Всё в твоих руках

 Ногти, заскучав, побарабанили по полировке и, как по команде, наперегонки, побежали по столешнице.
Старая газета, край, пропасть, полёт.  Что-бы там ещё?...
Вспомнили, что семья, собрались в ладонь, заложили вираж и спикировали к ручке нижнего ящика стола.
Рука извлекла из дальнего угла волчок, поставила на стол и крутанула.
Он ожил, зевнул, сладко потянулся и закружился.
Я..я..я..ю..е..ё..,- пел он, танцуя и радуясь концу стреноженного, пыльного покоя. И продолжал откуда-то из сна, - отстаньте вы с теориями про ускорение в этом, ну... свободном парении!
Отвалите-же!
Девять и, сколько там, ...восемь?
Грамотные, шибко!
Да, хоть, двадцать!
Умничать хватит!
А я вот смотрите, верчусь на одной.
Держусь, не валюсь!
В динамическом равновесии, так с-зать.
Фью-и-ть!!!
И голова, ни грамма не закружилась.
Спину в осанке, по отвесу...
Эй! Волочкова!... СлабО тебе с твоими фуэте!
Он торжествующе, делает большой круг по столу.
Ну, Нуриев!
Вылитый Нуриев!
"Большой" по нему плачет!
Не...
Париж и "Русские сезоны" белугой ревут!
Дугой идёт, волной, несётся ветром, ураганом.
Строит глазки скуластенькой, худенькой, стирательной резинке,- салют, красотка!
Резинка опускает ресницы, трёт ножкой, попраляет подвязку.
Полёт продолжается.
Спим?
Дрыхнем, как пожарная лошадь на пенсии?!!!
Царство сонное!
Богодельня хренова!
Дом инвалида!
По ходу дела пинает отползающую под прекидной календарь канцелярскую скрепку, - кыш, горбатая!
И приближаясь к чернильнице, издалека, - что старая рот заляпанный раззявила!? 
Па-старанись! - а наклонившись поближе к старческому фиолетовому уху, зло шипит, - развелось плесени!
Училка, архаизм, в мусор пора!
Посиневшими сердечнонедостаточными губами чернильница хрипит что-то, да куда там!
Разошелся, раздухарился волчок.
Кому подзатыльник, кому пинок.
Так бы и гарцевал по столу от тетради к карандашам, от карандашей к клавиатуре со своей взвинченной энергией, щеголяя радужными полосками.
Так-бы и куролесил, подскакивал, перца соседям задавал, да вдруг, качнулся, побледнел, рванул ворот, за сердце схватился, обмяк весь, посерел.
Замедлился и пару раз дёрнувшись, рухнув на бок.
Замер.
Только пяточкой - брык, откатился...
- Батюшки! Перегорел касатик! - всплеснула страницами книга.
- Может, скорую?- покосился большой чёрный телефон. Он очень переживал и волновался, если нужно было что-то срочное.
Врачи, например, сантехники, девушки по вызову или горячая пицца.
- Поздно, братцы,- подвёл черту, склонившийся над танцором калькулятор,- оттанцевался.
Спасти, разогреть, заставить жить дальше и воскресить могла, только, рука.
Но рука давно уже была увлечена другим делом.
Она гостила у компьютерной мыши.
Гладила, катала, почёсывала за кнопками-ушками.
Мышильда счастливо крутила хвостом и рделась возбуждёнными электронно-оптическими подробностями.
Танго на коврике! 
Приятные тепло от руки растекались по всему её существу..
Замерла, растаяла, отдалась.
Не зря говорят, как мышь под метлой притихла!
Идиллия!
Да...! Театр на столе.

И о чем это я?

Всё в твоих руках.
Брать и бросать, притягивать, отталкивать, греть и гладить.
Будить, ласкать, рвать и сшивать.
Детей растить, стариков выхаживать.
Всё, божечки, всё!
Руки - реки!
Мир без твоих рук не мир!
К ним, только, сердце, голову да... соли      щепотку!