Красные салфетки

Да, интересная, все- таки, штука эта любовь. Еще интереснее, когда она в брак перерастает. И какой же дурак в русском придумал слово такое для союза с печатью – брак?! Прямо в точку. – Думала Галка, ворочаясь с боку на бок уже полночи.

Что такое любовь и что такое брак она попробовала. Не раз. Оба раза любовь сумасшедшая, и оба раза она, эта любовь, в него, этот брак, и переросла.

- Везет тебе! – сказала Валька, когда услышала, что подруга опять влюблена, и опять получила приглашение замуж. – Тут на одно тело не найти кандидата, по три года без мужика пропадаю, а эта… не успела развестись, опять замуж собралась, блин! И чем ты их берешь, не пойму.

- Я их не беру. Я люблю их.

- А не много ли? Не часто ли, милая? – Опять съехидничала подруга.

- Да вот, как Бог дает. Я тут причем.

Нет, Валя не завидует.  Она, скорее, сочувствует, что Галка опять «попала».

- А как там твой бывший? Отстал, наконец, или все угрожает?

- Да, я, Валя, не пойму их. Ни его, ни свекрови. Вот уж истину говорят – хочешь узнать человека, разведись с ним. Да  им бы радоваться, что,  наконец,  от меня, дуры, избавились,  а они злятся, не разговаривают. Что я им сделала? Да, они мне должны пирог испечь благодарственный. Вот восемнадцать лет верой и правдой отслужила, хватит уже. Для себя пожить хочу. Я контракт не подписывала,  о вечном служении, устала. Думала, что уже крест на себе поставить – самое время, и вдруг так влюбилась! Ой, не могу, я словно в тумане.

- О! От этого твоего тумана народ и «колбасит»! Если б ты развелась со своим, да сидела, сопли на кулак мотала от одиночества, они бы все жалеть стали, говорили б: «Как жаль, как жаль…Бедная, несчастная…» А тут – оп! Развод – печаль – опять любовь и – прощай печаль!» Кому хочешь,  плохо сделается от твоих маневров, за тобой не успеть же! Следить, имею в виду, не успеть даже. Торнадо!

- Вы как договорились – он тоже меня торнадо назвал. Сказал, что жил себе спокойно, в умеренных чувствах и планах, а я, как торнадо ворвалась в его жизнь.

- Ага, торнадо – не торнадо, но протрясли вы своей любовью всех – до сих пор ликвидируют остатки землетрясения и твои все и его родные. Не скоро на вашем новом острове стихнут штормы. Отношения с вами уже «все страны» прервали? Послов своих отозвали?

- Ага. Его родители ему ультиматум объявили, сказали, отрекутся за такое. Такая разница в возрасте, что им страшно. Нам не страшно, а они уже с транспарантами «Конец света» ходят.  Мои все притихли, затаились, время от времени гранаты бросают в нашу сторону. То брат, то сват.  И все говорят про то, что мне скоро полтинник.  И почему скоро? И почему полтинник, если мне только сорок четыре, и ближе как-то еще другой юбилей, тот, который был недавно. И не собираюсь я следующий отмечать, как похороны, собирать всю родню в ресторане, прощаясь с жизнью. Я широкомасштабно отмечу столетие, всем назло! Хай воны задавлюцця!

- А сейчас как? Как бы надо бы с родней-то уладить, дорогая.

- Что ж делать, придется ждать. Только время лечит. Жаль, оно свойство имеет не останавливаться, уходит. Я не могу от него отказаться, понимаешь?! Он такой! Он мой, понимаешь, Валечка. Мы с ним из одного теста вылеплены, у меня таких отношений никогда не было, я даже не знала, что так может быть. Я чувствую его на расстоянии, я мысли его читаю. И он. Мы думаем одинаково, нам врать друг другу не надо…

- Слушай, ну ты и дура! Как дитя, ей - Богу! Ты что, всегда, когда влюблялась, так вдохновлялась, что ли?! Если это и есть любовь, мне не надо! Умоляю! Я так не смогу, я хочу спокойствия. Ты ж,  как ненормальная, тебя ж трясет всю! Ой, Господи, не дай мне такого! Чур,  меня! – вознесла она руки к небесам. – Мне чуточку симпатии, полкило уважения, ну, чтоб не совсем тупой попался, и, желательно, с квартирой. В Германии, например. Все! Это – моя программа минимум и максимум одновременно! Я за бригадира замуж не хочу. Мне б какого клерка из Дойчебанк, мне хватит. А так… Не… Я жить хочу! Так же сердце разорвать может, от чуйвств таких, подруга…

Галка всю ночь вспоминала, как они встретились неделю назад. Впервые она не могла радоваться ни морю, ни югу, ни отпуску. Телефон стал частью организма, потому что смс-ки от него шли каждый час: «Ты где, заяц?», « Скучаю. Как море?» и другие,  от которых хотелось уже  закончить этот отпуск – тягомотину, и скорее – назад, к нему.

А потом был тяжелый день, день, когда настроение испортили так, что впору сбежать, раствориться, сгинуть, сдохнуть. А его, как назло, отправили работать в другой город, за двести км почти. И она ехала по трассе,  куда глаза глядят, искала место, расчищенное от людей. И вышла где-то в лесу из машины. И тут он, как чувствовал. Нет, не как. Именно чувствовал. И спросил, почему она плачет. А она, рыдая, выдавливала из себя одни всхлипы. И, чтобы ее пожалели по- настоящему, сказала, что ходит по лесу, плачет, одна, ей плохо…  И положила трубку. А он не перезвонил больше. И захотелось умереть по- настоящему. Но нельзя. Дети.

Он перезвонил через полтора часа.

- Ты где?

- В смысле?

- Ну, в смысле… я приехал, а где тебя искать? В каком лесу? Куда с кольцевой мне?

И ей стало стыдно. Она разозлилась на его неперезвон, давно успокоилась и сидит на работе. А он бросил работу и «прилетел» черт знает,  откуда ее успокоить. Блин…

- Ой, прости. Я уже в норме. Я… это… на работе уже.

- Дура! Какая дура! – И бросил трубку. Умчал опять к своим рабочим на другой конец страны. Стыдно. Надо брать себя в руки, в конце концов.

И даже это было приятно. Она не помнила, чтобы кто-то так вот запросто и от всего сердца дуррой назвал.  Но примчался же искать ее в лесу! Поступок. Надо только теперь правильно свое нытье использовать, палку не перегибать.

Галка ворочалась и ворочалась, сон ее потерялся где-то, хоть спички вставляй. Читать не получается – в конце страницы не ответила бы на вопрос, о чем читала. Бесполезно. По телевизору ночью всякую хрень показывают для каких - то дебилов. А тут лето! И любовь! А он там где-то, в другом городе. Хрюкает себе после рабочего дня на съемной квартире. Вернее, не на квартире, его как начальника поселили за городом в маленьком домике – дачке. Здорово они провели там прошлое воскресенье: шашлыки жарили, баньку топили, по лесу гуляли, весь вечер в придорожном кафе на опушке леса просидели. И все говорили, говорили. Обо всем и ни о чем. Просто в глаза хотелось смотреть долго – долго. А потом так хорошо было ехать назад. Эти двести километров мыслей о нем, не замечая машин, указателей скорости, ночи. Она даже удивилась и оглянулась назад, когда увидела табличку с указателем «Минск 11 км».

Три часа. Ни туда, ни сюда. Ни вчера, ни завтра. А что, если…

И она отправила смс-ку: «Спишь?».

Ответ пришел быстрее, чем отчет о доставке: «Сплю, заяц. Спокойной ночи. Люблю тебя. Сильно- сильно».

Не спит. Бодренько как ответил. Наверное, тоже думает о ней.

Она думала одну секунду: на работу к девяти. Туда – два часа, назад – два часа. Значит, целый час можно побыть с ним!

Натянула джинсы и майку, схватила со стола начатую пачку кофе на случай, если вдруг у него кончился, захлопнула дверь. И уже через пятнадцать минут ехала по пустынной кольцевой в его сторону.

Ах, незадача! Дождь она обожает, но вот в дороге, да еще, когда сильно спешишь, совсем он некстати. Дворники, как полоумные, стали скакать влево - вправо, разгоняя струи воды. Она включила на всю громкость своих старичков Битлов и стала солировать в каждой песне.

Как неразумно было забыть очки. Вот впереди две машины навстречу, а приблизились – осталась одна. Знаки, хорошо хоть, давно знакомы. Но,  все равно, не очень приятно лететь сто сорок км и не видеть практически ничего. Сама- то – ладно, а вот на кого- нибудь налететь не хочется, другие- то ни при чем к ее любви.

Середина пути. Кафе работает. Внутри пусто. Надо сделать остановку. Чашку кофе, а там и рассвет скоро, легче будет дорога.

Зонт – далеко в багажнике. Ну,  его! Она подъехала к самому крылечку и бегом, хлопнув дверцей машины, вскочила в стеклянный домик.

За барной стойкой полуспала официантка.

- Вы дождь переждать или закажете что- нибудь? – спросила без энтузиазма.

- Кофейку бы, девушка, если не трудно. Можно двойной.

- Угу. Присаживайтесь. Так льет…

Кафе довольно уютное. Чисто, ярко как- то. Для ночи очень даже весело. Все в красном и белом, а за окном – чернота. С полом они, конечно, погорячились – в самый раз дальнобойщикам по белой плитке топать. А вот красные люстры и бра, посуда даже салфетки на столах – это весело.

- Девушка, а у вас салфетки еще есть? – Спросила она, уже загоревшись идеей.

- Салфетки?! А что, Вам мало? – Официантка подвинула ближе бокалы с салфетками. Вам завернуть что-то нужно? Так хватит, тут много же.

- А пачку целую можно у Вас купить?

- Ну, ладно. Продам, если так нужно. – Девушка поставила кофе, пошла за ширму. Через минуту принесла на стол, положила новую пачку салфеток, назвала цену.

- Ой, нет. Мне белые не подойдут, мне красные бы.

- Красные закончились, а привезут только завтра. А зачем Вам?

- Да, сюрприз вдруг придумала, для него красные бы подошли. Жаль…

Официантка прониклась к странной своей ночной гостье: «Ну что, Вам со столов собрать, что ли. По другому – никак.

- А можно?

Пока она договаривала свой вопрос, перед ней лежала уже целая стопка салфеток, стыренных с других столиков.

- Ну, вот Вам. Сюрпризьте на здоровье.

- А ножницы не найдете? И скрепки бы канцелярские. Я куплю по любой цене.

- М - да… Чудеса происходят только ночью и только со мной… - Заворчала добрая официантка и пошла, вздыхая и бормоча что- то себе под нос, в свою каморку за ширму.

От нечего делать или чтобы не уснуть, вскоре она присоединилась к Галине. И они вдвоем, размышляя о том, когда же эти «тропические» ливни закончатся, лихо и старательно вырезали из сложенных вчетверо салфеток сердечки.

- И Вы эти аппликации, говорите, взрослому мужику готовите? Хотела бы на него посмотреть.

- Покажу как- нибудь. Мы к вам в кафе, кстати, частенько заезжаем. Все, наверное, не в Вашу смену. – Улыбалась Галя и представляла уже, как она сделает праздник своему дорогому. Должен оценить, он же точно так любит и похохмить,  и сюрпризы всякие делать. На каждой салфетке она синим фломастером писала: «Люблю», «Ты мой», « Ты добрый», «Ты самый красивый», «Ты упрямый», «Скучаю» … На все сердечки нашлись ласковости.

- Ну, давайте! Счастливо Вам. Аккуратно машину ведите, дорога такая. – Уже как подругу, напутствовала девушка Галю. Всунула ей пачку скрепок, ножницы предусмотрительно забрала и распрощалась.

Вторую половину пути Галя проехала легко, а, главное, быстро. Она постоянно поглядывала на спидометр и часы. На все про все с учетом сюрприза останется максимум полчаса. Нормально – поболтать, обнять, поцеловать, по чашке кофе и – назад!

- Ох, ну я негодяйка – люблю интрижки! Сейчас приеду, он скажет, что с ума сошла – в такую рань, и ему к восьми на работу. «А ты, - скажет, - как всегда – хвостом вильнула и – назад, а мне переживать потом целый день и опять ждать, когда ж я отсюда уже вырвусь!»

Ну, ничего, ничего, поругает и успокоится. Зато как обрадуется! Как всегда!

В тот день, когда он сказал: «Ты знаешь, я уже просто даже представить не могу, что жил когда- то без тебя!», она поняла, что он любит ее серьезно, не меньше, чем она ни на грамм. В ответ на его очередное за день «Я тебя люблю!», она как-то заметила, что боится эти слова слышать так часто. Боится сглазить, проговориться.

- Понимаешь, я так долго молчал, столько лет, никому не говорил или говорит неосознанно и редко, что во мне, видно накопилось. И мне всегда трудно было произносить эти слова. А сейчас легко, сами из меня выходят, бесконтрольно. И я хочу и буду повторять – я люблю тебя безумно- безумно! – что ж тут ответишь, когда и сама в таком состоянии?!

Она оставила машину у ворот  спящего дачного поселка и бегом, но на цыпочках, пробралась к знакомому участку. Тихонько сняв проволоку со штакетины калитки, она прошла по заросшей тропинке за домик к невысокой яблоньке. Ей видно было из окна кухни. Они сядут пить кофе,  и он увидит! Классно будет! Просто Новый год! Аккуратно и быстро она стала вонзать скрепки в мякоть розовых яблок, прикрепляя к каждому по сердцу. Она уже представляла, как он будет срывать и читать, и каждое сердечко станет поцелуем! Когда осталось уже три - четыре красных бумажки, Галя вдруг услышала через приоткрытое окно кухни его совершенно бодрый, не сонный, голос.

- Ну, что, лентяйка? Вставай! Сейчас чайку попьем и пойдем по делам. Просыпайся, красавица.

В ответ молчали. Галина поняла, что сердце останавливается. Она машинально присела, чтобы он не увидел ее. В голове стала собираться буря.

- А я вот спать совсем не хочу. А ты – соня. Ах, у нас потягушки?! Ой, как хорошо, да? Ну, давай, давай, просыпайся, завтракать будем. Мне сегодня пораньше нужно, я ждать не могу. Просыпайся, малыш! Доброе утро! – И он весело продолжал будить своего «малыша»…

Слезы градом катились на траву, но там растворялись в росе, и уже не понять было  - где чьи слезы. Трава тоже плакала вместе с Галиной, будто извинялась сейчас за него.

И говорили же! Все вокруг говорили. И прямым текстом и намеками. Что он такой и сякой, никакой, несерьезный, не нужен ей, пищат по нему бабы, да он не созрел для семьи,  да он… А она знала, что только она одна знает, какой он, знает лучше всех на свете.

Иногда прислушиваться к народу не мешает, дыма без огня не бывает и т.д. и т.п.

Галка меньше всего сейчас хотела, чтобы он увидел ее. Только вот что делать с этими идиотскими сердцами? Он же сразу поймет, что это сделала она. Других- то таких unnormal поищи, поди!

Она уж было потянулась, чтобы начать «раздевать» яблоню, но за окном, совсем рядом, он опять заговорил: «Ну, котик, ну умоляю! Ну, я же тебя здесь одну не оставлю… Куда ты опять? Я постель уже застелил, ко мне, ко мне иди, будем кушать».

-Черт с ним, пусть остаются, пусть знает, что я была, что видела все, слышала все… - Галка резко встала и направилась к калитке, стараясь не разрыдаться в голос на территории этого предательского двора. – Дура! Какая дура я! – шептала она, всхлипывая.

Дверь открылась в ту минуту, когда она поравнялась уже с крыльцом.

- Ничего себе! Галя! Что случилось?!  Ты откуда? – Он, еще в трусах и майке, стоял на пороге. Тут же бросился к ней. – Быстро! Быстро говори, что случилось, я сейчас с ума сойду. Заходи! – Он потянул Галку в дом, не понимая, почему она сопротивляется  и почему в таком состоянии. – А ты брысь отсюда, соня! О! Точно, я Сонькой ее назову. Ко мне кошечка приблудилась пару дней назад, так что мне уже не так тоскливо. – Он поднял заспанного котенка из- под ног и бережно бросил в высокую траву. – Иди, Сонечка, сделай дела свои и возвращайся завтракать, а мы тут пока с Галчонком моим разберемся.

Он усадил Галю за стол, включил чайник и сел напротив.

- Ну, давай, рассказывай срочно! И по порядку. Что случилось?  На чем приехала?  Машину не вижу, короче, все- все- все! Ты меня так пугаешь, милая. Что с тобой.

- Нич-е-е-его-о-о-о… - Теперь уже она разрыдалась в голос. – Соску-у-у-училась… машина там… Я тебя люблю-ю-ю… - Она спрятала глаза в ладони и плакала,  плакала. – Я тебя к кошке приревновала, дура…

- Ничего себе! С каждым днем все  интересней с тобой! – Он смеялся, одной рукой гладя ее по голове, другой заваривая чай. – Боже, ну с тобой не соскучишься, Галь. А я тебе сюрприз хотел сделать – мне нужно в контору заскочить и на три дня в Минск еду по делам. Так что у нас впереди – море времени, представляешь?!

А потом они пили кофе. И он вдруг заметил сердечки за окном.

- Ах ты, чудо мое! Пошли урожай собирать вместе!

Он сорвал первое яблоко, прочитал «Я тебя люблю!» и обернулся с лицом, серьезным до невозможности.

- Хотел это сделать по - другому, но сейчас такой подходящий момент… Галя, будь моей женой, прошу…

***

Дорога обратно была быстрой и веселой. Фуры, автобусы и редкие легковушки расступались услужливо, пропуская две влюбленные машины. А те дурковали, играли в перегонки, сигналили друг другу, мигали фарами.

В кафе та же сонная официантка, увидев в дверях возбужденную пару, улыбнулась и тихо заметила: «Понятно…» Пошла за кофе.

***

На кольцевой автомобили разъехались в разные стороны, каждый – по своим серьезным уже делам. Разъехались на несколько часов, чтобы вечером встретиться и не расставаться уже никогда.

На ужин было шампанское с яблоками. Ну, и, сам собой, салфетки были яркого красного цвета.