Домой

Здорово брат Серега
                Вот и дембель пришел, неизбежный как крах империализма.
                Десять дней, как я дома. Пацаны встретили нормально.
 Ленка, ну я тебе про нее рассказывал, в Кировоград уехала, учится там. Ладно, приедет скоро на каникулы, поговорю я с ней. А я брат, бухаю и девок трахаю надоело уже. Оттрахал уже больше десяти телочек.
Один тут выебнулся, но против десантуры он чмо, чернота. Даже ****ить не пришлось, так помял слегонца. Ребята меня уважают, так что голубой берет я не опозорил. Снится брат мне голубое небо, десантная наша служба. Как говорится, кто небыл тот будет, кто был, не забудет.
      Предки рады, но мозг ебут чтобы работать шел. А мне пока неохота. Мама старенькая уже, плачет.
Погуляю еще, найду себе невесту, только чтобы целка была, не ****овитая какая, и на работу устроюсь, в милицию зовут.
С десантным приветом Парфенков Серега
    
      Я положил письмо на тумбочку, расстегнул хебешку, стянул штаны галифе. В таких штанах мы  сорок лет назад выиграли вторую мировую, сказал наш министр обороны. Снял сапоги, обернул портянками голенища. Из сумки  вынул джинсы, кроссовки, красную майку, и треугольные белые трусы с прорезью на мошонке. Снял синие трусы до колен, протер яйца и между пальцами подшивой, смоченной в одеколоне. Надел белые облегающие трусы, натянул джинсы. Майку положил обратно в сумку, остался в тельняшке.
По казарме слонялся Шурик Баранов
-Шурик, ремень нужен?
-Пряжку дай, ремень нахуй не нужен
Я отдал Шурику ремень, пусть сам снимает пряжку.
Натянул кроссовки, зашнуровал туго.
Взял форму в охапку, прижал к груди, придерживая подбородком, подхватил сапоги пальцами и вышел из казармы.
Моя казарма стояла со времен Австро-венгерской империи: одноэтажный барак, буквой Г  вокруг плаца. Сортир находился в дальнем углу. Двенадцать круглых дыр в ряд, для двенадцати разгневанных мужчин были свободны.  Скомкал гимнастерку и протолкнул в очко. За ней полетели штаны и сапоги. Форма легла на говно, даже сапоги не утянули ее. В углу туалета стоял железный толстый прут с окаменевшим наростом каловых масс на нижнем конце. Наряд скалывал им окаменевшее говно, налипавшее на бетон. Этим прутом я утопил свой мундир, штаны галифе. Сапоги не давались: только когда я попал железным стержнем в голенище, сапог исчез в бурой жиже.
  Я оставил себе только берет и прямоугольное  кольцо от парашюта, украденное на складе ОБДО. 
В штабе я получил десять рублей, красная хрустящая купюра на дорогу, билет на поезд до Одессы и военный билет с отметкой о демобилизации.
-Наташа,
-Что
Я хотел пошутить, сказать симпатичной штабистке, что-нибудь небрежно-остроумное
-До свидания Наташа, ну я поехал
-Давай малыш, ехай домой
***се, малыш подумал я. Не ехай, деревня, а езжай; ничего не сказал, молча, вышел и побрел к воротам со звездами  на створках.
Наши ворота не были из глухого железа, они решетчатые. Сквозь ворота я столько дней смотрел на проходящих девчушек в легких платьях: можно было смотреть на жизнь городка сквозь решетку ворот. Нехитрая жизнь маленького провинциального Болграда протекала на виду, тем тоскливее была непроходимая граница, отделявшая меня от мира нормальных людей, два года и пять дней, семьсот тридцать пять дней, семнадцать тысяч часов и все это кончилось.
Я увольнялся последним из моего года, а в младших призывах друзей у меня не было, поэтому меня никто не провожал. Я прошел через парк имени поэта Пушкина. Листья уже распустились, газоны затянулись нежной травой. От Болграда до Одессы поезд шел три часа. Я сидел в углу купе и смотрел в окно. Я думал,  нет ничего лучше на свете, чем сидеть в купе в чистых белых трусах, майке и джинсах, смотреть в окно и знать, что ты  никому  ничего не должен. В Одессе я прошел через старинный вокзал, метнулся было от патруля. Теоретически меня могли замести, так как до визита военкомат я формально принадлежал армии
В самолете я подумал, подо мной только пол, багажный отсек, тонкий лист фюзеляжа и десять тысяч метров разреженного воздуха.  Испугался этой мысли, нажал кнопку вызова стюардессы и попросил коньяку. Стюардесса принесла коньяк на дне пластмассового стаканчика.
 Во Внуково таксист согласился довезти меня до дому за пять рублей. Я попросил остановиться не заезжая во двор на Ростовской набережной, вынул деньги.
-дай еще пятерку, у тебя их вон, сколько сказал таксист.
Я посмотрел: Киевский вокзал, Бородинский мост, речные трамвайчики на воде, все на месте.
Закинул сумку за спину и пошел домой.
За следующие тридцать лет у меня не было более счастливого дня.