Будь проклята война

Егорова И. В. Будь проклята война

Андрей Ворошень
Воспоминания  Егоровой Инны Викторовны, 1937 года рождения, уроженки города Могилева


Наш дом стоял практически в центре Могилева, недалеко от Быховского рынка. Когда началась война, мне было 4 года. Мой отец ушел воевать в Красную Армию, остались мама со своей  сестрой, брат-подросток и мы с сестрой – две маленькие девочки. Немцы приходили к нам в дом и брали, что хотели, ловили живность, убили нашу собаку Мишку. Сразу стало голодно. У нас был земельный участок около дома, поэтому мы могли выращивать что-то для пропитания. В городе началась охота за евреями и казни. Евреев немцы ловили и вешали, а тех, кто их укрывал – расстреливали. Виселицы с трупами стояли на Советской площади, на высоком валу. Их было видно практически отовсюду. В том здании, где сейчас лицей около Быховского рынка, у немцев было гестапо. Бабушка моя несколько месяцев укрывала еврейскую девочку, прятала ее в разных местах, но дальнейшая судьба этой девочки мне неизвестна.

За Днепром, там, где сейчас проспект Шмидта, немцы устроили лагерь для наших военнопленных. Наверное, они их вообще не кормили, потому что умирали они там очень часто. Мама готовила котлетки из свеклы, и мы носили их к лагерю и швыряли через забор. Немцы нас гоняли, стреляли в воздух.

Брат со своим другом нашли партизан, ходили к ним, а однажды пропали на несколько дней. Нас в это время немцы гоняли на строительство своих оборонительных сооружений вдоль Днепра. Вскоре брат вернулся и сказал, что партизаны ушли в другое место, а его с другом не взяли. Им было в 1941 году по 14 лет.

В 1943 году немцы всю нашу семью отправили в лагерь, который находился на территории завода «Строммашина». Оттуда нас вместе с другими жителями города пешком погнали на железнодорожный вокзал и посадили  в товарные вагоны. Куда-то везли несколько суток; вагон был дырявый, холодный, туалет представлял собой дырку, проломанную в досках пола в углу вагона. Наконец мы прибыли на место. Оказалось, нас привезли в концентрационный лагерь недалеко от литовского города Алитус. Здесь мы жили в бараках, разделенных на секции. Дети весь день сидели на нарах, а взрослых гоняли на различные работы. Кормили нас баландой, сваренной из каких-то отходов. Баланду приносили в баке, иногда голодные люди не выдерживали, бросались к баку, засовывали в него руку, шарили и пытались выловить что-нибудь, что можно разжевать и съесть.

Немцы очень боялись тифа, разносчиками которого являются вши, поэтому периодически нам устраивали баню. Выглядело это так: люди разевались догола и всех подряд – мужчин, женщин, детей – немцы загоняли в специальное помещение, хорошо нагретое. В центре стояло оборудование и персонал. Людей прогоняли по кругу, а в это время служащие в защитных масках обрызгивали всех каким-то химическим веществом с головы до ног. Затем выгоняли обратно и заставляли одеваться.

Вскоре моего брата и еще многих молодых людей, наиболее трудоспособных и здоровых, отправили в другой лагерь, в Германию. Перед отправкой всем объясняли, что они едут в хорошее место, где будут лучше кормить, одевать, работа будет не такая тяжелая, как здесь, и даже дадут образование. Моя мама очень просила не забирать у нее сына, но ее никто не слушал.

Однажды нас перевели на лесопилку. Мы там жили и работали, а вместе с нами трудились жители других стран, оккупированных немцами: чехи, венгры и другие. Немецкий персонал лесопилки ходил в военной форме. Шло время, и фронт начал приближаться к нашей местности. Немцы стали вести себя совсем по-другому, не так придирались, отменили жестокие наказания. Рабочие, наоборот, стали вести себя гораздо смелее. Часто на лесопилке ломалось оборудование и его долго чинили. Думаю, эти поломки были не случайны.

Однажды, когда фронт подошел вплотную, все немцы с лесопилки погрузили вещи, сели на грузовую машину и уехали. Потом мы услышали взрыв. Вскоре вернулись несколько наших рабочих и рассказали, что машина с немцами была взорвана. Скорее всего, эти рабочие   подготовили и осуществили этот взрыв. Когда пришли наши войска, мы остались жить на том же месте. Все мы были очень слабыми, мама наша болела и длинную дорогу выдержать мы никак не смогли бы.

И вот однажды  мы увидели своего отца – он приехал за нами из Могилева. Он был тяжело ранен на фронте, его комиссовали, и он вернулся в родной город. Не обнаружив семью, он принялся наводить справки и ему удалось обнаружить – где именно нас искать. Потом он умудрился достать для нас товарный вагон, в котором мы двинулись в путь. Отец был очень слаб, ему постоянно приходилось делать перевязки. На каждой станции нас отцепляли, и отец шел договариваться, чтобы нас подцепили к очередному поезду, идущему в сторону Могилева.

В Могилеве на месте нашего дома стояла одна печная труба, все остальное растащили. Жить было негде, но отцу, как воевавшему на фронте, удалось выбить крохотную комнатушку в бывшем здании гестапо. Там  мы жили впятером, а когда отец съездил в разрушенную деревню под Смоленском и привез оттуда свою мать, то и вшестером. Местные ребятишки дразнили нас, обзывали «пленниками». Вскоре мою маму начали вызывать на допросы. Как она рассказывала, ее спрашивали: почему она не эвакуировалась, почему работала на немцев и т.п. У нас отобрали земельный участок, который более-менее выручал нас с овощами, так что жили мы очень голодно. Подобное отношение к нам, фактически как к предателям, было совершенно непонятно,  очень обидно и оскорбительно.

Однажды вернулся мой брат. Он был в лагере около Дрездена. Видел массированную бомбежку этого города американской авиацией, рассказывал, как все рушилось и горело, как их заставляли собирать и вытаскивать из-под развалин трупы. Вскоре после освобождения союзниками, в лагере появились советские офицеры. Они заявили, что все желающие будут отправлены на Родину, в те места, где проживали. Один пожилой человек говорил моему брату, что это обман, но брат не поверил и согласился уехать. Их погрузили в машины с зарешеченными окнами, потом в вагоны, а выгрузили… под Воркутой, в советском лагере, где брат провел несколько лет.

Мама строго запретила нам, детям, говорить, что мы были в плену у немцев. Во всех анкетах мы писали, что во время войны оставались на территории Могилева. Отец прожил недолго, в 1952 году он умер от последствий тяжелого ранения. Мама часто болела, так что жили мы нелегко.