Постигая новое и преодолевая боль...
В январе 2001 года на одной из выставок в Центральном доме художника меня привлекли работы юного художника Александра Похилько. Это были очень выразительные портреты известных людей и родных мальчика, сюжетные картины, выполненные в карандаше и гуашью, и иконы. В работах было что-то завораживающее, притягивающее, к ним хотелось подойти еще и еще раз, внимательно вглядеться в детали, распознать характеры... Вот в мае 2002 года вновь встреча с работами подростка в Малом театре на выставке детских рисунков. Я решила, что обязательно разыщу это дарование и познакомлюсь с ним.
Поиски привели меня в подмосковный город Сергиев Посад. Здесь в небольшом деревянном доме, недалеко от Троице-Сергиевой Лавры, с мамой и тремя братьями и живет Саша.
Я вошла в дом. Меня встретил четырнадцатилетний юноша среднего роста с темными, удлиненными, слегка вьющимися волосами, добрыми зеленовато-серыми глазами, пригласил войти.
Я внимательно рассматривала новые работы, не переставала удивляться созданным в них ярким образам. Портрет Паганини родился совсем недавно под впечатлением прочитанной книги о музыканте, которую подобрала сыну Светлана Александровна. Портрет динамичен, скрипач поглощен музыкой, напряжен, суров... Другая работа “Мой дом”, теплая такая, светлая. На дорожке перед домом стоит двадцатилетний Владимир, старший брат. ..
В комнату заглянул озорной светловолосый шестилетний мальчишка. Это выразительное лицо я уже видела на выставке... “Вову и Колю я нарисовал. Осталось написать портрет восьмилетнего Андрюши и мамы, – говорит Саша. – Пока портрет мамы почему-то не получается...”
“Они все начинают рисовать, глядя на Сашу, – дополняет Светлана Александровна, – даже шестилетний Коляшка долго может сидеть, не оторвать просто”.
Саша – талантливый ребенок, скажете вы. Безусловно, но у него нет кистей рук с самого рождения. Как ему удается писать такие картины, лепить из пластилина и глины, невозможно себе представить. Но делает он все это с такой поразительной легкостью, виртуозностью, непринужденно и вдохновенно. Кусок пластилина оживает на глазах. А кисть, касаясь бумаги, картона, доски, зажатая в “руках” художника, творит чудеса. За этой кажущейся легкостью стоит колоссальный, изнурительный труд, а порой раздражение, слезы, желание все бросить. Саша всегда, даже когда мама советует все отложить, раз что-то не получается, отвечает: “Нет, не могу бросить, взяться за другое, должен вначале это доделать! Похожу, поругаюсь на себя, понервничаю, потом опять сажусь. Пока не получится...”
Когда родился Саша семья жила в Пятигорске. Светлана Александровна, профессиональный музыкант, играла на фортепиано, домре, баяне и великолепно пела. Музыка всегда звучала в доме. Бабушка была отличным стоматологом, но обожала рисовать. Очень переживала, что не получила художественного образования. У нее были интересные работы в карандаше. К сожалению, они не сохранились из-за переездов. В Пятигорске Саша не мог себе представить, как можно держать в руках ручку или карандаш. А вот пластилин, который однажды дала ему мама, он попробовал раскатывать, как-то соединять. С каждым разом получалось все лучше и лучше. “Детвора забежит, бывало, к Саше, – вспоминает Светлана Александровна, – а он сидит в уголке тихонечно и лепит, ему никто не нужен. Он погружен в свой мир. Его не видно и не слышно. Часами работал, а ведь было-то ему всего четыре-пять лет”.
В 1994 году семья с большим трудом перебралась поближе к Москве, в Сергиев Посад. Мама была убеждена, что мальчику нужно получать художественное образование, находиться под наблюдением квалифицированных врачей. Саша тем временем продолжал делать всевозможные фигурки людей, героев мультфильмов, зверей, птиц, фрукты. Писать он тогда еще не умел. Когда в семилетнем возрасте он сильно заболел гриппом, лежал долго в больнице, под впечатлением происходящего вокруг стал лепить всякие медицинские шкафчики. Потом как-то взял в руки ручку, крепко зажал ее и начал выводить каракули. “Эти “мулевки” становились все более понятными, – рассказывает юноша. – Конечно, и ручка выскальзывала, не получалось. Я злился, но со мной всегда была мама. Она успокаивала, поддерживала, иногда ругала. Тогда родились и мои первые рисунки-карикатуры. В них не было еще нужных пропорций, но легко можно было понять, что изображено. Врачи везут больного на каталке. Движения ног, рук, тел были переданы правильно. Жалко, что бабушка их так и не смогла увидеть. Она бы очень за меня порадовалась.”
Саша вскоре поправился, а о рисунках почему-то забыли. Мама в тот момент не придала им большого значения. Мальчик продолжал лепить.
В девять лет (ему нужно было время, чтобы научиться держать карандаш и ручку, перелистывать страницы и еще многому другому...) поступил в Школу искусств, что в подмосковном Плескове, на территории одного из имений графа Сергея Дмитриевича Шереметьева (1844–1918 гг.), историка, писателя. Конкурс туда был большой, отбор довольно жесткий. Мальчик очень переживал. На суд комиссии представил своих вылепленных из пластилина спортсменов, любимых героев мультфильмов (Спайдермена, Бэтмена, динозавров), собак, птиц высотой 20-30 см и небольших фигурок святых высотой в семь сантиметров. Сашу зачислили в первый класс. “Его тетрадки по чистописанию, – вспоминает мама, – хвалили, в пример другим ставили. Буковки ровненькие, аккуратные получались. Это сейчас он может так написать, что ничего не разберешь”.
В Плескове Саша начал ходить на кружок по керамике, лепить стал уже из глины. К рисованию вернулся тоже здесь. Под умелым руководством учителя по изобразительному искусству и иконописи Валентина Андреевича взял в руки карандаш, а вскоре и гуашь. Изучал основы композиции, законы перспективы, технику письма картин и икон. Появились первые работы. “Я тогда начал по-другому видеть и чувствовать окружающий мир, – рассказывает подросток. – Мне даже казалось, что раньше я и не замечал такой природы: разнообразия лесов, рек, озер, такой прозрачной воды... Картины свои я всегда пишу под музыку Баха, Моцарта, Шопена, Бетховена, Чайковского. Она помогает создавать определенное настроение. Обожаю “Реквием” Моцарта, очень глубокая музыка. Под нее писал «Плач ребенка», «Молитву», «Дождливую погоду». С музыкой мне как-то легче”.
В конце второго класса пришла в Сашину школу новая учительница по музыке, организовала оркестр. Он очень хотел играть на каком-нибудь инструменте. Учительница подобрала ему тромбон: губы у него для тромбона подходят, слух и музыкальная память хорошие. Они с педагогом специальные перчатки придумали, чтобы удобней было играть... Хорошо получалось. Учительница даже хотела перевести мальчика в Москву в музыкальную школу. Мама не разрешила: “Тромбонистом ты профессиональным не будешь. Не разменивайся, ты должен рисовать, лепить. Должен заниматься любимым делом каждый день, не лениться. Посредственностью быть нельзя!”
Так Саша и оставил тромбон. А на пианино может наиграть мелодию, садится иногда за инструмент в Плескове и дома. Но главное для него – картины.
Рождаются они по-разному. Саша наблюдает за природой, животным и растительным миром. Просматривает множество книг учебной и художественной литературы, проиллюстрированных профессиональными художниками. Наиболее интересные рисунки копирует. Затем свои наброски соединяет с перерисовками и создает нечто новое. Пейзажами он занялся чуть больше года назад, рисует их карандашом или маслом. Ему тяжело долго работать на натуре, поэтому делает небольшие наброски, внимательно изучает фотографии, картины с изображением подмосковных уголков, пишет свой обобщенный образ Подмосковья. Сейчас он готовит к изданию небольшой альбом своих картин по темам: “Я – художник”, “Плесково с натуры”, “Храмы Подмосковья”, “Леса и реки Подмосковья”.
Самая первая настоящая выставка, где его работы висели рядом с картинами профессиональных художников, была зимой 2000 года в Сергиевом Посаде во Дворце культуры. А через год юному художнику выделили целый стенд на выставке в ЦДХ. Следующая выставка – в сентябре 2002 года. Ее посетители увидят “Мой дом”, “Паганини”, изумительную икону “Казанская Божия Матерь” (он писал ее два года под руководством Валентина Андреевича), пейзажи Подмосковья, портреты.
“Меня тянет рисовать, я не могу объяснить, почему. Мне хочется взять карандаш, краски, кисти. После выставки в 2001 году меня посчитали “начинающим художником”. В Третьяковской галерее вручили бумагу, краски, настоящие кисти. До этого я писал гуашью, о масле мог только мечтать. Теперь уже год пишу маслом. Эти работы еще не выставлялись. Я погружаюсь под музыку в свои картины. Я забываю про все, ничего вокруг не замечаю. Когда устаю, хочется отложить, отдохнуть, но оторваться нет сил, я рисую дальше. Потом я все время пытаюсь что-то изменить, добавить. Иногда так доисправляюсь, что порчу работу”. “Делал одну икону, я покритиковала, – включилась в разговор Светлана Александровна. – Он и сам видел, что что-то не получается. Разозлился, чуть всю краску на нее не перелил... Рисует, увлекается. Один слой краски кладет, другой. Кажется, все, остановиться бы надо, а он все красит. Только что мальчик был на полотне, а теперь он почти в пятно превратился, очень темным стал, слился. Приходится иногда сдерживать! Обижается, потом соглашается со мной”.
Саша увлеченно изучает анатомию, биологию, строение животных. “Это интересно. У великого Леонардо да Винчи, великолепно владевшего анатомией, просто фантастические рисунки. Штрих какой-то, а уже похоже на спину человека. Я за полчаса сделаю всего лишь набросок, а он за это время создавал шедевр.”
Три четверки по изобразительному искусству, которые поставила учительница не за рисунок, а за неправильно подобранный для него лист, не дают ему покоя. “Это позор для меня. Из 150 пятерок за шесть лет торчат эти три четверки. За эти годы ведь ни одной пятерки с минусом не было,” – с досадой произносит художник.
В этом году в школе проходит конкурс “На лучшую эмблему Плескова”. Саша участвует в нем. Его вариант висит на стенде среди других работ. Пожалуй, его эмблема, выполненная маслом, выделяется. Она сделана в форме круга. На фоне воды и восхода солнца видны руки, держащие раскрытую книгу, на которой стоит деревянная колоколенка, что на территории школы. “На этой эмблеме все имеет смысл, – объясняет Саша. – Нам в руки было передано удивительное наследие графа Шереметьева. В этом имении он посадил корабельные сосны, реликтовые пихты. Таких больше нигде в Подмосковье не увидишь. Мы должны это беречь и хранить. Еще руки держат книгу. Понятно, книга – источник знаний, книги передаются из рук в руки, из поколения в поколение. А наша колоколенка – символ веры, объединяющей людей. Все это вместе с природой сливается в единое созвучие, гармонию. К этой гармонии должен стремиться каждый.”
Все ясно и просто, скажете вы. Да, но какая глубина скрыта в словах ребенка. Именно к этой гармонии в своей жизни стремится юный художник. Это – не высокие слова. Это – тот механизм, который и позволяет подниматься вверх, постигать все новое и новое, преодолевать самого себя.
Он так увлечен, поглощен своими рисунками, что недуг отступает, уходит на задний план. Побеждает огромная сила воли, терпение, упорство. На все сочувствия, что ему тяжело, он отвечает: “Нет, я привык. Как удается держать кисть, карандаш? Да, обыкновенно, как вилку, чашку, бутерброд... Я уже не только карандаш, я теннисную ракетку освоил, играю с мальчишками в пинг-понг.”
...Саша попросил принести ему пластилин, чтобы подтвердить свои слова. В руках у художника не было специальных инструментов, но это его не остановило. Через пять минут я уже держала в руках удивительно выразительную мужскую голову с закрученными наверх волосами. Лицо было напряженным, суровым, живым... Вместо стеки он осторожно взял со стола мою ручку. Когда я отвернулась, подправил незаметно какую-то деталь зубами. Я была поражена, а Саша посетовал, что не было инструментов, тогда бы еще интересней получилось.
Он хочет попробовать в этой жизни как можно больше. “Вот со стихами у меня ничего не получилось, ерунда какая-то. Не мое это, наверное. Как хотелось бы научиться сочинять, буду учиться!” Еще небольшой штрих к портрету. В конце шестого класса у Саши выходила четверка по истории. Он решил, что может знать историю на пять. Добился своего, блестяще отвечал материал, получил заслуженную, а не натянутую пятерку. Это очередной шаг вперед.
Так он и живет, ставя перед собой цель, преодолевая “свои не хочу и не могу”, добиваясь результатов. Он хочет жить полноценной жизнью, чувствовать себя в единстве с окружающим миром. Духовная цельность его натуры позволяет ему творить, развиваться. Наверное, поэтому его душа открыта, в ней нет озлобленности, обиды, жестокости. Он насквозь пронизан добротой, теплом, передает это тем, с кем общается...
Наш разговор очень затянулся. Было уже поздно. Саша со Светланой Александровной пошли меня проводить. Мы шли в довольно быстром темпе. Его походка отличалась от привычной, она была несколько тяжеловатой, он слегка переваливался с одной ноги на другую. Но я и предположить не могла, что у этого юноши на обеих ногах от колена – протезы...
2002 год
Свидетельство о публикации №210060300010