Отрывок из книги Сказки Гениев

41
Рассказ двадцатый.
Лилия по имени Ева.

Моему отцу Сирота Н.П. посвящается.

     Небо покрывалось багровыми, тяжелыми облаками с множеством тёмно-оранжевых с зеленоватым оттенком прожилками. Облака были настолько большими и тяжелыми, что их края касались верхушек уцелевших деревьев, а иногда и дымарей на крышах одноэтажных зданий. Грозные, мерцающие молнии, сопровождаемые порывами ураганного ветра, мелькали с частой последовательностью то тут, то там, разрушая и убивая всё, что попадало им под руку. Люди в ужасе и страхе покидали поспешно свои жилища, и спасались бегством, толпясь и паникуя у Временных Порталов, не соблюдая очередь и нормы элементарного приличия, лишь бы спасти свою шкуру, и побыстрее оказаться там, где безопасно.  Мне почему-то захотелось посмотреть на всё это, и тщательно упаковавшись в высокие резиновые сапоги, и свой любимый, серый, полупрозрачный дождевик, прихватив с собой на поводке Альфу, я вышел из своей оранжереи, и если б я не держался крепко за поводок, а Альфа плотно не стояла на земле, то порыв ветра вперемешку с дождём и градом наверняка бы сбил меня с ног. Я присел на корточки, и прижав к себе свою любимую овчарку, немного прикрыв её своим телом от этой неприродной стихии и смотрел, как люди покидают мой мир, который ещё недавно был так же и их. Я находился на небольшом пригорке, и меня было всем, кто этого бы захотел, хорошо видно. Некоторые поворачивались в мою сторону, и наши взгляды на мгновение встречались, некоторые просто боялись повернуться, чтоб случайно не встретиться со мною взглядом. Странная и в тоже время какая-то нехорошая мысль пришла мне в этот момент в голову:
     - Хорошо всё-таки, что я сирота, а то не знаю выдержал ли я бы то, что мои родители и близкие сейчас уходили бы, как и все перепуганные жители моего мира.
     Мы сидели с Альфой на пригорке и словно каменные смотрели в одну сторону, пока последний мой сомирянин не пересёк границу порталов. Порталы закрылись и исчезли. Я было пробовал поджечь спичкой, а затем зажигалкой свою папиросу-абрикосу, но порывы ветра гасили огонь и мне пришлось просто довольствоваться табачным запахом и вкусом папиросной бумаги на языке. Не хочу выпендриваться, и скажу как есть, скажу как на душе. А…а…а…а…!!! Мга…а…а…!!! Обидно. Ну, что поделаешь, как сказал один мой друг:
     - Ну, что поделаешь, такая жизнь.
     На первый взгляд, самая обыкновенная фраза, самые простые слова:
     - Ну, что поделаешь, такая жизнь.
     А за этими словами спрятался целый мир, этими словами прикрылся целый мир, ну не совсем так и целый. Я ведь с Альфой остался, и не только мы…
     Порывы ветров не стихали и дождь не ослабевал. Альфа тянула меня домой, и я поражался её силе и целеустремлённости. Двери дома я закрыл, и обессиленный присел на кожаный пуфик. Альфа стянула с меня сапоги, а дождевик сам спал с меня, как будто слизь с только что родившегося гения. Я долго сидел на краю прихожей с опущенными, словно плети, руками, и если б не запах чая, плавно спускающегося с кухни ко мне по воздушных потоках, то я наверное бы вечность здесь просидел и наверно состарился бы…        За год до происходящего здесь, сейчас, ко мне пришло осознание того, что будет, и я говорил всем и умолял:
     - Укрепляйте свои жилища, готовьтесь к ужасному!
     Но все относились к моим словам, как к словам идиота, но я  понимал их, как в такое можно поверить, но я их не понимал, как в такое можно не поверить. А в принципе, многие и раньше мне не верили, и много трагических примеров их неверия осталось. Крепкий и очень сладкий чай согрел меня и мои лёгкие, и когда лапы Альфы стали опять чистыми и мягкими, я опять неспеша, даже медленней чем неспеша, побрёл к своей оранжерее…
42
    Я тщательно открывал своё сердце, чтоб качественно укрепить свой дом. Внизу – железобетон, посредине – камень, известняк и кирпич, а сверху стекло толстое, бронированное, но суперпропускающее свет стекло. И хоть облака мой мир, как могут закрывают от света, стекло всё ровно вытягивает из около его окружающего пространства такое количество света, которого вполне достаточно, чтоб царство моих цветов жило вполне нормальной королевской жизнью.
     Альфа очень талантливая собака, и я уверен, что очень скоро она станет человеком, она так легко поддаётся дрессировке, что дрессировать её для меня просто удовольствие какое-то. Я свистнул, и Альфа всунув голову в старый, висящий на верёвке скат, начала бегать по кругу и приводить в движение все механизмы глубинного насоса, я стоял и ждал, когда из шланга пойдёт вода, я повернулся к Альфе, и Альфа в мгновение утроила свою скорость. И вот, наконец-то, в моих руках вода, я специальным способом сжал край конца шланга так, чтоб вода имела возможность не струйками, а почти туманом орошать царство моих цветов. Туман нежно, почти интеллигентно ложился на их тела и головы, и они поднимались, раскрывались и благоухали. Ты не знаешь, как мне нравиться сидеть в кресле-качалке, в общем, Альфа качает воду, а я в кресле-качалке из шланга поливаю цветы туманом. Ну, ты представляешь, какой надо иметь опыт, что бы сжимать шланг так, чтоб вода, текущая из него под огромным напором превращалась в туман, что круто? Вот так вот. А ты думаешь, поливает себе, да и пусть поливает. А знаешь? Каждый имеет право думать то и о чём, что только он захочет…
     За стенами моего дома ураган, дожди, молнии и ветра, а в моей оранжерее цветут лилии. Лилии это божественные цветы, они большие и красивые, они умные и мудрые, и одновременно они сильные и царственные, и они высшие существа, живущие в этом мире, выше их только Бог, а перед ними только птицы. Мои цветы. Как я их люблю, уважаю, и как я их ценю. Я их поливаю, удобряю, а маленьких, только что родившихся кормлю из ложечки, если это Цари, а из соски – если это Королевы. Как они красиво и грациозно двигаются, как они чисто поют, не подозревая, что в пении может быть фальшь. Если б ты знал, что ты на самом деле делаешь, когда ты срываешь цветы, когда ты сламываешь или перерезаешь их стебель. Я не шучу и не богохульствую. Цветы – это высшие сущности, снизошедшие с небес в тело цветка, чтобы покайфовать на земле, а затем пожертвовать своим телом, таким же восприимчивым к боли, как человеческое, и быть распятым в твоих и других руках, взяв на себя твои и мои грехи, и умереть в человеческих руках, сжигая, и беря на себя его черную и тяжелую карму. Моя Альфа устала тогда, когда моя оранжерея была полита полностью, а когда оранжерея была полита полностью, я решил ещё на всякий случай побрызгать немного маленькими порциями из брызгалки, радугой, самых царственных величественных цветов, это были естественно лилии: король, королева, принц и принцесса. Трудно представить, я живу в мире, в котором нет уже никого, кроме меня, Альфы и  моих лилий, может такое быть? Поверь мне, может, я лично свидетельствую в этом.
     Время шло, и бури, и ураганы в моём мире стали в порядке вещей, как будто, так и надо, как будто это вполне нормальное явление. Я иногда, когда моё любопытство одолевало меня, вылазил по стеблю самой величественной, сильной, царственной лилии, поближе к стеклянной крыше оранжереи и смотрел, что происходит там, с наружи, а слазил я всегда с одним и тем же чувством, и Альфа всегда после этого выла, как на покойника, а затем будто из жалости лизала мне ноги. К одиночеству привыкал я долго, и успокаивало меня то, что я сам принял такое решение. Когда мне до смерти надоедала домашняя атмосфера, я опять запаковывался в свой серый полупрозрачный дождевик, обувал резиновые сапоги и выходил из дома. Стихия  своей регулярной силой уничтожила все постройки, и повырывала с корнем, и поломала почти все деревья, но некоторые, самые сильные, наверное те, которые с детства готовились к испытаниям  и трудностям, всё-таки выстояли, и мой дом, как понимаешь, тоже. И мне стало понятно и одновременно приятно за себя и за тех, кто уцелел, даже неожиданно от этого прилив счастья и радости посетил моё сердце, уже так давно не знающее этих ощущений, я крепко держался за собачий поводок, и эта добрая энергия, видно, как электричество, передалось от меня к
43
Альфе, и она радостно и громко залаяла, и её голос, что не странно, было слышно, несмотря на страшный и оглушающий вой ветра.
     Время шло, и жизнь кипела в моём доме и в оранжерее, что время и жизнь делали снаружи, я затрудняюсь сказать. Я, как всегда, вспушивал землю, вместе с Альфой поливал лилии, а иногда, от нечего делать, просто сидел и любовался этими красивыми и царственными цветами, а иногда некоторым из них, которые на мой взгляд были высшего сословия, протирал влажным полотенцем их огромные и сильные листья. Не знаю точно, сколько лет прошло с того времени, как люди покинули мой мир, и мой мир стал миром страшной и необузданной стихии, может двадцать, может двадцать пять, ну примерно где-то в тих пределах, потому что я за это время почти стал стариком. Я поседел полностью, и моя борода стала большой и пушистой, как у Деда Мороза. У меня появилась любимица, она была ниже всех ростом, но на её стебле было цветов втрое больше, чем у остальных лилий, а самое главное, какого цвета они были. Её цветы были разных цветов и их цвета переливались, словно радуга, и постоянно, то закрывались, то открывались, и одновременно кружились в разные стороны вокруг своей оси. Это был не цветок,а чудо, и потому я эту лилию решил назвать именем Ева, почему именно Ева, может потому, что в одной из моих жизней у меня была дочь Ева? Не знаю, может поэтому, а может и не поэтому. И вот однажды (ведь так принято у вас в это время, в таких случаях говорить?), когда я опять с Альфой решил ненадолго выйти наружу, Ева как-то по-другому начала вести себя, и менять цвета  своих цветов, как будто она просила взять её с собой. Ну, как я мог не прислушаться к её просьбе, и мне даже показалось на мгновение, что её цветки издают даже какие-то слабые и сильно высокие по тону звуки. Я взял горшок с Евой, и тщательно, будто ребёнка в неожиданно испортившуюся погоду, спрятал прижав нежно к своему телу под моим полупрозрачным  дождевиком, и когда Ева почувствовала моё тепло, может мне так хотелось, но мне опять показалось, что все её цветки немного задремали и сомкнули лепестки своих бутонов. Я аккуратно  и неспеша открыл двери, но не полностью, так чтоб Альфа могла выйти наружу, когда она натянула поводок, мы с Евой аккуратней аккуратного вышли из дому. Я немного расстегнул верх дождевика, так чтоб цветы оказались снаружи, и с грустью, не присущей мне, сказал:
     - Вот видишь, Ева, что произошло с моим миром.
     После этих моих слов, я опустил голову, и увидел, как цветки, будто дети, ждущие маму с базара, и все по очереди норовящие высунуть свою светлую, рыжую, черную и русую головку в форточку одного и того же окна, начали подыматься вверх с около моего тела и около моего дождевика пространства.
     - Господи! – Вырвалось из моих уст. – Что происходит?
     Альфа прижалась к моим ногам и начала неожиданно визжать, как щенок. Ветер, злой, дерзкий и страшный ветер начал заметно утихать, а дождь с градом вообще прекратился.
     - Такого не может быть!
     Но я понял, это всё из-за Евы. Я сконцентрировавшись на том, что я хочу сделать, расстегнул полностью свой дождевик и явил миру мою Еву, ветер утих полностью, и зловещие багровые тучи начали медленно подниматься в небо, и менять свой цвет на естественный…
     У меня от радости потекли слёзы, и когда Альфа начала спонтанно передними лапами рыть землю, я понял, я… понял…, что надо делать дальше. Вынув Еву из горшка, я её торопясь посадил в землю, и быстро её коренья засыпал землёй, и добротно утрамбовал своими ладонями.
     - Я понял! Это спасение! Это удача! – Кричал я, бегущий по направлению к оранжерее.
     Я никогда ещё так быстро и качественно не работал, меньше, чем за два часа, я с Альфой пересадил все цветы в почву, и когда последний цветок был посажен, я поднял голову вверх и увидел синее бесконечное небо, с застывшими, словно в нём, белыми облаками…
     После этого случая борода моя почернела, и я немного помолодел, но в память о случившемся я решил бороду не сбривать, прям таки, молодой человек с такой бородой, а может это мода такая. За сравнительно недолгое время весь мой мир покрылся цветами
44
лилий и стал миров цветов. Лёгкий подростковый ветерок и грибной дождик, касающийся иногда царственных лепестков, и моей бороды извините, напоминал мне, Альфе и Еве о прошлом. Но это всё позади. И мне иногда самому с трудом верится в очевидное, что Ева это всё смогла сделать. Я пересадил чуть позже Еву на вершину всё того же пригорка, и почти всё своё время проводил там, в тени лепестков моей любимицы, и в нежных полизываниях моих ног моей собаки. 
     Я всегда ждал и не терял надежду, что опять появится портал, и люди вернутся в мой добрый, красивый и мирный мир. Но как-то однажды, когда Ева ранним утром, словно добрая, заботливая дочь, которая будит на работу своего отца, своими нежными лепестками, щекоча меня за нос, разбудила меня, я понял, что портала ждать бесполезно и его никогда не будет, ведь людям стыдно возвращаться в Мир, спасённый и преображённый цветком, лилией Евой. Но в любом случае хорошо, что хоть поняли они, что они предательски слабы, и что цветы в эволюции Вселенской в несколько раз выше их, а в человеческой в тысячи раз, чтоб не сказать в миллионы. Смирился  я с судьбой своей, и Альфа тоже, ведь быть Царским Цветоводом и Царской Охранницей, не самое последнее дело. А слабости ваши я прощаю вам, и скоро забуду о них, ведь дел у Царского Цветовода не в проворот, и думать надо о главном, хотя и к пустякам ум мой тянется, и к ошибкам человеческим, к сожалению, не может почему-то быть полностью равнодушным.