Верую!

 «Верую!»
-Эх, яблочко, куды ты котисси?
В ВЧК попадёшь – не воротисси!..

Метла, поводок из толстой бечевы с несколькими хвостами и большущими крюками на них, за что-то зацепилась. Крепко зацепилась. Сидор плюнул с досады, как привык – в лодку. Усмехнулся – большевик, а всё держится старых морских суеверий. Стал осторожно выбирать снасть: поддалась. Видимо, коряга не очень тяжёлая – даже лодку к ней не повело.
- Сейчас, родимая, сейчас… - Пальцы сами знают как обойти страшные осетровые крючки. Скользят поводки, идёт коряга. – В трюм тебе воды по глотку… Кажись утопленница… - На конце поводков появилась копна роскошных волос с зеленоватым отливом. – Давно ж ты тут рыбку ловишь…
- Эй! Ты что, очумел?!! – Хозяйка чудесной гривы яростно шлёпнула хвостом по по поверхности воды. – А ну, не балуй!
- Разъядрить твою налево!!! Кикимора!
- Сам ты – три дня зенки заливал! Моргалы-то протри! Русалка я! Отпусти, сказала!!..
- Тебе слова ащё нихто не давал! Я тут власть! Я – председатель губсовета Сидор Петрович Перемышин! Боцман с крейсера «Осляба»! Член ВКПБ с одна тыща осемьсоть осемьдесять девятого году! Ясенно?!!
- Мне не интересна земля! Это моё озеро!
- Что?! Буржуазные замашки?! Да я тебе… - Рука Сидора потянулась к «Маузеру».
- Э-э-э! Охолонь! Волосы отпусти и разбежимся.
- Ща… - Сидор ухмыльнулся, подобрал поводки. – А ты ничо: мяконькая…
- Волосы отпусти! А то закупаю до смерти!
- Ага! Ещё не человек, а права уже качает!!! – Нож был вечор точен, поэтому отмахнул волосы чуть не у самого затылка в один взмах. – Плыви, рыба моя.
- Ты что?!! Совсем спятил?!! – Глаза русалки сверкали яростью и обидой.
- Я тебе покажу, как власть не уважать!!!
- Я сама Власть на этом озере! И всё здесь в моей власти!!
- Чо?! Вся полнота Власти принадлежит Советам Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов! Контра!
Маузер грохнул в предутренней тишине как орудие главного калибра, но русалка успела нырнуть.
- Вот так вот… Нету в губернии власти выше мово маузеру… - Сидор мечтательно улыбнулся. – Хотя, зря отпустил: девка справная, даром что с хвостом… Надоть было хоть потискать, а то ащо чё… - Лодка вздрогнула от удара в днище. – Балуешь, стерва!
Сидор схватил весло и от души лупанул по воде лопастью. – Так в японскую они глушили японских ныряльщиков. Но на русалку это не подействовало, и лодка снова подпрыгнула.
- Я ж тебя, бестия!
- Значит власть?! – Голос русалки звенел от ярости. – Значит всё дозволено?! Ну, тогда выберись из моего тумана!!!
Удар хвостом и Сидора окатила с головы до ног волна чистейшей холодной озёрной воды. Потом ещё.
- Стервы бабы… Хоть с ногами, хоть с хвостом…

***

Сидор сторожко огляделся вокруг. Туман был настолько густой, что нос лодки едва проглядывал из зыбких молочных потоков туманных языков.
- Стерва… Так просто моряка не замаешь! Вот там ветла была. Я к ней носом стоял… Там был остров. Значится, мне от него и прямо к мельничному затону. Тут течение. Меня так просто не проведёшь!..
Сидор сел на банку, вставил вёсла в уключины и погрёб. Красиво, строго по уставу: хоть сейчас на адмиральский смотр. Держал ориентир на ветлу, пока мог.


Рядом с лодкой снова плеснуло. Сидор злобно плюнул в воду и посмотрел через плечо: так и есть – опять эта трижды клятая ветла.
- Что, матросик? Тоска ещё не берёт? Ничего, не долго уже. Вечерком на донышке встретимся. Побалуем, как тебе хотелось!.. Век мои ласки помнить будешь! Я плату за обиду с лихвой возьму!..
И снова тишина. Только Сидор не стал дожидаться продолжения, а вновь налёг на вёсла. Плечи уже начали болеть и гребки выходили уже не столь широкими и мощными. Сидор на минуту выпустил из рук весло и утёр пот со лба. Подняв глаза, он снова увидел ту же ветлу, только была она уже не сзади, а прямо перед лодкой.
- Тьфу, пропасть!..
- Ничего, касатик, то ли ещё будет! Смотри, а лодочка-то того – течёт! Будешь, будешь ты у меня вечным гостем! Заплатишь за мои волосы! Будешь лежать под корягой и видеть, как раки тебя щиплют и растаскивают! – Русалка звонко рассмеялась.
Сидор промолчал: патроны в маузере давно кончились, а спину всё больше сводило от усталости. Он подхватил плошку и снова начал вычерпывать воду. В днище лодки нет-нет а что-то ударяло, скребло, за бортом шумно плескало, по борту постукивало и было слышно весёлое затаённое хихиканье.
- Сегодня на ужин у рыбок – рыбак: колесо повернулось и в мире бардак…
Сидор упёрся ногами в брус шпангоута и снова погрёб, стараясь не выпускать ветлу из поля зрения.
- Господи… Пропаду по глупости…
- Нет, морячёк – за подлость твою. Отомщу я тебе за кудри мои! Лодочка течёт, скоро вечер… До ноченьки не долго осталось. Скоро я тебя обниму и приласкаю… - Шёпот был тихий, но Сидор отчётливо слышал каждое слово и от неизбежности, звучащей в нём, гибели, ему мучительно захотелось найти хоть какой-то выход…

***

Он уже ничего не хотел. Перед глазами всё качалось и плыло, и он грёб просто потому, что привык что-то делать. Что – уже было не важно.
Перед глазами мелькнула речка Кондурча. Извилистая, но глубокая, хотя перейти по мостику до церкви – всего-то четыре сажени. Не хочется, а идти надо.
- Идём, идём, сынок. Опоздаем.
- Куда?
- Так вечерня, олух ты мой.
- А разве можно к Богу опоздать?
- К Богу нет, а вот к службе можно.
- А к чему та служба-то? Бог подождёт.
- Господь подождёт, а вот Смерть – нет. Успеть надо, душу спасти. Слышь: колокол бьёт. Торопись душу спасти!..

***

Сидор очнулся и снова услышал тихий, протяжный удар…
- Колокол… Вечерня…
Повинуясь внезапному порыву, он погрёб на звук. А колокол бил мерно, протяжно… Звал. Торопил:
- Не опоздай! Душу спасти!

***

Под килем захрустел песок. Сидор выбрался из лодки. Молоко тумана покрывало всё вокруг. Но колокол продолжал звонить. Звал, торопил, сгоняя дурнотную отупляющую тоску безнадёжности.

***

Это была маленькая подорожная часовенка. На надвратной балке висел колокол размером с рынду. Верёвка запуталась в причудливый узел и ветер, раскачивая его, мерно бил в колокол.
Сидор с трудом отодвинул створку ограды и побрёл к темнеющей в тумане церквушке. Над дверью кто-то в незапамятные времена вырезал Богоматерь. Младенец сурово смотрел на грешную душу Сидора, словно размышляя: стоит ли пускать грешника?
Дверь была не заперта. Он двинулся к аналою. Маленький иконостас: Христос Пантократор, рядом Пантелеймон и Святой Воитель. Колени подломились и Сидор впервые за много лет преклонил колени.
- Прости, Господи… Грешен… Нет мне прощения, всё гордыня моя. Лишь на милость твою уповаю…
Туман клубился у порога, не решаясь перетечь в намоленное место.
- Сил нет сказать, что душа жаждет! Дай силы разобраться! Верую в Господа Нашего Триединого, на милость Его уповаю!
Сквозь клубы тумана пробился прощальный закатный лучик, осветив суровые лики…