Папиросы

Папиросы.


- Что с ним делать?
- Я не знаю…
- Тяжело будет пацану…
- Коля, я и сама глаза выплакала…
Я слушал ночные диалоги родителей…
- У других родителей дети, как дети… - думал я, рассматривая огромную луну, смеющуюся в моё лицо…
- В тюрьму! – кричала мне она.
- В тюрьму! – орала воспиталка.
- В тюрьму! – горько плакали мои отец и мать.
С такими вот грустными мыслями я засыпал…
- Что с ним делать? – шептались родители.
«Дядька» с алюминиевого крестика на тесёмочке, висящего у изголовья кровати ласково улыбался. Я улыбнулся распятому «дядьке».
- Закурить пора…- выдохнул я, засыпая.
Следующим утром я решил начать курить. Ведь ни одна свинья, размышлял я, не позволит себе рвать уши человеку, который курит. Ха! Вот представьте себе. Закурил человек папироску, а его за уши! Глупости! Курит себе человек и ничего ему за это! Вот и товарищ Сталин курил, сосал свою трубку. И не одна собака ему за это ухи не рвала! В раз видно – умный, хороший человек! А Хрущ-то не курит! Сразу видно-гамно людина! И жрать нечего от его дел. Начну курить… - решил я.
В свои мысли я посвятил соседа по коммунальной квартире Пашку. Он, поковыряв в носу, согласился.
- Пачку «Беломора», - сказал я, кладя на прилавок копеечки.
- Не рано ли, шпана? – сонно взглянул на нас продавец.
- Фронтовику! – вскричал Пашка, показывая в сторону безногого мужика, пьяно улыбающегося за витринным стеклом.
- Курите на здоровье, шпана! – ответила продавщица, кидая на прилавок пачку папирос.
А потом мы с Пашкой пытались закурить, уединившись в кукурузном поле…
Пачку «Беломора» я спрятал под веник, которым метут места общего пользования в коммунальной квартире…
В это время наши Советские космонавты бороздили Космос на околоземных орбитах, кончалось лето и птицы готовили свои крылышки к дальнему перелёту в теплые края. Мне же предстояло пойти в первый класс. Портфель был уже собран, белая рубашонка слепила своим ангельским сиянием. Я дергал ножкой во сне, предполагая трудности своей судьбинушки…
Многие люди, уже совершенно убеленные сединой, а порой и облысевшие, до сих пор думают: кто же, Бог или Черт вершит их судьбами. Я и сейчас не знаю, а в то время даже и не предполагал об этих терзаниях…
- Коля, я в сортире под веником нашла пачку папирос, не твои? – шепнула на ухо отцу мама.
- Александра, я не курю.
- Может Вовкины?
- Ага, Вовка только там и может их держать.
Вовка – отчим Пашки. Я перестал дрыгать ножкой, на мне от страха все воши подохли. Я проснулся в ледяном поту.
- Юрка! Ты куришь!? – вскричала мать.
- Да… Я уже взрослый…
В школу в первый класс я пошёл без цветов, но зато с ослепительно красными ушами…
- Ты уже взрослый, - сказал мне папа, кинув в портфель пачку «Беломора» - возьми ещё спички…
- Ты что, Коля, - удивилась мать.
- Может школу подпалит – ответил папа.
Понуро склонив голову, как каторжанин, я побрёл в новую, совершенно не знакомую мне жизнь…
Подняв детские глаза, я увидел учителей, или потиравших, или хлопавших в свои огромные красные ладоши от радости.
- Ур-р-р-а! – кричали они голосом Буратино.
Я, не забывая учения, прикрыл свои уши…
- А вот и наш первый ученик! – вскричала  толстая тётка неистово и обняла меня за плечи. Это была директор школы. Все захлопали в ладоши, некоторые бабушки умиленно всплакнули.
- А в портфеле у него… - начала директор школы…
- БУКВАРЬ! – крикнула толпа.
Директор школы раскрыла мой ранец. Рядом с сиротливой книгой знаний лежала пачка папирос…
Директор посмотрела мне в глаза, я, уже ученый продолжателями дел Макаренко, тяжело вздохнул и прикрыл свои уши ладошками.
- Ур-р-р-а, товар-р-р-ищи! – крикнула директор.
- Ур-р-р-а! – раскатисто повторила толпа.
- Мы научим его писать, - крикнула учительница, подозрительно похожая на воспиталку детского сада.
- Конец тебе, Орлов… Точно в тюрьму упекут… - грустно подумал я и пошёл в новую жизнь…