Отрывок из гниги Сказки Богов

Часть вторая.

Глава первая.
Мирянин.

     Путь мой загадка для всех, путь мой непонятен ни гению, ни заурядному, путь мой непонятен даже васильку, растущему вон возле той берёзы, со ствола которой я каждый апрель пью сок, и понимаю, что если бы у меня была Родина, то это однозначно была Россия с её бесконечными просторами, с её монастырями, с её пропитыми до мозга костей мужиками, которые если что пойдут на смерть не то, что за свою Родину, а даже за ту старообрядческую деревеньку, которой никогда на карте не было. Россия – это единственное чудо на Земле, которое как и я всеми признано, но не понято, и никогда понятым не будет до конца, а разве так это важно, понята она или нет? Важно то, пойми, что она есть и что она единственная будет всегда и только она, Россия будет моим  земным пристанищем, на земле в которой я подолгу смогу не скучать по Солнцу, в теле человека, в теле русского человека…
     Я долго сегодня бродил по степи, собирая коренья и семена нужных трав, а также яйца птиц и шерсть животных, а когда пришёл в свой скит, весь уставший и  чувствующий себя так, словно я без рук и без ног, и только моё тело дотянулось до кровати, оно сразу рухнуло, будто срубленное дерево, без веры и надежды на следующее рождение, а душа… а душа не знает усталости, и собственно ей отдых не нужен. И пока тело моё спало в келии моей, душа моя рыла катакомбы и искала камни для будущего Божьего Храма, в котором смогут помолиться все те, кто верят в меня по-разному, и даже те, кто в меня пока не верят. Я копал и носил, катал и выковыривал в не тела, а когда тело просыпалось отдохнувшим, то я это всё делал и в теле. Катакомбы становились всё глубже и больше, а храм всё выше и величественней, и когда основная грубая работа была закончена, я приступил к доводке моего творения, я шлифовал каждый сантиметр каждого камня, составляющего часть всего одного целого. Иногда я отходил немного в сторону и будто зодчий в своей мастерской, внимательно, но немного искоса, приглядывался к своему творению, пытаясь заметить в нём хоть малейший изъян, и понятно, что попусту. И тогда, присев на поверхность степи, я неспеша жевал коренья, а затем семена трав, под ароматно пахнущий дым жжёной шерсти животных, из множества которой я развёл огромный костёр, который был настолько высок в своём пламени, что всем казалось, что его пламя касается неба, и только купола моего храма были выше огня, но некоторым казалось, что наоборот огонь выше храма, но был среди них и один, что знал наверняка, что я истинно нахожусь над всем, и над огнём, и над храмом, и это не благодаря желанию моему и прихоти человеческой. Все наблюдали, как здание храма приобретало на глазах свой блеск и твёрдость фундамента своего, как храм проникает Христом своим в сердца всех без исключения, и как сердца трепетно хранят Его внутри себя, и в этот момент произошло для всех неожиданное, именно в тот миг, когда Христос стал частью всех, и поняли все, что тело моё человеческое, как их тоже, это не тело, как принято понимать, да и не тело вовсе, а просто душа, и часть души моей нетленной вселенской, а телом её называют только по незнанию законов моих земных, потому что и Земля часть космоса, и не только Земля, а и хаос, тоже часть космоса, да и кто вообще выдумал о противостоянии на Земле добра и зла, всё это вымысел и обман, сотрудничество – да, но противостояние…? Господь с Вами!
31
     - Хорошо сказано? Так сказать на правах саморекламы. Я уже и раньше говорил тебе и сейчас скажу, нет на самом деле ни добра, ни зла, есть промысел Божий, а то, что вы называете добром и злом, это я вам дал для того, что бы мозги ваши не так часто закипали. Ты посмотри на меня, чем я отличаюсь внешне от тебя, правильно, ничем, ты священник на Земле, я священник везде, но общность наша в том, чтобы освящать всё и всех, и открывать, а не скрывать, а последствия от этого всё ровно на нашей совести будут, какими бы они ни были, ведь как сын отвечает за отца, и как не может он забыть о нём, так и мы с тобой отвечаем за тех, кому мы истину открываем, и неважно, что они в открытии этом иногда истины не находят, важно одно, что в этом только наша с тобой вина, и нечего тут на нерадивость ученика списывать. Иногда мне кажется, если вообще Богу может казаться, что я просто хочу умереть и посмотреть на всё это с высоты, но человеческими глазами, и заметить то в конце, наконец, в чём тут подвох, в чём тут изюминка? А подвох в том, что человек в большинстве своём, это предатель, а Бог это всё терпит и переваривает, а я лезу вверх по стене храма, карабкаюсь по стене, будто животное, борющееся за свою жизнь, а я ведь Бог, я простой священник, я человек, наконец, и я хочу просто позвонить в колокола, я хочу, чтоб их ультразвук разогрел каждое сердце, нуждающееся в элементарном тепле, в элементарном счастье, на фоне которых даже Вера иногда кажется несущественной и ненужной, и только ради её единой я сейчас звоню в колокола, я разбиваю семьи, и подрываю здоровье, и ставлю препятствия на пути, и испытания на каждом шагу, в первую очередь у тех, кто и так ко мне предельно близок и истинно предан мне. И ты скажешь после этого, если ты только человек:
     - Какой же ты после этого Бог?
     - А вот какой я Бог, я не нянька, я Бог, и ради того, чтоб весы были непоколебимы, словно это вовсе не весы, а скала, я так вершу свои дела, и это ради тех, кто только начинает познавать мир мой, и меня в том числе, и для того, чтоб они знали, что рай – это мираж и вымысел для тех, кто ещё сомневается в том, кто он, а сомнение, это единственный и изначальный грех, и предрассудок, который ведёт уверенно и убедительно должен вести за собой ко всем другим ныне существующим грехам, где любой из них не влечёт за собой ничего кроме трагедии, а основная трагедия кроется лишь в том, что кто-то думает, что он сам вершит свою судьбу, и что он сам вообще что-то собой представляет и что-то может, и если это так, то почему ты не можешь сделать так, чтоб сейчас вдруг зазвонили колокола в моём новом храме или на крайний случай, чтоб никогда не пропадало электричество или вода в кране. Вот видишь, такой простой вопрос ставит тебя на место, и ты понимаешь, что ты вообще ничего собой не представляешь, а чтоб сделать тебе так, чтоб никогда не пропадало электричество или хотя бы вода, то тебе надо быть, как минимум Богом…
     Каменья храма, сливались с друг другом, будто родные, и не надо было для этого ни каменной муки, ни желтка, ни мёда, я строил легко и высоко, без всяких подручных средств и лесов в частности. А народу вокруг становилось всё больше, и стены становились всё крепче, и даже вода под фундаментом строения моего, полностью заполнившая катакомбы, становилась от этого камнем, и потому фундамент храма становился всё нерушимей и непоколебимей, и думаешь, что это было чудо, да брось ты, это всё абсолютно нормально и никакого чуда здесь попросту нет и не надо никаких встречных вопросов, я сказал:
     - В этом ничего похожего на чудо нет.
      Я вставил в храм двери и окна, и к дверям прикрепил пороги, а в окнах зажёг свет, и сказал людям, чтоб они со спокойной душой расходились по домам и по всем своим «я», ведь знал я, что завтра все они придут сюда опять и с одной единственной целью…
     На улице было тепло и воздушно, и потому я решил ночь провести во сне, но не в кельи своей, а на площади перед храмом, хотя и площадь - келья моя, и ничем не хуже кельи моей, я бросал шерсть в огонь и призывал души светлые воплотиться в тела землян,
32
жевал коренья и наблюдал, как из яиц вылупливаются птенцы феникса, благословлял их и отправлял их, словно послания, в небо, словно послания с неба на Землю, словно с Солнца на Землю, словно от Отца к Сыну, и от Матери к Дочери. И когда перед моими глазами всплыл белый экран, я понял, это моё послание нашло своего адресата, и очередная война закончилась, так и не начавшись.