Старики. Роберт

На улице ноябрьский дождь, который может скоро закончиться, но пока льет сверху, как из шланга. Дом моей новой подопечной находится в двух минутах ходьбы от остановки, но без зонта я успеваю вымокнуть. Несмотря на осеннюю погоду, вокруг дома цветут роскошные розы нескольких оттенков, да и небольшой восьмиквартирный дом выглядит ухоженным и нарядным.
Дверь мне открывает седой высокий старик с коротко подстриженными усами. Он радостно улыбается, как близкой родственнице, но я понимаю, что это просто вежливость, потому что я пришла в дом умирающей от рака Сьюзан – жены этого старика по имени Роберт.
В компании по уходу мне сказали, что Роберт проходит химиотерапию от рака предстательной железы, а Сьюзан отказалась умирать в больнице и попросила привезти ее домой.  Роберт спешит на процедуры в центр Хайфы,  просит меня побыть с женой до его приезда.

Сьюзи 73 года,  она уже ничего не ест, держится на обезболивающих, но голова ее ясная, только сил разговаривать почти нет. Женщину нельзя назвать старушкой даже при ее плачевном состоянии – это дама с достоинством, опрятно причесанная, одетая в дорогое белье. Сьюзи задала мне несколько вопросов и ответила на мои.
Они с Робертом женаты около полусотни лет, приехали из Алжира, в то время как вся родня поехала во Францию. Двое детей живут поблизости, а одна дочь после обучения в университете осталась в Париже. Родными языками считают французский и иврит.

Я осматриваюсь. В квартире много картин и эскизов обнаженных женщин, написанные маслом пейзажи и красивые подсолнухи, исполненные простым карандашом. Роберт  - любитель прекрасного, поэтому несколько стеклянных шкафчиков в большой комнате заполнены крошечными статуэтками и шкатулками. Красиво!
Спрашиваю у Сьюзи, чем ей помочь. Устало улыбаясь,  женщина говорит, что ей не поможет даже Бог, потому я могу приносить с собой книжку и читать в ожидании прихода Роберта.
Ну нет! Я так не могу! Предлагаю протереть пыль со статуэток, десятки которых стоят по всей квартире и пылятся. Сьюзи пожимает плечиком и  говорит,  что я могу делать, что захочу, только не надо поднимать тяжести – ведро с водой наполнять наполовину.
Меня удивляет неожиданная забота человека, который знает, что его собственный жизненный  срок отмерен лишь неделями, а не месяцами.

Роберт задержался на час,  поэтому долго извинялся, хотя предложил заплатить за этот час двойную стоимость. Я сказала, что он не миллионер, поэтому я не возьму лишнего. Старик открыл верхний ящик тумбочки, где в шкатулке лежали более сотни металлических монет достоинством в 10 шекелей ( 2,5 доллара) и сказал, чтобы я брала деньги отттуда  впредь, когда перерабатываю, если его нет дома. Я покачала головой, что чужие шкафы не открываю , и это его обрадовало:
 - Я так не люблю, когда в моих вещах кто-то копается, и сам не люблю брать вещи из чужих.

Его жена застонала, и мы бросились к ее кровати. Сьюзи сделала знак, чтобы я вышла и попросила Роберта поставить ей обезболивающую свечу. Через пару минут он вышел из спальни и беззвучно зарыдал, привалившись к стене и закрывая махровым полотенцем лицо.  Успокоившись немного, он одними губами сказал, что жена не проживет больше недели – так сказала вчера врач, которая ставила капельницу.

Сьюзи угасала, говорила все тише. Ей звонили братья и дочь из Парижа в отсутствие  Роберта, когда Сьюзи спала, и мы о чем-то даже говорили: они – на французском, а я – на иврите, хотя с таким же успехом могла говорить на русском, т.к. языков друг друга мы не знали, но как-то понимали. Капельницы продлили жизнь бедной женщины еще на неделю сверх предсказанной врачом. В тот день я налила в ведро воду, чтобы полить цветы, как увидела, что Сьюзи слегка шевелит рукой, чтобы я подошла. Не сразу, но я поняла, что она бессильно прошептала:
 - Не носи тяжелые ведра, не спеши...
Это были ее последние слова. Сначала мне показалось, что женщина уснула, но вдруг я поняла, что она умирает. Набрала телефонные номера ее детей, чтобы успели увидеть мать живой, но Сьюзи уже не открыла глаза и умерла вскоре после моего ухода.

Вечером мне позвонил плачущий Роберт и попросил прийти через неделю помочь с уборкой.
Когда я пришла, мы с час просто разговаривали о его семье.
 - Ты знаешь, - поделился Роберт, - мой внук женился на русской девушке, которая несколько месяцев назад родила девочку Дашу. Так она меня не понимает, потому что ее мама говорит с ней по- русски, а я знаю только ИДИ СЮДА.
 - Роберт, хотите, я принесу иврито-русский словарь?
 - Приходи через неделю помочь убрать и принеси словарь.

Продолжая принимать химиотерапию, в свободное время Роберт учил слова, которые могли пригодиться при общении с малышкой и помогали уйти от печальных мыслей. А однажды он встретил меня с загадочным видом, усадил на диван, включил музыку и запел караоке «Очи черные». Красивый и крепкий голос с акцентом выводил: «Очи страстные и прекрасные...»
 - Поясни мне, что такое «очи», «страстные», «жгучие», «знать», «недобрый»...
И я поняла,  какой сложный наш русский язык, что таких будто бы обычных слов нет в 70-ти тысячном словаре! Иврит гораздо примитивнее, поэтому эта песня сразу  потускнела в моем переводе, что совсем не огорчило «ученика».

Все чаще я не заставала Роберта дома. Он отдал мне запасные ключи, чтобы я не ждала его, оставлял деньги на тумбочке и иногда на столе новый эскиз, чтобы я его посмотрела. У нас сложились дружеские отношения, поэтому я откровенно говорила, что мне не очень нравятся эскизы его обнаженных дам, но однажды я оставила записку, где восхитилась новой картиной, выполненной белой краской  на сером фоне. А через месяц был праздник еврейского нового года, и Роберт вручил мне подарок в красивой обертке. Там была понравившаяся мне картина.

После праздника  закончивший лечение Роберт улетел в Париж на две недели, но позвонил и предупредил, что задержится еще на месяц. Когда после его звонка я пришла в дом, Роберт встретил меня сияющими глазами, помолодевшим лицом и каким-то вдохновленным настроением, что я вместо приветствия спросила:
 - Что-то случилось, Роберт?
Он чмокнул меня в щеку, как это принято в нашей стране при приветствии, и, повернувшись в сторону спальни, позвал:
 - МонИк! Моник!
В прихожую вышла худенькая некрасивая женщина в спортивной одежде с короткой стрижкой на голове, морщинистым, но ухоженным лицом, ненавязчиво пахнущая «Диором».

Роберт, воркуя, произнес несколько фраз на французском, Моник всплеснула руками, будто узнавая меня, как дальнюю родственницу, и энергично обняла. Мне не оставалось ничего, как также обнять ее в порыве  «родственных» чувств. Мы простояли в прохожей более получаса, не догадавшись пройти в салон и сесть, чтобы побеседовать. Роберт переводил наше щебетанье, потому что Моник оказалась любопытной и улыбчивой дамой, при общении  с которой  не исчезает ощущение, что  знакома с ней целую вечность. Она достала шкатулочку, которую купила для меня в Париже вместе с Робертом. Приятно.

Роберт рассказал, что Моник тоже художник-любитель, поет в каком-то обществе, детей и мужа не имеет, моложе Роберта почти на 10 лет.

Каждый год Роберт уезжал в Париж на полгода и привозил Моник на месяц в Израиль. Возвращаясь в страну, он звонил мне, чтобы я его навестила, и вручал мне небольшой парижский сувенир. Моник визжала от радости, как подросток, обнимая меня, а я была рада видеть ее и как расцвел Роберт.
Они стали счастливой влюбленной парой, в ауру их счастья попадали все, кто находился в зоне общения с ними. На стенах квартиры Роберта уже не появлялись эскизы обнаженных женщин, и я спросила, не забросил ли он рисование. Оказывается, у его натурщицы случилась беда – в теракте погиб ее единственный сын, и женщина бросила свое занятие. Роберт сказал, что больше не хочет рисовать женщин – ему хватает времени только на общение с Моник.
 - Роберт,  а Вы знали Моник при жизни Сьюзи? - спросила я, уверенная в том, что они знакомы давно.
 -  Разреши не отвечать тебе на этот вопрос, - с лукавой улыбкой попросил сияющий Роберт.

Старики. Яков и Хана.
http://proza.ru/2008/06/27/46