Хорошо сидим...

         Вместо вступления.

         Жарит солнце, моросит нудный обложной дождь, апрель-июль-октябрь… Пятничным вечером с электрички спешит народ, бренча сумками на колесах, обгоняя друг друга и меняя цивильную одежду на вытянутые треники прямо на ходу… Хотя, прошу пардону, это же не дача! Это – сад! А дача… Что есть дача? Место, где городской житель может самым краешком души прикоснуться к природе? Поискать в себе последние ниточки, связывающие его с землей? Так это есть у меня!

         Сидим с отцом… Есть у нас любимое местечко – скамеечка на углу дома, рядом раскидистые кусты ирги, черноплодки, с другой стороны сливы, чуть дальше яблони… И небольшой пятачок посреди этой зелени, с выложенным из старого кирпича очагом, в котором потрескивают сейчас березовые угольки и попыхивает изредка ароматным дымком коптильня. Хорошо… Закончены большие весенние работы, выпито даже по стаканчику вина за окончание посевной, и впереди несколько недель без больших забот…
         - Яблоньки-то смотрел?
         - Смотрел… Отдыхают нынче яблоньки. Да и груши тоже отдыхают, так, по несколько завязей всего… Зато слива должна уродиться!
         Редкие фразы почти ни о чем, перемежаемые молчанием… Но таким теплым, таким глубоким молчанием!.. И невольно память начинает подкидывать картинки прошлого…

         Стараюсь изо всех сил, стараюсь не отстать от старших братьев, которые (вот ведь хитрованы!) понадевали уже самые маленькие, а оттого и самые удобные калоши, и теперь выбирают лопаты поудобнее. Лопаты приготовлены со вчерашнего вечера, должно хватить всем, но…
         - Что, Димка, калош не досталось? – Раздается вдруг прямо над ухом голос деда. – Ничего, сейчас…
         Дед запускает руку в какой-то закуток и…
         - Держи!
         Калоши! Прям почти по ноге! И новенькие совсем!
         - Как же это я главного-то копщика не обую?! – Посмеивается дед. – Тебе, поди, и лопату тоже надо?
         - Так, а как?..
         - Айда, самую лучшую сейчас подберем!..
         Ага, подберешь тут! Все лопаты, как одна, выше меня!
         - На-ка вот, свою тебе дам!.. – Дед протягивает неказистую, с кривоватым самодельным черенком лопатку. – На перегонки, поди, копать побежали?
         - Ага…
         - Всех обгонишь! Пошли…
         Старшие братья уже вовсю азартно шуруют лопатами. Куда уж там, догнать-то!..
         - А мы с тобой вот тут будем… - Дед отходит чуть в сторонку. – Ну-ка, давай…
         Втыкаю лопату в землю, давлю ногой… А земля – мягкая… как пух… Даже моих детских усилий хватает, чтобы лезвие полностью ушло в землю. С трудом переворачиваю большой ком, рублю его ребром…
         - Не, внучек, не так…
         Дед берет лопату в руки и… Стою, наблюдаю, затаив дыхание… Можно работать быстро, можно мощно, но, чтобы красиво…
         - Понял? – Киваю. – Давай…
         - О-о-о, так уже весь огород вспахан! – В калитке появляются отец, дядьки. – Пацаны-то не спят, оказывается! Мы там ложками, а они тут - лопатами!..
         Вот теперь можно действительно полюбоваться – отец, трое дядьев, встают рядком… Немного в стороне и мама с тетушками… И шутки летят над землей, и смех… И слышится, будто и земля отзывается… Улыбкой… А из дому тянет невероятно вкусным запахом жареной картошки с парным молоком, и слышится бабушкин голос:
         - Работнички! А, работнички! За стол пора!..

         - Ну-ка, Димка, поддавай!..
         Зачерпываю полный ковш воды, кидаю на раскаленные камни, и дядя, мой любимый дядя Коля с воплем слетает с полка и, рассыпая в голос отборнейшие образцы (это я уж потом догадался) мата, пролетает мимо меня и выскакивает в предбанник. Испуганно бросаю ковшик, словно обжегшись (неужели обварил?), осторожно выглядываю следом…
         - Осы, мать их!.. – Дядя Коля жалуется почти раздевшемуся отцу, держась рукой за пятую точку. – Сажусь на полок, а там осы!..
         И оба хохочут так, что едва удерживаются на ногах. Осторожно подхожу к полку… И впрямь – осы!..

         - Вот это вещь!.. – Дядя Коля помешивает в тарелке мутную, желтовато-коричневую жижу.
         - Коль, ты бы поменьше хрену-то… - Глаза бабы Поли поглядывают с сочувствием. – Ядреный он нынче-то… Добавь-ка вот картошечки-то еще…
         - Да не, нормально!.. – Дядя Коля отправляет в рот несколько первых ложек. – Ух!.. – Лицо постепенно начинает наливаться бордовым цветом. – Ох!..
         Срываясь из-за стола, дядя Коля опрометью бежит в прихожую – к большому баку воды…
         - Да… - Утирая слезы, дядя Коля садится за стол и начинает крошить картошку в тарелку. – Ядреный, однако…

         - Леш, а Леш, может, не надо?.. А то бабушка заругает…
         - Да чего она заругает-то? Откуда она узнает? – Под Лешкиными пальцами медленно, но верно приходит в негодность бабушкин гребешок. Третий…
         - Так ведь все уже поломали…
         - Димка, ты чего ноешь-то? Не нравится бутыльки бабахать? – Андрей увлеченно скручивает выломанные зубчики в тугой пучок.
         - Нравится… - Поднимаю глаза и натыкаюсь вдруг на строгий бабушкин взгляд. Бабушка смотрит поверх забора, приставив указательный палец к губам, а потом медленно отходит назад, скрываясь из вида…
         Первые несколько секунд язык просто не шевелится, а братья не обращают внимания на мой ступор. Да и первых слов им не совсем достаточно…
         - Атас, пацаны! – Могу просипеть наконец громким шепотом. – Бабушка нас засекла!
         - Ага! Откуда?! – Лешка неверяще усмехается.
         - Да вот только что на нас смотрела!..
         - Врешь? – Андрюха смотрит пристально.
         - Да говорю же – стоит и смотрит на нас!.. И палец вот так держит…
         - Бли-и-ин!.. – До Андрюхи наконец доходит, и он срывается с места, но…
         - Так вот куда все мои гребешки пропадают! – Бабушка уже грозно нависает над нами по эту сторону забора. И бежать-то некуда – местечко выбирали поукромнее…

         - Эх, как все же раньше было здорово!.. Столько народу собиралось!.. Помнишь?..
         - Конечно… А теперь вот половины даже нету…
         - Так ведь жизнь-то, она такая и есть, сын…
         
         А земля слышит, и, кажется, откликается… Немного грустной улыбкой...