Струна

СТРУНА   

    Тёплый осенний вечер, «бабье лето». Небольшой городишко, такой опрятный и зеленый летом, сейчас полугол и похож на добродушную хозяйку в цветастом халате, также улыбчиво светится. Всё в городе приобрело другой оттенок, и люди, готовые принять холод, радуются последним теплым дням. Тем более, что в городе праздник, небывалое событие, кто-то решил провести здесь конкурс молодых музыкантов. И тихий городок стал похож на курорт, где приезжих больше, чем местных. Заброшенный парк широкой полосой пересекал весь город, отделяя старую часть от высотной, современной его части. Бледное, голубое небо раскинулось над ним и куполом летней сцены, находившейся посредине «Центрального» парка. Забор, который огораживал её прежде, снесли, а за сценой в березовой роще расположились рабочие вагончики. Всего за пару дней всё было разрушено в прах и возведена новая сцена. Разве что пол оставили.
   
   Сейчас здесь царила суета. Все готовились. Проверяли свет и звук. Давали советы конкурсантам, среди них стоял высокий молодой человек худощавого сложения лет восемнадцати. Светлые нечёсаные волосы, худое с острым носом лицо оживляли голубые глаза. Похоже, он был сосредоточен. Он не слушал консультантов, он был сосредоточен и погружен в собственные мысли.
   Через час концерт…

****
   Дощатый пол, такой знакомый, как старый друг. Сколько вечеров я провел здесь, на этой летней сцене, в заброшеном парке. Здесь я впервые взял в руки гитару. Тогда парк ещё работал, и в нем стояли аттракционы, проводились концерты. Старый музыкант-гитарист, дядя Паша, взялся обучать меня всем премудростям игры. Он учил меня просто ради развлечения, а я, старался неуклюже растопыривая пальцы. Собственной гитары у меня ещё не было. И первый свой концерт, перед домочадцами, пришлось играть на инструменте дяди Паши. Мама плакала от радости. Даже казалось что она распрямилась, отчего выглядела на десять лет моложе. Весь налет усталости и забитости от тяжелой и безнадежной жизни свалился с её плеч. И однажды утром я обнаружил в углу своей комнаты новенькую «шестиструнку». Потом мамы нестало… Всё перевернулось. Отец? Кто он? Где он?...

   Опекуном назначили ближайшую родственницу по материнской линии. Тетку, котораю меня презирала за само существование. И только дядя Паша и сцена парка остались со мной.

   Здесь же, на сцене, я впервые узнал любовь. Она проходила мимо, но вдруг остановилась, её лицо было печальным. Остановилась, посмотрела на меня и подошла ближе.

– Извините, а что это вы играли? – Её лицо посветлело, и она улыбнулась.

– Это?..Это, моё…Это моя музыка. Я сам её придумал, – я терялся, она смотрела на меня, и ей нравилось.

– Красиво. А можно я ещё послушаю?

   Я не ответил, а вцепился в гитару. Ничего не приходило в голову. Я уже не мог играть, и мы пошли гулять по вечерним улицам. Её звали Ольга.
   
   Это было два года назад. Сейчас тут остался только этот пол, всю сцену переделали. И только старые грубо окрашеные доски связывали меня с моим миром.

   Теперь мой мир менялся. В него ворвался этот конкурс, один из тех, о которых я мечтал, но не решался ехать. Он приехал ко мне, и я не мог не участвовать. «Я должен стать первым». Множество людей в маленьком мире. Они меняют его, они знают, каким он должен быть. Но это моя сцена и я буду первым. Я должен.

– Под номером двенадцать выступает…– слова ведущего ударили по ушам. Почему я боюсь?

   Дрожь в руках, голова ватная как у глупой куклы. Все звуки слились в один сплошной гул.

– Эй, парень, очнись! Ты следующий.

– А…,– я повернул голову и увидел высокого улыбающегося парня (мужчину). Так и не понял кто это, он все время ходил туда-сюда, командовал, и подшучивал над нами.

– Ну, не передумал? Да очнись же. Сейчас мы посмотрим, что ты можешь делать со своей подругой.

О чём он?... Точно, скоро мой выход, надо собраться. Я-то замечтался.

– Давай, пошёл. Сейчас тебя объявят.

   Парень взял меня за локоть и подтолкнул к сцене.

– Слышишь, не волнуйся. Главное ведь участие, – он улыбался, но глаза были равнодушны. Я был лишь один из толпы.

   Белый свет ударил в глаза. На мгновение я потерял из вида пол. Я шёл наклонив голову, и падающие на лоб волосы, немного спасали от света. Опять бухнуло по ушам.

–… тринадцатым номером инструментальная композиция в исполнении Александра Кузьмицкого.

   Слова ведущего улетели куда-то к дальним рядам. И затихли. Я стоял на сцене, смотрел на зрителей. Бешеное гудящее море. Как они могут услышать меня. Руки не слушались. Я не мог начать, и пауза затягивалась. Чужие лица, весь зал одно большое незнакомое лицо.

– Эй, Струна, начинай! 

   Это меня? Это моя кличка! Так меня звали во дворе, потому что я живу когда играю, как…струна.

–«Металику» давай! Слыыышишь, Струна, «Металику»!

   Ребята! Они пробрались на концерт. Вот он, мой мир. Я на сцене, они в зале, как и раньше. Здесь – я первый.

   И я играл, свободно, уверенно, смело изменяя ритм. Гитара подчинялась, как будто была продолжением меня самого. Звук исходивший от меня, волнами накрывал зал, а в ответ возвращалось радостное улюлюканье и аплодисменты зрителей. Так же волнами проникая в меня, трансформируясь и улетая обратно.

- Дааааа!!! – громко выкрикнул кто-то из толпы срывая при этом голос.

   Я играл собственную композицию. Но время вышло, и теперь осталось только ждать решения судей. Хотя чего тут гадать? Такого подъема у меня ещё не было.

****

   Прекрасный вечер, а ночь ещё лучше. Словно камень с души. Вот чего я ждал, и это произошло. Это было полчаса назад. Моё первое выступление перед большой аудиторией. Наверное, все так начинали. Вот оно. Началось.

– Привет, Сашок! – дорогу мне преградил Гришка – «Козырь».

– Привет – меня обступила вся наша компания.

– Слышь, Струна, мы тут за тебя болели. Так что стоит отпраздновать дебют. – многоголосо высаказалась компания стоявшая позади Гришки.

– Да, Струна, давай проставляйся, – начал давить уже «подкинутый» Козырь.

– Я не могу, завтра,..– они хотели банкета, затяжного веселья до утра.

– Саша, нельзя же такому большому гитаристу покидать свою публику, не оставив даже автографа, – влезла Наташа, одна из девиц с девизом «Как масть пойдет».

– Может тебе предоставить охрану, а? – съязвил Козырь, все заржали.

– Нет, пацаны. Я не могу, мне ещё завтра играть. – Мне совсем не хотелось пить, да и вообще кого-либо видеть.

   Ощущение, будто тянут назад, а я был уже в завтрашнем дне и не хотел возвращаться.

– Да брось. Ты и пьяный неплохо лабаешь. И вообще завтра играют только финалисты. Ты что, уверен…

– УВЕРЕН! – оборвал я и, оттолкнув Козыря, пошёл домой.

   Они сомневаются во мне. Придурки. Я играл как никто на конкурсе. Да там и тягаться не с кем было. Всего себя развернул, как газету. А эти знатоки пытаются ещё о чем-то судить.
Наконец-то утро. Начинается новый день и «звезда по имени Солнце»* взошла. Сегодня начинается новая жизнь.

****

– Здравствуйте, я вижу, все собрались, – на сцене стоял полноватый мужчина в сером костюме.

   Всех конкурсантов посадили в зале. И мы с нетерпением ждали оглашения списка. Мужчина, наверное, не выспавшийся, с этакой ленцой выполнял отработанную процедуру. Приветствие, речь о значимости конкурса и перспективах, и только потом список финалистов.

– … а теперь последний раздел: инструментальные композиции.

   Я напрягся. Ладони мгновенно вспотели. Сейчас прочитают мою фамилию.

– Миронов, Колесник, Лях, Кирович. Ребята, выходите на сцену.

   И?...И всё. Меня нет. Этого не может быть. Я встал.

– Извините, я только что подошёл, прочитайте, пожалуйста, ещё раз раздел инструментальные композиции, – голос еле слушался.

– Как ваша фамилия, молодой человек?

– Кузьмицкий.

– Нет, вас нет в списке. Всем спасибо за участие. Финалистов попрошу задержаться…

   Меня нет? Нет. Я словно оглох. Все дальнейшее, что говорил этот серый человек, выглядело насмешкой. Они пришли, они сделали шоу на моей сцене, а меня отвергли. Я им был не нужен.

   На глазах непроизвольно выступили слёзы. Хотелось набрать полную грудь воздуха и кричать, пока лёгкие не вылетят наружу вместе с комьями злобы и обиды. Но чья-то рука всё сильнее сжимала сердце, и болезненный спазм не давал сделать даже маленький вдох, чтобы хоть прохрипеть «Нет».

****

   Троллейбус ехал, шурша колесами по мокрой улице. Погода портилась. Начал моросить мелкий дождь. Люди всё ещё пытались не замечать его, но он уже шёл. Он мочил их одежду, пропитывая её сыростью.

«Вас нет в списке».

   Чёрт! Кто сказал, что меня там нет? Этот толстяк? Наверное, он ослеп и ничего не видел. Он сказал, что меня нет? Но я должен был там быть. Он просто не заметил. Я первый. Я всегда был первым на своей сцене. А этот мерзкий толстяк ввалился в мой мир, и делает своё шоу, решает, что хорошо, а что плохо.

«Вас нет в списке».

   Меня нет. Я-то размечтался, думал, что вот оно – время отодвигать горизонты. Хотел войти в новый, более широкий и перспективный мир. А он, этот безликий человек, пришёл и сломал мою мечту. Сказал, что я не достаточно хорош. Да откуда ему знать? Что он вообще понимает в музыке?

«Вас нет …» – вот привязалась.

   Это моя сцена и моя музыка. И никто не скажет, что она плохая. А этому толстяку она не понравилась, потому что он ничего не соображает. Вот пусть и катится к чёрту, вместе со своим конкурсом. Мою музыку нужно не слушать, её нужно чувствовать. Она нравится мне, и ребята неплохо отзываются. Она нравится Ольге… Точно, надо съездить к ней, а то эти мысли добьют. Надо расслабиться. Она поймет, приласкает, поможет. Приду к ней, лягу головой на её колени, а по комнате будет витать аромат свежего пирога и зеленого чая. Чёрт, голова разболелась. Похоже, что все извилины моего мозга, как спящие черви, проснулись и медленно копошатся, поедая всё вокруг.

   Вот её дверь. Родители наверняка на даче, так что Ольга должна быть одна. Я нажал на кнопку звонка. За дверью два раза звякнул колокольчик.

– Кто там? – к двери подошла Ольга.

– Оля, это я Саша.

   Тело просто колотило от негодования и возбуждения. Воображение кипело, вырисовывая «чудные картинки» на рвущейся поверхности.

   Замок щёлкнул, и в дверном проёме появилась она. Оля была босиком, в коротком синем халатике и с мокрой головой. Черные волосы, справа длиннее, чем слева, повисли, подчеркивая слегка вытянутый овал лица. Одна прядь кончиком коснулась выразительных губ. Эти губы, чуть полноватые, такой правильной формы, просто созданы для поцелуев. Сейчас я сделаю шаг, прижмусь к ней, поцелую.

– Ты что, просто постоять пришёл или по делу? – она оперлась рукой о стену, вопросительно взглянув.

– Нет. Мне захотелось тебя увидеть.

– Проходи, смотри. Я за просмотр денег не беру, – она повернулась и пошла в комнату. Я двинулся следом.

    Похоже, Ольга куда-то собиралась. Вывалила весь гардероб на диван и примеряла перед зеркалом наряды. Она голая ходила передо мной, меняла платья, брюки, блузки и, похоже, ничего не замечала. Я поднялся с кресла, подошёл и обнял её. Мне хотелось раствориться в ней, и я почти видел, как это произойдет.

– Оленька, я так по тебе соскучился.

– Не надо, Саша. Мне нужно собираться, – она дёрнула плечами, освобождаясь от моих рук,

– Мы с девчонками на дискотеку собрались. Так что извини.

– А может, мы с тобой здесь свою дискотеку устроим? – мои надежды давали трещину, но не всё потеряно. Я сделал ещё попытку обнять её.

– Нет, – она повернулась и толкнула меня назад в кресло, – пришёл посмотреть, смотри, пока я не ушла. Я притянул её к себе и поцеловал.

– Оля, меня сегодня так обломали на конкурсе. Я до сих пор не приду в себя, – я сильно прижал её талию к себе, – может останешься.

– Ой, какие мы нежные. Тебя что, одного обломали? Не ты один такой несчастный, переживёшь как-нибудь, – она резко отстранила меня.

БАААМТзз-з. В голове ударил огромный китайский гонг.

– Ты чего… – опять этот ком в горле.

– А ты чего? Тоже мне, рок-звезда в депрессии.

    Ольга была непреступна, и я не входил в её сегодняшние планы. Казалось череп, войдя в резонанс с гонгом, сейчас взорвется. Снова болью пульсировала фраза «ВАС НЕТ В СПИСКЕ»
… «ВАС НЕТ …». Я вскочил, оттолкнув её на диван в дорогое тряпьё, и вышел из квартиры, сильно хлопнув дверью. Оказавшись на улице, я вдохнул полной грудью, как будто в квартире не было воздуха. Серые, скользкие напуганные черви ползают, затягиваются в жирный узел. Их тела раздулись от натуги, готовые вот-вот лопнуть. НЕНАВИЖУ. «ВАС НЕТ В СПИСКЕ». Как гадко осознавать, что тебя нет. Тебя нет в шоу, тебя нет рядом с любимой девушкой, нет даже в собственных мечтах.

    Опять этот лязгающий развинченный троллейбус, полный незнакомых куда-то спешащих людей. Все заняты своими делами. Они давят друг друга, оттесняют, стараясь занять место получше, поудобнее. Тянут руки к поручням. И как только ты пропустил какую-нибудь руку и она ухватилась, как тут же хозяин пытается протиснуть в эту щель всё своё тело. Кто-то выходит, кто-то заходит, и борьба начинается снова. Множество людей в маленьком, тесном мире. И где-то в этом мире серый толстяк, отобравший у меня сцену, и Ольга со своими мелкими планами. Все они одинаковы. Все на одно лицо. Целый мир озабоченных только собой людей. Я им не нужен. Я никому не нужен. Меня нет в их списке. НЕНАВИЖУ!!

   Болезненные электрические разряды носятся по голове. Мозг судорожно пульсирует, какое-то далёкое ощущение тошноты, на лбу выступила испарина. Я хочу побыстрее добраться домой. Спрятаться от мира с его мелкими людишками, алчными шоуменами и развязными женщинами. Укрыться от всего ненавистного мне. Пытаюсь не смотреть людям в глаза, ощущая кожей их презрительные, уничтожающие, взгляды. Я им мешаю?! Почему?...
Вот и приехал. Сейчас только добраться до дома, взбежать по лестнице и я буду в своей комнатушке, в мансарде с выходом на крышу. Я шёл быстрым шагом, почти ничего не замечая. Подъезд, лестница, первый этаж, второй, третий…

– Эй! Струна! Привет, поговори с народом, – на площадке сидела вся наша компания.

– У тебя деньги есть? – из сигаретного дыма вышел Козырь, – одолжи немного, а то мы вчера здорово гульнули. Зря ты с нами не пошёл.

– Да пошёл ты, со своим пойлом. – Толпа придурков, только пьют да потолок коптят.

    Я влетел в свою комнату, на ходу включил магнитофон и упал на диван, не разуваясь. Я лежал, уставившись в потолок, и пытался всё забыть. Головная боль и шум в ушах уже стали составной частью этого дня. Мои мысли, как муравьи в муравейнике, просто кишели, мгновенно возникая, и так же мгновенно исчезая в лопнувшем сером месиве, и каждая несла с собой какой-то мусор. Маленькая комната, это всё что у меня осталось. Теперь её стены – границы моего мира. Мира, в который я зажат.

    А они там, за стеной, шумят и веселятся. У них там концерты, там моя сцена. Они захватили её, и пробираются дальше, как рука, ухватившись за поручень, тянет всё тело. Ольга, она тоже с ними, ей весело. Она выходит на сцену и демонстрирует свой гардероб, переодеваясь прямо перед безумной толпой. Какая-то мерзкая серая тварь беснуется возле неё, выкрикивая в микрофон писклявым голосом.

–…под номером двенадцать; блузка…под номером тринадцать: трууусики…

    Прыгает, как обезьяна, взвизгивая от удовольствия. Толпа ревёт от возбуждения. Они рвутся на сцену, срываются и давят друг друга. Их глаза широко раскрыты, но в них нет зрачков, один лишь кровоточащий белок. Толпа безглазых зомби. Ольга тоже без глаз. Одна лишь серая тварь уставилась на меня маленькими чёрными глазками.

ТЕБЯ НЕЕЕТ В СПИИСКААХ!!

    Я вскочил, и в голове опять ударил медный гонг. Звон в ушах свалил обратно на подушку. Слава богу, это был сон. Эти сверкающие глазки до сих пор смотрят на меня. Где-то я их видел? В них есть что-то хорошо знакомое, но не человеческое. Крысиные глаза! Глаза хитрого мелкого хищника. Он указующе протянул руку, и толпа оглянулась на меня.

    Боже, как болит голова. Я ненавижу эту грязную тесноту. Здесь душно.
Я поднялся, взял сигареты и вышел на крышу. Прохладный ветер подхватил волосы, пробрался под рубашку. Солнце уже клонилось к западу. Я подошёл к парапету, наклонил голову, прикуривая сигарету. На дачном кресле, которое я вытащил сюда на лето, лежала книга «САМОУБИЙСТВА И НЕСЧАСТНЫЕ СЛУЧАИ». Откуда-то издалека доносились звуки начавшегося концерта финалистов.

    Наверняка всех смертей, описанных в этой книге, хватит на каждого в этом городе. Но жаль, что там нет способа убить всех, всех сразу. Весь город лежит здесь, подо мной, и я смотрю на него сверху вниз. Эти людишки, которые ходят внизу и не замечают меня, слепы. Они не видят, что ими управляют люди-крысы, ловко играя на их звериных инстинктах. Это просто людская масса. И они доберутся до меня, сделают таким же. Заставят жить по их правилам, играть их музыку. И моя музыка умрёт? Я не могу допустить этого, и должен бороться с этим. Какой-то мудрец сказал: «Я сам создаю свой мир в мыслях своих. Я думаю, значит, я существую». И весь этот кошмар существует. Я думаю о нём и это питает его. Но если я перестану /существовать/… думать, он исчезнет. Весь мир ИСЧЕЗНЕТ.
Из комнаты вырывались звуки магнитофона. Играла психоделика «ПИНК ФЛОИД». МУЗЫКА…
Это их музыка должна умереть. Ничто не должно остаться. Всё должно умереть, потому что мир рухнул.

    Я ворвался в комнату и с разгона пнул магнитофон ногой. Он упал, захрипел, но всё ещё пытался выдавить из себя какие-то звуки. ГИТАРА. Вот с чего всё началось. Я схватил её, стал колотить магнитофон, пока он не рассыпался. Динамики колонок загудели. Этот звук, как крик, рвал остатки моей души. Нервы натянулись как тетива. АДСКАЯ БОЛЬ. Я набросился на усилитель и чёртовы колонки. Гитара разлетелась, струны порвались. Усилитель брызнул искрами и звук прекратился.

СТРУНА. ВОТ ЧТО МНЕ НАДО…

   Я стоял на парапете, раскинув в стороны руки. Я держал в объятиях небо и Солнце, а город лежал подо мной. Ненужный, старый, страшный город. ЕГО НЕТ В МОИХ СПИСКАХ. Я соединюсь с небом, разольюсь в нём синевой. Мне не нужен этот город. Я тянусь к Солнцу, я взлечу. Мгновенье.

    Весь мир дрогнул, и … тротуар стремительно приближался. УЖАС! Я падаю, а не взлетаю. ПАДАЮ! МЕНЯ НЕТ В СПИСКЕ…МЕНЯ НЕТ.


*******

    Толпа зевак обступила тротуар. Все пытались пробраться как можно ближе, но милиция никого не подпускала.

– Никогда такого не видел, – говорил сержант, – Это же надо додуматься. Смастерил из струны петлю, привязал к ней верёвку и прыгнул. Голову так и срезало.

    Из подъезда вывалила компания и сразу же вклинилась в толпу.

– Пацаны, да это ж «Струна».

– Да… - протяжно выдохнул кто-то -  Вот и взял Сашок последний аккорд.

– Куда мы катимся. Людям уже мало просто повеситься.




/////////////////////////////////////////////


* - популярная песня 90-х, рок-группы «Кино»