Побег из комода

Сиквел к «Черёмухе», который никак не мог не написаться… Здесь всё-таки выплыла тема, которая была в каноне и не прозвучала в первой части – отношения Хейзеля и Санзо. И ещё много чего выплыло…
* * *
– Преподобный, вы сложили с себя сан?
– Вы больше не воскрешаете мёртвых?
– Я оказался недостоин этой силы, – Хейзель Гросс раз за разом смиренно опускал глаза. Но по лицу его при желании можно было прочесть: ах, вы же понимаете, интриги, на свете столько злых людей!..
Тоше было очень смешно за этим наблюдать. И жалко его – ведь чего только стоили мальчику такие слова! – и удивительно, что он всё ещё такого высокого мнения о себе… А ведь чуть ли не всю его сознательную жизнь Хейзеля опекал верный индеец… а теперь будет опекать она, Тоша.
Когда они вернулись в родной город, именно она хлопотала, чтобы снова занять пустующий уже несколько лет тёткин дом. На него после смерти бедной пьянчужки претендовала какая-то якобы родня из соседнего штата – даром что раньше их здесь в глаза не видели, а Тоша не просто деньги посылала, а и пыталась устроить тётку на лечение. Правда, через третьих лиц. Сама девчонка как исчезла отсюда четырнадцати лет – так и не появлялась. И сюда не доходили слухи о том, какую карьеру она делает на самом деле…
В ходе тяжбы за дом Городецкая пускала в ход и накопленные деньги, и обаяние… А жили они с Хейзелем всё это время при церкви, у преемника аббата Филберта. С одной стороны, было здорово, что сей добрый человек их приютил и без лишних слов обещал обвенчать – как только они решат, что пора. А с другой – Тоше иногда хотелось, чтобы кто-нибудь выслушал и её, и Хейзеля и, может быть, метал бы громы и молнии в двух падших детей, но потом укрыл бы и надёжно, будто плащом, от всяких тёмных дел…
Тоша устала. От беремени прошлых грехов, от того, что всегда и всё приходится делать самой. И от Хейзеля, мальчика с капризной мордашкой, из последних сил верящего в собственную исключительность, предлагающего помощь в берущих за душу словах, но тогда, когда это уже бесполезно и бессмысленно, – от Хейзеля Тоша тоже начинала уставать.
* * *
Наконец настал день, когда они вселились в собственный дом. Далеко, надо сказать, не роскошный – вот есть же люди на свете, которые будут собачиться даже за такую развалюху! – зато действительно свой. Ещё несколько дней ушло на обустройство и обновление обстановки – и вот наконец всё было готово.
Тоша устало упала поперёк кровати – и почти бессознательно приняла одну из своих дразнящих поз. Когда юбка задирается лишь чуть-чуть выше, чем надо…
– Рада? – спросил Хейзель, осторожно присаживаясь на край той же кровати. Он никак не мог привыкнуть к тому, что его подруга – такая яркая, раскованная, вроде бы абсолютно доступная…
– Не знаю. Устала я… как собака. И вот так всю жизнь!.. – голос её поднялся на полтона выше, зло зазвенел.
– Ну извини. Может, мне стоило…
– Не начинай, ты, бесполезное создание природы! – она, волнуясь, села, поджала под себя ноги. – Ну вот какой от тебя прок? Поставить на комод и любоваться – и всё!
Тоша тут же пожалела о своих словах – только взглянув парню в лицо и увидев, что почти довела его до слёз. Ему даже сказать-то было нечего.
– Ладно, извини, я не хотела, – она потянулась взять его за руку, погладить тонкие холодные пальцы. – Просто правда ужасно устала.
– Зачем тебе я? – он спросил это едва слышно.
– Да чтоб я ещё знала! Пропал бы ты без меня, разве нет? Куда тебя такого, ни на кого не похожего, оставлять одного? Ты у меня для души, я уже говорила. Ты такой один, чтобы любоваться и смущать. Только я знаешь чего боюсь? Что мы с тобой переспим – и всё волшебство закончится.
– Не попробуем – не узнаем, – кажется, Хейзель уже тоже злился. – Знаешь что, Антонина, если уж я ради тебя прошёл через такое и все об этом знают – оно хотя бы должно быть не зря. Иначе мне следовало бы остаться в сане.
– А может быть, ты и прав, – Тоша в раздумье постучала себя пальцем по щеке. – Получается, я тебя украла, а сама и не пользуюсь, только дразнюсь. Имеешь полное право обидеться.
– Уже.
– Ну ладно… Только – я правда боюсь всё испортить.
…И сначала она трогала его так осторожно, словно и в самом деле стирала пыль с фарфоровой безделушки. И весь Тошин богатейший опыт сейчас только мешал – она познавала на ощупь, как оно бывает, когда человек тебе дорог по-настоящему, когда каждый его отклик на твои ласки так важен для тебя и так заводит…
И вот так, постепенно, они оба увлекались всё больше и больше. И, изредка, проблесками осознавая себя, Тоша удивлялась: тот ли это мальчик, который гнал её прочь, говоря высокие слова, и принимал её поцелуи как горькое лекарство? Хотя, может, потому и гнал – что боялся себя, горячего?
Нет, конечно, приходилось подчас направлять его и подталкивать – особенно когда совсем немного осталось до главного… Но от чудесной смеси умиления и удивления тем вернее было растерять остатки разума.
И не дать мальчику взять над ней верх – впрочем, он и не рвался, – а самой легко толкнуть его на спину, позволить любоваться… И только стараться сильно его не дразнить.
…Два стона слились в один, два тела сплелись в ощущении сбывшегося счастья. Тоша подняла голову с груди возлюбленного и не сразу, но открыла глаза. Мало было прислушиваться к себе – ей хотелось заглянуть в лицо Хейзелю.
А у того глаза были широко открыты – и почти на мокром месте.
– Ты чего? – Тоша даже немножко испугалась.
– С ума сойти… – потрясённо прошептал он. – Столько лет прожил, и…
– Ну сколько там… – Тоша нервно засмеялась. – Слишком рано тоже плохо. Ладно, спи… Рада, что тебе так понравилось!..
Ей самой не спалось. Она лежала, приобнимая Хейзеля, ощущая его хрупкое тело и прислушиваясь к себе.
Вроде бы волшебство никуда не исчезло. Теперь даже непохоже, что она, Городецкая, просто внушила себе любовь к этому бестолковому мальчишке с претензиями. Между ним и ней действительно всё по-особенному. Только вот грустно немножко – может, от того, что больше не будет той наивности и кристального взгляда «последнего девственника Америки»? Или всё же Тошу тревожило что-то посерьёзнее? Понять, проверить не удавалось. Будущего она не видела даже примерно – всё затуманивалось истомой, переходящей в сон.
* * *
Под утро молодая женщина проснулась от вскрика Хейзеля. Повернулась к нему, положила руку на лоб, стараясь успокоить. Вроде получилось, и не разбудить тоже – и Тоша осторожно заглянула в сон падшего епископа Гросса.
Вот же… кажется, кое-что она всё-таки испортила. То потрясение, что испытал Хейзель по её вине, снесло барьеры, скрывавшие от мальчика его память. Его сознание защищалось таким путём от кошмаров, а теперь…
Один барьер не так давно сняла сама Тоша. Эгоистично пожелав, чтобы Хейзель вспомнил её, их общее детство – а заодно пришлось вернуть память и о некоторых трагических событиях. Но Городецкая совсем не хотела, чтобы её милый вспоминал своего друга индейца – тот был, судя по всему, очень хороший человек, но его ведь не вернёшь… А ещё меньше хотелось Тоше, чтобы Хейзель вспоминал одного красавчика в облачении буддийского монаха.
И не в том дело, что о Генджо Санзо Хоши она за время пребывания в Тогенкё наслушалась чудовищных легенд. Главное и самое жуткое, заставлявшее сходить с ума от ревности, она подглядела в спящих воспоминаниях юного экзорциста Гросса. Он форменным образом бегал за этим самым Генджо Санзо. И если и не воображал, что влюблён, – то был очень близок к этому.
А если сейчас – опять?.. Хейзель, ромашка ты несчастная, ну не будь ты размазнёй и девчонкой! Это я тебя знаю с пелёнок и готова нянчиться – а ему ты даром не нужен, раздражаешь и можешь так нарваться!..
Примерно так мысленно настраивала Тоша своего любимого, изгоняя образ Санзо из его снов. Восстановить барьеры она вряд ли бы смогла – да и неправильно как-то, раз уж вспомнил – так это тоже часть его личности и судьбы…
* * *
Несколько дней всё обходилось. Нет, в доме царил траур – Хейзель очень переживал смерть своего друга Гато. Но уж тут Тоша всё время была рядом, готовая скорбеть вместе с ним, утешать сколь угодно долго и нежно…
А потом Хейзель вдруг заявил:
– Надо найти Санзо-хана.
– Это зачем?
– Сутру ему отдать, всем спокойнее будет.
– Не уверена. Искать её у нас и в голову никому не придёт…
– Кроме местных демонов. Ты хочешь, чтобы в меня опять что-нибудь вселилось и… и я тебя убил?..
– Так я и позволила кому-то в тебя вселяться! Скажи лучше прям, что хочешь увидеть этого своего Санзо!
– А если и хочу? Если мне важно заглянуть ему в глаза теперь… когда для меня изменился весь мир?
– Ты… о чём?
– О том, что когда я восхищался им – я ещё совершенно не понимал, от чего стоит терять голову. О тебе и обо мне.
– Ты что, сравнить хочешь? – Тоша стремительно краснела, да так, как даже Хейзелю сроду не удавалось.
– Скорее сказать спасибо за помощь. И чтобы он увидел, что я наконец повзрослел, и дал бы мне своё благословение.
– Ой. Ты его с аббатом Филбертом не попутал? И вообще, никуда ты без меня не поедешь! Тем более в Тогенкё.
– Так там же всё закончилось! И вообще, я старше, и…
– На три месяца, ага. Не смешно, Хейзель Гросс.
– Тоша! Я вообще хоть раз сказал, что еду без тебя?
– А кто тебя знает, – но глаза её уже сияли. И мысленно она уже плела охранные заклинания, чтобы в их с Хейзелем отсутствие никто больше не влез в дом, который она, Тоша, с таким трудом отвоевала.
* * *
– Живой всё-таки? – Санзо окинул взглядом Хейзеля в мирской одежде и его яркую спутницу. На миг даже стало завидно… – А мы думали – ты уже всё.
– Нет, меня подобрали, Санзо-хан. Вот она, Тоша, подобрала и выходила.
Сама Городецкая ревниво следила за переглядками двух охотников на демонов. Проскочит искра или не проскочит? Вроде бы всё было спокойно… Монах был явно рад за обоих гостей – хоть и проявлял это сдержанно и специфически. А Хейзель… кажется, больше всего радовался, что перезнакомил двух по-настоящему важных для него людей.
– Ну что, на свадьбу зовёте? Ехать к вам далеко…
– Санзо-хан, я хотел бы просить… ехать никуда не надо, а просто, пока мы здесь… сочетайте нас вы!
Тоша захлопала глазами, снова отчаянно краснея. Санзо фыркнул:
– А что, вот так вокруг ракитового кусточка будет достаточно?
– Это для души, – выдал Хейзель любимую фразу своей подружки. – С формальной точки зрения у нас дома уже и день назначен…
– И ждать этого дня вы явно не собираетесь, – показалось или монах усмехнулся? – А может, даже и уже – девушка цветёт, да и ты совсем другой стал… Не ожидал.
– А ещё мы вам сутру привезли, – в первый раз вступила в разговор Тоша, спасая дико смутившегося наречённого, и протянула Санзо опасный артефакт.
– А, так это вы грохнули Укоку? Вдвойне не ожидал.
– Она грохнула, – уточнил Хейзель. – Я просто рядом стоял. И ту тварь, что была во мне, изгнала и уничтожила тоже она.
– Да-а? – Санзо даже брови вскинул. – За что только ты его так любишь… Тоша, да?
– Сама не знаю…
– Ну ладно. Обоим на пользу – и хорошо. С учётом сутры ящик водки я уже не прошу, а вот нескольких демонов на гулянке будь добр потерпеть, им же скучно. А вообще зараза ты, Хейзель! Сложил с себя сан – и, если что, кто будет играть МОЮ свадьбу?..

Июнь 2010, Луговая