Как мой муж хоронил хомяка. Самоубийство Мышки Маш
После операции кесарева сечения Маша резко поумнела. У нее оказался невиданный интеллект - она стала сбегать из всех клеток, в которые мы ее помещали. Есть с кем сравнивать - туповатый муж Маши, хомяк по имени Георгий Верещагин гремел ночи напролет прутьями своей клетки, как беглый каторжник, но выбраться на свободу не мог. А Машу не останавливали не невидимки, не проволочки, которыми я пыталась укрепить дверцы в ее клетке. На то, чтобы перегрызть три пластмассовых веревки, которыми я подвязывала ее жилье, Маша тратила полчаса. Если учесть, что на свободе ее ждали три кошки, вернее кот и две кошки, то ее поведение могу сравнить только с поведением героини Умы Турман из фильма "Убить Билла".
Впрочем, кошки ее (Мышку Машу, а не Уму Турман) не трогают, в их иерархической лестнице Маша находится в разряде "Ценной хозяйской вещи" (дети там же), поэтому они лишь опасливо жмутся к стенкам, когда Маша шныряет по коридорам.
Свой последний побег Маша совершила в январе 2010 года. До этого все ее побеги как-то контролировались, я даже просила няню моего младшего ребенка, в свободное от работы время поискать, не поскребется ли где-нибудь наша Мышка Маша. Соответственно, домой я возвращалась с вопросом: «Мышь поймали?». Мы с няней даже хихикали периодически, что я такой злой работодатель, что заставляю няню в свободное от работы время мышей ловить.
Но последний Машин побег никто не контролировал. Мы даже не сразу поняли, что клетка пустует. Был уже поздний вечер, дети ложились спать, и мы с мужем решили, что поищем беглянку или позже, или на следующий вечер – днем искать хомяков бесполезно, они спят в укромных местах.
Ночью я несколько раз вставала, заходила в детскую и прислушивалась - не скребется ли где Маша? Было тихо. В очередной раз, уже в три часа ночи, я Машу нашла. Она была уже мертвая. Хомячок провалился между тумбочкой и близко стоящим к ней столом, и, видимо, задохнулся. Пришлось разбудить мужа, чтобы отодвинуть тяжелую мебель из ДСП и достать Машу.
Завернув тельце в тряпочку и в пакет, мы положили Машу на балкон – поскольку в январе 2010 года там было минус тридцать пять градусов. Наутро устроили похороны №1: потеплее закутали детей, и, вооружившись розовой пластмассовой лопаткой, закопали Машу в снег около дерева в ближайшем лесу, с тем, чтобы перезахоронить ее ближе к весне, когда земля оттает и в ней можно будет выкопать ямку.
Я плакала, когда упаковывала безжизненное тельце хомяка в пакет, ночью. Мне хотелось попросить у Мышки прощения, за то, что не уберегла ее и не уследила за ней. Еще я сказала Мышке Маше спасибо. За то, что она была в моей жизни. Каждый ли хомяк может похвастаться, что он вселил в человека веру в себя? А Мышке Маше это удалось.
Закопали мы Машу в снег в январе. Но твердо помнили, что перезахоронить нам наше сокровище все - же придется – надо будет закопать ее, когда на нашу сибирскую землю придет тепло.
Мой муж ни на минуту не забывал о предстоящей процедуре – следил за прогнозом погоды, проведывал территорию на предмет разграбления захоронения. Наконец, организовал всю семью на поездку в гипермаркет с благородной целью – купить продуктов. Но настоящей целью мужа была покупка саперной лопатки – угрожающего инструмента высотой в половину человеческого роста, черного цвета и чрезвычайно острой.
Настали теплые майские деньки, наступило время субботников - и мы всерьез испугались, как бы нашу Машу не обнаружили во время уборки и разгребания сугробов, и не вынесли на помойку. Поэтому я пошла, нашла наш сверток, лежащий нетронутым (я успела за полчаса до начала тотальной уборки территории), и принесла домой. Как бы ни дико это звучало – мы положили Машу в холодильник. Похороны № 2 были назначены на следующий день.
Кроме саперной лопатки, с целью Машиных похорон, в гипермаркете муж приобрел и другие ритуальные предметы, без которых похороны не состоялись бы: сосиски с сыром, упаковка древесного угля и (внимание) пятилитровая кега пива «Хайнекен». Нагруженные всей этой амуницией, на следующий после майского субботника день, мы выдвинулись в лес. Дочь позвала с собой подругу, сын весело собирал дрова – только мы с мужем осознавали торжественность момента и важность миссии.
Сами похороны Мышки Маши № 2 прошли незаметно. Муж выкопал саперной лопаткой большую ямку, я положила Машу и сказала несколько напутственных слов. Дети в это время жарили на костре сосиски с сыром, пили «Спрайт» и на нас внимания не обращали. Я переживала лишь об одном - что замотала Машу в очень большое количество пакетов. Я верю, что живое должно уйти в землю, чтобы снова стать живым. По теории переселения душ.
Пикник удался на славу. Был ли он в честь Маши, или в честь субботника – никому не было важно. Трое голодных детей не дали нам с мужем углубиться в пучины горя. Дел на пикнике всегда полно - резать хлеб, жарить сосиски, поровну распределять лимонад по стаканчикам. Про кегу с пивом «Хайнекен» муж тоже не забывал – тем более, вчера он свозил ее на работу, чтобы похвастаться перед друзьями, и те бессердечно опустошили сосуд.
На самой середине пикника кега объявила, что она кончилась. Муж не счел это достаточным аргументом, чтобы отстать от жбанчика, и занялся с бочонком сложными манипуляциями. Разгадай я их природу раньше – меньше было бы проблем. Короче: муж, вооружившись саперной лопаткой, принялся вскрывать посередине пятилитровый бочонок (кегу) из-под пива. Лопата мерно опускалась, звон разносился по окрестностям. Все закончилось, когда Рома отрезал себе полпальца. Да-да. Так все и было – рваный край пятилитрового бочонка, который Рома пытался отогнуть, в надежде удовлетворить мечту всех мальчишек: «Узнать, что там внутри?»» – располосовал Роме указательный палец левой руки настолько, что в крови оказались половина леса, и я немедленно захотела отправить этого человека в приемный покой скорой помощи, ибо рана такого размера подлежит зашиванию.
Не думаю, что нужно объявлять, кто с этой минуты стал героем дня. Дети, как могли, собрали пакеты, хлеб и шампуры. Затушили костер. Рома выступал впереди процессии. С его пальца капала кровь, указывая всем дорогу домой.
Самое неприятное меня ждало, когда я наутро по телефону начала докладывать свекрови и своей маме о том, что случилось. Скажите, как я могла, находясь в добром здравии, заявить свекрови, что ее сорокалетний сын, начальник отдела и отец двух детей, сильно порезался только потому, что находясь в состоянии алкогольного опьянения и расстроенных чувств вследствие похорон хомяка, саперной лопаткой открывал пятилитровую пустую кегу из под пива, чтобы посмотреть, что у нее там внутри?
На такую откровенность я пойти не могу и поэтому почти честно рассказываю всем бабушкам, что их сын (зять) оцарапал себе пальчик, расковыривая маленькую жестянку в надежде сделать из нее емкость залить костер – набрать воды из лужи. Бабушки верят. Я уже неделю обрабатываю перекисью рваную рану на пальце мужа.
Зато Машу мы похоронили. Я благодарна ей за то, что без нее не было бы рассказов: «Как рожала Мышка Маша или кесарево сечение у хомяка». И этого рассказа тоже бы не было. Хомяки в неволе живут два года. Как это страшно мало по нашим человеческим меркам. Как иногда совершенно нечего сказать о том, кто прожил семьдесят лет. И как иногда много можно написать о том, кто не прожил даже двух. Значит, он зачем – то жил. Значит, он зачем-то был. Значит, он зачем-то….
Свидетельство о публикации №210060201189