Плачь и Танцуй

Я ничего не имею против. Не имел раньше, не имею сейчас. Делай так, как посчитаешь нужным. Я не поведусь.

Может быть, ты помнишь нашу первую любовь, плескающий розовым закат над зеркалом воды и непроглядную немоту того вечера? Я стою на берегу, а ты бродишь по колено в воде, подобрав подол лёгкого платья. А как мы убегали из своих домов, чтобы встретиться у забора в кромешной тьме? Ты еле видна в своей голубой куртке, а густые волосы приятно ласкают руку прикосновением тяжёлого ниспадающего шёлка. Не переживай, незачем. Иди, покупай сагаты и монетный пояс. Подаришь ему танец. А может быть, ты помнишь мою первую записку с признанием в любви? На листке из тетради в клеточку, прыгающим почерком первоклашки. Я не стеснялся. Вот и ты теперь не стесняйся правды. Помнишь наш первый рассвет, когда предутреннее солнце готовится выхватить кромку дальнего леса изломанной линией лучей над линией горизонта? Невесомый туман над самой землёй и обрывистость фраз? А то, как я украдкой смотрю на тебя, склонившую голову над партой? Ты пишешь в прописи, а я нет. Любуюсь.
Давай же! Плачь и Танцуй!

Я не буду навязываться и изредка позванивать. Не буду ждать твоих истеричных звонков и сбивчивых рассказов об очередных неудачах.
Помнишь наш выпускной, который так и не закончился до сих пор? Наш звонок и серебристый колокольчик в твоей нежной руке? Твоё платье синего бархата с самым откровенным вырезом и первая татуировка. А чуть позднее красные мерцающие кривые сигаретных огоньков, смазывающие очертания второго танцпола. Наш медляк на той дискотеке? Та песня была записана у меня потом на кассете десять раз подряд. Я вставлял её в японский магнитофон Osaka и слушал, засыпая. Aisha. Да, именно так.

Помнишь, как я тебя нагоняю неровным стуком подошв и провожаю чуть нервной поступью юношеской неуверенности? Угрюмый козырёк подъезда и блеск твоих глаз в отсвете уличного фонаря.
Если мы вновь случайно встретимся на том самом перекрёстке, я не буду замедлять шаг и оглядываться. Я не буду прятать глаза и ускорять поступь. Я посмотрю на тебя так, как смотрел все эти годы.

А мои стихи тебе? Прямо на парах, точнее вместо пары. И ты знаешь, что под рукой у меня не конспект, а очередное «тебе». В конце пары протягиваешь руку, медленно берёшь у меня листок и убираешь к себе. Наши пьянки и сессии, перемешавшиеся и сбившиеся в последовательности? Ночные разговоры обо всём и «Gone with the sin»? Нет, не заморачивайся, пустое.
Наш вечерний город и ты берёшь меня под руку потому, что до твоего дома совершенно недалеко, и мы надеемся, что нас уже никто не увидит.

Узкий мостик над бурным течением и ты склонила голову, надеясь, что я догадаюсь о твоём ожидании моего поцелуя.
Когда ты напишешь мне письмо, знай, я могу не ответить, не обижайся. Не нужны уже письма.
Мой поздний визит, ты собираешься, и мы уходим в ночь, чтобы уже не вернуться обратно. Наша скамейка под старой липой.

Твои фотографии, которые до сих пор хранятся с твоими дарственными надписями, перечитанными несколько тысяч раз подряд.
Я выкинул все твои подарки и открытки и до сих пор помню все свои, которые дарил тебе год за годом.
Помнишь бокал, в котором пятьдесят грамм виски «Jack Daniel’s» и ты просишь у меня первую сигарету? Parliament. Пятнадцать розовых роз? Твой самый искренний на свете взгляд и я, навсегда погрязнувший в первозданном грехе твоих бездонных зрачков. Незачем ворошить, правда?
Плачь и Танцуй. Ты счастлива.

Ты говоришь, что этого не может быть, и что ты даже не подозревала все эти годы.
Я утапливаю акселератор BMW и, без единого толчка при переключении автоматом передач, он разгоняется и несёт меня всё быстрее и быстрее. К тебе.