2. Отец. Саженцы из Смоленщины продолжение

На фото справа - отец автора Адриан Савельевич Савельев с младшим братом Василием Савельевичем. Москва. 1 февраля 1915 года.
         Саженцы из Смоленщины (продолжение)

После отделения семьи отца и семьи его брата Петра совместный сад, огород и приусадебный участок были поделены между ними поровну. Кроме жилого дома со двором для скота и птицы, родители на своем участке построили баню, сарай для хранения сухого сена и овин — строение для сушки снопов перед молотьбой зерновых культур и обработки льна. Для получения крупы из зерен овса и гречихи отец построил примитивную кустарную крупорушку с конным приводом. Зерна овса и гречихи перерабатывались в крупу специальными жерновами, из которых нижний не вращался, а верхний вращался вокруг своей оси. Наша пятистенная изба была сделана из круглого леса и покрыта щепой. Во дворе для скота лошади, коровы, овцы и свиньи содержались в отдельных хлевах. В небольшой деревянной бане недалеко от дома мужчины и женщины мылись и парились отдельно, по очереди. Рядом с домом был небольшой сад с яблонями, крыжовником, смородиной, малиной и большой липой, а также огород для выращивания овощей и небольшая лужайка для сушки сена, снопов, зерновых и льна. На расстоянии около километра от дома был участок пахотной земли. Пахотная земля, принадлежащая деревне, распределялась сельским обществом, или миром, между односельчанами исходя из численности семей. Чтобы современному читателю было понятно, о чем идет речь, привожу справочные данные, которые имеются также в Большой советской энциклопедии.
Сельское общество, или мир, представляло собой низшую общественно-административную единицу в дореволюционной России, которая была образована в деревнях государственных крестьян в 1837 году, а по крестьянской реформе 1861 года и в селениях помещичьих крестьян, освобожденных от крепостной зависимости.
Государственные крестьяне — особое сословие крепостной России, оформленное указами Петра I из оставшегося незакрепощенного сельского населения. В отличие от помещичьих и дворцовых, позднее удельных, крестьян (феодально-зависимых крестьян, принадлежащих лично царю и членам царской фамилии), государственные крестьяне жили на казенных землях и, пользуясь отведенными наделами, были подчинены управлению государственных органов и считались лично свободными.
Сельское общество, состоявшее из одного или нескольких мелких селений, пользовавшихся совместно сельскохозяйственными угодьями, могло быть и частью селения, если им ранее владели разные помещики. Несколько сельских общин составляли волость (административно-территориальную единицу, входящую в уезд). Сельское общество имело сельское общественное управление, состоящее из сельского схода и сельского старосты. Оно могло также избирать или назначать должностных лиц: сборщиков податей, писарей, смотрителей хлебных магазинов, училищ и больниц, лесных и полевых сторожей. По социально-экономической сущности сельское общество являлось сельской общиной — самостоятельным сообществом сельского населения.
Сельское общество выделяло своим членам пахотную землю исходя из ее наличия и численности семей. В то предреволюционное время на одного крестьянина и члена его семьи можно было иметь по одной десятине. Русская мера земельной площади десятина равна 2400 квадратным саженям или 1,09 гектара. Русская мера длины сажень равна трем аршинам или 2,13 метрам, аршин — соответственно 0,71 метра. Пахотный надел нашей семьи из пяти человек по нормам сельской общины деревни Девяткино составил 5 десятин.
В тот период вся наша деревня состояла из 20 домов с приусадебными участками соответственно количеству семей. Пахотная земля, принадлежащая деревне, была разделена на три поля, исходя из троепольного севооборота. На одном поле выращивались яровые, овес, гречиха, горох, лен, картофель и другие культуры, засеваемые весной после таяния снега. На втором поле одновременно выращивалась рожь, которую сеяли поздней осенью до начала зимы. Третье поле оставалось под парами, то есть было свободным от посева. Таким образом, земля один год из трех отдыхала, накапливая в это время естественные удобрения. Накопившийся за зиму на скотных дворах навоз обычно летом, в июне, вывозили на поле, находившееся под паром, равномерно распределяя его по всему полю, а затем осенью перед посевом озимой ржи его запахивали плугом, а семена после посева закрывали землей с помощью бороны. До наступления зимы поле становилось зеленым от всходов засеянной ржи. Каждое из полей распределялось по семьям пахотными наделами в виде длинных полос с межами между полосами соседей. Равный участок земли, выделяемый на каждого члена семьи, назывался паем.
В дальнейшем, после революции 1917 года, руководители Смоленской губернии приняли решение о переходе на хуторскую систему землепользования. Каждой семье выделялся отдельный участок земли. Моим родителям был выделен участок земли площадью пять десятин на пять членов семьи. Места расположения участков земли определялись каждой семье по жребию. Родителям достался участок рядом с сырым болотистым лесом. Этот участок даже имел название «Мох» и был расположен на расстоянии в четыре версты (верста — 1,06 км) от дома в деревне. Некоторые семьи крестьян переселились из деревни на хуторские земельные участки, перенеся туда жилые дома с подсобными постройками.
К сожалению, крестьянский труд, мягко говоря, мало ценился властями. В 1923-1930-х годах перед коллективизацией сельского хозяйства хуторская система была осуждена и отменена высшими органами власти, а против руководителей губернии было возбуждено уголовное дело, раздутое в прессе под названием «Смоленский нарыв». Переселившимся на хутора крестьянам пришлось возвращаться обратно в деревню.
За короткий период времени, благодаря упорному и тяжелому труду, родители создали свое единоличное крестьянское хозяйство. Для облегчения ручного труда отец приобрел конную косилку травы, конную жатку для уборки зерновых культур (рожь, овес), конную молотилку зерновых культур. Для обработки земли (вспашка и боронование) у нас были плуги и бороны, которыми пользовались при помощи лошадей, а для очистки обмолоченного зерна использовалась ручная веялка. Лен убирали и обрабатывали вручную. Основным занятием родителей было земледелие и скотоводство. Отец имел образование 4 класса сельской школы, но был начитанным, изучал литературу по сельскому хозяйству и имел небольшую библиотеку, в которой были книги по животноводству, полеводству, огородничеству, садоводству, пчеловодству и др.
Земледелием и животноводством отец занимался грамотно, на своем участке ввел многопольный севооборот, получал хорошие урожаи всех культур, и за счет этого семья полностью обеспечивалась продуктами питания, а домашний скот кормами. Кроме того, с подсобного приусадебного участка, сада и огорода, а также пасеки пчел, мы имели достаточное количество фруктов, овощей и меда. Отец сеял рожь, овес, горох, гречиху, лен, а также клевер и тимофеевку. Сажал картофель. Чередовал посевы с оставлением отдельных участков земли под пары, незанятые посевами, давая земле возможность для годичного отдыха и накопления в ней полезных для растений веществ.
На приусадебном огороде выращивали капусту, свеклу, морковь, репу, редьку и другие овощи.
Отец любил заниматься пчеловодством, у него была пасека из нескольких ульев.
В хозяйстве моих родителей обычно содержались две лошади с подростком, одна-две коровы с теленком, овцы с ягнятами, свиньи с поросятами, куры с цыплятами, утка с утятами. Родители и мы, их дети, любили также держать собаку со щенятами и кошку с котятами. Много внимания отец уделял улучшению породы скота и его продуктивности. Особенно это касалось лошадей и коров.
Наемным трудом родители никогда не пользовались, все делали сами, работая от зари до зари.
В связи с тем, что старший брат Миша пошел учиться в техникум в совхозе Дугино и жил там, в общежитии, он редко бывал дома. Окончив техникум, он уехал в Москву. Костя был в то время малолетним. Поэтому на мою долю выпало быть главным помощником родителей. Вместе с отцом пахал, сеял рожь и овес, косил траву на конной косилке, жал рожь на конной жатке, а на конной молотилке обмолачивал снопы ржи и овса, очищал зерна на ручной веялке и помогал обрабатывать лен для получения из него семян, ниток и льняного полотна. Вместе с отцом ухаживал за пасекой пчел. В зимнее время приносил из сарая и накладывал сено в кормушки лошадей, коров и овец. Утром и вечером поил скот водой из расположенного рядом с домом колодца.
Как-то во время очистки зерна на веялке я левой рукой вращал ручку, а правой рукой открывал крышечку масленки. Вот тогда-то я на своем горьком опыте познал, что такое несоблюдение правил техники безопасности: в результате проявленной неосторожности средний палец моей правой руки попал между большой и малой шестернями и ногтевая фаланга пальца оказалась раздробленной. Травма сохранилась на всю жизнь и напоминала мне, насколько важно быть аккуратным и осторожным, когда имеешь дело с любой, пусть даже простейшей, техникой. Конечно, я тогда не знал, что существует наука техники безопасности, но впоследствии, когда я работал главным инженером на производстве, я жестко контролировал соблюдение правил безопасной работы рабочими и инженерно-техническими работниками. Думаю, что тот урок неправильного моего обращения с техникой остался поучительным для меня на всю жизнь.
Весной, когда выгоняли коров и овец пастись на зеленых лугах или на опушке леса (это называется питанием подножным кормом), мне приходилось помогать пастуху пасти скот — быть подпаском. Помню случай, когда пастух, находясь недалеко от меня, стал громко кричать, называя имя собаки — Пират. Я думал, что он зовет собаку к себе. В это же время коровы начали сильно реветь и рыть землю копытами передних ног. Тут я увидел, как рядом со мной пробегает, прихрамывая, незнакомая крупная собака. На всякий случай я спрятал палку, которая у меня была в руке, за спину и стал приближаться к собаке, ласково называя ее Пиратом. Но она не останавливалась и, оскалив зубы, не спеша убежала в лес. Когда мы встретились с пастухом, он мне сказал, что я встретился не с собакой, а с волком.
Лошади в летнее время днем были заняты на работе, а ночью кормились в лесу на подножном корме, питаясь зеленой свежей травой. Взрослые ребята и подростки группами выезжали верхом на лошадях на ночь в лес, привязывали на шеи лошадей колокольчики, чтобы слышать, где они находятся, а на передние ноги одевали им путы, чтобы лошади не ушли далеко. После этого лошадей отпускали пастись. В это время ребята занимались заготовкой дров, разводили костер и отдыхали, сидя или лежа вокруг костра, беседуя между собой, шутя и рассказывая анекдоты. Помню случай, когда вблизи костра мы увидели высокий пень-дерево без веток с дуплом на его вершине. Два парня стали подниматься по стволу дерева, чтобы посмотреть, что находится в дупле. Когда они приблизились к дуплу, неожиданно с соседнего дерева подлетел крупный филин и с большой силой клювом ударил по голове одного из ребят. Ребята немедленно спустились с дерева на землю, и после этого уже никто не осмеливался проявлять любопытство к гнезду готовой защищать свое жилище птицы.
Вспоминаю еще один случай, когда я с группой ребят, собирая в лесу ягоды, увидел на дереве дупло. Сняв рубаху и перевязав ее воротник и рукава, я поднялся на дерево с рубахой и палкой, накрыл дупло рубахой и стал стучать по дереву палкой. На мой стук никто не реагировал. Тогда я залез в дупло рукой и наткнулся на находящихся там пушистых зверюшек. Это были белки. Одну из них я схватил за хвост и задние лапки и вынул из дупла. Белочка сильно извивалась и звонко визжала голосом маленького поросенка. Вторая белка выскочила из дупла и, пробежав по моей руке, плечу и голове, вскочила на дерево. Мне стало жалко белку, которую я держал в руке, и я отпустил ее на волю. Обе белки встретились друг с другом и вместе убежали, прыгая с дерева на дерево.
В детстве я любил ухаживать за домашними птицами, особенно за маленькими цыплятами и утятами. Рано утром мать меня будила, и я вставал, чтобы сопровождать утку с утятами на болото, расположенное рядом с лесом, и там до возвращения домой охранял их от нападения хищных птиц. Был случай, когда мать, жалея меня, не разбудила меня рано утром, и утка с утятами ушла в лес без меня. К вечеру утка вернулась домой одна, без утят. Всех утят поклевали вороны. Я сильно переживал.
Когда отец ездил на рынок, то всегда брал меня с собой. Рынок находился в районном центре в Воскресенске, расположенном на расстоянии более десяти верст от нашей деревни. На рынок обычно возили на продажу поросят, овец, кур и сельскохозяйственные продукты. На полученные от продажи продуктов и животных деньги покупали спички, керосин, детские игрушки и другие товары для дома.
В зимнее время ездили с отцом на санях, запряженных лошадьми, в лес за дровами. Дрова, в основном из березы, мы заготавливали сами. Во время пути по снежной дороге, сидя в санях, я придумывал разные стихотворения, а дома записывал их в тетрадь, которую никому не показывал. Тетрадь эта у меня потом затерялась. В памяти осталось лишь начало одного из моих стихов: «Грустно вам, березки, в стужу зимовать. Наступило время слезы проливать...» Такими словами я выражал сочувствие к березам, которые вырубались на дрова.
Я помогал отцу в занятиях пчеловодством, следил за пчелами, когда они роились, помогал отцу собирать мед из ульев.
Перед Престольными праздниками отец поручал мне изготавливать на кустарном аппарате самогон для приглашаемых гостей. В то время спиртных напитков в продаже не было. Позднее (уже при советской власти) появилась дешевая водка крепостью 40 градусов, которую называли «рыковкой» в честь тогдашнего председателя Совнаркома СССР Алексея Ивановича Рыкова.
В свободное от работы и учебы время я играл с ребятами в разные детские игры: летом — в бабки, изготовленные из костей, а зимой — в каталонку, изготовленную из круглого дерева. Летом часто ходили в лес, купались на озере или в речке. Был случай, когда я переплыл озеро в лесу, вышел на противоположный берег, залез на высокое дерево, помахал рукой ребятам, оставшимся на другом берегу, а затем по озеру проделал обратный путь, вернувшись к ребятам. Вскоре о моем заплыве узнала вся деревня и, конечно, мои родители. Они строго предупредили меня об опасности и запретили делать это в дальнейшем.
Однажды мой друг детства Егор попросил меня научить его плавать. Мы пошли с ним в лес на озеро. Он взял с собой длинную веревку и перед тем, как войти в озеро, разделся, привязал один конец веревки себе подмышки, а другой дал мне в руки. Я остался на берегу, а Егор вошел в воду и попытался плыть от берега. Веревка запуталась у него в ногах, и он стал кричать. Я подумал, что он стал тонуть, и быстро вытянул его на берег. Егор начал меня ругать за то, что я его вытащил, говоря при этом, что он и не тонул и вытаскивать меня не просил. После выяснения отношений мы с ним помирились.
У матери была ручная прялка для изготовления ниток изо льна и шерсти и ручной ткацкий станок, на котором ткали полотно. Из полотна мать шила нам рубашки, штаны и брюки, пиджаки, шарфы и портянки. Пищу для семьи тоже готовила мать. Для этого имелись продукты собственного натурального хозяйства: говядина, баранина, свинина, куры, яйца, молоко, простокваша, сметана, творог, картофель, крупы, мука, овощи, фрукты, мед. Из этих продуктов готовилась вся пища. Мать также сама выпекала хлеб. Мы, дети, ей во всем помогали. Когда я учился в начальной, а затем и в средней школе, всегда брал с собой вместо завтрака или обеда бутылку с квасом, чаем или молоком, ржаной хлеб или овсяные блины.
Отец много внимания уделял не только работе в поле, уходу за скотом, пчеловодству, огородничеству и садоводству, но и воспитанию своих сыновей. Он поддерживал контакты с учителями сельской школы, в котором мы учились, интересовался нашими успехами в школе. Все делал для того, чтобы мы учились хорошо. Мы это чувствовали и старались его заботу о нас оправдать. В своем отношении к нам отец был строгим и немногословным.
Помню случай, когда он поручил своему старшему сыну Мише, учившемуся тогда в сельскохозяйственном техникуме, заказать себе в швейной мастерской пальто и дал ему для этого новый армяк большого размера, сшитый из высококачественного дорогого материала. Вместо пальто Миша сшил в мастерской короткий пиджак, а оставшийся материал портной ему не возвратил, присвоив себе. Когда отец, увидев на Мише короткий пиджак, спросил у него, где оставшийся материал, он не знал, что ответить. Тогда отец назвал его «ослом, глупой головой», а Миша, обидевшись, назвал его в ответ «козлом, умной головой» и ушел из дома. Через несколько дней он вернулся и извинился перед отцом за свою глупость и дерзость. Это был единственный конфликт между отцом и моим старшим братом.
Михаил окончил начальную четырехклассную сельскую школу, сельскохозяйственный техникум в бывшем помещичьем имении в Дугино, а затем уехал в Москву, где по путевке Смоленского Губкома ВКП(б) поступил в институт народного хозяйства имени Г.В. Плеханова. Получив специальность экономиста, вначале он работал инструктором, а потом выполнял работу на руководящих должностях в кооперативно-промысловых организациях.
Я пошел учиться в первый класс начальной четырехлетней сельской школы в восьмилетнем возрасте. До поступления в школу я не знал ни одной буквы и ни одной цифры, читать, считать и писать начал, только когда учился в первом классе, хотя некоторые дети пришли в первый класс, уже зная буквы и цифры и умея читать, считать и писать. Но я отличался хорошей памятью и поэтому довольно быстро обучился грамоте, обогнав в учении тех учеников, которые пришли в школу уже первоначально грамотными. Помню, как нам дали первое домашнее задание — выучить на память стихотворение. Я его выучил, но когда лег спать, то забыл его. Меня это сильно забеспокоило — думал, что, придя утром в школу, я не смогу воспроизвести его на уроке. Но опасения мои были напрасными, так как, проснувшись рано утром, я все вспомнил и легко, не задумываясь, прочитал стихотворение сам себе вслух. Радости моей не было предела. После этого случая я стал все легко запоминать. Весь букварь и книги для классного чтения по программе первого и второго классов я мог пересказать по памяти от первой до последней страницы. Быстро запомнил также таблицу умножения, легко и быстро перемножал в уме двузначные числа. Когда на уроке учитель предлагал перемножать в уме двузначные числа нам, ученикам четвертого класса, я всегда делал это быстро и первым поднимал руку для ответа преподавателю. Перемножал я правильно, никогда не делая ошибок. Убедившись в этом, учитель перестал обращать внимание на мою поднятую руку и спрашивал других учеников, которые поднимали руки уже после меня.
 Учиться в школе и готовить домашние задания я любил, школьные уроки никогда не пропускал. Были случаи, когда в плохую погоду я приходил в школу один, а другие школьники оставались в это время дома. Учеба в школе в этот день отменялась, и я, передохнув от ходьбы, возвращался домой. Школа находилась в деревне Шаниха — на расстоянии около четырех верст от моей деревни. На пути в школу приходилось проходить еще через две деревни — Прасенчиху и Селезневку. Помню, когда мы возвращались из школы, проходя через Прасенчиху, к нам выбежал из своего дома маленький мальчик и стал кричать своему старшему брату, который шел из школы вместе с нами: «Саска, иди сколее калтохи мазанные есть». Мы все дружно над этим смеялись.
На дорогу в школу у нас уходило в один конец более часа, и обычно во время пути мы обменивались шутками, рассказывали друг дружке разные анекдоты, вместе хором пели песни и частушки. Пешком в школу мы ходили, когда не было снега, а зимой нас возили по снежной дороге на лошадях, запряженных в сани. В школу, а затем обратно из школы домой родители возили нас на лошадях поочередно.
В первом классе нас вначале учили молодые неопытные учительницы, а затем их сменили опытные преподаватели супруги Елизавета Петровна и Федор Иванович Лызловы. Елизавета Петровна преподавала в первом и втором классах, Федор Иванович не только преподавал в третьем и четвертом, но и был также заведующим школой. Учитывая мои успехи в школе, Федор Иванович порекомендовал мне после окончания четвертого класса начальной школы поступать сразу не в пятый, а в шестой класс средней школы-девятилетки. Отец мой с этим не согласился, и я пошел учиться в пятый класс. По окончании начальной школы мне было выдано удостоверение № 12 от 26 июня 1924 года за подписью заведующего школой Ф. Лызлова, школьного работника Е. Лызловой и члена школсовета И. Никитина. Полное название нашей школы — Единая Трудовая школа первой ступени Липецкой волости Сычевского уезда РСФСР.
В 1926 году нашу семью постигло великое горе, невосполнимая утрата. 15 июня в возрасте 46 лет скончался отец. Причиной его смерти была дизентерия. На меня, еще подростка, выпала тяжелая, горькая доля ухаживать за тяжелобольным, беспомощным отцом. За время болезни отец так сильно исхудал, что я, постоянно дежуря около него и ухаживая за ним, мог легко поднимать, переносить его и укладывать на кровать.
В середине лета крестьяне занимались очисткой скотных дворов от накопившегося навоза, который вывозили, равномерно разбрасывали на площади полей и запахивали плугом. Навоз использовался как естественное органическое удобрение полей. Заболевание отца совпало с периодом таких работ, что, по-видимому, и оказало влияние на возникновение у него дизентерии. К тому же его иммунитет был уже ослаблен его лечением от другой, еще более тяжелой болезни, о чем я уже говорил в начале книги.
За несколько дней до смерти отец дал мне золотую монету стоимостью 10 рублей и сказал: «Сходи на почту и дай Мише в Москву телеграмму, что папа при смерти». Получив такую телеграмму, Миша срочно приехал в отчий дом. На второй день после его приезда через нашу деревню проезжал известный в то время доктор Кутузов. Миша был знаком с ним и попросил помочь отцу. После осмотра отца доктор сказал Мише, что отец находится в безнадежном состоянии. Миша снова уехал в Москву, а через несколько дней отец опять поручил мне сходить на почту и послать Мише телеграмму: «Папа умер». Мне трудно было сделать это, так как отец был жив, но ослушаться его я не мог. Почта находилась в ближайшем имении Дугино, расположенном на высоком правом берегу реки Вазуза. После того, как я отправил телеграмму, я решил искупаться в реке. Когда я вошел в реку, у меня сразу же возникло сильное беспокойство в сердце. Я подумал, что это связано с состоянием отца, но гнал от себя мысли о худшем. Выйдя из реки, я оделся и поспешил домой. Когда я приближался к дому через огороды своей деревни, то встретил соседей и близких отцу крестьян. Они мне сказали, что папа умер, его помыли, одели в чистое белье и положили дома на лавку под иконами... Хоронили отца всей деревней, так как он был самым грамотным в деревне крестьянином, отзывчивым и доброжелательным человеком, оставившим о себе добрую память.