Помоги сыну своему

Произошла эта история в "лихие девяностые"...
Нравилось 35-летнему каменщику Сереге Скитальцеву  путешествовать по разным городам и весям. Видно, фамилия звала в путь. Не желал он жить на одном месте, и все тут. Вот и нынче возвращался крутой профессионал из столицы в родной город с немалой суммой денег в кармане. Его разношерстной бригаде удалось хорошо заработать на выгодной «шабашке» - строительстве шикарного офиса для какой-то новоиспеченной фирмы. Здание строили по евростандартам, а потому и зарплата получилась вполне европейская, какая местным строителям и не снилась.

Сначала Серега решил гульнуть в городе на полную катушку: вкусно поесть, выпить, расслабиться, так чтобы напрочь позабылась собачья работенка от зари до зари на холодном ветру и темные ночи на лавках в плохо отапливаемом фургончике. Теперь-то наконец можно почувствовать себя богатым человеком, хотя бы на неделю-другую. А когда спустит в кабаках весь свой заработок, начнет кликать верную «бригаду ух», и снова в путь -  на новые места за большими деньгами.
И все же часть заработанного Серега заботливо отложил для жены, тещи и двух сыновей-подростков, которые обретались в десяти километрах от города, в небольшой деревне, где был у них собственный дом с хорошим подсобным хозяйством   и десятью сотками земли. Иногда  Серегу грызла совесть. Ведь был он беглым отцом и злостным неплательщиком алиментов. Отследить его перемещения было трудно, никто не ведал о его доходах и не мог его заарканить и водворить в семью. Серегу радовала эта вольная  волюшка. Ни о ком не надо заботиться, переживать,  отчета о жизни и поступках никто не потребует. Он бросил жену Люсю восемь лет тому назад. Так надоело ее вечное нытье, так раздражал шум и гам сыновей-погодков, которые все время дрались, никак не желая ладить между собой. Но больше всего доставала теща. Она грызла и упрекала Серегу за то, что отдавал Люсе не всю зарплату, любил выпить и пообщаться с друзьями. Но ведь при таком-то огороде, как у них, при домашней скотине и курах вполне можно было жить и без всяких денег, натуральным, как говорится, хозяйством. Только вкалывай, не ленись. И однажды Серега, поразмыслив так, сбежал от законной супруги навсегда, чтобы начать жизнь трудяги-бродяги, вольного каменщика.
Иногда он присылал жене деньги, порой даже приличные, но не регулярно. Вспоминал вдруг, что мальчишек все же учить-одевать надо, чтобы росли не хуже других.
Нынче же Серега надумал самолично съездить на денек к себе в деревню – навестить жену и сыновей, вручить им часть своего царского заработка. Приятно будет посмотреть, как все они обрадуются его деньгам и гостинцам. А может, и его приезду обрадуются тоже? Не совсем еще забыли блудного главу семейства? Ему очень хотелось взглянуть на подросших мальчишек. Настоящими ли мужиками растут, не прячутся ли за маменькину юбку? Правда, было немножко боязно встретиться с Люсей: не погнала бы она его скалкой прочь из дома. Но это вряд ли. Как деньги выложит – враз все обиды забудутся. Нынешняя жизнь, она на деньгах строится.

Перед отъездом в деревню Серега зашел на базар и купил там яблок, апельсинов, шоколадных конфет и заморское чудо – ананас, который его пацанята вряд ли когда пробовали. Пусть знают, что не такой уж батька жмот и может угостить их на славу.
У хлебных ларьков Серега заметил мальчишку лет двенадцати, продающего газеты. Тонким голоском парнишка покрикивал: «А вот «Клубничка», «Народная газета», «Ведомости». С программой на неделю».  «Купить, что ли?» - лениво подумал Серега. И вдруг увидел, что к юному продавцу подходят сзади трое парней лет четырнадцати-пятнадцати, настроенных, похоже, не очень мирно. Самый высокий без лишних слов ударил пацаненка по затылку. Тот дернулся, резко обернулся, потрепанная ушанка упала на грязный снег.
- Тебе говорили, чтоб тут не продавал, - услышал Серега злой голос высокого. – Нарываешься! Гони выручку!
- Не отдам! – жалобно вскрикнул мальчик.
Плотный парень с поросячьим личиком толкнул его и выхватил из рук пачку газет. Часть из них посыпалась под ноги. Длинный тем временем начал бесстыдно шарить в карманах мальчишки в поисках денег.
А мимо шли люди и ничего «не замечали», отворачивались. Не их это было дело, ввязываться в скандал чумазых базарных оборвышей. Серега тоже хотел отвернуться и побыстрее отойти. Но вдруг увидел, как по щекам пацаненка потекли слезы. Мгновенная жалость как будто обожгла. Он шагнул к подросткам, взял за плечо длинного и сказал, тяжело чеканя слова:
- А ну-ка живо отдай ему деньги. Да газеты с земли собери.
- Ну ты чё, мужик, в натуре? Вали отсюда! Мы тебя трогали? – попытался вывернуться из-под мужской руки парень, но ему это не удалось. Серега держал цепко, словно клещами. Силенкой Бог не обидел.
- Поторопись, пока плечо не хрустнуло, - зловеще сказал он.
И длинный неловко сунул мальчишке отобранные деньги. Потом трое «рэкетиров» ретировались с базара, предварительно обругав Серегу и пригрозив ему будущей расправой.
Мальчишка утер слезы, подобрал газеты, буркнул смущенно: «Спасибо вам» - и хотел было тоже куда-то ускользнуть, но Серега остановил его и посоветовал:
- Ты бы в другом месте торговал, парень. Не дадут они тебе покоя.
- Они где хочешь найдут, - вздохнул мальчишка.-  А я маме помогать должен. Хоть сколько-то денег заработать. Трудно живем. Отец-то нас бросил.
- Бывает, - кивнул Серега, и что-то неприятно-тоскливое скребануло по сердцу.- На вот тебе в утешение пару апельсинов да яблочко. И не реви больше, не мужское это дело – слезы.
На том и разошлись.
               
Через некоторое время Серега трясся в битком набитом пригородном автобусе – до деревни, где его никто не ждал. Он радовался предстоящей встрече, но радость эта была какая-то ущербная, виноватая, что ли. А внутри что-то словно замирало: как его встретят жена и сыновья? Пустят ли на порог?
Вот и знакомая деревенская улица. Сугробы белые-белые, чистые, каких в городе не увидишь. А кругом ни души. Может, и Люся еще на работе, а ребята в школе; одна тёща ненаглядная ждет-пождет его возвращения, чтобы сказать всё, что она думает о его восьмилетнем отсутствии.
У калитки Серега в нерешительности остановился, потоптался, а потом махнул рукой  и направился к дому. Темные сени накрыли его уютным теплом, он протянул руку и нащупал на гвозде знакомый деревянный ковшик: никуда не делся, как висел здесь испокон веков, так и висит. Входная дверь чуть скрипнула. Серега перешагнул порог и сразу увидел Люсю, которая кочергой ворошила угли в печи. Была она какая-то слишком худенькая, тонкорукая, около глаз проступали морщинки, которых раньше не было заметно.
- Ну, здравствуй, что ли, жена, - негромко сказал Серега. – Пустишь ли в дом, не прогонишь?
Люся ойкнула, чуть не выронила кочергу, замигала, и похоже было, что сейчас заплачет.
- Ты вернулся, что ли? – шепотом спросила она, прижав ладони к мгновенно запылавшим щекам. – Насовсем?
- Да нет, не насовсем – побывать, - виновато откликнулся Серега. – На тебя посмотреть, на мальчишек. Вот денег привез, гостинцев.
Жена вздохнула как-то горестно, а может, это ему просто почудилось. Потом она засуетилась, начала приглашать гостя в горницу. Но Серега всё чего-то медлил, оглядывался и наконец спросил с затаенным волнением:
- А мальчишки где? Петька и Славка.
- Славик, младшенький, за домом у сарайки дрова колет. Он у нас в семье главный работник. А Петька в школе: во вторую смену учится. Да и когда придет, неизвестно. Совсем от рук отбился. Курит, дерется, ругается. Ни я, ни бабушка сладить с ним не можем. Завел каких-то плохих дружков из соседней деревни. Про них говорят, что совсем пропащие – наркоманы. Как бы и Петенька не попробовал этого зелья. Боюсь я. Мужская рука ему нужна, мужская воля…
Серега помолчал, раздумывая, а потом сказал жене:
- Давай вместе до Славки сходим, взглянуть на него хочется, каким он стал. Ведь и не узнаю, наверно.

Та кивнула, и они вышли на улицу. У сарая невысокий паренек ловко и сноровисто, будто настоящий мужик, орудовал топором. Серега  залюбовался его работой. Мальчишка повернулся к нему, встретился глазами, и Серега признал в нем своего сегодняшнего знакомого – юного продавца газет, которого не дал в обиду. Славка заулыбался, положил топор и чинно направился к матери и Сергею.
- Ой, здрасьте! – сказал он весело. – А вы к нам в гости? Мам, это тот дяденька, который меня от шпаны защитил, я тебе рассказывал!
- Славик, это твой отец…- тихонько сказала Люся и замолчала, не зная, видно, что объяснять сыну дальше.
Славкины брови взметнулись, рот слегка приоткрылся от удивления. А потом… глаза мальчишки засияли неудержимой радостью.
- Правда? Вот здорово! – воскликнул он. – Я же тебе, мам, всегда говорил, что папка ещё вернется. Не знаю, чего ты плакала и не верила. Вот он и вернулся! Сильный, смелый, никого не боится!
И Славка солидно, как взрослый, подал Сергею руку и сказал:
- Мы очень рады!
Потом все пошли в дом, уселись за стол. Ужинали, пили чай, пробовали Серегины гостинцы. Теплым и добрым показался Сергею деревенский дом, где, оказывается, его не забыли, ждали и не упрекали ни за что.
Но не все благополучно было в семье. Теща второй месяц лежала в больнице. Люсиной зарплаты не хватало на самые необходимые вещи. Да еще не давала покоя тревога о старшем сыне Петьке. Восьмой час вечера, он давно бы должен вернуться из школы, а его все не видно.
Серега вздохнул разочарованно оттого, что не дождался старшего сынка, поднялся из-за стола и сообщил, что должен идти на последний автобус, иначе опоздает. Люся начала уговаривать его остаться, переночевать. Славка смотрел непонимающими, грустными глазами: отчего это так замечательно появившийся отец хочет снова пропасть неизвестно куда?
Вдруг в окно постучали. Люся выбежала на крыльцо, Серега подался за ней и услышал, как соседский мальчишка рассказывает, будто бы Петька с большими парнями пошел в соседнюю деревню самогонку пить. А когда вернется, неизвестно. Может, и ночевать там останется. Люся заплакала, быстро стала надевать пальто, валенки. Повернулась к Сереге, он увидел в ее глазах безысходную тоску и боль.
- Подожди, я с тобой, - сказал он вдруг. – Наплевать на последний автобус.
И они пошли через заснеженное вечернее поле по узенькой тропинке, почти заметенной снегом. Один раз Люся поскользнулась и неловко села в сугроб. Серега осторожно поднял ее, отряхнул, и ему вдруг захотелось прижать ее к себе, отогреть, успокоить. Но он сдержался: не стоит разводить нежности.
Дом, куда постучалась Люся, казалось, ходил ходуном от шумного веселья, музыки, чьих-то пьяных выкриков. Дверь открыл парень лет восемнадцати и грубо спросил: «Чё надо?»
- Мы за Петей Скитальцевым, - нерешительно сказала Люся. – Ему домой пора.
- Нет здесь Петьки Скитальцева, - осклабился парень. – Шли бы вы своей дорожкой, не мешали кайф ловить.
Он хотел захлопнуть дверь, но Серега ловко отодвинул его в сторону, пропустил Люсю, и они вошли в дом.
Веселый кутеж был в самом разгаре, и их тринадцатилетний сынок Петенька  сидел чуть не в самом центре стола со стаканом самогонки в руках. Мать бросилась к нему, отобрала стакан и закричала, почти заплакала:   
- Как же не стыдно тебе, Пётр! Я все глаза проглядела! К тебе вот отец приехал, а ты тут распиваешь…
- Какой еще отец? – хрипло спросил Петька. – Нет у меня никакого отца!
В избе стало тихо.
- Есть у тебя отец, есть. Забыл, так вспоминай, - глухо сказал Серега. – И как отец я требую, чтобы ты немедленно вернулся домой. Видишь, мать расстраивается.
- А плевать я хотел на твои приказы, - ощерился подросток. – Ты для меня никто. Неизвестно откуда взялся-то. А завтра, может, опять пропадешь. Не пойду я с вами: мне и здесь хорошо.
Сергей подошел к Петьке, крепко взял его за руку, поднял из-за стола, заглянул в глаза и сказал, раздельно и твердо:
- Будь уверен, парень, я пришел домой навсегда. И теперь мы вместе – ты и я – должны позаботиться о том, чтобы мама больше никогда не плакала. Ты меня понял?

1999 г.