Часть 1

Твое Имя все еще болью отзывается внутри меня...
Это не та боль, которая была в начале,
теперь это скорее просто Отзвук... Раз, и кольнуло что–то...
Наверное, так капает вода из крана,
и мне хочется верить, что когда-нибудь капли кончатся,
и Твое Имя перестанет что–то
значить для меня.

2007г.

 
ИЮЛЬ
     За окном шел дождь. Природа умывала ночной город. Я сидела на подоконнике, обняв руками колени и смотрела на улицу. В колонках негромко бубнил Дельфин, он предлагал свой вариант объяснения состояния любви.
«Она сама по себе невесома,
Она легче, чем твои мысли...
…Ты можешь с ней расцвести и засохнуть
Она сожрет тебя, как цветок тля...»
     В чем–то я была с ним согласна, в чем–то нет. Его речитатив смешивался со стуком капель о карниз и создавал какую–то новую вариацию музыки. Окно было открыто, и летний ветер доносил до меня запах мокрого асфальта и свежести. Сегодняшний день вымотал меня своей жарой и шумом, и сейчас я просто впадала в нирвану от прохлады, тишины и темноты. Я свесила ноги за окно. Хорошо бы сейчас выбежать на улицу и станцевать в ритме дождя. Плюхать голыми пятками о блестящую поверхность луж, подставлять лицо под капельки воды. Вместо этого глупого действа я протянула руку и, взяв бутылку, сделала хороший глоток вина прямо из горлышка. Это мой прикол. Я люблю пить хорошее вино из горла. Моя мать говорит, что это надругательство над напитком, но разве она не надругалась надо мной, родив меня 28 лет назад?
     Да, сегодня мой День Рождения. Обычный день в календаре, даже красным цветом выходного дня не помечен. Кто сказал, что в такой день должны звонить и приходить друзья? Кто сказал, что в этот день дарят подарки, и что этот день самый лучший, и что его ждешь с нетерпением, и тщательно к нему готовишься? А я не люблю свой день рождения. Не люблю улыбаться на заказ и делать вид, что я безумно счастлива.
     Счастлива от чего?
     От того, что вижу всех–всех–всех?
     От того, что куча подарков, абсолютно не нужных?
     От того, что стала еще старше?
     Вот он – мой самый лучший подарок – одиночество.
     Кто сказал, что это плохо?
     Никто не знает, чего мне стоило уговорить всех оставить меня в покое, хотя бы раз в год. Хотя бы в этот раз. Почти получилось. Почему почти? Потому что звонил телефон. Я стащила свое тело с подоконника, возвращая ноги в душную комнату и лишая себя воздуха, и подошла к телефону:
–Говорите, вы в прямом эфире.
–Как тебе погодка?
–Восхитительно.
–С твоим энтузиазмом только танки в одиночку брать.
–Не остри, у тебя не получается. Чего хотел?
–Не хочешь прогуляться?
–Пошли. Когда?
–Я у твоего подъезда. То есть прямо сейчас.
–Ух ты! Круто. Зонт есть?
–Я на машине.
–Ясно. Сейчас выйду.
     Я положила трубку. Игорь. Грошик, как его ласково называла я. Наверное, это в моих правилах – выдумывать человеку новое имя, и, общаясь с ним, использовать только то имя, которое я ему придумала. Грошик, как мне кажется, очень созвучно с Игорем, скорее всего это произошло от сочетания «гор» и «гро». Звуки я путаю регулярно. Грошик-Игорь имеет необыкновенное свойство – всегда появляться вовремя. Иногда даже раньше, чем я ощущаю в нем потребность. Мой слушатель, советчик, моя клетчатая жилетка. Я натянула джинсы, сунула ноги в сабо. Накинув легкую куртку, я закрыла дверь и пошла вниз по лестнице.

     Я вышла в ночь. Капли воды, падающие с неба, достигнув земли лениво и медленно испарялись с горячего асфальта, создавая эффект пребывания в джунглях. Дышать было довольно тяжело, и даже ночная прохлада не остудила воздух окончательно. Когда сидишь на окне, воздух кажется свежее, чем тут, так близко к асфальту. Но мне, уже хорошенько так нагрузившейся «небесами», было абсолютно пофигу, чем и как дышать. После яркого света лампочек в подъезде у меня было ощущение, что я уткнулась носом негру в подмышку. Я поморгала несколько раз, постепенно глаза привыкали к темноте, и я смогла даже выделить на темном фоне еще более темное пятно машины. Яркий свет фар ударил в глаза, причиняя боль мозгу. Я громко выругалась и побежала на этот треклятый свет. Так, по крайней мере, ноги не сломаешь. Как только моя рука коснулась дверцы, фары погасли. Я открыла дверь и плюхнулась в уютные объятия автомобильного кресла.
– Привет. – Игорь повернулся ко мне.
– Здорово. – ответила я, поворачиваясь к нему. Он протянул руки, и я уткнулась носом в его щеку. Я глубоко вдохнула запах его туалетной воды, подавляя в себе желание разреветься. Он чмокнул меня в лоб и опустил руки.
– Держи. – он протягивал мне небольшую коробочку темного цвета, с золотым бантиком.
– Что это? – подозрительно спросила я. Только не подарок!!! Ну зачем все портить!
– Просто, увидел. Подумал, что тебе понравится. Можешь не озираться, цветов и шампанского не припас.
– Ну, спасибо и на этом. – криво усмехнулась я, осторожно беря коробочку. Ну, что теперь? Радостно открыть ее, сорвав бантик, и выразить восторг? Вяло и совсем без интереса я открыла подарок. На черном бархате тускло блеснул металл. Зажигалка. Прохладный предмет приятной тяжестью лег мне в ладошку. Что и говорить, такие вещи я  люблю. Откинув пальцем крышку, я задумчиво чиркнула колесиком. Огонь осветил салон. Огонь всегда завораживает. Так же, как и вода. Так же, как и труд другого человека. На эти три вещи можно смотреть бесконечно долго. Я бы к этому списку добавила еще пустую улицу.
– Спасибо. – я, погасив огонек, снова спряталась в темноту.
– Совсем хреново?
– С чего ты взял?  – я криво улыбнулась, запуская руки в бардачок с грязным намерением сменить его веселенькую попсу на более депрессивную музычку.
– Ты в одиночестве, пьешь вино, но подходишь к телефону. – он с интересом наблюдал за мной, как в лаборатории наблюдают за кроликами.
– То есть, если бы я не подошла, то все было бы нормально? – спросила я, выуживая из кучи хлама диск.
– Да. – он пожал плечами. – Значит, ты просто хочешь побыть одна.
– Поставь. – я протянула ему диск. – Вначале в магазин, а потом куда захочешь. До тяпницы я совершенно свободна! – процитировала я Пятачка.
– Незапланированный отпуск? – Спросил Игорек, выруливая на дорогу.
– Ну, что-то около того, – буркнула я, выворачивая громкость  магнитолы на максимум. Не хочу я разговаривать, понял, да?
    
     Дождик вскоре закончился и перед моими глазами проплывала яркая, умытая дождем картина. Я задумчиво смотрела на проносящиеся за стеклом фонари, деревья, дома. Все они были сейчас необычны. Мокрый асфальт дороги напоминал Млечный путь с тем отличием, что на этом пути звезд было много больше, и они все сияли и перемигивались под желтым светом фонарей с мокрой листвой деревьев.
     Я закурила сигарету, и окно плавно поползло вниз. Игорь не курит, и он не разрешает курить в машине. Однако сегодня – мой День Рождения. Значит, мне можно. Пальцами, одной рукой, я крутила свой подарок. Нет, мне определенно нравится эта вещица. Гладкая, прохладная, тяжелая. А зачем мне две зажигалки? Выпустив на мгновение бутылку, я извлекла из заднего кармана джинсов старую зажигалку. Обыкновенный кусочек пластика, обернутый какой-то бумажкой. Кинув на нее прощальный взгляд, я размахнулась и выкинула ее в окно. Со стороны Игоря раздался довольный хмык. Все верно, Грошик, мне понравился твой подарок.
   Я ухватила пальцами тонкое горлышко бутылки и сделала большой глоток вина. Но разговаривать я все равно не хочу. Бутылка вернулась в уютное гнездышко между моих бедер, а я продолжила смотреть в окно. Только теперь было намного лучше, потому что озорной прохладный ветерок перебирал мои пряди волос, ласково дул в щеку, и, похоже, шалил на заднем стекле авто, потому что там возмущенно шелестели бумаги.
    


     Как же пусто ночью в городе. Но как он красив и загадочен в своей пустоте. После дождя весь мир становится глянцевым. Блестящим и загадочным.
     Летом небо недолго имеет глубокий синий цвет. Толща воздуха долго переходит в ночь и быстро теряет глубину черно-синего, вместо этого приобретая  дико депрессивную серую окраску. Ночь почти кончилась. Вернее, она кончилась по моему понятию. Мне пора домой. Чтобы успеть уснуть под этот скучный серый цвет неба. Я редко видела, но точно знала, что  через пару часов небо станет розовым – будет всходить солнце. Оно принесет нестерпимую жару и удушливый запах асфальта. Но это будет потом, не сейчас. Сейчас все еще восхитительно – прохладно и мокро. Я протянула руку к магнитоле и свернула звук почти на минимум.
– Ну что, полуночница? Домой? – Игорь понимает меня без слов. Иногда это очень удобно. Иногда нет. Чаще мне все равно.
– Да, Грошик. Поехали домой. Спать пора. Была рада тебя увидеть.
– Так говоришь, как будто выходишь на этом светофоре.
– Нет, просто решила сказать все сразу, чтобы потом не заморачиваться.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты патологически ленива?
– Не-а.  Высади меня у ларька. – попросила я, снова врубая громкость на полную.
      Через пару минут меня подвезли к моей улице. Он остановил у ярких окошек ночного магазина. Наверное, продавщица спит и седьмой сон видит, а тут я, с желанием взять чего-нибудь вкусного домой. Открыв дверь, я махнула рукой на прощание своему ночному спутнику. Подойдя к двери магазина, я еще раз обернулась. Игорь улыбнулся, машина тихонько зашуршала шинами и, легко развернувшись, ушла в тающую ночь. Вот так.
     Просто.
     И никаких заморочек.

     Я вошла в магазин. Сонная девушка раздраженно запихнула в пакет мое вино, ветку винограда, сигареты и шоколадку. Вообще-то я не ем шоколад, и вообще равнодушна к сладкому, но почему-то мне захотелось ее купить. Теперь она будет лежать в моем холодильнике бесконечно долго. А потом мне вдруг захочется сладкого, и  я съем одно окошечко, и снова забуду о шоколаде на дальней полке холодильника. Потом, через пару месяцев, на меня найдет желание убраться, и я выкину шоколад, потому что он станет старым.
     Накинув капюшон на голову и мягко упрекая себя за покупку ненужного, я медленно шла по мокрому асфальту к подъезду. Легкое опьянение не давало мне замерзнуть, и я наслаждалась погодкой. Мое внимание привлекло темное пятно на серой кирпичной стене. Я замедлила шаг. Приближаясь к двери подъезда,  я по очертаниям пятна определила в нем человека. Пьяный, наверное. Устал – присел отдохнуть.
Я почти вошла в подъезд, когда услышала голос:
– Огня не найдется?
Странно. Голос не был пьяным. Он принадлежал молодому человеку. Даже, наверное, мальчику.
Я повернулась к нему, одновременно выуживая новенькую зажигалку из узкого кармана.
– Держи.
Огонь выхватил из темноты лицо. Точно. Мальчик. Лет пятнадцати. Что делает тут ребенок в это время?
– Спасибо.
По дрожащему огню  сигареты в пальцах юноши, я поняла, что он сидит тут давно. И порядком замерз. Обычно я очень осторожный человек, не знаю точно, что подкупило меня в этом человеке. Наверное, бутылка «Голден скай», выпитая мной во время прогулки.
– Чаю хочешь?
Тень молчала. Я поняла, что хочет. И не только чаю. Хочет к свету, в тепло.
– Пошли. – я тронула Тень за плечо, и, не оглядываясь назад, вошла в подъезд. Почему я была так уверена, что Тень пойдет за мной? Но она пошла.

   Когда я открыла входную дверь и вошла в квартиру, меня ожидал еще один сюрприз. При тщательном визуальном изучении моя находка оказалась девушкой. Причем настолько похожей на парня, что определить ее пол я смогла лишь по выпуклостям, которые находились именно там, где у парня их просто не может быть.
– Проходи. – сказала я, снимая куртку и вешая ее на крючок. – Куртку можешь повесить тут. – Я пошла на кухню. Щелкнув выключателем небольшого бра над столом, я в который раз мысленно похвалила себя за чистоплотность. Я долила воды в чайник, щелкнула кнопкой включения.
– Иди сюда! – позвала я свою находку. Интересно, что она там застряла? Я взяла в руки пепельницу, и, повернувшись, чуть ее не уронила. Находка тихо сидела на табурете за моей спиной. Двигается как кошка.
– Я тут. – теперь она говорила тише, потому как точно знала, что ее слышат, и  ее голос стал глубже и ниже на полтона.
– Я вижу. – ответила я, ставя пепельницу на стол.
– Ты кто? – я залезла на табурет и, достав сигарету, закурила.
– Лешка.
– Ты врешь. – доброжелательно ответила я, выпуская струйку сизого дыма. Вино веселило меня и отгоняло всякую осторожность.
– Какая разница? – она наконец–то подняла свои глаза и посмотрела прямо на меня.
– Почему ты сидела у подъезда под дождем?
– Потому что у меня неприятности дома. – она смотрела на меня, и ее глаза говорили «ну давай, расспроси меня об этом и я скажу, куда тебе нужно идти и с каким ускорением, потому что это не твое дело, какие у меня неприятности». Что ж. Мне все равно неинтересно, что у детей могут быть за неприятности. А она все так же смотрела с ожиданием вопроса. Мы молчали. Чайник шумно закипел и выключился с громким щелчком. Я пожала плечами и повернулась к чайнику.
– Сколько тебе сахара? – две чашки – два пакетика – две ложки.
– Я не пью сладкий чай. – минус ложка.
Ладно. Я поставила перед ней чашку и села напротив. Мы опять молчали. Интересно, ее напрягает молчание? Почему-то на людей это действует, как тонкий психологический прием. Они теряют уверенность, начинают нести всякую чушь – лишь бы не молчать – и выглядят еще более глупо, чем, если бы они подхватили молчание. Я смотрела, как она отогревает замерзшие пальцы о горячий фарфор. У нее будут красивые руки. Именно будут, когда подрастет. Сейчас длинные и по–мужски изящные пальцы были покрыты заусенцами, точками от шариковой ручки, даже пара царапин была в наличии. Ногти явно обгрызены.
     Молчание затянулось.
– И часто у тебя неприятности?
«Лешка» замешкалась. Раньше я никогда ее тут не видела, но я так редко обращаю внимание на окружающий мир, что запросто могла бы пройти мимо нее и не заметить. Во дворе же все время тусуются чьи-то дети. Она шумно отхлебнула из чашки, умудрившись спрятать в ней почти все свое лицо. Я видела лишь ершик когда-то светло–русых волос, которые теперь переливались всеми цветами радуги. Она, наверное, почувствовала, что я смотрю на нее. Чашка медленно опустилась. Над краем нежно–голубого фарфора показались серые с зелеными искорками глаза. Я затушила сигарету.
– За что же твои родители могли выгнать тебя ночью на улицу? – я решила немного подразнить ее. – Они тебя совсем не любят?
– Совсем. – она поставила чашку на стол и вновь посмотрела мне прямо в  глаза. Ее взгляд мне откровенно говорил: «это вообще-то не твое дело, но раз ты меня напоила чаем, то так и быть – я потерплю»
– А, понятно. Плохая, непослушная девочка. Поймали за курением? Двойка в дневнике? Хотя нет, сейчас же лето, какая двойка…– я совершенно не понимала, какие еще могут быть проблемы у детей ее возраста.
– Я не курю. – удивила она меня. – И не нужно обращаться со мной как с нашкодившей школьницей.
– Да?  – я с интересом окунулась в серые глазки, пытаясь поймать взглядом хотя бы одну зеленую искорку. – А сколько тебе лет? – я задала вопрос просто так, для того, чтобы она не отводила глаз, и я могла бы дальше заниматься «охотой» в ее глазах. Почему-то именно когда ты спрашиваешь человека, глядя ему в лицо, он тоже смотрит на тебя, но стоит вопросу закончится, то… в общем редко кто отвечает, глядя вот так же прямо.
– Мне 19.
– Ого. Учишься? Или слоняешься со шпаной из нашего двора?
– А кто тебе сказал, что эта шпана не учится?
– Не знаю. Просто они все время галдят, там, внизу. Создается впечатление, что они приходят туда рано утром и рассасываются поздно вечером.
– А ты не думала, что это разные люди? Ну, что утром это одни, днем другие и вечером все вместе?
Я удивленно посмотрела на нее. Нет, я о таком даже не предполагала. Они все для меня на одно лицо: проколотое, татуированное детство плавно переходящее в стадию отроков. Хотя кто их сейчас называет отроками?
– Ладно, не важно. Пошли, придется тебе спать на полу. Не страшно?
– Ты… что? Хочешь оставить меня на ночь? – мне показалось, что она сейчас просто упадет с табурета.
– Нет, я хочу выгнать тебя на улицу, чтобы ты дальше сидела там и мерзла. – улыбнулась я, спустив ноги с табурета и вставая. – Пошли–пошли. Да и ночь-то почти кончилась. Так что это не считается. Не стесняйся. Я не кусаюсь.
–Ну, очень надеюсь на это. – пробурчали мне в спину.

     Раскладывать диван я не стала. Просто кинула себе подушку и, открыв ящик для белья, выудила из него легкое одеяло. Находке постелила плед, отдала вторую подушку и свое теплое одеяло. На полу иногда бывает холодно. Особенно если ты трезв, а окно всю ночь открыто. Я переоделась в домашние брюки и майку и юркнула под одеяло. «Лешка» посидела еще с минуту на кухне, потом я услышала, как тихо открылся кран и зажурчала вода. Она что, моет посуду?!? Больной ребенок. Однозначно. Потом вода перестала литься, и свет погас. Теперь я видела лишь тень. Она кошачьим шагом прошла в комнату и  так же тихо растворилась под одеялом. Я закрыла глаза. Мне стало интересно, что могло выгнать человека из дома? Я вспомнила своих родителей, свое детство. Интересно чем я занималась в 19 лет? Ах да. Я уже работала и жила отдельно. Я уехала от родителей, когда мне стукнуло 18 лет. В другой город. Я тщательно выбирала себе профессию, старательно выбирала город. Чтобы он обязательно был подальше от моего родного, и что бы там были удобоваримые для меня условия обучения и проживания. Я училась, я работала и жила в общежитии. Усиленно копила на собственное жилье. Девчонки вечно бегали на свидания и дискотеки, и мне было непонятно: когда они успевают учиться, и на какие деньги удовлетворяются их желания? Какие-то странные у них проблемы были… колготки-помады-тушь-бусики-тряпки-мужчины, и все это обсуждалось в одном разговоре, в одном порыве поделиться радостью от купленной по дешевке туши, до секса на прошлой вечеринке. Квартиру мне подарили за окончание университета. Ну, подарили – это громко сказано, за пять лет, я смогла прикопить неплохую сумму, поэтому наполовину этот подарок был честно оплачен мной самой. Родители долго не могли понять моего желания остаться в чужом городе. Это для вас он чужой, а мне за эти пять лет он стал родным. Роднее вас. Ну, простите, вот такая я неблагодарная. Мой мозг совсем ушел в воспоминания, и я даже не заметила, как уснула. Мне снилось что-то невообразимо яркое. Яркое солнце, яркая листва, даже мяч был ярко красный. Хотя откуда там был мяч? Не важно. Пусть.


     Открыв глаза, первое, что я увидела это пустое спальное место. Мозг заработал и через минуту выдал информацию, что вчера я привела с улицы домой совершенно незнакомого мне человека. Также он мне услужливо подсказал, что если я так и дальше буду делать, то все может закончиться для меня очень и очень печально. И если я уже начинаю так делать, то мне стоит задуматься о своем психическом благоразумии. Конечно, на самом деле все было намного короче и в матах. Но итог был одним – ты дура, Лариска.
Я прислушалась. Дома было тихо. На кухне? Чай пьет? Что за дурацкое имя – Лешка? Я встала и осторожно заглянула на кухню. Там никого не было. Я метнулась в ванную, но и она радовала своей пустотой. Идиотка, чему ты радуешься? Я подергала входную дверь. У меня автоматическая собачка, которая захлопывается сама. Моя ночная гостья просто проснулась утром раньше меня и ушла. Я вернулась в комнату и пристально осмотрелась. Красть у меня особо нечего, денег немного, все деньги я храню на карте. Сумочки у меня отродясь не было. Золота тоже. Я постояла, подумала еще маленько, а потом махнула рукой. Даже если Лешка что-то вынесла из моего дома, то так как я этого не заметила сразу, значит мне это неважно. А ей, наверное, нужно.



     Всё утро. Целое утро и кусочек дня я потратила на то, что бы купить себе футболку. Мои ноги ныли, казалось, по самое колено. Удобные ботинки теперь казались неимоверно тяжелыми и неудобными. Нагруженная сумками, потому что по пути я решила заглянуть в супермаркет, я думала, что никогда не дойду до дома, и эти сумки становились тяжелее с каждым шагом. 
     Дойти до угла дома.
     Поменять руки.
     Дойти до заборчика вокруг детской площадки.
     Поменять руки.
     Черт, запястья ноют нечеловечески, обувь неудобная, дороги неровные, сумки тяжелые, денег мало, на работе сплошная небритая задница.
     Дойти до подъезда.
     Еще чуть-чуть.
     Ступенька, две...
     Почему нельзя поставить одну сумку на подоконник и быстренько дотащить вторую до квартиры и вернуться за первой? Потому что сумку стащат. Всенепременно стащат. Вон они, сидят на подоконниках. Явно обкуренные или под дозой. Все как один ¬¬¬¬¬¬– в широких штанах, грязных засаленных футболках.
     Интересно, Лешка среди них есть? Я, бегло стреляя глазами, оглядела подростков. Лешки там не было. Ну, как можно вот так прожигать жизнь? Такое ощущение, что нынешнее поколение на 50% находится в периоде ожидания, ожидания непонятно чего. Им скучно в этот период, и они совсем не знают, чем и как себя занять. Чего можно ждать от жизни в 15 или 17 лет? Под свои ворчливые мысли я дошла до своей двери. Вот так. Еще рывок, и я буду дома.
     А чем можно себя занять в таком возрасте, думала я, разбирая покупки в холодильник и  шкафчики. Можно и нужно учиться. Для чего? Наверное, для того, чтобы потом пойти учиться дальше, или пойти работать. А работать для чего? Учиться дальше – это понятно, ты 10 лет учился – у тебя уже вроде привычки что-то образовалось, и следующие 5-7 лет  постепенно избавят тебя от этой пагубной привычки.
     А работать?
     Боже, ни за какие блага мира я не согласилась бы снова оказаться в школе, детском саду или универе. Никогда не понимала людей с такими желаниями. Какая в этом радость? Беззаботное детство и юность? Почему-то никто никогда не вспоминает о зависимости в этом возрасте. Самая большая зависимость у самых маленьких детей, чем старше становится ребенок, тем меньше сама эта зависимость, но тем больше других зависимостей.  Или кто-то согласится поменять теперешнюю жизнь на жизнь ребенка? Шарфы, варежки, лекарства, учителя, воспитатели и еще куча всякого барахла – зависеть от всего этого,  потому что у тебя просто нет выбора. Ты пьешь лекарство, если кашляешь. Тебе завязывают рот шарфом, если на улице ветер. И по утрам тебя кормят кашей, которую ты ненавидишь, но ешь: выбора-то нет. Тебе придется идти в школу, потому что не можешь и не имеешь права внятно сказать родителям: сегодня в школу не пойду. Тебя могут не пустить на дискотеку, в кино, к друзьям. Могут запретить общаться с мальчиком или девочкой, потому что не считают их нормальными, благополучными детьми. Но зато когда ты идешь работать, вся эта лабуда испаряется. Нет практически никакой зависимости, кроме твоего желания работать. Ты делаешь то, что считаешь нужным, живешь, так как считаешь истинно правильным для себя, общаешься с самыми неблагополучными, на взгляд твоих родителей, людьми – и никто не имеет права запретить тебе жить. Жить как считаешь нужным.

Я с грохотом закрыла окно. Черт бы побрал этих детишек. Ну почему они вечно орут под окнами до поздней ночи? Родителей совсем  не беспокоит тот факт, что все послушные дети в девять вечера должны спать?
Может купить уже кондиционер? К черту. Лучше ружье. Тогда можно отстреливать тех, кто орет громче всех, и простреливать шины автолюбителям, которые очень любят сигнализацию и крепко спать. И тогда настанет благодатная тишина. Или поставить стеклопакеты? Говорят, они очень хорошо отгораживают тебя от уличного шума. Я решила пойти погулять. Ну и пусть душно-жарко-липко. В лесу хорошо. Там, конечно же, прохладнее. Но и народу тоже, наверное, много. Я кинула в пакет небольшое байковое одеяльце, книжку и вышла на улицу.


-Здравствуйте, девушка.
Я недовольно оторвалась от чтения и подняла голову. Передо мной стоял высокий парень. Блин, ну почему? Почему мне так не везет? Я специально долго шла вначале по лесу, потом спустилась в овраг и дошла до самой речки, чтобы уйти как можно дальше от народа и цивилизации, и всего, что к ней прилагалось. И дальше по берегу, где нет даже намека на песок или приятно-округлую гальку – тут не было ничего из того что манило бы «нормальных» людей. И вот – на тебе.
Я приподняла темные очки и выразительно огляделась вокруг. Снова подняла голову:
– Здраве будь, отрок. – чуть издевательски ответила я. Казалось, он чуть опешил от такого ответа, но все-таки решил продолжить.
– Читаете что-то интересное?
– Неимоверно. – сопроводила я свои слова кивком, и снова уткнулась в книгу, умоляя мысленно, чтобы этот человек исчез. Ну, неужели мне нужно переезжать на Марс, чтобы побыть одной?
– Неужели чтение, даже неимоверно интересное, способно заменить приятное общение? – он без приглашения сел рядом. Я подвинулась, чтобы мое бедро не касалось его горячей загорелой кожи.
– Скажи мне, отрок, вот что: ты, наверное, специально забрел так глубоко по берегу в поисках общения? – спросила я, закрывая книгу.
– Ну почему «отрок»? Меня Дима зовут. – он улыбнулся, демонстрируя в улыбке ровные белые зубы. Я перевернулась и села так, чтобы видеть его лицо. Симпатичный. Загорелый. Мускулистый. С намеками на терпеливость и  чувство юмора. Рыжий. Он безумно рыжий. Дима, значит.
– Хорошо, Дима. – с натяжкой произнесла я. – Ну, так что, ты за общением шел так долго и нудно?
– Нет, собственно. Я просто загорал, тут отличное место. – он махнул рукой в том направлении, где, по всей вероятности, загорал.
– Ага, отличное. Наслаждался одиночеством?
– Ну, в какой-то степени да.
– Нравилось?
– Было неплохо. – он невольно поежился под моим взглядом. Наверное, жалеет, что без очков.
– Вот и мне было неплохо, пока ты не пришел. Доступно? – я внимательно посмотрела на  парня.
– Вполне. – он снова улыбнулся. – Мне уйти?
– Точно. – я снова взяла книгу и демонстративно уткнулась в нее, давая понять, что это были мои последние слова.
Он посидел, помолчал. Потом встал и ушел.
Через часик меня стало неудержимо клонить в сон. Я бездумно откинула книжку, прикрыла голову сарафаном, который скинула в желании подставить под лучи солнца побольше тела, и закрыла глаза. Как же хорошо! Как же хорошо лежать тут, пусть на камнях, пусть они кое-где довольно неприятно впиваются в ноги и живот, но все равно – как же мне хорошо. Солнышко жарит сверху, шорох волн по камушкам, ласковый теплый ветерок ласкает кожу. И тишина. Хо-ро-шо!
– Девушка, неужели Вам никто никогда не говорил, что нельзя спать на солнце?
Господи! Простонала я про себя. Опять он. Ну почему он не исчез?
– А тебе никто никогда не говорил, что быть назойливым – плохо? – спросила я ворчливо, не открывая глаз.
– Пить хочешь? – он перешел следом за мной на «ты».
Я почувствовала, как Дима опять приземлился на мое одеяльце.
– Я хочу, чтобы ты исчез. Дим, ну тебе что, совсем нечем заняться? Ну, вместо того, чтобы тратить свое время на девушку, которая не хочет, чтобы на нее тратили время?
– Тебе повезло. Именно сегодня мне совершенно нечем заняться и поэтому я потрачу на тебя столько времени, сколько ты не хочешь. – по интонации его голоса я поняла, что он улыбается. Вот больной.
– А вчера тебе было чем заняться?
– Вчера было. И завтра будет.
– И чем ты будешь заниматься завтра?
– Позвоню тебе и приглашу поужинать.
– А почему не позавтракать? – лениво поинтересовалась я.
– Хочешь позавтракать – давай устроим ужин плавно переходящий в завтрак.
– Ты и готовить умеешь? – я перевернулась на бок, и теперь смотрела на него.
– Умею. И даже цветы дарю… Через раз. – он снова улыбнулся.
– Ты – чокнутый. – подвела я итог, и снова легла, закрыв глаза. Нужно собираться домой. Хватит уже, назагоралась. Но было катастрофически лень двигать себя. Еще и нести домой одеяло. Главное неудобство этого «пляжа» заключалось именно в том, что он находился под крутым, почти отвесным склоном. То есть, когда ты идешь на пляж – ты спускаешься вначале в овраг, а потом суперосторожно ползешь несколько метров по отвесному срезу глины, которая образует  склон, думая только о том, как бы не сломать ногу. А когда идешь домой – без навыка альпинизма ты туда не попадешь. Но меня привлекали несколько другие плюсы этого местечка – тут была вода, правда, течение реки в этом месте слишком сильное – плавать без разряда по плаванию невозможно. И, главное – тут нет людей. Ну, или не было до сегодняшнего дня. Я с сожалением подумала, что теперь придется искать другое место для единения с природой, ибо тут становится людно.
 Я села и стала одеваться.
– Уже уходишь? Надеюсь не из-за меня? – казалось, он непритворно огорчен.
– Нет, мне просто пора. – ответила я, укладывая книгу в пакет. Дима поднялся.
– Я провожу тебя.
– Спасибо, но я знаю дорогу домой.
– Но я-то ее еще пока не знаю. – он поднялся, и взял одеяло.
– А ты нахал. – сказала я, наблюдая за тем, как он резко встряхивает клетчатый кусочек ткани.
– Да, я такой. Тебе придется подождать, пока соберусь я. – ответил Дима, отдавая аккуратно сложенное одеяло. Мы подошли к месту его «стоянки». Я бегло оглядела местечко: плед, полотенце, несколько журналов и ноутбук.
– Ты, что работал на природе?
– Да. Знаешь ли, иногда нужно подумать – что может быть приятнее работы на свежем воздухе? – ответил он, складывая ноут в специальную сумку-чехол. Дима быстро собрался и мы пошли в гору.
      Спустя минут сорок мы подошли к моему дому. За это время я узнала, что Дима адвокат, весьма успешный. Что он любит Стивена Кинга, шоколад и игры-симуляторы. Также что он был женат, но весьма неудачно.
– Спасибо, что проводил, дальше я сама. – сказала я, протягивая руку, что бы взять свой пакет.
– Даже чай за труды не предложишь? А говоришь, что я нахал! – он скорчил рожицу, отдавая мне пакет. – Ну, может, поощришь, хотя бы номером телефона? Иначе мне придется караулить тебя здесь каждый раз, когда я захочу тебя увидеть.
– Чаю не предложу. Телефоном не поощрю. Ты сам напросился меня провожать, я тебе ничего за это не обещала. Ты помимо того, что нахальный, еще и корыстный.
– Ну, теперь, когда ты знаешь почти все мои отрицательные черты, может, дашь возможность, проявится положительным чертам?
– Дам. – ответила я, кивая. – Обязательно дам. Но не сегодня. Приятно было и все такое, но мне действительно пора. Пока.
Я отделилась от него, и, не оборачиваясь, пошла домой.

Придя домой, я залезла под прохладный душ. В такую жару одеваться не хотелось совершенно, поэтому я, как была голышом, со спутанными мокрыми волосами, так и вышла на середину своей комнаты. Ррраз! И на пол полетел пушистый плед. И два – я плюхнулась на него голая и замерла, уставившись в потолок, ощущая всем телом приятное щекотание ворсинок пледа. Теплый ветерок продувал мокрые пряди волос, приятно скользил по коже, и пропадал где-то в районе ног, нагреваясь от духоты комнаты. Меня неудержимо клонило в сон. Закрыв глаза, я задремала.

– Лариса! Лариса! Где ты? – я резко открыла глаза на крик. Я задремала над учебником. Кажется, матери что-то нужно. Я протерла глаза и пошла на крики.
– Ну что? Мам, что тебе... – я так и не смогла закончить фразу, на кухне, прямо передо мной сидел совершенно синий человек. Он был похож на татарина или еще кого-то, я плохо разбираюсь в национальностях, но он был синий, у него были длинные, почти до груди, тонкие усы и узкие с прищуром глаза. Может, монгол? Но что даже монголу делать у меня на кухне, и почему он синий?
– Вы кто?
– Я друг. – голос, казалось, пронизывал меня насквозь. Он был спокойным, но внушал какой-то непонятный страх.
– Чей друг? – я почувствовала, как детская теплая ладошка оказалась в моей руке и крепко ее сжала. Мой братик. Мы же идем гулять. Ему пять. И я его обожаю.
– Его. – мужчина кивнул на моего брата. Мне стало страшно, я инстинктивно прикрыла собой маленького ребенка.
– Ты ему не друг. – покачала я головой. - И близко к нему не подходи.
Я вышла из кухни, крепко сжимая ручонку братика. Мы идем гулять. Я ковыряюсь в песочнице, строю замки и куличики, на улице жаркое лето, пахнет сиренью. Вдруг я понимаю, что братика нет со мной рядом, я оглядываюсь, громко зову, но его нигде нет. Леденящая волна страха поднимается из пяток, и, как цунами, обрушивается на меня... Я точно знаю, где он... Он пошел туда, к этому страшному человеку... Бегом, бегом, бегом по лестнице вверх, вот мой этаж, вот моя квартира, коридор... Я задыхаюсь от бега... Болят легкие.. Мне так страшно... Я на цыпочках подхожу к кухонной двери. Она закрыта... Через стекло в двери я вижу, как они разговаривают, братишка кивает головкой и доверчиво кладет свою руку в протянутую синюшную ладонь...
– Нет!!! Нет!!! Отпусти его!!! – я кричу что есть сил, но они не слышат меня, я поднимаю руки, и что есть силы бью по стеклу... Оно должно было разбиться, но нет, оно прочное, как сталь...
– Отпусти его!!! Отпусти!!! Не ходи с ним!!! Нет!!!
Я смотрю, как они уходят... Откуда в кухне вторая дверь? Они уходят куда-то далеко... Так далеко, что мне туда ни за что не попасть... Как бы я не старалась – туда мне входа нет... И ему выхода... По моему лицу бегут слезы... Я все еще стучу по стеклу...

– Пожалуйста!!! Нет! – мой собственный крик разбудил меня. Пару секунд я так и лежала, с широко открытыми глазами смотря в потолок. Сон... Это снова  тот же сон. Он снится мне слишком часто, с тех пор, как умер мой брат. Постепенно мое дыхание успокаивается. Это сон. С этим ничего не поделаешь. Я свернулась в клубочек, на глаза набежали слезы. Прошло столько лет, а я все еще по нему скучаю... Наверное, это единственный человек, по которому я скучаю так. И по-другому не будет.
«Кто сказал, что время лечит?
Оно лишь делает привычной боль...»
Психиатр сказал, что со временем чувство вины должно пройти. Но я с трудом верила в его слова. И глубоко внутри себя считала, что если пройдет и это чувство, то тогда я совершенно никчемный человек. Все вокруг говорили, что я очень тяжело пережила гибель брата, но мне казалось, что они преувеличили. Зачем-то появился психиатр. Я послушно ходила на приемы и тренинги. Я делала это лишь для того, чтобы от меня отстали, и дали возможность подумать. Подумать о себе, о нем... Побыть одной... Это так несправедливо. Он был такой маленький, и он совсем ничего не видел в этой жизни, кроме урода-отца, вечно отсутствующей матери, и бабулек – стаи оголтелых ворон. С самого рождения не нужный никому, кроме меня и матери. Нас было двое – в огромном мире нас было только двое. У меня появился маленький человечек, который ждал меня, радовался мне, делил со мной свои радости и несчастья. Как же я любила его. Мне нравилось быть старшей сестрой…
Если бы в тот день я пошла с ним... Он просил, чтобы я пошла с ним на речку, но я бездумно попросила его сходить с друзьями... Как же это было бездумно...
Почему в тот момент ничто не екнуло внутри меня?
Я была спокойна, весела и легкомысленна. Я даже не забеспокоилась когда позвонила мать, и сказала что его до сих пор нет дома, а раньше он никогда не задерживался так долго.
Я не забеспокоилась, когда его друзья не открыли мне двери, а  мой вопрос – где Олежка? – остался без ответа...
Кто первым придумал позвонить в милицию? Не помню. Но именно из этого звонка мы узнали, что маленький мальчик с такими приметами три часа назад был сбит автобусом, и сейчас лежит в больнице...
Он в коме...
Состояние тяжелое...
И все завертелось в бешеном вальсе...
Я останавливаю машину на улице, мы прыгаем в нее и несемся к детской больнице... Сумка дома... с собой нет денег, чтобы рассчитать водителя... плевать... судорожно объясняю ему ситуацию... он кивает... оставляю ему номер телефона:
– Позвоните, я Вам отдам деньги... Спасибо, огромное... До свидания...
Серый, холодный холл приемного отделения...
К нему пропускают только мать... Не меня...
Мать...
Она находится там всего несколько секунд...
Это называется «опознание»...
Несколько секунд живет надежда, что это не он... Что они все перепутали... Несколько секунд...
Выходит мать... Без слов я понимаю...
Это он.
Три дня в коме...
Три дня около моей постели сидят подруги. Они не спят. Они по очереди дежурят около меня и матери. Непонятно, кто умирал в эти долгие три дня... Я или он?
Страшно звонить в больницу... Страшно... Состояние без изменений... Без изменений – это хорошо или плохо? Это нормально...
Не лучше, не хуже...
Под утро третьего дня я задремала. Меня разбудила мать. Разбудила страшными словами. Никогда не забуду ее голоса...
Ее лица в этот момент...
Он умер...
Он умер, а я осталась... Я осталась одна... Без него... Почему он? Почему не я? За что? Неужели он сделал что-то плохое? Или я? Если я сделала, нужно было наказывать меня, но не так жестоко! Не так!
Почему он?
Почему?
Даже после стольких лет... Этот вопрос оставался главным для меня. Появись передо мной фея и спроси: что я готова отдать за то, чтобы он жил, я, не задумываясь, отдала бы все, что имею. Все, до капельки.
Наверное, именно в тот момент появилась усталость…

Я сидела на полу и глотала слезы. Боль не стала привычной, даже спустя столько лет... Все так же больно... И все так же обидно... И все так же его не хватает...
Ладошками я отерла струящиеся по лицу слезы. Необходимо отвлечься. Я включила телевизор, вяло пощелкала каналами - ничего интересного или увлекательного. Немного поразмыслив, я решила накинуть футболку, умыться и прибегнуть к самому простому способу ухода от реальности – напиться. Напиваться в одиночестве мне не хотелось, поэтому я, быстренько сполоснув лицо, набрала номер Грошика.
– Грошик, ты сильно занят? – спросила я в ответ на его стандартное «алло».
– А в чем дело?
– Покатай меня, а?
– Интересно, у тебя хоть раз в жизни возникла мысль, что я могу тебе отказать?
– Ой, давай ты мне будешь отказывать в следующий раз, а? – плаксиво протянула я.
–Ладно, сейчас приеду.
Вот и замечательно. Закинув свое тело в джинсы, я, прихватив ключи, выскочила на улицу, решив подождать его прибытия где-нибудь у подъезда на лавочке.



– Грошик, скажи, а я красивая? – спросила я, рассматривая свое отражение в окне автомобиля. Игорь  с недоверием посмотрел на меня. Мы стояли на светофоре. Мы колесили по городу несколько часов. Наверное, Игорь устал. Устал от меня, от моего молчания, от моей недоговоренности. Я его понимаю, иногда сама от себя устаю, но что поделать. Назвался моим другом и плакательной жилеткой – будь добр соответствовать.
– С чего вдруг тебя стали волновать такие вопросы?
– Не знаю. Так просто, стало интересно. Я смотрю в зеркало и вижу себя. Простую себя. Интересно, что видят другие?
– Все равно. Это подозрительно. Стареешь что ли?
– Поехали! Зеленый уже. И не язви, я серьезно спрашиваю.
Игорь плавно нажал на газ, машина тронулась. Некоторое время мы ехали молча.
– Грошик, ну серьезно. – капризно протянула я, возвращаясь к прежней теме.
– Ты нормальная. – ответил он, сворачивая к дороге, которая вела к моему дому. – Хотя, какая ты к черту нормальная? У тебя снаряд в голове видно за 20 метров. Похоже, ранение в голову увеличивает свои масштабы, и скоро доберется до твоего позвоночника.
– Вот и я думаю, что обыкновенная. – вздохнула я, пропуская мимо ушей поток сарказма.
– Послушай, – он остановил машину у моего подъезда и заглушил мотор. – Тебе что, кто-то сказал, что ты красива, и тебя это огорчило?
– Мммм... Нет, мне сто лет этого никто не говорил. – я задумчиво водила пальцем по кожаной обивке сидения.
– У тебя появилось увлечение?
– Грошик, если я тебе скажу: что у меня появилось, то ты мне не поверишь, а потом начнешь собирать всякие гадости. Ладно, я устала и хочу спать. Отложим этот разговор на потом. – я открыла дверь и  вышла из машины.


Медленная музыка заполняла меня целиком. Правда, ее место во мне уже съедалось опьянением, но все же музыка заполняла мои уши и приникала глубже. Саунд трек из очаровательного фильма ужасов Сайлент Хилл – был поистине великолепен.
Катание с Игорем приносит все меньше удовольствия. И от мыслей не убежишь. И от себя тоже. На работе появилась новая сотрудница. Наши мужчины сделали стойку. Была бы я мужчиной, может, и у меня было бы больше радостей в жизни, например, делать стойку на таких, как она. Красивая, стильная, строгая... Совсем не такая, как я. Из той породы девушек, что даже в 30 градусов по Цельсию надевают колготки, и мучаются на высоких шпильках в душных деловых костюмах. Зато как красиво. Лицо фирмы или компании, и в минус и в плюс 30. А я? Я совсем не такая. Меня не видно. Хотя рыжие волосы нельзя назвать «серыми и незаметными», но я умудрялась сделать их такими. Иногда хотелось быть красивой. Но быть красивой просто так. Без всяких ухищрений типа шпилек, помады, туши. А быть красивой просто так, от природы.  Я подошла к зеркалу. Обычная. Самая обычная. Но стоит вот так улыбнуться, чуть приподнять удивленно бровки, или чуть приоткрыть  губы – получалось именно то, на что мужчины делают стойку. Почему-то это меня развеселило. Я криво улыбнулась своему отражению и быстро стерла у себя на лице следы этой похабщины. Чушь какая, меня совершенно не интересует как я выгляжу. Мне все равно. Наверное потому, что одна «голден скай» уже внутри меня. А алкоголь имеет волшебное свойство прибавлять сексуальности и загадочности.
Даже мне.
В дверь позвонили.
– О, привет. – я чуть пьяно улыбнулась. Передо мной с ноги на ногу переминалась Лешка. – Прикольно. Заходи!
Я распахнула дверь и пошла в комнату. Лешка тенью скользнула за мной и замерла на диване.
– У тебя появляется привычка исчезать и появляться. Ты фокусник? – меня слегка штормило, но все равно было весело. Как будто куча маленьких веселых пузырьков поднималась внутри меня, начиная свой путь от ног и лопаясь где-то в голове.
– Нет. – она пожала плечами.
– Ладно, какая разница. Давай потанцуем! – я подлетела к ней и, схватив за руки, дернула на себя. Лешка взлетела и оказалась в моих объятиях. По тому, как резко покраснели ее щеки, я поняла, что она смутилась. Чего она смутилась? Меня? Или моих рук, кольцом охватившим ее стройную талию? Я отстранилась от нее и посмотрела в глаза. Она снова вспыхнула до кончиков ушей и спрятала взгляд себе в плечо. Я весело от души рассмеялась и приникла к ней, уткнувшись носом в тонкую шейку. Она вздрогнула, но не оттолкнула меня. Просто замерла, как кролик перед удавом. Мы медленно переступали ногами под томную и тяжеловатую музыку, которую написал, как мне сказали, какой-то японский композитор. Я расслабилась и вновь позволила мелодии войти в себя, я вдыхала запах Лешки, постепенно забывая, что это ребенок, и ребенок женского пола. Медленно исчезали стены, потолок, все вокруг. Казалось, не существует ничего, кроме этого пола, мелодии, и ощущения теплого податливого тела, необыкновенно мягкого и гибкого. Плавно кружилась голова, внизу живота возникало непонятное томление. Лешка чуть повернула голову, и ее дыхание коснулось моих губ. Ощущения росли и поднимались внутри меня, заставляя еще крепче прижаться к такому влекущему телу. Я вздрогнула, когда почувствовала руку Лешки на своей спине. Это одним махом разрушило паутинку очарования. Я в миг осознала, что за ощущения возникли во мне, чего я хочу сейчас, и почему низ живота так неожиданно заломило. Так же, как и то, что в моих объятиях находится девушка, которая младше меня почти на 10 лет. Я приоткрыла глаза. Такой спокойно-умиротворенной мордашки, я, наверное, не видела никогда. Нужно это остановить.
– Где ты была все это время? Чем занималась? – тихо спросила я. Мне не хотелось тревожить ее или пугать. Я хотела мягко все остановить. Глаза распахнулись с немым вопросом, рука тут же опустилась вниз, губы, такие мягкие и влекущие всего секунду назад, стали твердеть и сжиматься в полосочку.
– Так, ничем особенным. Дома была. – она пожала плечами. Я разжала руки, и Лешка, пошатнувшись, сделала шаг назад.
– Прикольно.
Веселые пузырьки внутри меня растаяли. Наверное, их действие тоже ограничено, как и все вокруг.
– Что-то я устала. Давай расправим диван, посмотрим фильм… Ты любишь ужасы? – спросила я, выключая музыку.
– Триллеры.
– Выбери что-нибудь на свой вкус. – я кивнула на стойку с дисками. – А я пока раскину лежбище.
Она подошла к полке.
– Кстати, ты есть хочешь? – спросила я, бросая две подушки на разложенный диван.
– А у тебя есть что поесть? – она наклонилась к стойке и пальчиком вела по названиям фильмов. Вытаскивала один, читала, качала головой и ставила обратно.
– Хм… ты права, но можно заказать пиццу.
– Да ну ее. Не хочу я есть. Как тебе «Полусвет»? Еще раз посмотришь? – она протягивала мне диск. Хороший фильм. Интересный. Я кивнула, соглашаясь.
– Лешк, а ты вино пьешь? Или тебе еще нельзя?
– Пью. Иногда. А ты хочешь меня напоить? – спросила она, устраиваясь на диване.
– Мне не хочется пить одной, когда дома есть еще кто-то, кроме меня. Будешь?
Она кивнула.
¬– Заводи шарманку, а я сейчас вернусь.
Я открыла холодильник и извлекла из него две бутылки «небес». Достав штопор, я вывернула обе пробки. Интересно ей нужен стакан или фужер, ну из чего обычно пьют вино? Подумав еще чуть-чуть, я достала стакан. Надев его на горлышко одной из бутылок, я пошла с ними в комнату.
– Я не знаю, как ты пьешь вино, поэтому принесла тебе бутылку и стакан. – протягивая ей вино, сказала я.
– А как его пьешь ты? – она смотрела прямо на меня.
– Из горла.
– Вкусно?
– Безумно! – я немедленно ей это продемонстрировала. Вино кисло-сладкой леденящей струйкой пролилось в желудок. Она сняла стакан и поднесла горлышко к губам. Глотнула и посмотрела на меня, ожидая одобрения. Я одобрительно кивнула, перебралась через нее и удобно устроилась на диване рядом.  Мы погрузились в созерцание истории о человеческих чувствах: любви, горя, страдании и страха.
     Я проснулась оттого, что мне было холодно. Блин. Телевизор показывал синий экран – фильм давно кончился. Я огляделась, насколько позволял призрачный свет телевизора. Рядом, свернувшись в калачик, посапывала Лешка. Тоже замерзла. Нужно достать одеяло. Я быстро открыла шкаф и, достав оттуда огромное синтепоновое одеяло, укрыла замерзшую Лешку, и нырнула следом. Сейчас будет тепло. Ногой нащупав пульт от телевизора, я подтянула его к себе и выключила ящик, погружая себя в блаженную темноту. Лешка заворочалась и стала что-то бормотать. Не думая, я повернулась к ней, обняв двумя руками, подтянула к себе, и, закинув одну ногу ей на бедро, – вырубилась, как тот ящик.
    
    Второй раз меня разбудил запах кофе и яичницы. Если я дома, то откуда у меня запах кофе? А если я не дома, то как я вообще оказалась вне его? Открыв один глаз, я увидела Лешку. Она сидела у дивана, сложив руки под голову, и смотрела прямо на меня.
– Привет. – она улыбнулась. У нее красивая улыбка с утра.
– Привет. Слушай, а ты никогда не пробовала красить волосы в более удобоваримый цвет и не делать из них ирокез? – я сладко потянулась под теплым одеялом, прикрывая глаза.
– Хочешь, попробую? – она смешно наклонила голову на бок.
– Хочу. – я улыбнулась в ответ. – А еще я хочу кофе.
– Сейчас. – она, как птичка, вспорхнула и улетела на кухню. Спустя пару минут у меня в руках дымилась большая кружка вкусного кофе.
– Завтракать будешь? – Лешка снова сидела у дивана, только теперь у нее в руках тоже была чашка. Я помотала головой. Кофе, сейчас только кофе.
– А сколько времени? – спросила я.
– Почти 10.
– Ого! Мне на работу пора. Спасибо за кофе. – я отставила кружку и поднялась. Краем глаза я заметила восхищенный взгляд Лешки, скользящий по моим ногам, чуть прикрытым футболкой. Стало немножко неудобно, и я, выхватив первые попавшиеся джинсы, запихала в них себя. Лешка, почувствовав мое смущение, подхватила обе кружки и удалилась на кухню. Ее уход позволил мне быстренько натянуть другую футболку и чистые носки. Я уже обувалась, когда Лешка появилась в коридоре.
– Я побежала на работу. Работаю я обычно до шести вечера. – скороговоркой проговорила я, втискивая ноги в ботинки. – Дверь захлопывается, так что, если надоест сидеть в одиночестве, то можешь уйти. – я подняла голову и наткнулась на ее взгляд.
– Мне можно остаться и подождать тебя?
– Да, вдруг я вечером захочу кофе. Ты его делаешь отлично. – я озорно ей подмигнула и, подхватив сумку, выскочила за дверь.
– Я буду ждать тебя, возвращайся скорее. – донеслось мне вслед через пролеты этажей. Интересно, мне понравится, что меня дома кто-то ждет?


День пролетел незаметно. В хлопотах, беготне и ругани. Как всегда. Домой меня гнало любопытство. Ждет или ушла? Влетев в подъезд, я быстро простучала подошвами пару этажей и остановилась в нерешительности перед своей квартирой. Рука медленно поднялась, и палец коснулся звонка.
Ти-ши-на.
Я пожала плечами, и полезла в сумку за ключами. Открыв дверь, я, обутая, прошла в кухню, комнату, даже заглянула в ванную. Никого нет.
Ушла.
Ну и ладно, может, ей стало скучно.
А вот я, гонимая непонятно какими чувствами, даже не заглянула в магазин. И теперь в холодильнике шаром покати. Пошарив на полках, я нашла шоколадку. Вот, сейчас налью себе чаю, съем шоколадку, и будет не так грустно. Я налила себе чаю и пошла в комнату. Сев на диван, я включила телевизор. Как-то странно он показывает. Слишком четко, и как-то необычно – цвета сочнее стали? И только теперь мой мозг стал замечать некоторые перемены в окружении. Никаких признаков того, что вчера у меня был «депресс»: диван заправлен, пол подметен, бутылок не было видно. Я поставила кружку на пол и подошла к телевизору. Провела пальцем по нему – чисто. Огляделась. Девственно чистая, вымытая пепельница стояла на таком же чистом столе. Газеты и журналы, обычно кучей занимавшие стол, строгой стопкой покоились на предназначенном им месте. Я открыла шкаф, он приветствовал меня аккуратно сложенным бельем. Похоже, Лешке было действительно скучно. А, ну и ладно.
Я допила чай, съела шоколадку, и решила, что пора принять ванну. Скинув одежду, я голая прошлепала в ванную, пустила воду, секунду подумала и насыпала соли с запахом хвои. Небольшая комнатка заполнилась чудесным запахом леса. Я погрузила свое тело в эту вкусно пахнущую, чуть зеленоватую воду и расслабилась. Поленившись 20 минут в ванной, я вытащила пробку. Большое махровое полотенце приняло мое горячее распаренное тело в пушистые объятия. Уже надевая футболку, я услышала телефон.
– Да? – выдохнула я в трубку, пытаясь запихнуть влажную руку в рукав.
– Привет Лара. – голос в трубке мне показался смутно знакомым, но угадать точно, кто это, было сложно. Тем более футболка никак не желала надеваться на влажное тело, стараясь закрутиться в самых неожиданных местах.
– Ага, а кто это?
– Богатым буду. – голос рассмеялся. – Дима. Если помнишь.
– Помню. – от неожиданности я попала рукой в рукав и футболка наделась на меня сама.
– Это уже хорошо. Раз помнишь, это избавит меня от необходимости напоминать о нашем знакомстве.
– Тебе никто никогда не говорил, что ты произносишь слишком много лишних слов?
– Такая у меня работа – произносить лишние слова. – голос улыбнулся.
– Думаю глупо спрашивать, где ты взял мой номер телефона, но вот спросить, знаешь ли ты о том, что звонить человеку, который не давал тебе номера телефона и не ждет твоего звонка, неприлично, думаю, стоит. Ответ есть?
– Да, это все моя работа. Мне часто приходится звонить людям, которые не ждут моего звонка.
– Ты же адвокат, а не налоговый инспектор…
– Адвокат иногда хуже налоговика. Ну ладно, давай поговорим о моей работе при встрече.
– А кто тебе сказал, что она будет?
– Ну, есть же ты хочешь?
Я подумала.
– Ну, хочу.
– Ну, пошли тогда. Что за девушка? Встретимся через полчаса у городского сада.
– А если мне не хватит полчаса? У меня полчаса только на дорогу уйдет! – Возмутилась я.
-Лара, ты же хочешь кушать? За час ты просто с голоду умрешь. И я тоже. Ну, хорошо, я подожду тебя еще минут 10, но не больше. – он положил трубку.
Нахал.
Подумала я, прикидывая, что можно на себя надеть.
Наглец.
Продолжала я список его достоинств, надевая светлые льняные брюки и тунику.
Нахал, наглец, самоуверенный тип.
Подвела я итог, смотря на себя в зеркало. В целом неплохо выгляжу. Повесив сумочку на руку, я пошла на встречу.



Димочка  очаровывал меня весь вечер. Я все время думала: неужели его так приперло? Молодой, интересный, неженатый, без детей, с работой и деньгами -  неужели на него никто не польстится, лучше меня? Сплошное удовольствие, а не мужчина. Ему бы очень подошла наша новая сотрудница – обалденная бы пара получилась. Хотя, с другой стороны, если все эти достоинства на виду, то наверняка есть какие-то заморочки, которые сводят на нет все  плюсы. Может, он алкоголик? Но за весь вечер он кое-как выпил бутылку пива, и теперь пил только сок. И перегаром от него не пахло. Игрок? Ну, из тех людей, которые проигрывают все деньги, оставляя только на дорогу до дома? Что же в нем не так? Как в анекдоте: рыбка, где нае*ка?
– Дим, а почему ты расстался с женой? – ой, кажется я, перебила его «наиинтереснейший» рассказ «даже-не-помню-о-чем». Он замолчал на полуслове с самым изумленным видом.
– А... Не знаю. – он помолчал, задумчиво раскручивая сок в стакане пластиковой соломинкой. – Просто так получилось.
– Она была стервой? – снова спросила я.
– Нет. Она изумительная женщина.
– Значит, ты был сволочью? – сделала я следующее предположение.
– А других предположений у тебя нет?
– Ну, вы, мужчины имеете обыкновение любое состояние женщины объяснять ПМС или недобором секса, почему бы и мне не быть столь же узкой. – пожала я плечами.
– Ну, я бы не стал равнять всех мужчин под одну гребенку.
– Аааа... Ты типа из поколения современных мужчин? Так почему вы расстались?
– Просто любовь прошла.
– У кого?
– У обоих. – коротко ответил он. – Давай поговорим о чем-нибудь еще, а?
– Давай. – легко согласилась я. На самом деле, любая другая тема мне была уже не интересна. Мысль зацепилась за последнюю фразу и начала разматывать события сама по себе. Просто любовь прошла... Разве может любовь просто пройти? В этой жизни слишком мало вещей, которые, проходят сами по себе. Все взаимосвязано. Если болел зуб, а потом перестал, значит, либо выпили обезболивающее, либо вырвали зуб, либо вылечили. Может ли такое чувство как любовь пройти «просто так», само по себе? Или любовь остывает постепенно, под натиском каких-то невидимых сразу факторов? Капелька раз – и чуть-чуть любви стало меньше, еще капелька, еще и еще и так до тех пор, пока чаша не будет пуста... Можно ли заметить такую вот течь? Можно ли как-то сохранить то, к чему ты никогда не сможешь прикоснуться? Ведь любовь нельзя потрогать, ее можно почувствовать, но можешь ли ты быть уверен в том, что это именно любовь, а не что-то другое? Изо дня в день ты просыпаешься рядом с человеком, ты открываешь глаза и видишь его, он смотрит на тебя и хриплым со сна голосом говорит тебе «доброе утро, любимая»... Потом просто «доброе утро»... Потом вообще ничего не говорит, просто встает, одевается, и уходит на работу. В какой из этих моментов нужно начинать думать, что любовь «проходит»? И можно, а главное, нужно ли что-то делать?
– Ла-ри-са! Ау! Ты где?
– Извини, я задумалась...
– Ну вот, я тут распинаюсь перед ней, а она задумалась. О чем хоть задумалась?
– А, тебе это неинтересно. Так о каких птичках мы ведем разговор? Может, пойдем прогуляемся?
Он рассчитался и мы вышли из кафе. На город вместе с ранней ночью спустилась благодатная прохлада. Тут и там слонялись парочки, где-то под гитару орали малолетки – город жил своей ночной загадочной жизнью. Я молчала, молчал и Дима. Просто так, молча, мы дошли  почти до моего дома.
– Хочешь покачаться на качелях? – вдруг спросил он, хватая меня за руку? Мы как раз проходили мимо детской площадки.
– А давай!
Мы почти бегом устремились к  высокому и какому-то несуразному сооружению из железа.  Димка подсадил меня, и вот, спустя пару секунд, я вся наполнилась смехом и каким-то почти щенячьим восторгом. Ветер обдувает лицо, треплет волосы, екает сердце, под ногами проносится земля, а если запрокинуть голову, то можно увидеть, как качается небо. Это как давно забытые ощущения из детства, беззаботность, радость, скорость и... самое странное ощущение – свобода.
Наверное, только ребенок может выдержать долгое качание на качелях. На взрослых качели действуют как наркотик – временное удовольствие и кураж, которое потом сменяется унынием и ностальгией.
Веселые смешинки исчезли так же внезапно, как и появились.
Качели замедлили ход...
Я продолжала все так же тупо сидеть на них, уставившись на кончики своих туфель. Я почувствовала теплое прикосновение Димкиной руки. Он стоял так близко, что мои колени упирались ему в живот. Я подняла голову. Пусть он поцелует меня. Сейчас.
– Лар... знаешь... я...
Ну почему, почему мужчины вечно все портят? Неужели я хотела каких-то слов? Я просто хотела, чтобы меня просто поцеловали, к чему вся эта мишура из слов и фраз? Неужели я так много хочу?
– Не нужно Дима. Не сейчас. – я отпихнула его и легко соскочила с качелей. – Мне пора домой. Спасибо и все такое, приятно было, но мне пора.
– Я прово...
– Не сегодня Дима. Пока.
Я оставила его на площадке и ушла.


АВГУСТ

Из дней складывались недели, из неделей месяцы, из месяцев года. У жизни своя простая арифметика. Ее правила не переделаешь. Не остановишь. Все, что ты можешь – это «потерять» время. А потом удивляться, куда оно делось. Можешь попытаться вспомнить то, чем ты занимался и что происходило. Если ты деятель, то ты обязательно вспомнишь, то, что ты успел сделать за этот промежуток времени, чего достиг, в чем проиграл. Меня не волнует течение жизни, моя работа, и люди, которые меня окружают. Я слишком устала от всего этого. Я просто жду… Жду, когда это все закончится. Поэтому мои дни жутко однообразны… Серой полосой течет рабочая часть времени, и чуть светлее выходные дни и праздники. У меня ничего нет, и я ничего не хочу.

Заглянув внутрь бутылки, я увидела ее дно.
     Жаль.
     Вино почти закончилось.
     Я поболтала бутылкой, в глупой попытке размазать остатки жидкости по голубому стеклу, прислушиваясь к плеску. Пойти еще взять? Часы показывали начало первого ночи, и я точно знала, что единственный ночной супермаркет находится минимум в двух кварталах от меня. Идти лень, но продолжить «баловаться алкоголизмом» жутко хотелось. Проклиная свою несуразную жизнь и не выпуская бутылку, я стала натягивать джинсы. Перед дверью я сделала последний глоток «Золотых небес»,  вино чуть обожгло горло и противной теплой струйкой скатилось в желудок. Не глядя, я опустила теперь уже бесполезный сосуд на полочку с телефоном, мимоходом подумав, что стоило бы оставить бутылку на полу или сразу выкинуть ее, потому что пустая тара имеет обыкновение падать и разбиваться.  Но меня окончательно накрыла лень, даже мысли текли вяло и как-то тупо. Наверное, так и начинает происходить отупение. И, как следствие, во время того, как я поворачивала ключ в замке, закрывая дверь, с моих губ слетело еще одно непечатное слово, так как характерный звук падения стеклотары о напольную плитку я все-таки услышала.

     На улице было темно. Вечером шел дождь, а теперь к сырости добавился ветер. Ночи становились холоднее, капли дождя уже не испарялись с асфальта, а растекались по нему, образовывая тонкую блестящую пленку. Воздух был мрачным, сырым и промозглым. Я вышла из дворика и двинулась к супермаркету.
     Закупив необходимое количество вина, добавив к нему винограда и персиков, я, мысленно ругая себя за расточительность, двинулась в обратный путь. Три дня. Всего три дня после зарплаты, но я за это время успела истратить почти всю наличность. До аванса оставалось примерно недели две, мои финансы явно не выдерживали такой длительный срок растягивания. Прикидывая в уме суммы, которые я могу позволить себе тратить в день, то отнимая, то прибавляя некоторые продукты, получилась совсем мизерная сумма, и я решила, что либо это последний раз когда я поддаюсь депрессии, либо я пойду занимать денег у кого-нибудь. Хорошо еще, что этот список очень короткий – я очень не люблю занимать деньги. Как говорится: тратишь чужие, а отдаешь свои кровные. Хотя, может, произойдет чудо, и на меня свалятся большие деньжищи. Но это очень и очень маловероятно… Может взять калым? Но тогда придется вкалывать… Калым и вкалывать… Интересное сочетание… И корень какой? КАЛ?!
– Где это ты ходишь?
Я резко затормозила, буквально вывалившись из своих мыслей. Оказывается, я уже стояла перед своим подъездом.
– В магазине хожу. – тупо ответила я. – А ты кого-то ждешь?
Лешка вышла на свет и отрицательно покачала головой.
– Вообще-то жду тебя. Давай сумку, помогу.
– Это зачем ты меня ждешь? – спросила я, протягивая ей пакет и ступая в подъезд.
– Ну, просто шла мимо, решила зайти, тебя проведать. Иди, не останавливайся. И чего ты в этот пакет положила? Кирпичи?
– Нет, там «небеса». – я осторожно нащупала ногой первую ступеньку.
– Тяжелые они у тебя.
– Всего лишь пара бутылочек. – она хмыкнула мне в спину что-то неопределенное.

     Поковырявшись в кармане, я выудила ключи и попыталась вставить их в замочную скважину. Ничего не вышло. За спиной что-то зашуршало – раздался щелчок, и замок осветился чуть живым огоньком зажигалки. Свет жил долю секунды, но этого мне хватило, что бы впихнуть ненавистный ключ в замок.
– С каких пор у тебя есть почти целая зажигалка? – съязвила я, открывая дверь и, не оглядываясь, проходя в коридор. Не услышав шагов за спиной, я повернулась к дверному проему.
– Ну что? Будешь там стоять, или зайдешь?
– А ты сильно пьяная?
– Пока еще нет, но скоро буду очень сильно. А что? Да ты не переживай, я не кусаюсь!!!
Я в два шага оказалась у двери и, схватив ее за руку, втянула к себе в дом и захлопнула дверь.
-Давай пакет. – Она молча отдала мне сумку, но осталась стоять на месте. Я прошла на кухню и поставила сумку на стол. «Небеса» сразу же заняли свое место в холодильнике, фрукты я свалила в раковину. Мыть или не мыть – вот в чем вопрос? Я открыла кран, и вода хлынула на гроздья винограда, сбивая спелые ягоды с веточек. Прополоскав таким нехитрым способом большую часть фруктов, я скинула их в большую пластиковую вазу. Глупо рассчитывать, что за это время «небеса» остыли, не люблю теплое вино – пока оно холодное, в нем  восхитительный вкус винограда и лета. Ладно, будем пить теплое, потому что ждать я не хочу никак. Выудив из холодильника только что водворенные туда бутылки и взяв в другую руку вазу с фруктами, я пошла в комнату. Сунув бутылку Лешке, которая уже примостилась в углу дивана, я  сделала большой глоток из своей бутылки.
– Там в коридоре разбитая бутылка, – мрачно сообщила Лешка.
¬– Ну и что? Мне какое дело. – выдохнула я, и, выхватив из вазы кисть винограда, сползла на пол.
– Пойдешь пьяная, наступишь…
– Откуда в тебе столько мрачности? Оракул, предскажи что-нибудь веселое, – посоветовала я, прикрывая глаза и отдаваясь  пьяным волнам в голове.
– Ты пьешь вино из горла, закусывая его виноградом, лежа при этом на полу, и ты настолько пьяна, что стекло в коридоре тебя совершенно не волнует.
– Ну, а что в этом такого? Если тебя это травмирует, то веник и совок в ванной. Если нет, то перестань читать мне мораль. Тебя, кстати, молчание не напрягает? – подала я тонкий намек.
– Нет, ты хочешь помолчать?
– Точно! – я приподнялась и сделала еще один глоток. Закинув следом виноградину, я блаженно откинулась назад.
Я слышала, как Лешка встала с дивана, какое-то время она, мрачно сопя, орудовала веником. Потом все стихло, и шум ссыпаемого в мусорный пакет стекла стал последним аккордом в этом потоке звуков.
– Можно, я лягу с тобой рядом?
Я невольно вздрогнула. Лешка по обыкновению тихо подошла и нависла надо мной.
– Да сколько угодно. Пол большой. – пробурчала я.
     Действительно, пол большой, но Лешка улеглась слишком «рядом со мной». Я заставила себя подвинуться. Теперь наши ноги не соприкасались. Мне было наплевать, поняла она мой жест или оценила его по-своему. Мне не хотелось, чтобы она касалась меня даже «случайно». Мне просто хотелось отключить мысли. Примерно через полчаса Лешка стала ворочаться. Понятно, что без привычки сложно долго лежать на полу и молчать, запивая молчание вином. Черт, Ларка, она же как бы твоя гостья. Я повернулась на бок и, подперев голову рукой, посмотрела на нее.
– Устала?
– От чего? – буркнула она через добрую минуту.
– Ну… – я замешкалась. Мне показалось, что она хочет поговорить? – От молчания, например.
– Мне казалось –  ты хочешь помолчать.
– Ну ладно. – я откинулась в обратное положение. Мы молчали еще с полчаса, я курила, отхлебывали вино из бутылок. И молчали. Наверное, со стороны мы странная пара: тридцатилетняя, ну, хорошо, почти тридцатилетняя тетка, и маленькая девочка, блин и почти маленькая девочка. Интересно, мне можно припаять статью за спаивание малолетних? Хотя ей вроде 19, но на вид меньше 15. В 19 же уже считаются взрослыми? Или нет? Даже ее настоящего имени не знаю. Вообще почти ничего не знаю о «внешней» информации. Только «внутреннюю». Странно, люди придают гораздо большее значение информации «внешней»: сколько лет, как зовут, где работает или учится, и даже сколько зарабатывает. И внутренний мир им интересен в последнюю очередь. Они узнаю «внешку» и говорят, что знакомы с человеком. А потом удивляются тому, что этот человек их обкрадывает или ставит палки в колеса. Как искренне их изумление: «Он оказался таким дерьмом, а ведь производил такое хорошее впечатление»!
А что я знаю о ней? Ни-че-го. Ровным счетом ничего. Я даже рассказать-то о ней не могу никому, потому что если я не смогу ответить на вопросы о «внешней» информации, а тем более, если скажу, что мне неинтересна такая информация –  меня сочтут совсем больной. И почему меня не беспокоит то, что я не знаю ее номера телефона, ее адреса, ее имени. Из обрывочных фраз я знаю, что она вроде бы учится. По тому, как ловко она управляется с моим компьютером, можно сказать, что вроде бы на программиста. Почему программиста? Систему переустановила, не задавая лишних вопросов. Играет хорошо. Игрульку взломать может без проблем, а вот пакеты программ, отвлеченные от управления компьютером, вообще не знает. Эх, не забыть бы достучаться до наших программистов, что бы они «Зебату» мою посмотрели, потому что опять половина почты пролетает мимо меня и оседает в ящике директора.
– Почему ты не замужем?
Я поперхнулась дымом – настолько неожиданным был вопрос.
– А это обязательно? – я не стала приподниматься, а лишь повернула голову в ее сторону. Она лежала на спине, сверля глазами потолок.
– А обязательно отвечать вопросом на вопрос?
– Не знаю. Просто не замужем и все.
– Мне нравится, что ты не пытаешься прикрыться, а просто отвечаешь.
– Прикрыться?
– Да. Как обычно прикрываются люди. Ты же не стала говорить, что вот работа занимает все твое время, что нет подходящей кандидатуры, и что вообще брак без брака не бывает.
Я промолчала. Я не знаю, почему я не замужем. Правда, не знаю. Даже не думала никогда об этом. Просто не замужем, и все тут.
– А кандидатура есть?
Я подумала. Какая еще кандидатура?
– Нету никакой кандидатуры. – моя бутылка опустела и я рывком поднялась с пола, чтобы принести себе еще одну. Я, почти пританцовывая, отправилась на кухню, открыв холодильник, я поставила в него пустую бутылку, и, взяв следующую, мимоходом отметила, что только что сделала глупость, отмахнулась от этой мысли и…
– А этот Дима, он тебе кто?
Я чуть не выронила бутылку, Лешка стояла у меня за спиной.
– Вы часто проводите вечера вместе.
– Ты это о чем? – я поставила стеклотару на стол и взялась за штопор.
– Дай я. – она ловко скользнула между мной и столешницей. Я безропотно отдала ей штопор, но не отодвинулась ни на миллиметр. Она замерла, чувствуя, что я стою слишком близко. Я буквально кожей ощущала ее смущение. Я чуть наклонила голову и увидела яркий румянец, заливший нежные щечки Лешки. Боже ты мой! Я что, ее смущаю??? Бред какой. А между тем штопор уперто не хотел ввинчиваться в мягкую пробку.
– Не получается? – ласково прошептала я в ее ушко. И какой черт меня толкает на подобные эксперименты? Лешка замерла. Мне казалось, что Лешкино сердце колотится прямо мне в грудь, пробивая ее позвоночник. Мое сердечко тоже сладко защемило, как от сознания того, что я сейчас очень нагло прикоснулась к чему-то запретному.
– Давай вместе? – я протянула руку и положила ладонь на ее кулачок, судорожно зажавший многострадальный штопор.
– Отойди. – зло прошипела она.
– Ладно. – я пожала плечами и ушла в комнату. Я села на подоконник, подтянув колени к подбородку. Лешка появилась несколько минут спустя. Наверное, именно столько времени требовалось, что бы привести в порядок дыхание. Она поставила бутылку передо мной и села на диван, обняв свою почти полную стеклотару.
Я смотрела в окно. Фонари освещали листья на деревьях, ветер играл в догонялки, собирая в хоровод все, что попадалось под его прозрачную лапу. Он развлекался, как мог. Вначале собирал листву и мусор в большую охапку, потом начинал залихватски раскручивать ее, иногда на особенно крутом вираже потока листья или бумажка выпадали из этого танца, и им оставалось только лежать, тихо приподнимая края, как бы прося принять их снова в безумный хоровод. Это так глупо. Крутиться в водовороте, быть из него выкинутым, и не понять блаженства того, что ты больше ничему никому не должен. Что теперь ты можешь просто лежать и ничего не делать. И не быть никому должным. Но с другой стороны, только при помощи этого водоворота ты живешь. Ты двигаешься, что-то делаешь. Может быть, именно это желание жить так устремляет тебя обратно туда, в поток воздуха, для того, чтобы снова подняться вверх, а потом ухнуть вниз. А больно это? Когда падаешь? Казалось бы, вот всего секунду назад ты паришь, ты летишь, ты лучше и быстрее всех, а потом – бах! И ничего нет.
– Что ты там видишь? – прошептала Лешка прямо мне в ухо. Пока я думала, она незаметно перебралась ко мне, и теперь ее дыхание приятно щекотало мне щеку.
– Ветер… – немного подумав, ответила я.
– И что для тебя в ветре?
– Наверное, свобода… – я повернулась к ней, слишком поздно осознав, что наши губы находятся в соблазнительной близости.
– Ты думаешь, ветер – это свобода?
Ее дыхание обожгло мне губы. В голове затуманилось еще больше. Я поймала себя на том, что тянусь губами к ней.
«Меняй тему» – спасительно, но каким-то удушающе-далеким голосом скомандовало мое подсознание. О чем там она говорила? Почему я не замужем?
– А ты сама хочешь замуж? Ну, потом когда-нибудь? – выдавила я спасительную фразу.
Лешка вздрогнула и отстранилась, магия возможного поцелуя немедленно растворилась в воздухе, оставив после себя аромат абрикоса.
–Не могу представить себя в роли жены. – спустя мгновение ответила Лешка. –  Наверное, это не мое.
Она отошла от меня и вернулась на диван.
– Вот как?  – я повернулась к ней, свесив ноги с подоконника. – Но ты же считаешь, что женщины должны выходить замуж?
– Когда это я такое сказала? – теперь она не сидела, нахохлившись на краешке дивана, а, развернувшись ко мне, полулежала, прикрыв глаза, упираясь головой в мягкий подлокотник.
– Ээээ, ну вот, недавно… Я так поняла… – Лешкины ответы иногда меня просто вводили в ступор.
– Ничего подобного я не говорила, я только спросила у тебя, почему ты не замужем. Ты любишь одиночество и не любишь людей. Но некоторых терпишь. Выбираешь не по принципу «кого больше люблю», а по принципу «кто меньше мешает».
Она проговорила это спокойно и как-то без эмоций, даже глаз не открыла. Просто как факт. Мне нечего было на это сказать, кроме того, что за такой короткий промежуток времени она кое-что узнала обо мне. Хотя я такими словами никогда не думала, но, в сущности, она оказалась права.
Мы помолчали.
– А ты сама, по какому принципу выбираешь?
– А я не выбираю.
– Совсем?
– Совсем. Уже навыбиралась и выбрала.
– Ого. Так ты у нас влюбленная?
– Влюбленная. – она кивнула, и все так же, не открывая глаз, поднесла бутылку ко рту и сделала большой глоток вина. Что-то шевельнулось внутри меня. Оказывается ее жизнь, вне приходов в мой дом, мне интересна. Наверное, мне хочется расспросить ее. Но, блин, Ларка, подумай, какая любовь может быть в 19 лет? Первая? Или первая чуть раньше? Тогда вторая, пусть вторая будет. Можно ли ее считать серьезной? Наверное, нет. Можно ли вообще воспринимать серьезно человека в 19 лет?
Я сползла с подоконника.
– Лешка, а Лешка… Давай спать а?
– Давай.


Спустя некоторое время я лежала в темноте, слушая спокойное Лешкино дыхание. Она уснула сразу же, как только коснулась головой подушки. Мне нравился этот ребенок. Мне нравилось слушать ее дыхание. Она права, редко кто не раздражал меня. Я любила одиночество. А вот она не раздражала. Но и пустым местом, как большинство людей, она не была. Я осторожно повернулась и положила свою руку ей на талию. Даже через футболку я ощущала мягкость и нежность ее тела. Осторожно, стараясь не разбудить ее, я уткнулась носом в затылок и глубоко вдохнула ее запах. Теплый и сонный, кружащий голову запах, который подталкивает меня на необдуманные поступки и желания. Я бесцеремонно залезла рукой под ткань и положила ладонь на ее живот. Лешка беспокойно заворочалась. Стараясь не думать, о том, что делаю, я прижалась к ней всем телом, каждой клеточкой стараясь повторить изгиб спящей девушки. Она вновь пошевелилась и вдруг ответила на мои объятия. Теперь и ее тело вжималось в мое. Я не могу точно сказать – спала она или нет, но очень умно поступала, если притворялась спящей. Просунув одну ногу между ее бедрами, я приказала себе спать. Хотя больше всего на свете в тот момент мне хотелось забраться ладошкой повыше живота, и ощутить другую приятность и мягкость.
Спи, Ларка. Спи, чудовище!


Ситуация повторялась до смешного: почти ночь, я и он. В это раз не было качелей, кафе или ресторана. Просто в кино сходили, на какой-то жутко унылый фильм. Не высидели и половину, и решили сбежать и просто пошататься по городу. Шатались почти час, пока мои ноги просто не стали гудеть выше колен. Хорошо что, к этому моменту мы были почти около моего дома.
– Все. Провожай меня домой. И желательно на руках, потому что я и метра пройти не смогу. – Чуть капризно заныла я.
– На руках? Легко! Прыгай! – он подставил мне согнутые в локтях руки.
– Издеваешься? Злыдень! А я серьезно не могу больше идти.
Я подняла голову, он чуть наклонился мне навстречу. Вот сейчас он меня поцелует, а я не буду сопротивляться. Пусть целует. Я прикрыла глаза, и почти сразу же на мои подставленные губы обрушился поцелуй. Чуть жесткий и властный… Почему я решила, что он должен быть нерешительным и нежным? И мягким-мягким….
Почему-то перед глазами появилось Лешкино лицо...
Я быстро стерла его и заставила себя погрузиться в поцелуй. Что-то не так… Может быть, я… А может быть, он? Я как будто разделила себя надвое: одна часть меня умело делала вид, что поцелуй захватил ее всю, а вторая цинично отсчитывала секунды про себя. Одна, две, три, четыре... Поцелуи обычно заводят… Ну, или возбуждают…Ну, или хоть что-то при этом чувствуют?... Пять, шесть, семь... Ощущают что-то внутри, помимо того, что к твоим губам прижимаются чужие губы и чужой язык врывается к тебе в рот? Восемь… Девять… Хватит? Пожалуй, да.
Я чуть подвинула голову. Дима, тяжело дыша, уткнулся носом мне в волосы...
– Лар, знаешь... я хочу тебе сказать.
«Только не это» – мысленно простонала я.
– Давай не сегодня? Ладно? – шепотом попросила я. Он кивнул и сильно прижал меня к себе. Вдруг в один миг я заразилась его возбуждением. Меня пронзила удушающая волна наслаждения, от близости этого сильного горячего тела, внизу живота сладко защемило, и я, прикрыв глаза, позволила мужским рукам гладить меня. Наверное, мое дыхание стало выдавать меня, потому что его руки стали более уверенными, даже чуть наглыми. Если это не прекратить, то либо я ему отдамся прямо сейчас, либо я ему отдамся,  когда приглашу его к себе... сейчас.
– Мне пора...
– Ларочка... – почти простонал он.
– Мне пора. – я отлепила его руки от себя. Вернее, себя отлепила от него. И пошла к подъезду.
– Я позвоню тебе завтра. – сказал на прощание Димка.
– Ладно, позвони.
Мой дом встречал меня темным зевом холодного лабиринта. Лампочки, как всегда, не горели, и я, закрыв глаза – все равно ничего не видно – отдалась внутреннему ощущению пространства. Я развлекалась – шла по памяти. Так вот тут поворот, еще пять шагов, и если я сейчас открою глаза, то передо мной будет еле видный проем окна, забитый куском фанеры перед наступающей осенью.
Меня остановило ощущение... Ощущение того, что я не одна. Сердечко резко забилось, к горлу подступил комок. Ну конечно, там маньяк. Он притаился в темноте, и ждет тебя, непутевую. Кого же еще? Глаза открылись сами собой, и я до боли стала вглядываться в темноту. И я скорее почувствовала, чем увидела ее... Но уже знала точно, что она там, и что она все видела.
– Лешка? – спросила я темноту. В ответ мне раздалось злое шуршание камешков, как будто кто-то со злостью пнул ногой пол.
– Выходи. Я знаю, что ты там. – сказала я тихо, чувствуя себя полной дурой. А если там не она? А если там вообще кошка?
– Леш, я устала. Ты будешь сидеть там или пойдешь спать?
Опять молчание.
– Ну и сиди! – я психанула. – Нравится тебе – сиди сколько влезет! Я пошла спать!

Я ворвалась в квартиру, как ураган.
Вот упрямая! Ну и что? Она так и будет сидеть там в подъезде? Господи, почему я чувствую себя так глупо? Надо пойти и позвать ее. Если там вообще была она.
Я открыла шкаф. Где-то на верхней полке должен быть фонарик, интересно, батарейки еще рабочие? Вот он! Я нажала кнопку – ура! Он горит! Быстро выйдя из квартиры, я по лучу фонаря спустилась вниз. Напрасно я чертила фонариком прямоугольники в пространстве. В подъезде никого не было. Даже кошки. Но внезапно луч фонарика ударился о блестящий сверток, лежавший на подоконнике. Я подошла ближе.
Это был букет цветов.
Я тупо скользила по нему лучом фонаря. Какая пошлая розовая ленточка…
Кто-то тут был. И этот кто-то оставил цветы, так и не донеся их до адресата.
Ларка, ты сходишь с ума…
Может быть парочка, которую ты спугнула, просто забыла его в спешке. Это совсем не обязательно могла быть Лешка…
Да и вообще… с чего Лешке таскать тебе цветы?
Ты больна. Иди спать.


Димка сосредоточено вел машину. А я пристально разглядывала его профиль. Как он не похож на Грошика. Грошик водит машину слишком… развязно - что ли. В нем сразу видно опытного водителя. А Димка… как ученик…  Старательно так поворачивает руль, осторожно жмет педали… так осторожно и мягко, что даже мне это заметно. Где-то слышала, что как человек ведет машину, так он и сексом занимается. Дать шанс себе проверить эту теорию или фиг с ним?
Гулять ногами для меня было уже прохладно и непривлекательно, поэтому Дима пригласил меня в театр, потом мы покатались по городу. А теперь он вез меня домой. Мне было скучно, и я жалела, что согласилась на «свидание». Лучше бы я испортила жизнь Грошику. По крайней мере, с ним можно быть самой собой, а не делать вид, что ты… какая? Вот такая… живая. Делать вид, что тебя безумно интересует жизнь во всех ее проявлениях.

Мы остановились. Наконец-то я дома. Димка заглушил мотор и повернулся ко мне. Наверное, он ждет, что я приглашу его к себе, но я уже увидела в свете фар знакомую фигурку на крыльце. Меня ждали.
– Ты сегодня какая-то странная. – он взял мою ладошку в свои руки.
– Не бери в голову, я просто устала. Извини, я пойду. Я, правда, очень устала.
– Хорошо, не буду настаивать. – он потянулся к моим губам, а я, дежурно мазнув по поцелую щекой, вышла из машины.


– Привет. – я остановилась напротив Лешки, которая подпирала стену моего дома.
– Привет. Ты сегодня поздно. Кто это был? – она подбородком показала на отъезжающую машину.
– Так. Знакомый. Пойдем? – я вошла в подъезд.
– Ты сегодня трезвая. Почему? – она шла следом за мной, и я буквально чувствовала ее дыхание между лопаток.
– Я иногда не пью. Чем ты занималась днем?
– Тебе правда интересно, или это риторический вопрос?
– Риторический. Я очень устала.
Мы остановились перед моей дверью.  Я, на автомате, сунула ключ в замок и открыла дверь.
– Я могу сделать тебе массаж. Хочешь? – спросила она меня, проходя в комнату. Я, не разуваясь, прошла следом и упала на диван.  Ну и подумаешь, что на нем свежая простынь. У меня не было времени с утра его заправлять. Зато мне под бок услужливо упиралась подушка, а спину заботливо поддерживало одеяло.
– Лар, что случилось? – Лешка подошла и села рядом со мной. Я не включила свет, и она тоже не стала этого делать. Так лучше. В темноте легче спрятать себя и свои переживания.
– Лешк, я не знаю… Я почему-то не такая…  – на глаза навернулись непрошеные слезы. Стало как-то нехорошо и слишком тяжело…
– Какая «не такая»? Лар? – она в темноте нащупала мои пальцы и переплела их с моими. – Вы поругались?
– Кто? А, ты про это… Нет. Мне нечего с ним делить. Но он, понимаешь, Лешка, он хочет  и ждет чего-то большего…
– А ты?
– А я… А я не знаю…
– Тебе поэтому плохо? – она мягко и ненавязчиво перебирала мои пальцы, то чуть сильнее сжимая, то проводя кончиками своих пальцев по всей длине моей кисти.
– И поэтому тоже. Не хочу говорить об этом. – я усилием воли отмела от себя мысли. Дожила. Жалуюсь на проблемы с психикой ребенку. Что-то было в ней, такое, что разлепляло губы и снимало запреты. Если с Грошиком я могла быть самой собой, то с Лешкой… С Лешкой я вообще не ощущала напряжения. Могла оборвать разговор, не боясь, что она обидится или начнет задавать вопросы. Может быть, мне все равно? Останется она или уйдет…
– Кто-то говорил про массаж?  – решительно я поменяла мысли и тему.
– Я не отказываюсь от своих слов. – она с легкостью переключилась, и, встав с дивана, подошла к выключателю.
– Нет! – я предупредила ее действие вскриком. – Не включай. Пусть будет так.
– Ну, хорошо. У тебя есть крем?
– Какой?
– Все равно, какой. Любой.
– Да. Там, в ванной. Где-то был.
– Раздевайся, а я поищу.
Я стянула с себя одежду, ругнулась на то, что забыла снять ботинки, но, в конце концов, сняла все вместе с ними. Немного подумала, и стянула майку. Теперь я стояла посреди комнаты в одних трусиках… Вернулась Лешка. Она шла на ощупь, по всей вероятности, ослепленная светом, при котором искала крем.
– Ложись. – скомандовала она.
Первые ее движения были робкими и какими-то несущественными. Но постепенно она расслабилась, и массаж получился великолепным.  Сильные и одновременно нежные пальцы не оставили ни одного миллиметра кожи, ни одной самой маленькой мышцы на спине без внимания. Я сама не заметила, как начала дремать. Чуть позже я все же почувствовала, как Лешка, скинув одежду, нырнула ко мне и укрыла нас одеялом. Спустя еще миг ее нога оказалась между моих бедер. И совсем позже, когда я уже почти спала, ее ладошка нежно и почти невесомо легла на мою талию. Но думать об этом мне уже было лень, и я не стала сопротивляться сну.


А в середине рабочей недели я решила «заболеть». Почему-то ведущий проекта разрешил мне не брать больничный, а просто посоветовал выспаться, и приходить на работу, когда захочу. Не знаю, какая муха его укусила, но мне это было в плюс. Моя и без того небольшая зарплата не уменьшится, а я смогу побыть одна. Наверное, смогу. Димка почему-то стал атаковать меня все чаще. Неужели ему так хочется переспать со мной? Глупые мысли, конечно, хочется. Им всегда чего-нибудь хочется. Я давно не видела и не слышала Грошика, он не звонил, да и у меня не было особой потребности. Лешка тоже куда-то пропала и не появлялась уже несколько дней. Приняв во внимание все эти факты, я решила, что точно могу побыть одна.
А что делать дома одной? Я прошлась по тихой комнате, заглянула на пустую кухню, зачем-то открыла и закрыла дверь ванной. Грустно посмотрела на компьютер. Можно скачать игру, поиграть пару часов, там, глядишь – ночь наступит. А можно фильм посмотреть. Может быть, что-то новенькое в сети появилось… Вместо всего этого я легла на диван, и, широко раскинув руки, стала сверлить потолок глазами. Что не так в моей жизни? Да, блин, все не так. Начать с того, что меня ничего не радует… И почему я не могу жить как все другие? Ну вот, девушки… Растут, влюбляются, выходят замуж, рожают детей… Почему я так не могу? А потому, что не хочу. Я даже животных заводить не хочу, потому что это проблема. А я не привыкла к таким проблемам. Послушаешь разговоры наших замужних дамочек в курилке, и аж выть хочется. Как можно так жить? Зачем жить с человеком, который тебе не то что не нравится, а которого ты даже не уважаешь? Зачем рядом человек, который пьет, изменяет тебе, или, что еще хуже – бьет тебя и твоих детей? Ну, какой смысл тащить это на себе? Любовь? Не понимаю я такой любви. Да и любовь ли это? Наша бухгалтер – очаровательная тетка, я очень сильно удивилась, когда узнала, что она младше меня на пару лет. Господи, она  в свои 26 выглядит лет на 40. У нее ребенок и муж, этого «мужа» надо видеть – здоровый такой кабаняка, пышущий здоровьем и подозрением. Где он работает и чем занимается, бухгалтер объясняла очень невнятно, из ее блеяния я поняла что, блин, да ничем он не занимается! Пьет с друзьями, катается на ее машине, жрет и одевается на ее деньги, ну и на кой хрен это нужно? Я ее как-то спросила, нафига ей это надо? Ответ был грустный. Она считала, что никому больше не нужна. И искренне в это верила. После этого разговора у меня появилось стойкое убеждение, что именно этот боров «популярно объяснил» ей, что толстая тетка, да еще и с ребенком, никому кроме него не нужна, и что он с ней только потому что… Блин, а почему? Какую лапшу надо навешать на уши молоденькой, очаровательной, хоть и пышной девушке, что бы она стала теткой? Бред. Я же хотела от отношений некоторого тандема. Впрочем, мне тоже достаточно популярно объяснили, что такого не бывает. А жаль… Тогда мне не надо никакого, если нет того, чего я хочу.
Настойчивый звонок в дверь вытащил меня из моих мыслей. Интересно, кто бы это мог быть? Я проигнорировала пять или шесть звонков. Видимо, человек за дверью либо точно знает, что я дома, либо решил проверить мой звонок на прочность…
Я на цыпочках подошла к двери. Звонок не унимался. А в глазке маячила довольная рыжая морда. И кто бы это мог быть? Почему то захотелось выругаться матом.
– Лаааааар! Открывай, я слышу, что ты пыхтишь около двери. И вообще, я у тебя на работе был. Так что точно знаю, что ты дома. ОТ-КРЫ-ВАЙ! – проскандировал он, в такт звонкам. Делать нечего. Похоже, рыжему снесло крышу бесповоротно и окончательно. Нужно впустить это чудовище, пока он не поднял на уши всех бабулек в округе, которые всенепременно настрочат на меня пару поэм нашему участковому.
Я распахнула дверь.
– Ну и? – я стояла в позе знаменитой украинки «а-мне-пофиг-где-твоя-тюбетейка-когда-у-меня-руки-в-боки». – Типа, че хочу?
– Я тоже рад тебя видеть! – он чмокнул воздух около моего носа, и аккуратно отодвинув меня, просочился в комнату. Вот те раз. Ну ладно. Я закрыла дверь.
– Послушай, я не очень люблю гостей, и еще меньше люблю нежданных гостей.
– Я в курсе. Ты вообще людей не любишь.
– Точно. – я стояла в проходе, внимательно наблюдая, за тем, как меняется его выражение лица.
– Но я  думал, что на меня это не распространяется.
– А ты меньше думай, больше спрашивай.
Он смутился, наверное, всего на секунду. Но быстро взял себя в руки.
– Я хочу горячего вкусного кофе.
– У меня нет кофе.
– Я так и думал! Поэтому я привез его с собой. – только сейчас я заметила в его руках довольно объемный пакет.
– А водки ты не принес? – Ехидно поинтересовалась я.
– А ты пьешь водку?
– Ну, ты же таскаешь кофе ко мне в дом.
– Я принес вина и виноград. Но если ты против, я могу уйти.
– Ладно. – я решила не быть скотиной. – Если вино, да еще и с виноградом, то я тебя прощаю. Кухня там.
– Эм, это что намек?
– А ты догадливый. Назвался груздем - полезай в кузов.
Он пожал плечами, усмехнулся и исчез на кухне.
– А где у тебя бокалы? – донеслось спустя мгновение.
«В магазине» – мысленно ответила я, заходя в крошечную кухню и вставая около холодильника. Я оперлась плечом о глянцевый бок холодного, пустого и молчаливого товарища и внимательно следила за Рыжим.
– Лар? Ну, так где бокалы? – он повернулся ко мне, в очаровательном недоумении разведя руки в стороны.
– Неужели ты не продумал такую мелочь, как бокалы?
– Виноват, в следующий раз исправлюсь, – он улыбнулся и начал поочередно открывать ящики в поисках чего-нибудь, во что можно налить вино. Я посмотрела на бутылку. Это были не «небеса», но тоже германское… Хорошо, что не Питер Меер… Как оказалось, и немцы могут вино испортить. Дима тем временем отыскал пару высоких стаканов, выложил виноград в невесть откуда появившуюся вазу, и, держа в руке стаканы и виноград, спросил меня:
– Бутылку до стола донесешь?
– А если надорвусь?
-Не будь, бякой – помоги мне чуть-чуть.
Я небрежно подхватила пальцами горлышко бутылки:
– Шагай, ковбой… Там в комнате журнальный столик. Вроде бы относительно чистый.
– А я думал, ты так и оставишь меня на кухне.
– Разговорчики в строю! – грозно прикрикнула я.

Господи, ну о чем можно разговаривать с парнем, который смотрит на меня как на булочку с изюмом… Такой голод в глазах, как будто его год не кормили. Мы обсудили музыку, кинофильмы, мою и его работу.  А разговаривать хотелось все меньше. Как же хорошо напиваться с Лешкой. Лежишь себе на полу, молчишь, и медленно сползаешь в пьяное забытье. А тут приходится напрягать мозги и не давать себе расслабиться, иначе упустишь нить разговора и… и что? Будешь выглядеть глупо? Когда меня это пугало? Вино путало мне язык и понижало голос. Ларка. Ты у себя дома… И можешь делать все что захочешь.
Я встала и, подойдя к стене, щелкнула выключателем. Вот так. Темнота заткнула Димкины догадки о способах появления на свет прокуроров. В полной тишине я прошествовала к подоконнику и села на него в любимой позе – подтянув коленки к подбородку.
– Лар?
– Шшшшш…
– Лар? – теперь шепотом позвал он.
– Тихо… Ты слышишь?
Он подошел ко мне.
– Что?
– Неужели не слышишь? Прислушайся! Правда, это самый замечательный звук на свете?
– Лар… какой звук? Тишина же стоит.
– Вот именно. Послушай, как она звучит!
Мы замолчали. В воздухе повисло напряжение. Оно смешивалось с тишиной и начинало тонко звенеть в ушах. Близость и тепло сильного мужского тела завораживала. Не хотелось двигаться, что-то говорить. Да и нужны ли слова? Я подняла голову и наткнулась глазами в свое отражение в его глазах.
– Дим… Поцелуй меня?



Я почувствовала, как свежий воздух прохладной лапой мазнул меня по щеке. Сон отступал плавно, как бы нехотя, под натиском этой прохладной лапы и незнакомых, и от этого тревожащих запахов. Пахло цветами… От этой мысли мои глаза распахнулись. Действительно цветы. Букет. Розы, что ли… А если сфокусироваться, то за букетом можно увидеть… Димку… Довольную улыбающуюся морду. Слишком довольную.
– Ты такая красивая, когда спишь…
– Ну да, а как только я просыпаюсь, очарование исчезает, да?
– Глупости говоришь. Ты всегда красивая. И я… Я… – он вдохнул воздуха и выпалил на одном дыхании. – Я люблю тебя.
– Ддда. – промямлила я. – Это я помню. Наверное.
Наверное… Вот именно, что «наверное»… Сколько я вчера выпила? Видимо, много, если оказалась с ним в постели. Последнее, что я помню, так это как сильные руки куда-то меня несли. По всей вероятности, донесли… Мда…
– Наверное? – он удивился.
Я оглянулась. Оценив обстановку, я пришла к выводу, что сейчас утро, причем раннее утро… Я на диване… Рядом на корточках сидит мужчина, улыбается и признается мне в любви… КОШМАР! Но все – же я очень хочу пить…
– Ты куда?
– Пить хочу…
– Лежи уже. – он так ласково улыбнулся, что я невольно ответила смущенной улыбкой. Он пошарил где-то на полу и подал мне чуть запотевший высокий стакан с соком. Господи, как же хорошо! Как же хорошо, когда в раскаленное сухое горло льется ледяной чуть кисловатый сок, голове становится легче, тело бодрее… И начинают работать мысли… Я отняла стакан от губ и его тут же подхватила заботливая Димкина рука.
– Ларис…
Ну почему он так выжидательно на меня смотрит? Черт с ним… Пусть весь мир идет к черту! На ближайший час.
– Иди сюда!
Он так обрадовался, что мне стало стыдно. В Димкиных объятиях было тепло, уютно, удобно… Он пытался что-то там сказать, но я прервала его признания горячим поцелуем… Пусть все катится к черту…

Мне пришлось пойти на работу, чтобы избавится от него днем. Я соврала, что у меня есть важное дело, поэтому вечером мы не увидимся. Господи, неужели он думал, что я после первой же ночи стану с ним жить? А встречаться каждый вечер… Это и есть «почти» жить вместе… Нет уж. Не в этот раз. Послонявшись по офису пару часов, я незаметно ускользнула и поехала домой.
Дима позвонил около одиннадцати вечера, когда я, нежась, лежала в пенной ванне.
– Привет, ты уже дома?
– Ага… – томно протянула я.
– У тебя такой голос…
– Какой? – неискренне удивилась я.
– Может, мне приехать?
– Нет, Димочка, не сегодня. Я устала и хочу просто выспаться.
– Хорошо, тогда завтра встретимся? – а вот он непритворно огорчен.
– Может быть.
– Я заеду за тобой завтра на работу. Хорошо?
И почему они всегда думают, что могут решать за кого-то? Ну, хорошо, не все «они», а конкретно этот экземпляр мужского пола. Если не остановить сейчас, то потом будет поздно, я решительно ответила:
– Нет, Дима. Не нужно. Я сама тебе позвоню, когда освобожусь.
– За это время ты не позвонила ни разу…
– Перестань… Ладно, давай, пока. До завтра… – я уже не хотела его слушать и просто положила трубку. Вода остыла, и я чуть приоткрыла кран с горячей водой, чтобы согреться. Почему они все время ноют? Ты не позвонила, ты не пришла, ты не захотела… А потом еще настаивать начинают. Как же этого избежать, не обидев человека? Почему все так сложно? Хотя в сексе Димочка меня потряс, но этого совершенно мало для того, чтобы я согласилась видеть его каждый день по нескольку часов кряду. А может, зря я ему сегодня отказала? Тело отозвалось горячей волной… Да… Секса в моей жизни маловато… А у него такие нежные руки… Почти как у Лешки… Только у Лешки пальцы  более сильные… И обнимает Лешка по-другому… Нежно-нежно… Почти невесомо… А если прижаться щекой к ее груди? Почувствовать, как начнет колотиться о ребра ее сердце… Или просто поймать губами ее сбивающееся дыхание? Поймать и вернуть его ей обратно?... Пора бы это признать… что она возбуждает меня сильнее, чем кто-то еще… Я хихикнула… Как глупо… Ну же! Скажи это вслух… Скажи и сама напугайся…
– Я хочу… Боже, как это глупо!!! – я резко встала из ванны. Голова закружилась, и мне пришлось ухватиться рукой за стенку, чтобы не упасть. Машинально я вытиралась, чуть просушивала волосы, смотрелась в зеркало, готовила чай…
А в мыслях… я раздевала Лешку, отдавалась горячим нежным поцелуям, погружалась в сумрак ее глаз, дышала ее дыханием, добровольно сходила с ума… И не было такой силы, которая смогла бы заблокировать мои мысли. Фантазии вспенили мои мозги окончательно, я, как сомнамбула, добрела до дивана, зарылась горящим лицом в прохладу подушки…
– Хватит… Хватит… Больше не надо… Да, черт подери, да! Я ее хочу!
Это идиотизм. Я дотянулась рукой до трубки, быстро набрала номер:
– Димк, приезжай, а? Прямо сейчас…



Утро пришло слишком быстро. Оно без спроса зашло в мою комнату и серым комком нахмурилось на краю дивана. Я подумала, может ему улыбнуться? Ну как там, в детских сказках: улыбнись, и тебе в ответ улыбнутся. Но, приоткрыв глаз, я поняла, что такое утро улыбаться не умеет. Только скалиться.
Димка спал. Почему я разрешила остаться ему до утра? Ответ на этот вопрос потонул в естественных желаниях моего организма. Хочу кофе, хочу в душ… Хочу спать! Я откинула одеяло и босиком прошлепала в ванную. Уже стоя под упругими струями душа, я внезапно вспомнила, почему Дима оказался у меня дома. Я прислушалась к себе. Мыслей о Лешке не было.
– Ларрррр, – промурлыкал Димка мне в ухо, вставая под душ. Его руки уже как-то привычно скользнули по мокрой коже, обвивая меня кольцом. Я откинула голову ему на плечо и довольно улыбнулась, чувствуя, как отзывается мое тело на быстрые и нежные Димкины поцелуи.

– Завтракать будешь? – спросил он меня минут сорок спустя.
– Только кофе, - я мурлыкнула, ощущая последние жаркие волны, плавно покидающие мое тело. – Ты же его принес.
– Хорошо. – нежно шепнул он, одновременно прихватывая губами мочку моего уха.
– Прррекрррати, - рыкнула я. – И вообще, иди готовь мне кофе.
– Нахалка. – с сожалением произнес он, убирая руки с моего тела.
– Иди-иди. Потом обсудим, кто есть оно, а кто нормальный человек.
Рыжий ушел, предоставив меня самой себе. Приняв наспех душ, я вышла, и, как была обмотанная полотенцем – направилась на кухню, откуда уже доносились запахи еды.
– Пахнет вкусно, – похвалила я, заглядывая через Димкину руку в сковородку. – Что это?
– Завтрак. Но ты сказала, что будешь только кофе, поэтому на тебя я не готовил. – он повернулся и легко чмокнул меня в лоб.
– Злыдень. Неужели ты все это съешь? – обидчиво спросила я, садясь на табуретку и беря в руки кружку с горячим кофе.
– Если не съем, то оставлю тебе.
– Вот еще. Я не ем объедки.
– Ну, тогда ходи голодная. – покладисто согласился он. – Для фигуры полезно.
Я стала искать глазами предмет, которым можно было запустить в эту самодовольную спину.
– Все ножи я спрятал. – предупредил он, с улыбочкой присаживаясь на соседний табурет и водружая на стол тарелку с завтраком.
– Весьма предусмотрительно, – кисло ответила я.
– Чем ты занимаешься сегодня?
– Избавляюсь от тебя.
– Зря. Мы подходим друг к другу. Не находишь?
– Это ненадолго. Как только развеется первоначальное очарование. – буркнула я в чашку с кофе.
– Мое очарование? – поддел он.
– Нет! Мое! – я поставила кофе на стол и ушла в комнату сушить волосы.
Дима благоразумно не выходил из кухни, пока шумел фен. И пока я одевалась, он тоже сидел на кухне. Какой мудрый мужчина – саркастично подумала я, беря в руки легкую куртку.
– Ну? – я стояла в дверях кухни и с осуждением смотрела на рыжего. Он с недоумением посмотрел на меня.
– Баранки гну…
– Смешно. Мы едем, или как?
– Ты уже готова?
– А по мне не заметно?
– Заметно. –  Он улыбнулся и подошел ко мне. – Ладно, злюка, поехали. Отвезу тебя на работу.
Тоже мне… Подарок.

Конечно, все вокруг лоботрясы и негодники! Отшлепай их тапком! Все как один присосались к тебе и пьют твою кровь, и никто не хочет работать. А, да! Я самая главная злодейка – в офис приезжаю только за зарплатой и всегда интересуюсь: почему она такая маленькая. Да-да-да, я именно такая…
Я молча слушала руководителя проекта, развлекаясь в мыслях за его счет. Мое умное лицо делало мне честь, поэтому помусолив мою персону несколько минут, он переключился на следующего нерадивого работника. Это называется «планерка». Я всегда наивно полагала, что на планерках что-то планируют, однако к нам это определение не относится. Видимо, вчера у начальничка был не самый лучший вечерок, ночь похоже вообще не удалась, и утром на прощание ему прищемили…руку! Руку ему прищемили дверью! Вот козел! Я украдкой глянула на часы. Планерка длилась час. Осталось еще два человека, которых не коснулись моральные нравоучения – из этого можно было сделать вывод, что еще с полчасика придется сидеть. Неужели МихМих, а звали его Михаил Михайлович, совсем не понимает, что отрывает нас от работы? Что все его слова и речи давно нами заучены, и через полчаса, когда он выдохнется и уйдет в свой кабинет начнется настоящая планерка? Все начальники идиоты, или это относится только к нашему? Интересно, а начальство – это заразно? Ну, если ты, например, нормальный сотрудник, а потом – бац! – стал начальником, мозги резко усыхают, и ты начинаешь раздуваться от собственной значимости?
– Лариса Александровна!
– Да, Михаил Михайлович. – я отозвалась утвердительно. Все равно, что он там спросил – главное согласиться.

Как и было мной предсказано, после настоящей планерки все побежали резво наводить порядок в мыслях и делах. Я послонялась по офису и пошла в Информационно-технический отдел.
– Жень? Привет. – с особо очаровательной улыбкой я обратилась к программисту.
– Привет, Лар. Что-то случилось?
– Разумеется, – встрял в разговор Степан – второй программист в нашей шараге. – Она приходит только тогда, когда у нее что-то случается.
– Ну а что же мне делать, если тут чаще всего сидишь ты, и совсем не облагораживаешь общей картины? Я, как человек тонкой душевной организации и приобщенный к искусству просто не могу долго смотреть на тебя – дисбаланс, возникающий в организме, никакой Активией не исправишь.
Все рассмеялись, а Степан благоразумно умолк.
– Жень, ты не возьмешь мой компьютер на  профилактику, а? – всё так же обворожительно улыбаясь, я приблизилась к столу программиста.
– Лар, но он же недавно был на профилактике, ты что же – домой хочешь?
– Ага. – я довольно озорно улыбнулась. – Ну, так как? У меня, кстати, почтовая программа «глючит» - половина почты оседает в ящике МихМиха, не достигая меня.
– Ладно, так и быть,  - со вздохом согласился Женя. – Потом приду у тебя отпрашиваться.
– Все что угодно для хорошего человека! – я еще раз обнажила зубки и пошла к выходу. Ну, вот. Теперь можно с чистой совестью сообщить начальнику, что у меня сломалась машина и, так как в офисе мне делать совершенно нечего, я честно поехала домой. Пусть попробует возразить! Вот так-то!

Сидеть дома было скучно, я вздремнула пару часиков и решила сходить в магазин, чтобы прикупить себе винца. Наверное, я много пью. Вернее – очень много пью. Наверное, я алкоголик. Я стремлюсь напиться всегда… Чтобы оторваться от действительности… Зачем мне действительность, если есть прекрасное забытье. Позволяющее тебе все на свете. Почему люди пьют вино? Потому что оно жидкое.. было бы оно твердое… они бы его грызли… Опьянение дает возможность расшириться рамкам, в которые мы сознательно или бессознательно себя упихиваем… или запихиваем… разве это важно? Все равно мы  в них… в рамках… талантливые люди много пьют… или курят… или… беспорядочный секс… наркотики… все равно их что-то убивает… талантлива ли я? Не знаю… и что убьет меня? Что может меня убить… Глупость… Хотя… может и она имеет право на существование? Но только не в моем мире… Черт… Кто-то звонит в дверь? До чего же моя жизнь похожа. Каждый день, как под копирку… И как так можно жить? Да и нужно ли? Если это Рыжий, я его пошлю! И в этот раз я уже не буду лапочкой-душкой.
Я зло рванула дверь на себя и…
– Привет, Лешка. Проходи!
– Опять пьешь? – в ее голосе я услышала добрую порцию неодобрения.
– Пью. Присоединишься?
Мы зашли в комнату и Лешка тут же заняла свое место в углу дивана.
– Присоединюсь. Не пить же тебе в гордом одиночестве. Как прошел день?
– О, давай без риторики…
Я пошла на кухню и принесла ей холодную бутылку.
– Ты вчера была не одна. Кто это был? – она приняла холодное стекло и огляделась в поисках штопора.
– А ты откуда знаешь? Следишь за мной что ли? – я прошла и села на подоконник.
– А как же… Штопор где? – я кинула штопор, который лежал рядом со мной. – Слежу. За такой, как ты – глаз да глаз нужен.
Я пристально смотрела, как острый кончик штопора мягко входит в пробку.
– Это почему?
– Ну, потому что ты напиваешься, а потом тащишь в дом незнакомых людей с улицы.
– Это кого? – я искренне удивилась.
– Меня, например. Забыла уже? Или мы с тобой на званом вечере познакомились? – Она вытащила пробку и сделала большой глоток вина.
Ну, в общем-то она была права… Однако…
– Кого хочу, того тащу… –  я обиделась и отвернулась – смотреть на улицу.
– Первый-то твой ухажер даже в подъезд не был допущен, а второй, я смотрю – до койки добрался.
– Тебя это как касается? – я от удивления чуть не свалилась с подоконника.
– Ну да, ну да, – пробормотала она себе под нос. – С кем хочу с тем и сплю.
– Слушай, ну если ты вчера опять ошивалась около моего подъезда ночью, то почему не зашла?
– Тебе никто не говорил, что ты часто говоришь глупости? Вы тут кувыркаетесь, и тут я такая вся из себя в белом пальто…
– У тебя синяя куртка…
– Что? Какая разница, это образное выражение.
– У тебя опять неприятности дома?
– С чего ты взяла?
Я начала злиться.
– Ну, с того, что ты ночью караулила у моего подъезда.
– А с чего ты решила, что я караулила? И вообще, подъезд не только твой, и, может быть, я не одна была, и у меня были более приятные занятия…
Фантазия услужливо нарисовала объемную картинку: Лешка в обнимку с парнем на лавочке. Бред! Тяжелое слово упало в картинку прямо Лешке на голову, и она смешно повалившись, задергала ногами в воздухе.
– Врешь ты все. – я вздохнула и опять повернулась к окну.
Какое-то время мы молча пили вино, потом Лешке надоело молчать:
– А у тебя с этим рыжим серьезно?
– Не говори глупостей, – отозвалась я.
– А с тем, первым?
– Игорь вообще просто мой друг.
– А куда он делся?
– Какая разница? Делся и делся. Забудь ты про него. Давай потанцуем – это одна из моих любимых мелодий. – я спрыгнула с подоконника, подошла к музыкальному центру и вывернула регулятор громкости на максимум.
Мы танцевали под ласковую медленную музыку. Танцевали как-то тупо. На мой взгляд, это нельзя назвать танцем, это просто тупое переставление ног в огромном желании не наступить на ногу партнера. Может быть, будь я чуточку трезвее, я бы почувствовала момент, и, возможно, даже сгладила бы его, но я уже достаточно отупела от выпитого, и мне стало просто интересно, когда рука Лешки сползла ниже моей талии и пальцы стали подбираться под мой топик. Алкоголь властвовал над моим телом, он совершенно нарушил любую координацию моих движений. Сейчас, – лениво подумала я, – не только мои мысли напоминают пластилин, а я вся как бы состою из такой медленной, вязкой, плавно перетекающей субстанции. Все, что я сейчас имела, делало меня счастливой. Это не было визжаще-пищащее счастье, это было тихое отупение. Я переставляла ноги, плавно покачивала бедрами, рука Лешки давно уже гуляла по моей спине. А я, уткнувшись носом в ее шею, слушала музыку, наслаждаясь собственным состоянием. Но продолжение момента не заставило себя ждать.
– Можно я поцелую тебя?
Возможно, мне приснился этот вопрос, возможно, я ждала его, возможно, даже знала ответ. Не так давно я призналась себе, что хочу этого ребенка. Так почему же сегодня, после всех нотаций, прочитанных мысленно самой себе в тот момент, я просто подняла голову и наткнулась на ее губы…
В начале она лишь робко коснулась моей нижней губы легким поцелуем. Потом, осмелев, и чувствуя, что я не против, Лешка поцеловала меня по-настоящему. Губы Лешки оказались на удивление мягкими, теплыми и чуть влажными.  Ощущение от ее поцелуя было очень новым, сильным, захватывающим и… все.  Не было того волшебного ощущения, когда кружится голова или подкашиваются ноги. Не было возбуждения. Может, я слишком пьяна? Лешка же вся отдалась этому поцелую. Я открыла глаза и смотрела на нее. Длинные ресницы откидывали тень на мягкие и бархатистые даже на вид щеки. По ее лицу было понятно, что сейчас она где-то не здесь, а на седьмом «голден скай». Хотя выпила она всего ничего. Двумя руками она держала меня за талию, как будто боялась упасть. Что-то в ее облике развеселило меня, я совсем забыла, что мы целуемся, и невольно улыбнулась. Она тут же разжала руки и выпустила меня. Я покачнулась и чуть не упала. Лешка спрятала глаза в пол и не смотрела на меня, а мне почему-то нестерпимо хотелось увидеть ее глаза именно сейчас, когда в них еще бушует возбуждение и желание. Почему-то я была уверена, что она возбудилась. Ее дыхание было резким и прерывистым, как будто она только что пробежала стометровку. Мы так и стояли на «пионерском расстоянии» друг от друга. Внезапно я поняла, что очень устала, и нестерпимо хочу спать. Я сделала шаг назад, и Лешка как-то съежилась.
– Извини, я очень устала, и хочу спать, – пробормотала я.
– Д-да… Я пойду? – полувопрос-полуутверждение.
– Куда ты пойдешь в четыре часа утра? Оставайся тут, – я устало села на диван. – Ляжем на диване, выспимся, а утром пойдем по своим делам.
Она молчала. Лешка очень хотела остаться, я просто чувствовала это, но что-то мешало ей сказать «да».
– Оставайся, – у меня совсем не оставалось сил спорить. Что не дает ей остаться? Неужели только лишь… боязнь лечь со мной в одну кровать?  Но раньше ее это не останавливало. Или, может быть, она прячет что-то еще? Не важно. Я так устала, что даже нет сил раздвигать диван.
– Я не могу,  – она отвернулась.  – мне нужно домой.
– Как хочешь, – я подтянула ноги на диван и уставилась в окно. Лешка тихо прошла в коридор, обулась и тенью выскользнула за дверь. Я протянула руку и, взяв пульт, выключила музыку. Стало тихо. Безразличным взглядом я обвела комнату. Убираться буду завтра, а сегодня я устала. Нужно было еще заставить себя расправить постель, спать на сложенном диване ой как не хотелось. Упав лицом в плюшевую обивку, я, почувствовав себя совершенно, абсолютнейше несчастной,  разревелась. Мгновенно заложило нос, веки распухли, и при каждой попытке моргнуть под ними перекатывалось не меньше килограмма песка. Усталость брала свое – я так и уснула, под собственное хлюпанье носом.
 


 
СЕНТЯБРЬ.

А время шло. Я ходила на работу, и мой распорядок дня напоминал опостылевшую школьную задачку: из пункта А в пункт Б, и может быть, в пункт С, но конечным пунктом все равно будет тот же самый пункт А, из которого и начинается мой путь в новый день. Жизнь казалась мне серой и однообразной. Пару раз приезжал Игорь, но я не выходила даже на «дежурный перекур» в машине. Иногда в моих мыслях плотно поселялась Лешка и тот ночной эксперимент. Я уже даже не была уверена, что это происходило не в моей больной фантазии – настолько нереальным казался тот вечер. А Лешка все не появлялась. Зато все чаще появлялся Рыжий. Осень окатила меня ленью на сопротивление, и вскоре в ванной было два полотенца и две зубные щетки. На кухне появились дополнительные кружки, тарелки и бытовая техника, назначение которой я понимала лишь отдаленно. Моя одежда в шкафу приобрела отглаженный и сложенный стопочками вид, в доме стало часто пахнуть едой. Дима не соврал, сказав, что очень хозяйственный. Идеальный мужчина, должно быть. Я молча подчинялась новым правилам: завтракать по утрам, не пить каждый вечер, смотреть мелодрамы, не лежать на полу. Если это называют счастливой семейной жизнью, то, наверное, я была счастлива. Только остро чего-то не хватало. Все чаще хотелось уйти в себя, просто посидеть молча, подумать, но всегда в такие моменты появлялся рыжий черт, тормошил, целовал, увлекал и раздражение от вторжения таяло при виде его счастливой мордахи. Все же сентябрь удивительно подходил к моему внутреннему ощущению себя.



– Ларк, а ты бы хотела замуж? – спросил меня как-то Димка, лениво перебирая потолочную плитку глазами.
– Что? – я выкатилась из блаженного состояния, в котором пребываешь после отличного секса.
– Замуж, говорю, хотела бы?
– Это когда белый лимузин, белое платье, клятвы верности и прочая мишура? – издевательски уточнила я. – Или это когда в халате и бигудях у плиты, с орущим чадом на шее?
Он повернулся и удивленно посмотрел на меня.
– Это ты о чем?
– О замужестве, милый.
Он помолчал.
– Но неужели ты никогда не мечтала о собственной свадьбе?
– Мечтала, конечно, но давно. Еще в беспечном детстве. А потом я выросла. Да и вообще, не понимаю я этой… пошлости что ли. Сложно подобрать слово, под мое мнение о таком событии.
– Свадьба – это пошло? Ну, ты даешь… Мне казалось –  каждая женщина хочет замуж.
– Глупости, – авторитетно заявила я. – Наше время предлагает женщине одну замечательную штуку – самостоятельность. Знаешь, что это такое для женщины? Это когда мужчина не нужен. Нет, ну возможность его появления в личной жизни не исключается на 100%, но в тоже время, для нормальной жизни и существования мужик уже как бы ни к чему. А что касается пошлости… Знаешь, как у нас называется свадьба? Торжественная сдача п***ды в эксплуатацию. Понимаешь? Торжественная СДАЧА. Потому что даже это опошлили. Белое платье – символ чистоты и невинности. Невинности – слышишь ты меня? – я улыбнулась. – О какой невинности идет речь? О символической. Раньше это все имело смысл. Особенно невинность. А теперь… Это символизм для символизма. Мне не нужен штамп в паспорте.
Я выскользнула из постели и устремилась в душ, оставив своего мужчину в полнейшем недоумении. Придумает тоже. Замуж! Да ни за что!
– Лар, но ведь замужество это не только штамп в паспорте, – его голос нагнал меня за шторкой душа.
– Рыжий, – я высунула голову из-за шторки. – Я вот скажу один раз, и больше не буду повторять, и ты больше не будешь заводить эту тему – хорошо? – он кивнул. – Я никогда не выйду за тебя замуж!
Сказав это, я задвинула шторку и сделала напор воды мощнее. Его недоуменное «почему» растворилось в шуме воды.
А Лешка бы сказала: «Тебе никто и не предлагал», почему-то подумала я. Интересно: где она, чем занимается, почему не заходит? Неужели ей мешает присутствие Димки?


На работе как всегда все было шумно. Казалось, этот улей не замолкает ни на секунду: надрывно скрипят факсы, разрываются телефоны, кто-то кричит о сроках, где-то уже полчаса пиликает мобильник. Погрузиться в другой мир позволяет музыка. Наушники наголову и вот – бац – никого нет, кроме меня и скрипки. Ах, да, еще равнодушного монитора и не менее равнодушной программы. И под музыку линии можно выводить бесконечно долго, главное не забыть, что это не просто линии, а чертеж.
Вечером, покидая офис, я нестерпимо захотела погулять. Я свернула с привычного маршрута и устремилась в парк. Сколько написано рассказов и повестей об осеннем лесе, и ни одна из них не отражает в полной мере того, что открывается тебе. Как можно описать свежесть воздуха и тишину, какую-то торжественность и буйство красок. Это можно только увидеть, почувствовать, вдохнуть. И пусть это только парк, и где-то слышно, как шумит автострада, но все равно – это кусочек самого настоящего леса. Чуть пасмурного, но светящегося удивительно золотистым светом, который исходит, кажется, из каждого листика на земле или на дереве. Я медленно шла по тропинке, и мне казалось, что она никогда не кончится. Что вот сейчас я и есть настоящая – просто иду, и ничего мне не мешает, ничего меня не трогает, ничего не заботит. И нет никого вокруг. На много километров, а может быть, на всей Земле нет ни одного человека. Вдруг пришло желание запить эту красоту глотком вина. Сползти в привычное состояние и посмотреть на лес другими глазами – свободными от трезвости. Я села на одинокую лавочку, чуть присыпанную желто-коричневыми листиками, и, закрыв глаза, подставила лицо небу. Господи! И о чем только моя жизнь? Наверное, жизнь каждого человека «о чем то». А о чем моя? Родилась – выросла – работаю, а что потом? Так и буду слоняться от опротивевших пунктов А, В, С?
– Привет, не помешаю?
– Здравствуй Лешка. – с чувством произнесла я, но глаз не открыла. – Что-то тебя давно не видно.
Я как будто со стороны видела, как она сидит на скамейке, и ее локоть почти касается меня. Она всегда так тихо крадется, как кошка за воробьем – ни одного лишнего движения.
– Глаза открой, и все тебе будет. – посоветовала она.
– Да ну тебя… – блаженно прошептала я, купаясь в ощущении ее близости, близости сентября и неба.
– Хотя мы, и правда, давно не виделись. Соскучилась?
– Вот еще… Просто думала, что тебя давно видела. Я повернула голову и открыла глаза. Мой взгляд уперся в Лешкино плечо и часть макушки. Она сидела на самом краешке скамейки, по своему обыкновению нахохлившись и опустив взгляд в землю. Она почему-то часто смотрит именно вниз, а я предпочитаю смотреть на небо…
– А как ты тут оказалась? – внезапно пришла мне в голову мысль, и я ее тут же озвучила. Лешкины плечи вздрогнули.
– Ногами, - буркнула она.
– Оригинальный способ. Но все же?
– Возвращалась кое-откуда, решила прогуляться. Зашла сюда, а тут ты на лавочке трупом прикидываешься.
– Это судьба… – чуть язвительно выдохнула я, снова отворачиваясь и закрывая глаза.
– А ты веришь в судьбу или просто так сказала?
– Просто так…
– Ларис, – она чуть помолчала. – У тебя что-то случилось?
– С чего ты взяла?
– Ты действительно как мертвая… Соглашаешься со всем…
Я вновь подняла голову, прислушалась к себе и пожала плечами:
– Да нет, вроде все нормально.
Лешка чуть уловимо усмехнулась.
– Что?
– Только русские в одном предложении сочетают все три возможных ответа, и при этом умудряются понимать друг друга.
– То есть?
– Да нет, наверное…
Я улыбнулась:
– Действительно забавно.
Мы снова замолчали. Было что-то неуловимо очаровательное в этом молчании, в обстановке, в самой ситуации. Мне казалось, что скажи я что-то чуть громче, и непонятное очарование растворится в воздухе, оставив после себя сладкий запах запрета.
–Лешк, – я придвинулась к ней и положила подбородок на ее плечо, обняв руками за талию. – А правда, где ты была?
– Неужели действительно соску…– она повернула голову, и мои губы почти уперлись в краешек ее губ, – …чилась…
– Не знаю, – я посмотрела на ее губы и со вздохом отвернулась,  положив голову на ее плечо, так, чтобы не видеть соблазна, который тут же вспыхнул в голове.
Так мы и сидели… Близко-близко друг к другу… И молчали… Теперь я отчетливо понимала, что уже не могу пригласить ее к себе. Дома Димка. Совершенно непонятно, как воспримет он появление на пороге меня в обнимку с этим ребенком. Но скорее всего я знала ответ, и почему-то от этого становилось очень печально, и внутри меня начинал подниматься протест.
– О чем ты думаешь? – нарушила молчание Лешка.
– О том, что теперь не могу пригласить тебя к себе… – честно ответила я.
– Потому что там он?
– Да.
– Теперь он живет у тебя? У него нет своей квартиры?
– Не говори глупости, конечно есть…
– Тогда почему он живет у тебя? Ты его… любишь? – Лешка запнулась на последнем слове.
Хоррррроший вопрос на самом деле. И как он во время.
– Я не знаю Лешка… Правда, не знаю.
–Тебе хорошо с ним? Скучала бы ты, если бы он ушел? – казалось, ответ именно на этот вопрос стал для Лешки смыслом жизни на ближайшие 10 минут. А может, не на 10? Бред.
Скучала бы я? Откуда мне знать, если он все время рядом… Постоянно. Дай ему волю, так был бы рядом 24 часа в сутки. Хорошо ли мне с ним? Да нормально. Обыкновенно. Ничего из тех ощущений, про которые пишут в сопливых романах на два часа. Есть, и есть…
– Я не знаю. Не думала об этом.
– А ты подумай… На досуге.
– Лешк, а приходи завтра ко мне в гости? А?
Она помолчала.
– А он?
– Переночует у себя, я попрошу…
– Нет, Ларис. Так не пойдет. – она резко встала, стряхивая меня с себя. – Ты ж понимаешь, что так нельзя. Если ты живешь с человеком, то не стоит лишний раз делать ему больно. У тебя это и так неплохо получается.
– Что именно? Делать больно?
– Да.
– И тебе я тоже делаю больно?
– Неважно. Не хочу об этом говорить.
– Значит делаю? Почему?
– Извини, Лар. Мне пора идти. Да и тебе тоже. Приятно было увидеться и поболтать. Пока.
Она махнула рукой, и, повернувшись, быстрым шагом пошла к выходу из парка.
– Лешка! – громко позвала я. – Подожди!
Но она не остановилась. А я не стала догонять.
Все же интересно, почему я причиняю ей боль? И я, решив выяснить этот вопрос с Рыжим, отправилась домой.

Дом встретил меня волнами беспокойства и подозрений, которые источал рыжий мужчина. Хотя какой он мужчина… Мальчик. У него это на лбу написано большими такими буквами.
– Лара, ну где ты была??? – с порога выдохнул он мне в лицо. Я мысленно закатила глаза и тяжело вздохнула: вот они прелести семейной жизни. Шаг влево, шаг вправо расценивается, как попытка покинуть судно, а наказание - расстрел в мозг. На месте. Точным попаданием.
– Гуляла, – коротко ответила я, снимая обувь.
– Что-то случилось на работе?
– Нет, – я скинула куртку и прошла в комнату.
Я подошла к подоконнику, и, попирая все правила, залезла на него с ногами. Я слышала, как Дима прошел в комнату, но даже не повернула головы.
– Там сквозняк.
– И что?
– Простудишься…
– И умрешь? Дим, жить вообще вредно, от этого умирают. – с тонной безразличия изрекла я.
– Лар, – он подошел ко мне и уткнулся носом в щеку. – Ну что случилось? А?
– Ты на меня наорал. А всего лишь задержалась немного после работы.
– Я не орал…
– Все равно. Я что, в заключении? Или я нахожусь под следствием без права выхода из собственной квартиры?
– Извини. Я волновался.
– Я большая девочка и умею за себя постоять. К тому же, время – детское. Что могло со мной случиться? Ясельный мальчик отшлепал бы меня совочком? Уверяю, я бы пережила это.
– Ты себе и представить не можешь, что может случиться с человеком даже в более раннее время суток.
– И непременно этим человеком должна быть я?
– Ладно, извини. – он примирительно чмокнул меня в щечку. – Ужинать будешь?
– Нет, что-то не хочется. У нас есть вино?
– Нет. – он внимательно посмотрел на меня. – Спиртного у нас нет.
¬¬¬¬– Тогда я пошла в магазин. И, умоляю тебя, не говори ничего. Если тебе что-то не нравится, ты всегда можешь покинуть это место.
Я отодвинула его и слезла с подоконника.

Вернувшись из магазина, я обнаружила, что осталась одна. На кухонном столе, заботливо прикрытый салфеткой, остывал мой ужин, по комнатам уныло бродила тишина. Есть не хотелось совершенно. Было странное ощущение, что плечи расправляются, дышать становится легче, и всю меня, начиная от пальчиков ног, заполняет чувство свободы.
Я тихо-тихо отправила бутылки в холодильник, так же тихо, почти на цыпочках, прошла в комнату. Господи, как же хорошо! Как же это хорошо – остаться одной! В тишине и покое. Когда ты никому ничего не должен и не обязан. Контроль рыжего мужчины убивал. Мягко, ненавязчиво, почти ласково… Но тем не менее -  убивал. Я села на диван, провела рукой по плюшевой обивке. Внезапно в голове всплыл вопрос, который я хотела задать Димке, но который так неожиданно затерялся. Может, позвонить, озадачить Грошика? Я точно знала кому я хочу задать этот вопрос. Но где найти человека, о котором ты не знаешь ничего?

Вторая бутылка «небес» все глубже утягивала меня в блаженное состояние покоя и расслабленности. Я лежала на полу: в одной руке у меня была  изящная бутылка синего стекла, а вторая покоилась в пластиковой вазе с остатками винограда. Я неловкими движениями перебирала пальцами гладкие бусины, практически наслаждаясь холодным и влажным прикосновением шелковистой кожицы к разгоряченным пальцам.
Все же я странная. Никакого сожаления, что обидела человека, что человек ушел. И что я осталась одна. Особой радости тоже не было, но дышалось привычно-спокойно. Теперь я точно знала, что мне можно, а чего категорически нельзя. И не потому, что это не нравится рыжему деспоту, а потому что лично я против этого. Я больше не хочу подчиняться и делать вид, что мне хорошо от чьих-то нововведений. Не хочу больше завтракать, сидеть на диване и обсуждать фильм. Не хочу никакой семейности. И это белье стопочками – меня невыразимо раздражает.
Я рывком поднялась, отхлебнула вина, и, поставив бутылку на столик, подошла к шкафу. Распахнув его, я двумя руками вывалила все стопочки ткани на пол и, упав перед ним на колени, я яростно и с каким-то диким самозабвением принялась перемешивать майки с футболками и наволочками, джинсы с колготками и кофтами, носки с трусиками и лифчиками. Переворошив всю одежду, я обняла руками  кучу ткани, и стала планомерно распихивать ее по пустым полкам. С удовлетворением оглядев полученный результат, я закрыла шкаф и села на диван. Вот он, мой дом. С беспорядком, с какими-то непонятными вещами и мелочами, но он мой.  И больше никому сюда нет хода. Что за глупо-наивное желание возникает у людей – устанавливать свои порядки? Почему одежда не может лежать так, как я хочу, а диски должны быть обязательно в алфавитном (ну или хотя бы в жанровом) порядке? Почему вино нельзя пить лежа на полу, и заедать его виноградом? Почему, когда занимаешься сексом в первый раз, обоих меньше всего волнует чистота тела? Почему первые дни сексом можно заниматься везде и всегда, а потом только ночью, только после душа, и только под одеялом? Почему человеку нельзя побыть одному? Почему если возникает такое желание, его так сложно объяснить? Почему это желание вообще нужно объяснять? Почему, почему, почему…
И, самое смешное, он даже не знает ответов ни на один из этих вопросов. Просто потому что «так надо» и так «правильно». А все что неправильно и не так – в мусорку, в топку и в забвение…

Я решила позвонить Игорю. Что ж, мне одной мучатся вопросами? «Что, чебурашка, и тебе не спится? Ну, иди, погреби»
Игорь снял трубку, наверное, после 6 гудка. Чёрт, я опять не удосужилась взглянуть на часы…
– Я часто делаю тебе больно? – обрушила я на него вопрос, прежде чем он успел послать подальше звонящего.
– Го-о-о-о-о-осподи… –  он выругался. – Ларк, ты вечно как из одного места на лыжах.
– Грошик, – нетерпеливо проныла я. – Давай оставим способы моего появления на потом. Ответь мне.
– Да, блин. Ты все время делаешь мне больно, когда звонишь… в час ночи… в ЧАС?! Ты  совсем охренела там от своих философских мыслей???
– Ну извини.
– Я тебя убью. Я ответил на твой вопрос? Теперь мне можно лечь спать?
– Грошик…
–Спокойной ночи, Лариса.
В ухо ударил гудок отбоя. Блин, нервный какой-то… Может, нужно было спросить, как у него дела? Хотя какие дела могут быть ночью? Если учесть, что я пару раз его бортанула… Вполне нормальная реакция на мой звонок. Но все равно жаль. С кем я могу еще поговорить ночью? Сама с собой. Но от получить ответ от себя… Это… В общем это не то, что мне нужно. Вот.


А утром я пошла на работу. Отбыв положенный срок (вернее ровно столько сколько смогла) я по-тихому самоудалилась, наказав девчонкам не выдавать меня ведущему проекта ни под каким видом. Дима не звонил, а я не особенно печалилась по этому поводу. Дома меня ждали «небеса», тишина и одиночество. А что еще может быть необходимым? В отличном настроении я приближалась к дому, как вдруг сердечко мое таки дрогнуло. Около подъезда, в привычной позе – подпирая стену, стояла Лешка, и лицо ее было по обыкновению хмурым.
– Привет, – я ласково улыбнулась ей. – Зайдешь?
– Если приглашаешь. – она независимо посмотрела на меня.
– А тебе нужно приглашение? – я открыла дверь и вошла в подъезд.
– С некоторых пор – да. – она вошла следом.
– Не бойся. Его нет. – сделала я попытку ее успокоить, когда мы поднимались на мой этаж.
– Я знаю…
– О?! И вчера знала? – я даже остановилась от удивления.
– И вчера знала. Иди уже, а? – она нетерпеливо подтолкнула меня в спину рукой.
– А почему не зашла?
– Мне показалось, что ты хочешь побыть одна.
Удивительно тонкое чутье.
– Ты за мной следишь, что ли?
– Слежу, слежу. Открывай дверь и заходи, или мы до утра тут будем стоять?


– Вино будешь? – спросила я, открывая холодильник.
– Ты бы хоть до вечера дотерпела, - ответила Лешка, появляясь в дверном проеме.
– А зачем? – я вполне с искренним недоумением перевела взгляд с «небес» на Лешку.
– Ну, не знаю… – она пожала плечами и вышла.
Я взяла бутылку, потом подумала и достала вторую. Прихватив штопор, я отправилась в комнату.
– Откроешь? – я поставила обе бутылки на столик перед Лешкой и протянула ей штопор. Она взяла его аккуратно, так аккуратно, что мне показалось, что она не хочет даже случайных наших прикосновений. Меня это удивило, но всего на секунду, я почти сразу забыла об этом. Меня всегда притягивали ее руки, вот и сейчас я, не отрывая глаз, смотрела, как тонкие пальцы обхватывают горлышко бутылки, как она с нажимом вводит штопор в мягкую пробку. Вот бутылка зажата между колен, она тянет, и пробка мягко выходит с характерным причмокиванием.
-На.
Она подала мне открытое вино. Я, скорее всего специально, беру бутылку так, что мои пальцы оказываются поверх ее. Я ловлю ее полный недоумения взгляд, и держу его глазами. Ни за что я не выпущу твою руку, Лешка…Тебе придется вырвать ее, или… Или подождать, пока я сама отпущу ее. Меня захватила волна какого-то неведомого мне чувства. Я смотрела в ее глаза, ее пальцы жгли мне руку. Я боялась даже вздохнуть, чтобы не разрушить… не упустить… не спугнуть ощущение… чего-то странного, непонятного мне, но невыразимо приятного. Я почувствовала, как расслабились ее пальцы, ее дыхание стало каким-то глубоким и быстрым, глаза… в глазах уже не было недоумения. Отчего-то мне показалось, что они пусты, и если я загляну глубже, даже своего отражения там не увижу. Я осторожно перехватила бутылку второй рукой и вернула ее на столик. Она не отняла руки, лишь глаза ее открылись еще шире, когда я, шагнув, присела перед ней на корточки. Я поднесла ее руку к лицу и потерлась щекой о теплые пальчики. Лешка от этого простого прикосновения вздрогнула всем телом, но рука ее по-прежнему была в моей.
Дверной звонок ворвался в сознание резким неприятным звуком. Звук крушил и рушил все вокруг себя, вырывая в реальность и ставя перед фактом существования других людей.
– В дверь звонят, – как-то надсадно прошелестела Лешка. Мне показалось, что она произнесла это, не разжимая крепко сжатых губ.
– Что?
-В дверь… звонят.
Мои пальцы разжались, и я выпустила ее руку. Я встала, и пошатнулась, только сейчас почувствовав, как затекли ноги.
– Думаешь, стоит открыть?
Мои слова утонули в злом звонке.
– Как хочешь…
По моей спине легко пробежал холодок опасности, поднимая волоски на руках дыбом, и, оставляя после себя легкое послевкусие, исчез где-то в районе затылка.
– Хорошо.
Я пошла к двери. Не «как хочу», а «как надо». Какое мерзкое слово…Можно ли избежать его в простом обиходе?
Открыв дверь, я обнаружила за ней, кого бы вы думали? Рыжего. Собственной персоной. Замечательно.
– Привет. – я встала в дверях, всем своим видом показывая, что не пущу его.
– Привет. Я хочу поговорить с тобой.
Какая банальная, жуткая фраза. Как я не люблю, когда она звучит. И у нее всего два варианта. Вариант «А»: милая, ты просто чудо, но я пришел к выводу, что нам надо расстаться. И вариант «Б»: я понял, что был не прав, извини меня, люблю-хочу-не могу. Навряд ли он пришел сюда с вариантом «А» за пазухой. Хотя сейчас оба варианта меня не устраивают.
– Дим, я не хочу сейчас разговаривать.
– Просто выслушай меня, а потом я уйду.
– Наверное, я говорю непонятно. Ладно, попробую еще раз: я не хочу разговаривать и слушать сейчас. Давай завтра?
– Ты не одна?
Да, армия любовников под диваном. И на кухне футбольная команда с оркестром. И все только и ждут, как бы подомогаться меня. Но все же…
– Да, я не одна.
-Это мужчина?
В каком-то смысле ДА.
– Нет. Это…знакомая.
Боже, что я несу? Знакомая? Что-то она молчит и не показывается. И даже голоса не подает, хотя я бы уже сто раз спросила, кто там, и, по крайней мере, раз десять высунула нос из-за дверного косяка. Хотя о чем я… Это же Лешка. Она другая.
Дима молчал. Я смотрела на него и молчала. Мне нечего сказать этому человеку. Что он вообще тут делает? Зачем пришел? Что за дешевые трюки?
– Дим, ты иди домой, ладно? Приходи завтра…
– Нет.
Мне показалось, что я ослышалась.
– Что?
– Я не уйду. Буду сидеть тут. Ну, разумеется, если ты не впустишь меня и не напоишь чаем. На улице чертовски прохладно. – он вдруг озорно улыбнулся. И я поняла, что он точно чокнутый. Он действительно не уйдет, и будет сидеть под дверью, или на скамейке около подъезда, но он не уйдет. Я сдалась.
– Ладно, проходи.

Я очень внимательно следила за выражением их лиц, когда они увидели друг друга. – Ну что же, знакомьтесь, - сказала я заходя в комнату. – Это Дмитрий, а это… Лешка.
– Лешка? Но ты же сказала, что это девушка? – Дима с удивлением разглядывал Лешку, которая настороженно съежилась на самом краешке дивана. Было ощущение, что она готова вот в эту секунду к легкому и быстрому старту. Она лишь мельком взглянула на Диму и тут же опустила лицо вниз. Так быстро, что я даже не смогла понять, что она спрятала в своих глазах.
– А она девушка, – с нажимом произнесла я, с каким-то мстительный удовольствием рассматривая гамму эмоций на лице Рыжего. Удивление сменилось непониманием, а потом вдруг сквозь него стала просвечивать настороженность.
– Девушка?
– Мне пора домой. До свидания, приятно было познакомиться. – Лешка вскочила с дивана и, скользнув между стеной и Димой, растворилась в коридоре. Я рванулась за ней, но Дима легко, одной рукой, остановил меня.
– Пусть идет.
– Не трогай меня! – я стала вырываться.
– Пусть идет. А ты останься. Я хочу кое о чем спросить.
– Диктатор! Господи, как же ты мне надоел! Ну, что за непонятное желание воспитывать меня! – я, еле сдерживая злые слезы, уставилась на него, такого рыжего и такого невозмутимого. Вот только обычной улыбки в его глазах я не увидела.
– Сядь и прекрати истерику.
Вот это да. Такого металла в его голосе я еще никогда не слышала. Наверное, так он разговаривает в суде? От неожиданности я подчинилась.
– Сколько ей лет?
Начинается. Мораль… Ладно… Сам напросился. Я откинулась на спинку дивана и чуть прикрыла глаза.
– Не знаю. Мне все равно.
– Вы пили?
– Не успели.
– И давно ты с ней знакома?
– Дольше, чем с тобой. Это допрос?
– Нет. – он подошел и сел рядом со мной.
– Она выглядит очень странно. И имя у нее странное.
– Да, знаешь, я заметила…
– Знаешь…такие, как она, предпочитают… эм… другой круг общения.
– Да? Это какой же? – издевательски спросила я.
– Лар, только не кипятись, а? Я несколько неправильно выразился. Такие, как она, предпочитают… девушек.
Мое сердце ухнуло и забилось где-то глубоко внутри. Сам того не ведая, он произносил вслух то, о чем я даже думать не смела.
– Предпочитают девушек на завтрак? На обед или на ужин?
– В постели… – выдавил он. – Вместо мужчин.
– Ты хочешь сказать, что она - лесбиянка? – всплескивая руками, с наигранным ужасом спросила я.
– А ты? – Тихо спросил он.
– Что я? – Меня чуть подбросило на диване, я резко выпрямилась и посмотрела на него. – Что я?!
– Ты… тоже?
– Рехнулся??!  -  я покрутила пальцем у виска. – Ты провел тут достаточно времени, для того, чтобы сделать вывод, что я не такая.
– Бывают еще и…
– Кто еще бывают? Некрофилы, зоофилы, педофилы… Кто еще???
– Ей на вид лет пятнадцать…
– Ей 19!
– Не велика разница…
– Дурак! – в сердцах бросила я, резко вставая с дивана. Что за чушь он несет? Лешка – лесбиянка? Предпочитает девушек мужчинам… Она спит с девушками, занимается с ними сексом… И я хотела бы, чтобы она…
Безумие – это заразно! Я хочу в душ…
– Подожди… – он снова схватил меня за руку.
– Да отпусти ты меня! Это мой дом, и я никуда не собираюсь уходить!!!
– Извини меня, а?
– За что именно?
– За воспитание, и за опеку, и за то что ушел… Прости, а?
– Больной!
– Это значит – извиняешь?
– Дим, послушай. Я большая тетка. В этой жизни мне терять, как и приобретать, совершенно нечего. Я хочу делать, то, что хочу, и так, как хочу. Я не хочу, чтобы ты трясся надо мной, и не хочу постоянно слышать, что мне можно, а чего нельзя ни в коем случае. Я сейчас иду в душ, ты можешь уйти, а можешь остаться – мне все равно. Но учти, если ты остаешься – я больше не буду жить по твоим правилам!
– А свои правила у тебя есть? – тихо спросил он.
– Да! Первое и основное: делай то, что ты хочешь делать, и второе: если что-то не так – смотри правило номер один.
– Но так не бывает…
– Хочешь поспорить? – я недобро прищурилась.
– Нет! – он поднял обе руки в характерном жесте. – Я сдаюсь и отступаю под силой женской логики. В данном случае – твоей.
– Теперь мне можно пойти в душ? Или сначала проводить тебя?
– Иди. Я остаюсь.
– Ладно.


Спустя пару часов мы, лениво обнявшись, валялись на диване. Я не люблю долго ссориться и выяснять отношения. Можно потратить пару часов, объясняя словами промахи и ошибки, но зачем, если те же пару часов можно провести за несколько иным занятием. Более приятным и… полезным, наверное. Димкина рука задумчиво скользила по моему телу, и эта нежная ласка вызывала истому. Интересно, где сейчас Лешка? Я совсем о ней забыла… И почему она так странно повела себя? Выскочила, как ошпаренная… Неужели? Мысль молнией сверкнула в голове…
– Скажи, а Лешка и вправду.. ну, такая, как ты говоришь?
– Думаю, да. – ответил он, помолчав некоторое время.
– Думаешь, или да?
– Ларис, ты меня иногда поражаешь. По ней же видно. К тому же это имя… Как ее зовут по-настоящему?
– Дим, только не смейся… Я не знаю…
– Откуда ты ее взяла?
– С улицы, - Дима только осуждающе фыркнул. – Ну, я шла-шла… Дождь был, холодно, а она стояла у подъезда и мерзла. Мне ее жалко стало, я ее чаем напоила.
– И спать уложила… – задумчиво пробормотал он.
– Ну да, а что в этом такого?
–И ты меня называешь больным?!
– Ну не бросать же ребенка на улице…
Я сладко потянулась и подставила под его руку другой бок.
– Вот, ты сама утверждаешь, что она – ребенок.
– Она странный ребенок. А откуда ты знаешь, что она…ну вот такая?
– Года три назад, я тогда еще в коллегии был, было одно занятное дело у моего друга. Там девочка убила свою подругу. Нанесла ей 14 ножевых ранений… Знаешь из-за чего? – я отрицательно помотала головой. – Из-за любви.
– Что?
– История была такая: девочка полюбила девочку, а та вроде как не ответила ей взаимностью…Девочка взяла ножик и популярно объяснила подружке, что невзаимность в столь нежных чувствах это есть неправильно.
– И что потом?
– А что потом… Убийцу признали невменяемой, прописали ей принудительное лечение в психиатрической клинике. Просто вот тогда я ее увидел… На суде… Она выглядела ну точь-в-точь, как твоя Лешка. Они вообще все на одно лицо. Одежка, прическа, манера поведения и общения…
– Какая манера? И много ты их видел?
– Очень разная… Но чаще всего они очень агрессивны. Та девочка очень часто на допросах говорила, что мир ее не понял и не поймет никогда. Что она не хотела убивать, а лишь попугать, что очень ее любила… Много. Могу судить объективно. Я был на допросах, читал протоколы. Понимаешь, я увидел ее в твоей квартире и мне стало страшно… За тебя… Никогда нельзя точно сказать, что у них на уме.
– Ты говоришь о них, как о животных… – тихо произнесла я.
– Что ты… Они не животные… Они просто больные люди.
Что же ты скажешь, если я расскажу тебе о своих фантазиях, – подумала я. Что я тоже больная и меня надо в психушку? Как злое агрессивное животное – запереть меня в клетку и нашпиговать успокоительным? Лешка вовсе не агрессивная, она слишком спокойная… И на ней большими буквами написано – я не такая. И мне приятно ее общество… И руки у нее такие нежные… И губы… Разве может быть она больной? Разве она способна на убийство? Даже ради любви? Мне стало жгуче-обидно за Лешку, но спорить и что-то доказывать я не хотела. Зачем? Пусть каждый останется при своем мнении.



















ОКТЯБРЬ

А в середине октября неожиданно выпал снег. Хотя почему «неожиданно»? Вполне ожидаемо, осень плавно сменялась зимой. Снег тонким рваным слоем покрыл траву, деревья, стоящие во дворе автомобили. Почему-то мне стало жаль, что я не видела того, как он шел. Первый снег всегда выпадает ночью. Тихо-тихо, неслышно и незаметно. А в четыре утра ты уже можешь в окно наблюдать рвано-белый покров. Я приоткрыла окно. Воздух пах снегом. Холодными струями он обнимал за плечи и скользил к ногам.
– Ты почему не спишь?
Сзади на меня опустилось теплое одеяло, в которое, проснувшись, закутался Димка. Сразу стало тепло, и холодные струйки воздуха теперь ласкали лишь мое лицо.
– Ух ты! – восторженно выдохнул Рыжий. – Первый снег… Зима не за горами…
– Через пару часов он растает… – тихо прошептала я.
– Хочешь пойти на улицу? – удивил он меня своим вопросом.
– Нет, пойдем спать, – ответила я, закрывая окно и выскальзывая из теплого плена его рук.
– Спать, так спать… – он широко зевнул. – Хотя, может, уже и ложиться не стоит? Все равно вставать ни свет ни заря…
– Зачем? – вяло удивилась я, зарываясь лицом в подушку.
– Лара, ты забыла? – он лег рядом и накрыл меня одеялом. – Я завтра уезжаю, вернее, уже сегодня.
– А, да,  – порывшись в памяти, согласилась я. – Говорил, я забыла.
– Ты чудовище… – вздохнул он. – Я уезжаю и не увижу тебя целый месяц, а ты забываешь об этом спустя минуту, как будто я ухожу на пару часов.
– Подумаешь… Что такое месяц… – проваливаясь в сон, пробормотала я.

И следующее утро мало чем отличалось от предыдущих. Мы позавтракали, вернее, позавтракал Рыжий, я же с трудом впихнула в себя чашку кофе и проводила его до дверей. Он пытался возмущаться, твердя, что я могла бы проводить его до аэропорта, но для меня был подвигом уже сам подъем в пять утра, поэтому я быстро остановила его причитания. Короткое «я буду звонить», еще более короткое «уже скучаю», и наконец-то я закрыла за ним дверь.
Вернувшись в остывшую кровать, я честно попыталась заснуть, но глаза упорно открывались и вглядывались в темноту. Поворочавшись с полчаса, вспомнив Рыжего нехорошим словом, и представив себе, как ему икнулось, я решила принять ванну. Раньше горячая вода всегда отлично усыпляла меня. Открыв оба крана и отрегулировав воду, я подошла к зеркалу. Оттуда на меня смотрело лохмато-коричневое существо женского пола. Взгляд лениво скользнул по полкам, то и дело натыкаясь на вещи Рыжего. Почему-то возникла мысль выкинуть это все к чертям собачьим, и хотя бы так привести мою жизнь в тот порядок, который когда-то меня устраивал. Хотя бы на этот месяц забыть о том, что в моей жизни, а главное, в моей квартире, очень прочно поселился мужчина.
Я медленно опустилась в горячую воду. В тело, как будто впились много миллионов тонко жалящих иголочек – вода была слишком горячая. Я заставила себя расслабиться и прикрыла глаза.
Не то чтобы Дима не мешал, но все же… нельзя отрицать того что без него мне было тоже очень не плохо. Вкусная еда и регулярный секс – это, конечно, плюс, но все остальное можно смело записать в минус. Этот дурацкий семинар дал мне отличную возможность побыть одной. Главное – не забыть, что Рыжий вернется. И к этому времени у меня должен быть готов ответ на вопрос: а хочу ли я продолжать…


Прошла неделя, и я уже не так наслаждалась пустой квартирой по вечерам. Дима исправно звонил, и это создавало ощущения контроля заботливой, но такой надоевшей матери. Возникало почти непреодолимое желание выключить телефон, но я боролась с ним, понимая, что создам ненужную панику, поддавшись искушению. На второй день его отъезда я убрала из поля видимости все Димкины вещи, аккуратно сложив их в коробку и задвинув эту коробку как можно дальше в шкаф, создала себе иллюзию полного освобождения от власти Рыжего.
Вечера стали обычными. Тихими, серыми, однообразными. Постепенно я начинала скучать по яркому свету, вкусным запахам еды и ощущению того, что дома тебя кто-то ждет. Медленно и печально я тащилась домой, следуя через холодный и сырой воздух осени-зимы. Вечера становились промозглее, а мне все так же было лень доставать теплые вещи, поэтому злой и колючий ветерок беспрепятственно  проникал через короткую курточку, нещадно щекоча ребра. Но даже это не прибавляло мне скорости. По новообретенной привычке мой взгляд скользнул по моим окнам. Таким же темным и печальным, как я сама. Было бы странно увидеть в них яркий и такой домашне-теплый свет. Удивилась бы я, увидев его? Скорее всего, да. Быстро пробежала бы пролеты, для того чтобы увидеть того, кто ждет меня дома. Того, кто зажег этот свет…
Но там никого нет.
Мое внимание привлекла темно-серая тень, которая выходила из подъезда, но,  видимо, увидев меня, метнулась обратно. Я потянула тяжелую дверь и вошла вовнутрь.
– Опять караулишь? – спросила я темноту подъезда, проходя мимо почтовых ящиков, откуда отчетливо доносилось приглушенное дыхание.
– Привет… – донеслось из темноты.
– Привет, привет… Давно тебя не было видно. Но меня это уже не удивляет, так же, как и твои внезапные появления.
– А что тебя удивляет? – Лешка, ну, разумеется, это была она, шла по лестнице следом за мной.
– Дети…
– Вот как? И чем же?
– Они честные. И жестокие в своей честности. Хотя бывают разные дети.
Я повернула ключ в замке и вошла в дом. Скинув ботинки, я прошла в комнату и подошла к окну. Лешка тихо закрыла дверь, разулась и приземлилась, по обыкновению, на диван. У меня даже не возникло мысли объяснять ей, где мой спутник. Я чувствовала, что она точно знает, что его нет, и не будет еще долго, и, глупо, наверное, но я чувствовала даже то, что она точно знает – куда и зачем он уехал. Похоже, она действительно все знает. Может, пока меня не было, она натыкала по всему дома малюсеньких камер слежения? Откуда она все знает?
– Скажи, ты хотела бы иметь ребенка? – перебила мою мысль Лешка.
Я улыбнулась еле видному отражению своего лица в стекле.
– Ну что ты, иметь ребенка? Я вначале его заведу. Что за идиотские глаголы по отношению к детям?
Лешка помолчала, видимо, выбирая из всего множества слов именно то, которое удовлетворит меня в этом случае.
– Ну, а как будет сказать правильно? – не найдя подходящего заменителя, она задала вопрос.
– Родить, воспитать, вырастить – выбирай, что тебе больше нравится.
– Хорошо, – она вздохнула. – Ты хотела бы…эээ… родить ребенка?
Я помолчала.
– Скорее всего нет, чем да.
– Почему?
– А зачем? – я повернулась к ней и стала внимательно ее рассматривать, насколько позволял свет уличного фонаря. Неужели она позволит мне разочароваться в ней? Как она ответит? Простой вопрос, не требует сложного ответа. Но как же по-разному отвечают на него люди. Начиная от «я хочу» и, заканчивая сложными лекциями о продолжении себя в этом мире.
– Почему ты не хочешь родить ребенка?
– Потому что, – я подошла к ней и села рядом. – Ребенок это очень сложно. Это не только радость бытия и гордость от продолжения рода. Это еще и куча потраченного времени, иногда впустую. Это огромная ответственность, и я не думаю, что готова к такой ноше. Но дети, они все равно удивительны. Но это не для меня. И давай закончим об этом. Хорошо?
Я встала и пошла на кухню.
– Чаю хочешь? – Спросила я, впуская свет в кухню щелчком выключателя.
– У нас в городе кончилось вино?
– Ты хочешь выпить?
– Спасибо, от чая я не откажусь. – поспешно ретировалась Лешка.
Мы выпили по чашке чая, посмотрели какую-то передачу по телевизору и легли спать. Все было так, как будто никакого Рыжего никогда и не существовало. Прижимаясь к теплому девичьему телу и вдыхая почти позабытый Лешкин запах, я с удовольствием думала о том, сколько времени у меня еще есть. Лешка не уйдет, пока не появится Димка… А Димка сказал, что Лешка…



А следующим вечером я все же купила вина. Много вина. В моей голове весь рабочий день зрел один вопрос. Можно было задать его, приковав Лешку к батарее, но не было уверенности, что она не сбежит вместе с ней. А я почему-то была твердо уверена, что ответ мне придется выпытывать. К тому же, как я поняла, мне самой необходим алкоголь, что бы произнести это слово вслух. Даже в мыслях. Придя домой, я быстро рассовала спиртное в холодильник, и, открыв одну бутылку «небес», приготовилась ждать Лешку.
Звонок в дверь раздался на середине бутылки. Открыв дверь, я молча впустила Лешку и пошла обратно в комнату, попутно выключая везде свет. От сознания того, что я собираюсь сделать, слова застревали в горле, а ноги подкашивались. Обычно я пьянею очень быстро, но в этот вечер вино никак не помогало достичь кондиции.
Так же молча я достала еще одну бутылку вина и сунула ее Лешке, которая, слегка обалдев, следовала за мной.
Я нервничала. От непонятного страха в горле было сухо, я почти безостановочно пила вино, как будто заливая вопрос, застрявший в горле. «Небеса» быстро опустели.
– Неприятности на работе? – осторожно нарушила молчание она, когда я встала и молча отправилась за третьей бутылкой.
– Нет. – ответила я, вернувшись и снова делая большой глоток. Она сидела на диване, я подошла к ней и села напротив, скрестив по-турецки ноги.
Ну же! Курица ватная! Отрой рот и спроси. Ты же целый день репетировала, прокручивала в голове, приучала себя к этому слову, а теперь напиваешься в хлам. Так и свалишься под стол, не спросив ее.
– Поругалась с… ним?
– Тоже нет.
– А что случилось?
Я посмотрела на нее. Ну вот! Давай! Я открыла рот:
– Ты… совсем не пьешь. – Свернула я на половине пути.
– Зато ты пьешь за двоих. Говори уже, а то я уже начинаю волноваться.
Я снова почувствовала, как вопрос давит на меня изнутри. Ну еще глоток… Еще один и еще… Почему я не пьянею???
– Эй, ты что?!  – она протянула руку и отняла у меня бутылку.  – С ума сошла, что ли?
Ее глаза с тревогой смотрели мне в лицо. Я опустила глаза в пол.
Не могу, не могу, не могу…
– Лешк… ты лесбиянка? – выдохнула я, поднимая глаза на нее.
Она замерла, тревога в ее глазах сменилась удивлением, а потом как-то нехорошо усмехнулась.
– Кто сказал тебе это? Он?
– Не важно… – я снова ухватила бутылку и попыталась спрятаться за ней. Но ее темнеющие глаза не отпускали меня.
– Значит, он… А что он еще тебе рассказал? – ее глаза стали почти черными. На секунду мне стало не по себе, я нервно отпила вина, стараясь успокоить непонятное ощущение страха внутри себя. Димка был не прав. Она не такая. И вот я дура, оидела человека…
– $Лешк, ты извини меня. Извини, что спросила… Просто… Понимаешь… Извини если обидела… Ты же не такая, да?
– Ну, а если такая? – от Лешки волнами исходило какое-то непонятное чувство злобы, смешанной со страхом. Неужели Димка был прав, говоря о злобности и неадекватности? Но что за чушь! Это же Лешка… Внезапно я успокоилась. Алкоголь неожиданно вступил в свои права, мощной и теплой волной разливаясь по телу, успокаивая и одновременно обостряя ощущения.
– Почему ты злишься?
– А почему ты меня об этом спрашиваешь?
– О том, почему ты злишься, или о…
– О том, предпочитаю ли я девочек мальчикам.
– Ага. А ты предпочитаешь?
Лешка замолчала. Потом протянула руку и, взяв мою бутылку, сделала большой глоток вина. Я, как зачарованная следила за тем, как мягкие губы касаются синего стекла, которого не так давно касались мои губы… Это походило на поцелуй? Она намеренно взяла бутылку именно из моих рук, зная, что…
Я встала перед ней на коленки, отобрала бутылку, поставила ее на пол.
– Поцелуй меня. – попросила я, прямо глядя ей в глаза. Она дернулась, задумалась на секунду.
– Сейчас?
– Нет, завтра. – я притянула ее к себе. – Поцелуй меня. – теперь я уже требовала. Но она почему-то отвернула голову и опустила глаза.
– Отпусти.
– Но ты ведь целовала меня… – легко касаясь губами ее щек, шеи, жарко шептала я. – Ну, поцелуй меня…
Лешкина голова лишь упрямо отворачивалась от моих губ, и я никак не могла поймать ее губы.
– Почему нет? Почему?  Ты… – я резко отстранилась от нее, пытаясь заглянуть в глаза. – Не хочешь?
Она молчала. Ну что же это за наказание такое? Я почти умоляю ее поцеловать меня, а она отворачивается… Что происходит? Что?
– Лешка… Я так не могу… Что с тобой?... Лешка…  – Закрыв глаза, я все еще целовала мягкий теплый нос, дрожащие веки… Но никак… Никак мне не удавалось нащупать губы…
– Ты пьяна. Отпусти меня… пожалуйста. – нервно сглотнув, прошептала она.
И тут я как будто очнулась.
Господи! Что я делаю??? Передо мной ребенок. А я тетка, выжившая из ума, накидывающаяся на него с … поцелуями??? Боже мой! Какой стыд! А она… наверное до смерти перепугалась! Как пошло!!! Как мерзко! О чем я только думала? Господи! Пусть она уйдет!!!
– Извини… – я поднялась, старательно пряча глаза. – Тебе действительно лучше уйти. Я и правда пьяна, и совсем не соображаю, что делаю. Извини…
Лешка резко встала и выскочила в коридор. Я сделала шаг к дивану, и упала на него лицом в подушку.

Я не знала, куда деть себя от гадкого ощущения стыда. Я хотела, чтобы она ушла, и чтобы этот вечер был бы навсегда стерт из памяти. Но я знала, что никогда этого не забуду.
Этот вечер… И эти слова… И мое поведение… Все навсегда останется в моей памяти… Господи, я чуть не изнасиловала ребенка!!! Напридумывала себе всякой ерунды и вот результат…Трахаться надо чаще!!! Дура!!!
Я почувствовала, как защипало глаза, и противный тугой ком встал в горле.
Больше она и носа сюда не покажет. А может, это и к лучшему? Не будет ее – не будет мыслей… Нет, не обманывай себя… Мысли останутся. Они еще долго будут гореть жгучим огнем отвращения к самой себе… Идиотка… А могла бы и дальше тихо по ночам обнимать ее и грезить… Господи, как пошло… Старая неудовлетворенная тетка грезит маленькой девочкой… Ну, зачем я все это затеяла??? Ну, зачем???
Слезы лились не переставая. Острый крик, застряв в горле, не давал вдохнуть воздуха.
Вдруг я ощутила, как она села рядом. Сквозь истерику я все же чувствовала ее тёплую руку на моем плече. Горячее дыхание обожгло мне затылок. Слова горячей лавой стекали по затылку, попадая прямо в ухо:
– Я люблю тебя.
Заломило в висках. Я перестала чувствовать свое тело, разве можно так напрячься? Я боялась пошевелиться под ее рукой.
– Я очень тебя люблю. Ты можешь сказать, что это детство. Что я еще маленькая. Но, ты можешь мне не верить, я никогда не испытывала ничего подобного. Ты живешь во мне. Ты можешь сказать, что у меня все еще впереди и что будет другое чувство, а я могу тебе ответить, что да, может быть, так и будет, но сегодня, и сейчас, и завтра я не хочу ничего другого. Может быть, я мала, может быть, глупа, я могу быть какой угодно для тебя и с тобой. Потому что я люблю тебя, такой, какая ты есть.
Что за тепло разливается во мне во время того, как смысл ее слов доходит до меня? Наверное, именно в этот момент я любила ее, как никого и никогда… отчаянно.. бессмысленно… Прыгнуть? Легко! Я любила… Все равно… Лешка… Дурочка… Что ты делаешь со мной… Я хочу обнять тебя…
Я перевернулась на спину. Ее губы тут же нашли мои. Поцелуй… Робкий, нежный… Ненастоящий… Еще и еще один. Миг, и отчаяние, такое непонятное, уступило место желанию. Всепоглощающему. Единосуществующему. Больше нет ничего и никого. Только мы. Мира нет… Время остановилось… Сердце, наверное, тоже… Дышать? А зачем???
Она нежно перецеловывала мои губы крохотными  касаниями, собирала оставшиеся слезинки… Я обняла ее за плечи и, притянув к себе, прошептала прямо в эти нежные губки:
– Поцелуй меня…
И она поцеловала… Разве можно это с чем-то сравнить? Я плыла и таяла от этих губ… Руки – их всего две пары? А губ? Сколько губ? Господи, я так хочу тебя, что, кажется, взорвусь… или сойду с ума… не важно… только целуй меня.. целуй… еще и еще снова и снова…
Каждая клеточка стремится к ее телу, меня сейчас просто пополам разорвет… Никогда… Ничего подобного… Ни с кем…
Мои руки сами забрались под ее курточку, резко рванули вверх майку, и вот горячие ладони легли на чуть прохладную кожу ее спины… какая мягкая…
Она лишь на миг оторвалась от меня, чтобы сорвать одним движением с себя куртку. В моей голове билась только одна мысль, блокируя все остальные, я безумно хотела прижаться к ее телу, каждой клеточкой, каждым изгибом, вдохнуть, не таясь, полной грудью ее запах. Я взялась за ее майку и потянула вверх. Лешка перехватила мои руки, и отвела их. Я удивленно посмотрела на нее. Она взяла мое лицо в ладони и обожгла мои губы хриплым вопросом:
– Ты уверена?
– Да… – выдохнула я, стягивая с нее майку и отбрасывая ее прочь. Потом я мягко отстранила ее и сняла свою футболку. Я хотела, чтобы она прикоснулась ко мне. Мягкое щекотание внизу живота разрасталось, заполняя меня всю… Наверное, ни разу за всю мою жизнь у меня не было такого дикого и первобытного желания ласки… Лешка сидела молча и, не двигаясь, скользила взглядом по моему телу, очерченному светом фонаря с улицы. По ее тяжелому дыханию я понимала, что мои чувства и ощущения не одиноки и полностью взаимны. Но удерживаются… страхом… смущением? Я взяла ее руку и положила себе на грудь. Прикосновение теплой ладони к возбужденному соску пронзило меня, как молния. Она чуть ощутимо сжала ладонь…
– Поцелуй меня… Лешка… Поцелуй меня…
С каким-то легким рыком она накинулась на мои губы. Одновременно с яростным поцелуем освобождая нас от оставшейся одежды. Казалось, ее руки были везде и  сразу, гладили, чуть царапали, скользили, порхали как бабочки надо мной. Губы чертили горячее-мокрую дорожку от шеи к груди, впечатывая поцелуи огненными штампами. Острое ощущение зубок на горошине соска заставляет мозг растечься пульсирующей массой, тело изгибалось навстречу ей… Тупое ощущение пустоты между ног заполнило мягкое бедро, с силой вжавшееся в меня. Я благодарно потерлась об него, извлекая из себя еще одну волну удовольствия. Тонкие пальчики скользнули по коже живота, ниже, просочились между намертво спаеной плотью двух тел, и тонкое ощущение вновь заставило выгнуться и развести ноги в стороны… мое тело жило отдельно от меня… Никогда я не хотела человека так, как хотела сейчас… Но Лешка не торопилась, она ласково перебирала пальцами чувствительный кусочек плоти, заставляя меня сходить с ума лишь на секунду погружая кончик пальца в меня, и тут же возвращая его обратно…
– Хватит… хва-а-а-а-а-атит… – простонала я еле слышно, хватая ее за руку и погружая ее шаловливые пальцы в себя как можно глубже. И она не стала больше играть со мной. Ее движения стали сильными и невероятно мягкими… Пальцы скользили внутри меня, и больше не существовало ничего… кроме этих медленно-быстрых движений… и меня, бешено вращающей бедрами навстречу этим пальцам.
– Еще… да-а-а-а-а… еще… еще…
Я больно вонзила зубы в услужливо подставленное плечо, заглушая животный рык, пальцы до боли впились в Лешкину спину… Не отпущу, никогда, не сейчас… еще… еще… Да! Господи! Да!!!
Невероятная темнота поглотила меня… На какую-то долю секунды сознание отключилось полностью… Но постепенно я возвращалась на грешную землю… Туда, где на моем смятом теле лежала запыхавшаяся и обессилившая Лешка. Господи… Надеюсь, я не сломала ей руку? Мои бедра были сжаты так, что я практически лишила ее возможности двигаться. Пальцы затекли, я с трудом разжала их, выпуская  Лешкину спину. Но чуть ослабив нажим бедер, я поняла, какая опасность поджидала меня. Она лишь слегка пошевелила пальцами, а меня вновь пронзила волна наслаждения. Бедра вновь задвигались, ловя легкое движение пальцев внутри меня.
– Какая ненасытная… – мягко шепнула Лешка, склоняясь к моему соску и беря его в плен горячих губ.
– Дааааа… оказывается я такая… – выдохнула я, вновь теряя себя в океане наслаждения.
Удивительно… Она будто точно чувствовала, что мне нужно… Как будто плыла со мной на одних и тех же волнах. Ее движения и ласки медленно затягивали меня в темную бездну. Безумно нежно и осторожно пробуждая, казалось, уже удовлетворенное желание. И я с удивлением чувствовала, как тело отзывается на прикосновения, как снова начинает кружиться голова, и знакомо тяжелеет низ живота.
Наверное, Лешка любила меня всю ночь… потому что я совершенно потерялась в реальности, и уже не могла точно сказать, когда я уже спала, а когда еще нет…



Утром у меня болело все тело. Каждая клеточка моего истерзанного измятого тела отдавала болезненно приятной истомой. Рядом сопела Лешка. Я уютно лежала, обвитая ее телом. Но все же… Не может быть… Я с ней переспала… И мне совсем не стыдно… Какая я… Интересно сколько времени? С мрачной зимо-осенью просто невозможно определить время на глаз. Но, скорее всего, на работу я проспала. Причем катастрофически проспала. Жуть.
Я осторожно выбралась из лианы по имени Лешка и отправилась в душ, прихватив с собой телефон. Сидя на унитазе, я отзвонилась в офис и, прикинувшись смертельно больной, взяла отгул. Наспех ополоснув тело, я вытерлась и вернулась в комнату. Лешка спала. Я легко скользнула под одеяло, и ее руки тут же обвили меня.
– Ты не спишь?
– Проснулась сразу же, как ты встала… – хитро улыбнувшись, пояснила мне Лешка.
– А зачем притворялась?
– Ну, мне показалось, что тебе необходимо побыть одной какое-то время…
– Иногда ты пугаешь меня. Откуда ты знаешь, что мне нужно?
– Я просто это чувствую… И всё. – она легко поцеловала меня в висок.
– Тогда ты не могла знать, что мне нужно на работу сегодня с утра.
– Даааа, так же, как и то, что ты туда не хочешь. – она горячее подула мне в ухо, от чего по телу пробежали немедленные мурашки.
–Но нельзя же всегда делать то, что ты хочешь… – прошептала я, прикрывая глаза.
– Если нельзя, но очень хочется, то можно. – она приподнялась надо мной и глубоко поцеловала.  – И не я это придумала.

И время понеслось с утроенной скоростью. Наверное, где-то глубоко внутри я понимала, что это все скоро закончится. Если не сегодня, то завтра. Эти отношения не могут длиться вечно. И правильно ли будет назвать это «отношениями»? И правильно ли мое безумное желание вечности? И я, как одержимая, пыталась взять все от этого времени. И неважно, было ли это приготовление ужина, которое как правило заканчивалось безумно-бешеным сексом, или забытый на половине фильм, недочитанная газета, недоделанная работа… Утро, день, вечер, ночь… Лешкины глаза, губы, руки, спина… Лешка… Лешка… Лешка…
Стремление оказаться рядом охватывало после того, как утром она закрывала за мной дверь и не отпускало до того момента когда она мне ее открывала. Мы разговаривали обо всем на свете. Пожалуй, впервые в жизни я расслабилась по-настоящему, о чем и не замедлила сообщить ей, лежа на диване.
– Но ты по-прежнему мне не доверяешь, – ответила Лешка.
– Разве? – меня удивил этот факт. Мне казалось, что мое доверие к ней слишком большое. Намного больше, чем к кому-либо.
– Ты притягиваешь и отталкиваешь…
Меня задели эти слова. Но я не подала виду.
– Да? И далеко отталкиваю? – я старалась перевести неприятный мне разговор в шутку. Но Лешка не отступала.
– Что за тайну ты прячешь в себе? Что у тебя внутри такого, что ты так тщательно прячешь? Почему никому не доверяешь?
Она села на подлокотник дивана и заглянула в мое лицо.
– Как много людей хотели разгадать тебя и отступали, потерпев поражение?
– Я не хочу быть разгаданной. Это скучно. – я закрыла глаза. Этот разговор меня не устраивал, и в голове  я  подбирала вариант его прекращения.
– Ты боишься разочаровать? Так же, как большинство разочаровывает тебя? Поэтому отталкиваешь?
– Ничего я не боюсь. И никого не отталкиваю. – я резко встала с дивана и, подойдя к окну, спряталась за шторкой.
– Видишь? Это твой излюбленный прием. – донеслось до меня.
– Какой еще прием?
– Ты убегаешь. Всегда прячешься в отражении. Залезла на подоконник, прикрылась шторкой – все! Нет меня, и никогда не было.
Мне стало неуютно. Иногда она говорит такие вещи, которые никто не смог бы озвучить словами. И это неприятно. От того, что я ее понимаю, и от того, что она права, и от того, что у меня нет ни сил, ни желания признавать все это.
– Чего ты хочешь, а, Лешка?
Она помолчала, потом подошла ко мне, и, обняв за спину, тихо спросила:
– А если я скажу тебе, что хочу попасть в твой мир?
– А чем тебя не устраивает этот?
– Не уходи от вопроса…
– У меня нет мира.
– Ты врешь… Что-то все равно есть… И ты это прячешь. Иногда мне кажется, что вот-вот, и я смогу… Но ты тут же закрываешься. Почему? Что ты прячешь внутри себя?
– Не ломай голову – там ничего нет.
– Я не верю тебе. Мне кажется, что глубоко внутри себя ты прячешь боль. Кто-то очень сильно обидел тебя… И теперь ты никого не подпускаешь, чтобы то, что произошло в прошлом, не повторилось.
Я усмехнулась. Какая наивность. Разумеется, есть добро и зло. Боль и блаженство. И каждый думает, что добром можно победить зло, а боль заменить на радость. И никогда нет третьего варианта…
– Лешк, вот что такое, по-твоему, «внутренний мир»? Ну, вот как он выглядит? Это такое место внутри тебя, где все так, как ты хочешь? Или это состояние души? Что это такое? Говорят, что внутри может быть пустыня, а могут цвести цветы. Может звучать приятная музыка, или какие-то другие звуки. Там может быть одиночество или множество. Так?
Она кивнула.
– А еще там может не быть ничего. Дырка. Даже не пустота, а просто дырка. И тишина. И за моей дверью вот такая дырка. Понимаешь? Меня нет. Есть оболочка, а то, что вы называете внутренний мир – нет.
– Этого не может быть. Все равно что-то есть…
– Я не ждала, что ты поверишь. Ты не такая. Ты другая. Ты наслаждаешься жизнью, а я… живу по законам общества. Не стремлюсь из него выделяться, не хочу привлекать внимание. Хочу быть частью толпы в сером. И мне не нужен мир, чтобы погружаться в него. Еще одна иллюзия? Нет, не хочу.
– Все равно, – упрямо пробормотала она. – Любую дырку можно залатать.
– Я и не ждала от тебя иного предложения.
На улице пошел дождь. Наверное, последний дождь в этом году. Природа странная, «…она загадочна и зла иногда, всегда непредсказуема…»
– Неужели я настолько ожидаема?
Я отвернулась от окна и нежно обняла ее:
– Для меня  – да. Для остальных нет.


– Тебя к телефону. – Лешка открыла дверь в душ, быстро сунула мне телефон и испарилась.
– Да?
– Кто это у тебя? – раздался  меня в ухе Димкин голос.
– Я тоже рада тебя слышать.
– Ты рада? Что-то не похоже. Так кто это?
Ну, что я могу тебе ответить? Я лихорадочно перебирала в голове имена, блин, ну кого подставить???
– По работе…
– У тебя дома по работе?
– Ну, а что в этом такого? – не сдавалась я.
– Время одиннадцать вечера, и голос слишком молодой…
– Дим, ты прав. Ты меня раскусил, придется мне во всем признаться. Это любовник. Видишь ли, как только ты уехал, я решила перевестись на мясо помоложе. И не нашла ничего лучше, как соблазнить и поселить у себя дома малолетку. Опять же твои вещи без дела не простаивают, ну, щетка там зубная, полотенце, халат…
Черт, а я и не вру… Только любовник женского пола. Черт…
– Все шутишь… – но по его голосу я поняла, что он улыбается. – Я безумно по тебе соскучился. Как у тебя дела?
–Ну, все вроде бы неплохо. А что?
– Нет, ничего… Просто хотел услышать твой голос.
– Дим, ты извини, но я тут в туалете как бы… Мне не очень удобно разговаривать, сидя на унитазе.
– Ну, так ты выйди из туалета, или боишься, что любовник поймает тебя и устроит истерику?
А ты недалек от истины, Рыжий, только вот я не знаю, способна ли Лешка на истерики.
– Дим. Я как бы не могу пока выйти, ты меня прервал на середине процесса. Может, я тебе потом перезвоню, а?
– Не перезвонишь.
– Ладно. – я начинала терять терпение. – Может, я тебе потом не перезвоню?!
– Не нагревайся. Рад, что у тебя все хорошо. Глупо было рассчитывать, что ты по мне соскучилась хотя бы чуть-чуть. Целую. Пока.
Наверное, надо было спросить, как у него дела… как продвигается обучение, или что там у него. Но вся беда в том, что мне это неинтересно. Я замотала мокрые волосы в полотенце, потому что принимала душ, а не сидела на унитазе, как все подумали, и вышла из ванной.
Лешка тенью скользнула в душ после меня, а я, взяв фен, решила подсушить волосы.
Димка обычно звонил днем, когда я была на работе… А приходя домой, я забывала обо всем… И о нем в том числе… Сколько прошло времени с того момента, как уехал Димка? Неделя? Две? Или три? А ведь он скоро вернется… Сколько у меня еще есть времени? И кому придется давать объяснения? Что сказать Лешке? Проще объяснить ей… Она поймет… наверное. Что же делать? Жить с Лешкой намного приятнее, чем с Димкой… Жить? Но ведь я же живу с ней… Пару раз за это время я слышала от нее что она куда то ходила…То ли домой, то ли с подругами встречалась, то ли на учебу бегала… Господи, а когда я начала жить с кем-то? Они оба появились в моей жизни без спроса… Хотела я того или нет, они пришли и остались, а вот теперь кому-то придется уйти. И от меня зависит, кто это будет. Ну почему от меня? Если Димка узнает, гнев его будет страшен… Мне нравится Лешка, но я побаиваюсь реакции Димки. Побаиваюсь? Да, наверное… Но правильнее будет сказать, что я не хочу проблем. И не хочу выяснения отношений…Я ничего не хочу…
–О чем задумалась? Волосы уже сухие, а ты все их жаришь этой жужалкой. – Лешка подошла сзади и выдернула фен из розетки.
– Лешк, а что будет дальше?
– На ночь глядя тебя потянуло на философию? Или тебя интересует частный случай?
– Меня интересует наш случай.
–Иди сюда, и я тебе все расскажу, и покажу, и дам попробовать. – она легла на диван и протянула мне руку. Я встала, выключила свет и скользнула к ней.
– Так что будет дальше? – вновь спросила я.
– А дальше мы будем вместе, долго-долго. До самой старости.  – очень серьезно ответила она, но, озабоченная своими мыслями, я пропустила этот тон.
– Не говори глупостей. Я серьезно спрашиваю.
– А я тебе серьезно отвечаю. Я люблю тебя, и никому не отдам. Ты всегда будешь со мной.
– Всегда, это очень долго. Ладно, от тебя не дождешься серьезного ответа… Давай спать… – Я попыталась отвернуться от нее, но она неожиданно схватила меня за плечо и ее пальцы больно впились в кожу.
– Ты еще не поняла? Все, что я говорю – очень серьезно. Не играй этим.
– Ты делаешь мне больно… – ошарашено прошептала я. Железная хватка сразу ослабла.
– Извини, я не хотела… Прости… – она наклонилась и нежно поцеловала отпечатки пальцев на моем плече. Ее губы скользнули выше, оставив на шее горячий след, остановились около моего уха:
– Ты всегда будешь со мной, правда? – прошептала она, а ее рука тем временем скользнула ниже, по груди, животу… еще ниже. Меня охватила знакомая волна возбуждения, стирая некоторый испуг от ее поведения, и я чуть подалась вперед, навстречу этим дерзким пальцам.
– Всегда, да? – пальцы легко прошлись по лобку и устремились внутрь. Я обняла ее и привлекла к себе, раздвигая ноги шире и приглашая ее в себя.
– Ответь мне… – она скользнула в меня, вырвав выдох удовольствия из легких, и тут же снова оказалась вне меня…
– Всегда? – еще одно мучительно-приятное скольжение…
– Да… – выдохнул мой затуманенный разум.
– Моя?
– Да…


– Что тут происходит?!?!
Сквозь сон я услышала громкий вопль, полный негодования, и открыла глаза. Сфокусировав взгляд на лице, которое наклонилось на до мной, я почувствовала, как душа уходит в пятки… Кинув быстрый взор на вторую половину дивана я увидела разметавшуюся во сне обнаженную девушку, и поняла, что отмазываться не имеет смысла:
– Доброе утро, Дима…