Узловая 4
-- Оставайтесь здесь. Если что.., -- прошептал Алексей и расстворился в вечерних сумерках.
Николай весь собрался, откуда то взялось спокойствие и некое подобие плана на случай "если что".
Дуэлянты подошли к барьеру и встали на изготовку, он видел только один ненавидящий взгляд Разумовского, его решимость пристрелить курляндца чтобы это ему ни стоило, и вышел из тени сарая.
-- Добрый вечер, Господа. Я вижу у Вас тут конфиденциальная беседа. Предлагаю прекратить балаган и пожать друг другу руки. Граф, это касается в первую очередь Вас, Вы обязанны извиниться. Иначе...
-- Иначе что?!, -- машинально спросил Разумовский, от неожиданности приняв навязанные ему правила.
Все повернулись на вышедшего из тени штабс-капитана и опешили. Говоривший был в форме пехотного офицера, что по их понятию уже было наглостью, лицо которого выражало добродушие и плохо скрываемую угрозу, прищуренный взгляд и хищный оскал ничего хорошего не предвещали, аргументы "за" поддерживали два револьвера наведённые на весёлую и буйную компанию.
-- Иначе.., иначе я вас всех пристрелю, -- спокойно ответил незнакомый субьект: -- Я хорошо стреляю, и пока прибежит комендантская рота меня здесь не будет.
-- О, Господа!, -- вдруг, послышалось с другой стороны: -- Кажется я успел под занавес. Рекомендую послушать Николая Игнатьевича, ибо он неприменёт исполнить всё в точности. Я сам его побаиваюсь.
Увидев шефа контрразведки, офицера протрезвели и подтянулись, молча глядя то в одну, то в другую сторону, не решаясь, что либо предпринять.
--Настоятельно рекомендую Вам, граф Разумовский, извиниться за свои выходки, и Вам, Карл Вольфович, принять извинения. Настоятельно рекомендую. В противном случае или я вас оставлю с Николаем Игнатьевичем, или буду вынужден расценить отказ как мятеж, и преправодить к себе. Моё гостеприимство Вы знаете, но боюсь выйдут не все. Выбор за Вами, господа.
После непродолжительной паузы ротмистр протянул руку и вынужденно выдавил, глядя в сторону: -- Беру свои слова обратно. Вы меня превратно поняли Карл... Вольфович.
Они пожали друг другу руки и стали расходится.
-- Да. Господа!, -- крикнул уходящим Алексей: -- Если хочется пострелять, то у Вас скоро представится такая возможность. Не забудьте расплатиться по счёту, и чтоб до отправки я Вас никого не видел. Надеюсь докладывать мне не придётся.
Уже стемнело, когда они вышли к санитарному поезду. Поезд стоял под парами, вокруг никого не было видно, лишь изредка светились в окнах керосиновые лампы и свечи.
-- Давайте закурим, Николай Игнатьевич, на воздухе хорошо думается. Вы, к стати, где остановились?
-- Нигде пока, в гостинницу пойду.
-- Давайте ко мне, и возражения не принимаются.
Они закурили, и медленно, походкой скучающих помещиков, направились к голове поезда. В это время паровоз дал гудок, чихнул, натужно ухнул, состав лязгнул буферами, и медленно тронулся. Санитарный поезд набирал ход, снова уходя на фронт, собирать истерзанные тела на полях кровавой жатвы гражданской войны. Через минуту сигнальные огни последнего вагона скрылись за поворотом.
-- Вам, фронтовикам тяжело понять все перепетии тыловой жизни. Вот где понимаешь всю низменную суть человека, вот где проявляется всё животное. Не на фронте, не в окопах, а именно в тылу. Воруют, Вы правы, но это было бы пол беды. Дуэли, это тоже мелкие шалости господ офицеров, тут, батенька, друг друга едят, и все всех ненавидят. Уж поверьте...
-- Мне кажется что-то мы потеряли, важное, и давно. Теперь тыкаемся, как слепые щенки, и в слепоте своей с остервенением грызём друг другу глотки.
Свидетельство о публикации №210060500916