Мальчики на крыше

Было душно. Небо хмурилось с утра, а дождя всё не было. Временами, где-то далеко, грохотало, сверкали зарницы.
Нам надоело ловить бабочек, рубить лебеду деревянными  мечами, и разорять зарытые девчонками «секретики». Чем бы таким заняться?
Я, Андрюшка и Вадя, забрались на крышу длинного дровяного сарая, что стоял напротив нашего барака. Вообще-то лазить туда было строго запрещено - можно продавить и без того хлипкую крышу, кое-как застеленную кусками толи, но крыша имела небольшой наклон в сторону чужого двора и если лечь на неё  подальше от высокого края видно нас не будет.
Уставшие от духоты мы устроились поудобнее, положив под голову куски пенопласта, расстегнув рубашки. Андрюшка, как всегда в жару, разделся до трусов.
Лёгкий ветерок принёс запах черёмухи и слегка обдул наши потные тела. Хорошо, удобно: можно наблюдать за чужим котом, крадущимся  в зарослях травы (интересно, что он там заметил), а можно просто смотреть на небо с быстро двигающимися серыми облаками.

- Интересно, а бог есть или это всё бабкины сказки? – заговорил Вадя.
- Да ну-уу. Смешной ты! – Как же, есть - жди! – засмеялись мы с Андреем в голос.
- А кто же тогда есть? Кто всё это сделал? Землю, облака? И людей?
- Природа! Мне папа так сказал – это всё природа! – вразумлял Андрей Вадика.
- А природу кто сделал? Бог?..
- Причём тут бог? Не может один всё. Вот бабушка моя тоже говорит: «Бог есть, он – создатель, он всё и создал и на всё Воля божия!»
Я ей говорю: «А как же, корабли, самолёты, ракеты? То же что ли бог создал?» Она: «Да. Ведь на то была Воля божия, по тому то люди и смогли сделать всё».
Я ей: «Но ведь, люди, которые это изобрели, в бога не верят, они не молились. Не могут учёные в бога верить. Они сами захотели и сделали!»
«Бог всех любит. И если даже человек неверующий что-то сделал - значит была на то  Воля божия», - говорила мне бабуся. - Но, она-то - старуха, а ты, балда, в школу пойдёшь скоро!
- У меня бабушка тоже верит в бога, и икона у нас есть. Страшная: там череп внизу под крестом валяется, - вставил я.
Мы помолчали.
- А, вот подумай Вадя, мы сейчас возьмём, захотим и спрыгнем с сарая! И, что же это будет – божья воля? Мы ведь сами решим - прыгать или нет.
- Да я то что! Я же не верю, а так - интересно. Вдруг он за нами сейчас наблюдает? Сидит во-о-он на том облачке и слушает нас о чём мы говорим, и видит, как ведём себя.
- Если бы он был - давно бы нас наказал.
- За что? Разве мы грешники?
- Конечно, грешники! ...И малину воровали в огороде у Мареичевых. Если бы он был - щас как пальнул бы молнией по сарайке - всех в пепел!
- Ага! И три кучки жареного мяса! – усмехнулся я.
Все хохотнули.
Где-то громыхнуло посильнее.

Я чуть-чуть задремал на этой крыше – разморило. А когда очнулся, небо почти сплошь серое и усилился ветер. Солнце скрылось. 
Очнулся я потому что Андрюшка ткнул меня в бок. Они с Вадей, уже сидя, внимательно смотрели в чужой двор. Там собрались люди, много людей - человек двадцать. У некоторых в руках были венки, живые цветы.
«Ага, значит, сейчас будут похороны!» - обрадовался я. Я ещё  не видел похорон так близко.  Мы всего в метрах двадцати, и с крыши всё отлично видно будет.
К дому подъехал небольшой автобус: из него вышли музыканты с медными трубами и тарелками. Женщины поставили две крашеные  табуретки, а потом четверо мужчин вынесли гроб.
В гробу лежала молодая женщина в белом. Красивое бледно-жёлтое лицо казалось  спокойным, умиротворённым. В этом же гробу, рядом, лежала кукла с небольшое полено, тоже завернутая в белое, с таким же серовато-желтым лицом. Плотно закрытые глаза и маленькие надутые губки делали лицо куклы каким-то обиженным.
- Зачем они куклу-то в гроб положили? – сказал я.
- Дурак, это ребёнок её, – ответил сообразительный Андрюшка.
Стало как-то не по себе. Cердце сжалось: мёртвых детей я никогда не видел. Да ещё таких крошечных. Может ей, кукле этой, несколько дней от роду.
А тут ещё музыканты ударили в медные тарелки; грянула такая душераздирающая музыка, что выглянувшее на мгновение солнце, испуганно скрылось за тучей. Завыли, запричитали женщины... Ком в горле.
Люди стали прощаться, некоторые касались лба покойницы губами. Прежде чем крышку гроба закрыли, солнце вновь выглянуло, высветив всё необычным желтоватым светом - как медь на духовых инструментах. Будто тоже попрощалось.
Стал накрапывать дождик, люди заторопились. Только расселись в автобусе, как оглушительно грянул гром.
Хлынул дождь. Рискуя сломать ноги, мы сиганули с крыши по старым доскам, сваленным между забором и сараем - скорее в беседку.
Ливень был такой, что из-за шума струй, падающих на железную крышу беседки, мы плохо слышали  друг друга. Картина бушующей грозы отвлекла нас от мрачных мыслей.
Мгновенно образовались лужи: вода в них пузырилась от бешенства. Казалось, что она закипела от желания пробиться внутрь земли. Над нами постоянно трещало и громыхало: молния то и дело освещала блестящую железную крышу дома напротив.
Разувшись и закатав до колен  штаны, мы кинулись в дождь. Мы что-то восторженно орали, исступлённо размахивая руками, дико извиваясь, плясали в лужах, а сквозь пелену дождя я заметил в окне странное, как тень, улыбающееся лицо бабушки. Почему она не ругалась?

После дождя мы побежали на колонку отмывать от грязи ноги. Пробегая мимо соседского двора я услышал, как женщина сказала кому-то:  "Вот и дождик оплакал наших девочек".
И снова сжалось сердце...
 © 14.05.2010