастый.
- Ублююю…. – вдруг тоненько прозвучало им в спины. – Ублююю…
- Папа, бабушка что-то сказала, - остановилась девочка и обернулась назад. – Я не поняла, что?
Коренастый тоже обернулся. Старуха сидела, вонзив ногти в колени и сверля его взглядом. Лысый нахмурился и шагнул к инвалидному креслу. Медсестра озадаченно посмотрела на пациентку, потом на лысого и, когда тот кивнул, полезла в карман за шприцем. В глазах у старухи затрепыхался ужас.
Коренастый провел пальцем по шраму. Усмехнулся.
- Она сказала «люблю». Мы тоже любим тебя, мама!
И подтолкнул детей к выходу.