Sorciere

Осень приближалась тихими шагами. Девушка шла по саду. Осень уже трепала листья яблонь. Деревья старые и корявые. Давно заброшенный сад. Она цепляла платьем засохшие ромашки. Грустный взгляд скользил по дому, где жили ее бабушка и дедушка. Заколоченные окна и пустые рамы отвечали ей той же грустью. Девушка шла дальше. Здесь. Где-то здесь. За домом росли кусты шиповника, чьи облетевшие лепестки, словно капли крови, словно отпечатки случившегося преступления. Здесь, рядом с кладкой прямо под большой выщерблиной на кирпиче. Девушка судорожно разгребала землю. Сухая земля превращалась в пыль. Ветер будто почувствовал неладное, взмыл в небо с мольбами о помощи, рухнул вниз, стал метаться вокруг девушки, трепать ее черные волосы, смахивать слезы с ее белого лица, вздымать уже начавшие опадать листья. Она вздрогнула. Подняла голову. Прямо над ней окно с выбитыми стеклами, с печальным взглядом на холмистый пейзаж. Ее схватили воспоминания.
Она стоит в бледно голубом платье и шляпе с лентами рядом с кустом шиповника. Улыбается и смотрит в небо, где трепещет воздушный змей. Такой легкий и яркий, среди выгоревшего августовского неба над ее четырехлетней головой. Она перевела холодный взгляд на серую землю и испачканные руки. Слишком много времени прошло, слишком много изменилось. Изменилась она сама. Ей уже не четыре, ей восемнадцать. Старый дом скрипнул ставнями, она вернулась. Склонилась и продолжила разгребать землю. Пальцы наткнулись на жестяную коробочку, проржавевшую от времени, помятую, с еле заметным рисунком. Когда-то на ней были райские птицы и фонтан. Она вспомнила, что в ней были леденцы, когда ей подарил коробочку дедушка. Она тряхнула головой. Она не из-за воспоминаний здесь. Когда ей было четыре, ее отец умер от сердечного приступа, через месяц мама кинулась с обрыва в реку, её даже не нашли. Старшая сестра исчезла через несколько лет.
 Ветер взбесился. Небо мучительно стонало, разгоняя редкие облачка.
Она жила у бабушки с дедушкой пока в 12 лет не уехала учиться в город. Перед отъездом бабушка дала ей письмо и сказала, что бы прочла его, если она не успеет ей все сказать. Vivant послушно спрятала письмо в коробочку, где с самого детства прятала самое ценное: мамину сережку, фотографию отца и ключик неизвестно от чего, но бабушка тоже просила его спрятать. Сейчас она держала в руках ту самую коробочку, и сердце тяжелыми ударами ухало в осенней чехарде листьев. Все вокруг трепетало подобно ее душе. Она ждала чего-то, ждала ответы о смертях, ждала разгадки этой тайны. Жестяная коробочка устало скрипнула и открылась, долго ждала она свою хозяйку. Дрожащие пальцы достали маленькую сережку. Она была из золота с зеленым камнем и оправой в виде лап держащих камень. Сережка ни капельки не изменилась, не поблек камень, не померкло золото, только она так и не проколола уши. Жаль. Выцветшая фотография с изображением красивого мужского лица дрожала в ее руках. Письмо. Вот оно. Девушка развернула пожелтевшую бумагу. Строчки, выведенные ровным и спокойным подчерком, слагались в слова. «Милая Vivant, прости, что не сказала сразу. Пойми, я боялась. Каждая из нас, каждая несет на себе проклятье Sorciere. Это проклятье рядом с нами всю жизнь. Мы ведьмы, бесценная моя Vivant. Я знаю. Теперь ты знаешь. И я, и твоя мать, и старшая сестра - ведьмы. И мир жесток, мы «неприемлемы» для общества. Мы хотели спасти тебя от этого, разбив метку Sorciere на две части, носили ее на себе. По отдельности кусочки метки притягивали к нам несчастья, и боюсь, что тебе придется собрать их вновь, скрепив своей душой. Прости». Девушка прочла вновь и вновь. Сердце, то камнем падало вниз, то взлетало вверх. Агония, эйфория, отчаяние накатывали на нее волнами. Она как утопающий пыталась схватиться за воздух, который холодел в осенних сумерках. Наконец она свернула письмо и положила обратно. Что ж она найдет части, соединит их, ибо иначе не может быть. Это единственная цель ее жизни. Цель сделать то, что не смогла сделать ее сестра.
Она поднялась. Тело и душу будто заливала холодная сталь. Последние лучи, скользили, тихими бликами по дорожкам слез на ее лице. Это последний закат. Последняя слеза. Она вдыхала осень. Осень истины. Она знает, чего стоит ее жизнь и для чего она предназначена. Она выкинула свои мысли. Осталась только интуиция, которая тянула ее в дом. Скрипнуло крыльцо. Деревянные ступени прогнили и покрылись мхом. Дверь с все той же медной ручкой послушно открылась перед хозяйкой. Дом пугал всех своей дурной славой, но ее встретил благодушно. Мрак выползал из углов и тянулся к ее ногам, но, чуть коснувшись, отдергивал свои щупальца. На секунду она задумалась, но тут же выкинула свои мысли оставив только чувства, эмоции. Деревянные половицы скрипели под ее шагами. Стены потемнели, обои отвалились, носился сквозняк. Такой родной, такой любимый дом. Лестница на второй этаж совсем сгнила и провалилась, а Vivant так тянуло наверх. Душа рванулась наверх, и она шагнула вслед за ней. Шаг. Еще. Пустота под ее ногами слагалась в невидимые ступени, по которым шла ее душа. Гулкое эхо шагов раздалось по 2 этажу. Вторая дверь слева. Комната бабушки. Она открыла дверь. Все в комнате покрыл толстый слой пыли. Но предметы остались нетронуты. Кровать чуть примята, опрокинут стул. На столе стоит шкатулка. Красное дерево и медный замочек. Взгляд, наполненный отчаяньем, скользнул по комнате в поисках ключа и вновь вернулся к шкатулке. Она ответила скрипом и открылась. На дне был лишь медальон. Зеленый камень, серебряная оправа в виде крыльев. Она поняла это и есть кусочек метки, который бабушка носила. Девушка встрепенулась, схватила нож для бумаги и отрезала полоску старой портьеры из бордового бархата. Продела ленту, одела медальон. Он тут же обжег ее кожу. Стиснув зубы, она взяла сережку и вставила ее в ухо, кровь брызнула из проткнутой мочки, боль разлилась по телу и выскользнула из него, взвившись в небо. Дом вздрогнул, небо пошатнулось, ветер бился в предсмертной агонии. Начали с треском падать балки. Пол под ней провалился, и она полетела вниз. Ее встретил холодный каменный пол подвала. Фундамент был на много старее чем дом. Холодный темный камень составлял основу. Гладкий пол начал медленно наклонятся, и она заскользила вниз. Попыталась ухватиться за что-то, только вокруг камень – гладкий и холодный. Она разбивала пальцы в кровь в попытках ухватиться, но безуспешно. Душа вновь проснулась. Она оттолкнулась и полетела вниз стремительно и легко. Она не думала о боли, о смерти, о том, что будет. Она повиновалась своему сердцу и душе, а не разуму. Закрыв глаза, она уносилась на встречу своему будущему, даже если это смерть, она еще будет. Будет у каждого.
Гигантская зала, светлая и пустая. Одна половина из черного мрамора и гранита. Высокие стрельчатые окна поднимались вверх, поддерживая небо. За окнами шел снег, были видны горы, туманная луна сквозь плывущие облака. Вторая половина зала из белого мрамора заполнена золотым светом заходящего солнца. Vivant не удержалась и подошла к окну. Она никогда не видела моря, но поняла что это именно оно. Спокойное и тихое оно послушно скрывало солнце и, кажется, светилось изнутри. Она смотрела на него откуда-то сверху, парила вместе с тихим морским ветром.
Её одолевало желание прыгнуть в море, оно ласково звало ее готовое принять ее тело и душу. Она не выдержала и прыгнула. Теплая обхватила ее мягкими объятьями, но, коснувшись метки, вздрогнула, закипела, стала нестерпимо горячей и будто обиженная обманом кинула Vivant в снег.
Она перевернулась на спину, тяжело дыша. Серое небо осыпало ее снежными хлопьями. Они ложились на ее белое лицо и скатывались вместе со слезами, они ложились на ее черные волосы и прятали ее среди этого белого безмолвия. Холод равнодушно пробирался по ее телу, превращая его в камень, пробирался по ее душе, превращая ее в лед. Коснулся ее сердца, и оно покрылось ледяной коркой, замерло. Но вздрогнуло и вновь забилось, разгоняя боль по телу. Она не может просто так смириться с этим. Она должна. Она встала. Дома не существовало. В воздухе висели полупрозрачные стрельчатые окна. Вновь отчаяние подбросило ее уставшее тело и швырнуло в окно. Со звоном разлетелось стекло, осколки царапали ее, словно виня. Кровь капала на черный мраморный пол. Кровь горела. Плясали языки пламени. Кровь текла на светлую половину и тоже горела. Vivant вырвала сережку и швырнула ее на белый мрамор. Витражи рухнули и разлетелись, дикое пламя плавило камень. Медальон полетел в другую сторону и вновь пламя. Огонь перемешался с холодом, снег с пеплом. Такая смерть ждет ее. Что ж она сделала все, что хотела.
«Последнее желание… последнее желание твоей души» - шептало пламя.
«Последнее желание… последнее желание твоей души» - отдавались эхом стены.
«Последнее желание… последнее желание твоей души» - звенели снежинки смешанные с пеплом.
Она закрыла глаза и ее чувства молчали, ее душа молчала.

Рухнули стены вокруг нее, как мираж.
Гостиная старого деревянного дома ее бабушки. Старое фортепьяно, расстроенное и растрепанное. Она положила руки на старые клавиши. Провела рукой и вспомнила старую песню, что пела и мама и бабушка. Ветер сошел с ума , солнце погасло, тело умерло, а душа все играла на старом фортепьяно и пела в старой обшарпанной гостиной.

На утро в старом заброшенном доме нашли девушку, которая лежала в гостиной и тихо улыбалась. В ее зеленых глазах отражалась осень…


*Sorciere - ведьма
*Vivant - живая