Согрелись

           Холодной зимой трое учёных мужей возвращаются из командировки. Прямых билетов нет, поэтому добираются перекладными. Поездом доехали до провинциального городка, а дальше нужно автобусом, до отправления которого ещё уйма времени. Сидят на вокзале в неотапливаемом зале ожидания, продуваемом со всех щелей сквозняками. В углу прямо на полу лежат бомжи. Их характерный запах придаёт «пикантности» общему зловонию грязного, прокуренного помещения. Входная дверь провисла, зацепилась за бетонный пол и уже не закрывается. Туда-сюда снуёт народ с чемоданами, тележками, рюкзаками. Периодически забегают бродячие собаки. Рыщут голодными глазами между рядами сидящих в надежде поживиться. Сонный голос дикторши с характерным местным акцентом сотрясает морозный воздух, пытается донести очередную информацию, но, смешавшись с общим гомоном, получается каким-то лающим. Ничего не понять.
          Скучно, холодно, грязно. Хочется есть и спать. Дабы взбодриться и согреться, мужики не прочь выпить. Вчера в последний день перед отъездом хорошо «наклюкались», и душа просит продолжения «банкета». Самый молодой из них Димка, студент-заочник, решил прошвырнуться вокруг вокзала, сбегать, так сказать, на разведку. Сделав один круг по вокзальной площади, вернулся с безнадёгой в глазах:
          – Голый номер. Как в пустыне. Пирожковые из местной собачатины и те заперты. Они тут что, вымерли все?!
         – Эх, сейчас бы бутылочку пивка, – заскулил Саня Филатов, мечтательно закрыв глаза.
         Он самый солидный. Даже в далёкие и долгие командировки всегда ездит с одним узеньким дипломатом в руках. Строгое чёрное пальто, дорогая норковая шапка, пёстрый галстук в обрамлении белого шарфа придают ему солидности и выгодно оттеняют среди серой массы. А маленькие круглые очки в тоненькой золотистой оправе на полном лоснящемся лице однозначно делают его двойником Пьера Безухова из «Войны и мира».
         – Да какого пивка, Санёк! Не май месяц на дворе. Пальцы на ногах свело от холода. Ещё пару часов посидим в этой ледяной избушке, и задница точно примёрзнет к лавочке, а в носу ледяные сталактиты вырастут. Упаду рядом с бомжами, и хрен кто узнает во мне инженера научно-исследовательского института.
           Это Палыч, самый старший и уже известный читателю по моему рассказу «Новый год или во всём виноваты женщины». Вечный неудачник и залётчик в самых, казалось бы, безобидных ситуациях. Кто не читал, тот вряд ли поймёт, насколько взрывоопасную смесь представляет его колоритная личность в  этих дремучих провинциальных дебрях.
         – Так похмелиться же хочется, Палыч! Вспомните, что вчера было. Думаете, мы одни такие. Тут весь вокзал хмельной ходит. Слышите, как в воздухе перегаром пахнет?
         Палыч задрал нос кверху, потянул морозный воздух:
          – Кроме бомжачьей мочи и вонизма из привокзального туалета ничего не слышу. А ты прав, публика действительно вмакнутая ходит. – Он внимательно посмотрел на праздно шатающихся. – По такому морозу никакое пивко не поможет. Только водки, только она, родимая, согреет и вернёт в чувство. Интересно, а где эти провинциалы спиртное покупают, если в округе ни один буфет не работает?
             Молодой Димка не выдержал, опять сорвался с места и убежал на разведку. Пока он нарезал круги по ближайшим окраинам, Палыч со своей стороны попытался наладить доверительные отношения с местным населением, дабы узнать, где можно «прополоскать горло». Присмотрелся к одному покачивающемуся с полным пакетом пустых бутылок. Аккуратно подрулил и как бы невзначай начал издалека:
         – Слышь, друг, скучновато тут у вас. Все буфеты закрыты. Ни кофе, ни чаю не выпить. Замёрз, как собака, а хотелось бы согреться.
          Он дружелюбно и вопросительно заглянул в мутные глаза местного. Тот долго наводил резкость, включал сознание. Потом, видимо признав в далёком от интеллигентности, помятом и посиневшем от холода лице Палыча кого-то из знакомых, расплылся в улыбке. Полез обниматься и целоваться.
          – Ну, это лишнее…, – отвернул лицо в сторону, чтобы не быть обслюнявленным моментально влюблённым в него аборигеном, – кончай сентиментальничать. Давай колись, где тут чаю можно выпить!
           И для большей убедительности пропел что-то из фольклора: «Хочу чаю, аж кончаю, чаю кипячённого!». При слове «чаю» моргнул одним глазом и сделал характерный жест в районе подбородка, намекая на более крепкие напитки.
           Абориген упорно молчал. Палыч сделал ещё несколько попыток объяснить суть своего горячего желания. Тряс за плечи, доставал из его пакета пустые бутылки, указывая на отсутствующее в них содержимое и т.д. Наконец местный напрягся и, пахнув в лицо жутким перегаром, выдавил из себя бессвязные гласные звуки. Это всё, на что он был способен в таком состоянии. Палыч бросил бесполезное занятие и расстроенный вернулся на место:   
         – Гад, молчит, как рыба об лёд! Но свежаком пахнет. Видать, недавно наклюкался.
         – Может, они тут самогонку лакают? – предположил Санёк.
         – Не-а. Самогон так не пахнет. Явный водочный свежак, – аргументировано, со знанием дела опроверг Палыч. И обиженно добавил: – Я что водку от самогонки отличить не могу?!
         За его спиной затарахтели пустые бутылки, и что-то грузное навалилось на плечи. Послышалось знакомое мычание: «А-а-а, у-у-у, ы-ы-ы…». Это новый знакомый приполз к Палычу и вновь полез целоваться. Оттолкнул его плечом:
         – Да отвали ты от меня, пьянь местная! Так нализался, что слова выдавить не можешь. Не мукай!
         – О, я вижу, что Вы уже пользуетесь популярностью у местного бомонда. Этот влюблённый просто по пятам ходит за Вами, – пошутил Санёк, чем только вызвал ещё большее озлобление нашего горячего осетина.
          В зал со словами: «Нашёл! Нашёл!» влетел Димка. В этот момент он напоминал матроса из команды Колумба, первым увидевшим землю Америки. Оказывается, в паре кварталов отсюда есть интересное заведение, где прямо из крана наливают водку. Только тара нужна своя. Дают без ограничений, кому сколько влезет. Но мужики сказали, что быстро заканчивается, поэтому надо торопиться.
           Команда моментально воспряла духом и стала хаотично искать посуду. Димка достал из рюкзака пустую пол-литровую баночку, содержимое которой было съедено ещё в командировке, и в глазах остальных стал просто счастливчиком, сорвавшим джек-пот. Палыч хаотично порылся в своих пожитках, но ничего путного найти не смог. Осмотрелся вокруг. Ни на подоконниках, ни на лавках, ни под ногами завалявшейся тары не было. Хотя бы какая посудинка захудалая! Он уже был согласен на всё. Но местные ханурики подмели подчистую. Безвыходная ситуация просто бесила: казалось, вот оно, счастье, рядом, а не возьмёшь.
        – Хотите подсказку? – многозначительно произнёс Санёк, наблюдая безуспешные потуги коллеги. – Только, чур – обо мне не забудьте.
        – Ты хоть нервы не трепи! Согласен, давай быстрее рассказывай!
         Саня Филатов в свойственной ему игривой манере сделал руками пару замысловатых взмахов фокусника и довольный указал на влюблённого аборигена, который уже несколько минут пускал сонные пузыри за спиной коллеги, интуитивно прижимая пакет с бутылками.
          – Эврика! – хлопнул себя по лбу Палыч и принялся вытряхивать нехитрый скарб прямо на лавку.
          Две более-менее чистые пивные бутылки были моментально экспроприированы в пользу страждущих. Проснувшийся местный, увидев разбросанное по лавке добро, округлил глаза, и начал было снова мычать с явными нотками возмущения, не подозревая о своей спасительной миссии. Но довольные мужики быстро подхватили манатки и со словами «Спасибо, друг! Мы тебя поцелуем. Потом, если захочешь» выбежали на улицу.
         Сон, холод и голод моментально забылись. Одна только мысль о текущей из крана водке согревала и гнала по замёрзшим улочкам. Питейное заведение без окон и вывески скорее напоминало сарай и располагалось в глубоких трущобах. Непосвящённому и чужеземцу никогда не догадаться, что в этом сером, покосившемся здании утихомиривает душевный пожар добрая половина местного «бомонда».
         Внутри было чинно и благородно. Несмотря на разношёрстность толпы, смрад, копоть на стенах и сырость, все стояли тихо в очереди, уважая законное желание соседа и  чувство локтя товарища. Парочка местных дам с набитыми под глазами синяками и ободранными маникюрами, несколько явных бомжей, опустившаяся интеллигенция и, судя по спецовкам, пока ещё работающий на железной дороге люд составляли постоянный контингент.
         За каменной стойкой, обложенной допотопной растрескавшейся плиткой, стояла «королева бензоколонки» и правила бал. В свете одинокой тусклой лампочки её мощная, невероятных размеров фигура, облачённая в грязно-белый халат и колпак, напоминала  огромный айсберг, о который ударился и затонул сам «Титаник».
         Из стены действительно торчал кран, ещё тот – пивной. Тётя брала тару клиента, поворачивала на пол-оборота вентиль и наполняла посудинку мутной жидкостью на своё усмотрение. Кому больше, кому меньше. Называла сумму. Клиент расплачивался и довольный отползал в сторону, стремясь скорее пригубить «живительной влаги». В руках страждущих было всё, во что можно наливать: бутылки, банки, кастрюльки, плошки, черпачки, молочные бидоны, детские песочные ведёрца и даже полиэтиленовые пакеты. Один оригинал держал изуродованную ножом консервную жестяную баночку. Прихваченная морозом килька в томатном соусе предосудительно лежала тут же на кусочке картона, приготовленная для закуси.
        Местная, ко всему привыкшая и со всем соглашающаяся публика молчаливой очередью проползала вдоль стойки. Однако это энергетическое равновесие, как всегда, нарушил Палыч. Он внимательно следил за действиями барменши и никак не мог понять, как она определяет стоимость налитого в нестандартную посуду. А ещё, где цена за единицу отпускаемой продукции. К тому же недоливая,  она явно обсчитывала, бурча себе под нос, видимо для отвода глаз, довольно странную, но беспроигрышную арифметику: «Четырежды восемь – сорок восемь, пятью девять – пятьдесят девять». Палыч стал тыкать пальцами и громко шептать коллегам.
         – Спокойно, разберёмся, – уверенно ответил впереди стоящий Филатов.
         Возмущения нашего героя резко контрастировали на фоне всеобщего спокойствия, чем только озлобили хозяйку бара против него. Горячий осетин начал шуметь и указывать на это стоящему позади него уже довольно подпитому мужику в замызганной фуфайке, на что тот философски заметил:
         – Когда душа горит, а на улице холодно, то тут не до сантиментов, уважаемый.
         Первым к раздаче подошёл Саня Филатов. Его солидный вид и краснокожее удостоверение сотрудника института, из которого он доставал деньги, подействовали на тётю магически и она, дабы не рисковать, молча наполнила его пивную бутылку до краёв. Студент Димка видя, как тётя пытается недолить в его баночку, сделал упреждение:
         – Наливайте полнее, женщина. И считайте правильно!
        На её округлившиеся глаза многозначительно добавил:
        – А то я ведь с ним, – указывая на отходящего Филатова.
        Пытавшаяся что-то возразить тётя, обломалась на полуслове и ещё больше покраснела от ненависти к этим, откуда не возьмись, залётным. Сколько лет рулит на этих задворках, но чтобы вот так ей указывали «по полной» и «по-честному» ещё не было. Воодушевлённый победой своих коллег Палыч сунул в её пухлые руки бутылку и повелительно произнёс:
        – Давай, наливай до краёв, не стесняйся!
        Возмущению хозяйки заведения не было предела. Ну, никак помятая, иссиня-красная рожа Палыча с большим сливовым носом не походила на интеллигентную. К тому же, с неё хватит указаний тех двоих. Тут её просто прорвало:
         – Слышишь, пьянь! Ещё ты мне не указывал! Бери и отползай, алкаш несчастный!
         И она поставила перед возмутителем спокойствия на четверть пустую бутылку. У Палыча от неожиданности даже дыхание перехватило.
            – Да я…, да…я, – попытался возразить, заикаясь, – я же с ними!!!
            – Ага, ещё один нашёлся, строит из себя чужака! Да я тут двадцать лет работаю и всё местную пьянь в лицо знаю! Каждый день твою рожу наблюдаю, постоянно пасёшься и клянчишь. Мало ему, видите ли! А ну, забирай и проваливай, синяк! Не держи очередь!               
         Стоящие сзади дружно зашумели на Палыча, горя скорейшим желанием выпить. Опущенный ниже плинтуса и ошарашенный, он отошёл в сторону с полупустой бутылкой, не зная, что делать. За спиной слышались одобрительные, солидарные с барменшей хихиканья местных. Мало того, что не долила и взяла денег, как за полную, так ещё и обозвала местным алкашом-постояльцем, что пасётся у неё каждый день. Не иначе, как позор и пинок ниже пояса. Ударившая по мозгам бодяга толкнула Палыча на подвиги и он, было, ринулся к стойке разобраться за свою посрамлённую гордость. Уже наметил для удара парочку ехидно ухмыляющихся, беззубых рож. Но коллеги вовремя сообразили, что силы неравные, и велик шанс попасть под раздачу и в милицию. Матерящегося и машущего кулаками Палыча вытащили отрезвиться на морозную улицу.
            Всю дорогу, до самого дома его возмущению не было предела. Он громко вспоминал все подробности этой истории, ругал барменшу, что поначалу была ему даже очень симпатична, как женщина. А на деле оказалась просто мегерой. Местных алкашей, что подыгрывали ей. Досталось «на орехи» и коллегам, которые не позволили ему поставить жирную точку в этом вопросе. К концу поездки уже весь автобус был в курсе, что «во всём виноваты бабы, и все проблемы от них».
           Вдобавок ко всему в край разбавленная водка оказалась обыкновенной «палёнкой». Эффект получился мизерный, а головная боль была обеспечена надолго.

31 мая 2010 г.