Письмо Тигрёнку

Здравствуй, милая Иринка: мир дому твоему и твоей семье!


Положа руку на сердце, хочу сказать, что до сих пор не могу успокоиться после твоего неожиданного звонка.  Этот звонок сегодня стал для меня знаменательным событием – я бы сказал, знаковым. Мне представилось, что моё прошлое в твоём лице и твоими словами, Ирина, простило меня. То счастливое и прекрасное прошлое, то горькое и вывороченное прошлое, которое я сам возвысил и сам же выворотил.

В тот день, когда выставлял тебя за дверь из своей квартиры в Орджоникидзеабаде, я искренно полагал, что совершаю благородное дело ради твоего благополучия и счастья. Моя ошибка была в том, что всё решил за тебя, не спросив, хочешь ли ты того или нет, и спонтанно, стихийно сделал, сам того не понимая, что творю. Но тогда мне представлялось, что я был правым – говорю и делаю правильно. Даже сейчас, когда между нами легли 24 года тяжёлой и отчаянной разлуки, в которую я поверг нас обоих (не могу сказать, что опрометчиво), я говорю, что поступил правильно. О чём подтвердил по телефону в разговоре с тобой.

В тот далёкий сентябрь 1986 года, да и последующее десятилетие, я был очень плох. Я был благодарен тебе за твою любовь, за твоё искреннее и светлое чувство и просто боготворил тебя, поскольку ты была для меня святым человеком. В первые дни нашего знакомства и следующие месяцы нашей чистой и нежной дружбы ты была отдушиной, глотком свежего воздуха, ты была светом в моей нескладной и несчастливой жизни – это было до аварии. Ты осталась такой же, даже более возвышенной и одухотворённой, - не побоюсь этого слова – божественной девушкой, когда впервые увидел тебя на больничном дворе. Я сидел на скамейке и в очередной раз старательно выводил каракули – только-только научился управлять своими руками, которые до этого совершенно не слушали моей воли – и писал о том, как много ты значишь для меня. Я заново учился писать, долго и мучительно, думал о тебе и выводил страшные горбатые и кривые буквы: «Ирина, я люблю тебя!»  – чтобы показать тебе и похвалиться своими успехами.

Поднял голову и увидел тебя, как ты идёшь ко мне. Идёшь красивая,   
лёгкая и солнечная  Мой ласковый и нежный Тигрёнок. Я порывисто встал и бросился к тебе – упали тетрадь и ручка  –   но не совладал с костылями и грохнулся наземь. Ты подбежала ко мне и стала помогать, чтобы я поднялся. Как я был благодарен тебе, Иринка, в тот день, что ты пришла ко мне. Я верил и не верил, что это случилось со мной, что это происходит со мной. Главное, что ты не бросила меня. Я помню этот день.

Но я помню и другие дни.  На второй курс, после возвращении с армии, я восстановился поздновато и попал в совершенно новый и незнакомый мне коллектив, где в общей курсовой группе совместно учились русскоязычные, как говорят сегодня, и таджики. Я стал вживаться в новую среду, боясь показаться смешным, и присматриваться к людям.

 Помню, что однажды на лекции я обратил внимание на девушку, которая мне понравилась своей бесхитростной простотой. Этой девушкой была ты, и я тихо любовался тобой. И каждый следующий день тихо множил своё счастье. Я не только любовался тобой, но жил тобой и дышал тобой в те далёкие и счастливые дни. Это были самые прекрасные мгновения моей жизни. Я горел тобой и испуганно озирался по сторонам, боясь, что кто-то увидит мой маленькое счастье и посмеётся надо ним, посмеётся надо мной. Я знаю, что был не красивым и не богатым (почти нищим) – таким и остался сегодня, только постаревшим на четверть века   – молодым человеком, почему и не мог помышлять о том, чтобы составить партию какой-нибудь девушке.  Мне казалось, что если девушка услышит мои признания к ней, то посмеётся над несуразным кандидатом в кавалеры. Потому и хранил свою любовь в секрете от тебя. Да и от других, в том числе.

Но наступает момент, когда надо отвечать за свои чувства и  защищать их от обидчиков. Так и случилось. Какой-то таджикский паренёк вдруг без церемоний, прости за сравнение, ударил как собаку – ударил тебя по губам. Ты вспылила, встала, вырвала из его рук некий свиток, которым оказалась курсовая работа, как мне поныне помнится,  карта по геофизическим изысканиям (у каждого – своя), и порвала этот чертёж, бросив куски ватмана в лицо обидчика, тем самым наказав его. Естественно, и он вспылил, ибо таджики в молодости – «народ горячий».  Ещё бы мгновение, и между вами завязалась бы потасовка. Неизвестно, чем бы она закончилась, но думаю, что за тебя никто не заступился бы.

Тихие чувства, какие я испытывал к тебе, в этот миг воззвали к ответу. «Если тебе дорога эта девушка, если она для тебя значит больше, чем объект для одинокого праздного любования, то встань и защити её!» - потребовал мой внутренний голос. И я встал.

Не стану здесь расписывать, каким героем я был в тот час, поскольку не помню. Побил ли я, побили ли меня – не знаю. Знаю только одно, что ты вдруг горько заплакала и в слезах выскочила в коридор, а там – на улицу. Спустя время, я бросился за тобой следом.  Вскоре увидел тебя, подбежал и, неумело успокаивая, предложил прогуляться по городу, оставив в стороне неприятное происшествие и сами последующие лекции.  А удивление и на счастье, к моей великой радости (!) ты согласилась!!!

Мы отправились в пешую прогулку по зелёному прохладному Душанбе. Я уже не помню, о чём говорил тебе, но могу с уверенностью сказать, что моей единственной целью было лишь желание, чтобы ты успокоилась, как можно скорее. Мы гуляли по городу, делясь своими впечатлениями, рассказывая друг другу о собственном былом, о детстве и родителях, и незаметно оказались на Комсомольском озере, пройдя путь от кинотеатра «Ватан» до «Киноконцертного комплекса» (ныне «Кохи Барбад» - «Дворец Борбада»). Оказавшись здесь, мы прошли в малый зал и посмотрели какую-то мелодраму. После фильма я изъявил желание проводить тебя до дома, но ты отказала в моей просьбе и предложила расстаться у стен комплекса.

Ты стала уходить в городскую даль, а у меня в груди защемило сердце, будто я терял что-то самое дорогое и счастливое в своей жизни. Я стоял и смотрел тебе в след, наблюдая, как по мере продвижения ты уменьшалась в размерах  и вскоре растворилась в сутолоке и спешке затихающего города. Из моих глаз текли слёзы, и я на перекрёстке всех ветров и событий стоял самым влюблённым и самым счастливым человеком на свете. Ведь я нашёл в себе мужество защитить свою любовь! Разве это не начало подвига?!

Прошло некоторое время, и между нами стали завязываться и стремительно развиваться дружеские отношения, основанные только на душевных чувствах и не более того. Понимая свою убогость и бедность, я ничуть не помышлял о большем. Мне было достаточно поднять упавший платок любимой девушки, чтобы почувствовать себя в небесных эмпириях.

Вскоре случилось ещё одно знаковое событие. Я обратил внимание, что ты не пришла на лекции. Это повторилось и на другой день. Я спросил у Марины, твоей подруги, что случилось с тобой и где ты можешь быть, раз не ходишь в университет. Она мне ответила – пусть не сразу, но Марина ответила. Она поведала о том, что парень, которого ты любила больше собственной жизни и которому доверяла больше собственной матери, просто предал тебя. А это случилось так. Так называемые друзья твоего парня спросили его, кого он выбирает – их или тебя. И он выбрал друзей, напрочь оборвав с тобой всяческие отношения – не приходил, не звонил, не встречал. Ты оказалась в холодном одиночестве. Вероятно, ты испытала в те дни сильное нервное потрясение, подавило твою волю к сопротивлению,  поскольку твой парень не был единственным на свете привлекательным молодым экземпляром мужской особи. Просто ты доверяла ему и любила, и любовь и доверие сыграли с тобой злую шутку – ты решила отравиться. Слава богу, как сказала Марина, тебя удалось откачать и ты сейчас находишься в больнице.

Я расспросил твою подругу, где находится эта больница и как найти тебя. Марина ответила на мои расспросы, и я после лекции отправился к тебе в больничную палату. И вскоре мы встретились на больничном дворе. Увидев тебя, я испугался – как она похудела?! – и заплакал внутренними слезами. Я хотел помочь тебе, но не знал, как и что сделать. Я хотел забрать тебя из этого грустного места, но сам находился не в лучших условиях. Что я мог сделать, чтобы облегчить твои страдания? Что я мог сказать, чтобы успокоить твоё сердце? Ни-че-го…

Я молчал, сидел на тенистой скамейке, обхватив голову руками, смотрел на тебя и понимал, что именно ты – счастье и радость всей моей жизни, и боялся тебя потерять. Если бы случилось что-нибудь непоправимое в эту минуту, то я был готов к тому, чтобы вроде мифических Орфея или Геракла спуститься в царство мёртвых и вывести оттуда на солнечный свет твою лучезарную лазоревую душу. Ты была рядом. Я же мог протянуть руку, чтобы почувствовать тебя – живую, близкую и родную – но боялся искушения и сидел, не шелохнувшись. Что я мог сделать? Почему я не бог?!

Прошло время, и ты снова появилась на лекциях, а я уже понимал, что моя жизнь, моя судьба, весь я, с ног до головы, принадлежу только тебе одной. Но я не был красавцем, не отличался смелым решительным характером,
почему и тушевался перед каждой девушкой, до боли, до помрачнения понимая, кто она и кто я. В эти дни я молил небо, чтобы оно впредь охраняло тебя от всевозможных потрясений, и просил небо, чтобы оно назначило меня твоим добрым ангелом-хранителем во плоти нескладного и смешного молодого человека, который покрывался краской, когда на него ненароком опускался девичий взгляд.   

И однажды я совершил романтический и геройский поступок. Проследив за тобой по следам и узнав, где ты живёшь, запомнив твои окна и балкон (слава богу, твоя квартира была на первом этаже, а окна балкона выходили на задний малолюдный двор), я на следующий день купил огромный букет алых роз. Помнится, в те годы уже вовсю звучал счастливый голос Аллы Пугачёвой: «Миллион алых роз…» - и я отправился к твоему дому.  От волнения сбился в пересчёте балконов и залез в чужую квартиру. Но небо и здесь хранило меня – на счастье моё дома никого не оказалось. Никого не было дома, когда я всё-таки нашёл твой балкон, забрался вовнутрь, протиснулся (с моей-то комплекцией!) через бетонные ограждения, рассыпая, как горошины из дырявого мешка, алые лепестки роз, подошёл, как мне представилось, к окну твоей комнаты. За стеклом я увидел письменный стол заваленный учебниками по геологии, на кровати мягкие игрушки. Радуясь тому, что осуществил задуманное, и у меня всё получилось гладко, я, как мог, встал на цыпочки, дотянулся до форточки и открыл её. После обратил внимание, что могу забраться повыше, залез на возвышение (уже не помню, что это было у вас на балконе в ту пору – стол или электрическая плита), втиснулся в проём окна, наполовину свесился вниз и аккуратно положил цветы на твой письменный стол.

Правда, потом мне пришлось долго помучиться и попыхтеть, чтобы выбраться наружу и не застрять, вроде Винни-Пуха, загостившегося у Кролика, в проёме окна до прихода законных обитателей квартиры. Я разодрал и перепачкал брюки, порвал рубашку, но счастливый и довольный всё-таки выбрался на свободу из своего «романтического плена». Бросив торжествующий взгляд на букет роз, покойно лежащих на твоём столе, я выбрался на улицу и поспешил вон из твоей улицы, не думая о «следах преступлении» - алых лепестках, рассыпанных по всему балконному полу.

На следующий день ты явилась на лекции в полном недоумении и вопрошающе оглядывала всех присутствующих студентов, вероятно, пытаясь понять, кто из них мог так красиво и романтично преподнести тебе такой прекрасный букет алых роз. Конечно, ты не могла подумать, что это сделал я, и потому был спокоен. Я был счастлив!

Потом был день, когда ты меня пригласила к себе домой, где мы готовили курсовые работы – помнится, снова геофизические карты. Пытались сделать «световой стол», но у нас, в виду нашей честности, ничего не получилось. Ничего не получилось и между нами, да и я не стремился к этому – я не сорвал даже невинный цветок поцелуя. Зато был счастлив видеть твой рабочий стол, по-прежнему заваленный книгами по геологии, и представлять, как ты увидела на нём алые розы. А ведь у торговки я купил целое ведро роз и сторговался на пятнадцать советских рублей. Ты представляешь, и надеюсь, ещё помнишь, Тигрёнок (раньше ты любила это нежно-шутливое прозвище), каким был тот букет?

Потом я ничего не помню…

В галерею прекрасных картин и воспоминаний внезапно врываются какие-то страшные и ужасные отрывки, сцены, осколки, какие-то призрачные тени, среди которых я находил самого себя.

Сейчас не стану писать о том, что было со мной в ту пору, когда я находился в больнице со дня аварии; не стану писать о том, о чём думал я в те горькие дни и к чему стремился. Всё это, если ты захочешь, сможешь найти на моей авторской страничке Проза.ру. – «Стремление к жизни». Забегая вперёд, хочу сказать, национальный сервер современной прозы и поэзии (Проза.ру и Стихи.ру), за последние четыре года, как я вышел на него и стал публиковать свои талантливые и не очень литературные труды (стихи, рассказы, статьи, письма) стал для меня окном в большой и прекрасный, жестокий и противоречивый мир людей и событий, которые люди порождают отношением друг к другу. Мир Природы стоит в стороне от этой суеты во имя выгоды и корысти и с недоумением наблюдает за нашими тщетными потугами обрести человеческое счастье за счёт изобилия материальных средств и благ. Но это не верно. Об этом как-нибудь после…

Итак, мы встретились на больничном дворе, после того, как мне стало гораздо лучше; после того, как мне вернулась чёткая вразумительная и осмысленная речь; после того, как я научился управлять своими руками и контролировать их, чтобы они безостановочно не двигались над стаканом воды туда-сюда и не сбрасывали его на пол; после того, как я, словно заправский ковбой, оседлал два «деревянных коня» - костыли и научился сносно ходить, что было для меня равносильно выходу человека в открытый космос; после того, как я научился логически и здраво размышлять и писать.

Потом ты снова уехала на геологическую практику – в кишлак Зидды Варзобского ущелья, где располагался учебно-производственный полигон геологического факультета ТГУ имени Ленина. И стал тебя ждать, и считать дни до нашей встречи.

Мой молодой организм бурно и энергично боролся за жизнь, с каждым днём всё больше и больше входил в силу, и врачи, сами тому не веря, наперебой заговорили о предстоящей выписке. Никто не верил, что это возможно, ибо помнили, каким я был, в ночь поступления в больницу – с 9-ого на 10-ое июня 1986 года. Но они видели, что стало со мной на их глазах за прошедший июль и август, и это случилось – в начале сентября я был выписан. Мне предлагали ещё остаться на неделю-другую, но я уже не мог находиться в больничных стенах – моя душа, моя натура требовали действия и работы.

Так я оказался дома. Дом встретил меня уныло и настороженно, холодно. По сути, меня никто и не ждал. Отец – его можно и нужно понять – от такого великого счастья, что его единственный сын выжил, вышел из больницы с руками, ногами и головой на плечах, от величайшего нервного напряжения, в котором он жил и работал эти месяцы, начал пить и это постепенно перешло в запой. Но это было только начало…

Я остался один  в холодной и неуютной квартире. Всё, что окружало меня, стало мне чуждым и постылым.

И вот наступил день, когда приехала ты. Ты сама открыла незапертую дверь, и я, увидев тебя, радостно закричал: «Ирина!»
 
Помнится, я попробовал тебя поцеловать, и испугался своего желания, ибо мне внезапно открылось всё чудовищность моего положения. Я вдруг осознал, кто я и кто ты. Я – человек с расстроенным сознанием, пошатнувшимся здоровьем и ограниченным временем жизни, а ты – молодая, красивая и энергичная девушка, у которой должна быть долгая, прекрасная и счастливая жизнь. Ты стала для меня тем самым Аленьким цветком счастья, который я не посмел сорвать, чтобы обрекать тебя на страдания и муки со мной. Мой возрождённый разум только-только входил в силу и был слаб, как цыплёнок, вылупившийся из яйца. Любое дуновение независящих от меня событий, да и собственные мало осознанные действия могли бы привести к печальным последствиям.

Я внезапно увидел на твоём лице, прозрев пространство и время, печаль и горе, погасшие и постаревшие глаза, морщины и седые волосы в тридцать лет, хотя обоим было только по 20. Я испугался этого видения и почувствовал себя преступником, который покусился на твоё блестящее будущее. И потому, долго не думая, на твою сбивчивую речь: «Я не могу… Я не знаю…» - вдруг провозгласил собственное решение: «Уходи, зачем я тебе такой?! Ты молода и красива, и ещё найдёшь своё счастье!»

Я не стал выслушивать тебя, не стал присматриваться ни к глазам твоим, ни к твоему лицу, где заблистали слёзы отчаяния, и легла тень душевной боли. В эту минуту я был жестоким героем, который своим необдуманным и ненужным «героизмом» причинял боль близкому человеку. В ту минуту мне казалось, что я прав, и потому взял тебя за плечи и выставил из квартиры, не дав опомниться ни тебе, ни себе. И, чтобы завершить эту трагикомедию, закрывая дверь за твоей спиной, я бешено прокричал тебе вслед: «Принеси все подарки, какие я тебе подарил!» Этим самым я хотел перечеркнуть в тебе  светлую память обо мне, какая оставалась в твоей душе, в твоём сердце. Я стремился к тому, чтобы в тебе не осталось и следа обо мне.

Глупо? Да! Жестоко? Да! Больно? Да! Обидно? Да!

Это чувствовала ты, это чувствовал я. Но кто-то должен был это сделать первым сейчас, чтобы другой не мучился потом. И эту неприятную роль я возложил на себя и собственными руками задушил своё счастье. И, к великому несчастью, на плаху рока свою голову положило и твоё счастье. Правда, я тогда не думал об этом.

Это после, спустя долгие годы одиночества, встреч и расставаний с женщинами, поисков своего места под солнцем и в этой жизни, а также утраченного собственного «Я», я с ужасом осознал, какую подлость сотворил сам своими руками. И понял, что нет мне прощения. Я искал смерти, а Бог, внимательно наблюдавший за мной и заботливо, как мать и отец, опекавшие меня, отдалял час моей кончины, а мои помыслы не доводил «до петли».

Я понял, как ты любила меня. Как ты страдала обо мне. Как ты болела обо мне днями и ночами, будучи в геологическом лагере, будучи у себя дома в Душанбе или возле моей постели. Ты же места себе не находила в Зиддах, думала обо мне в геологических маршрутах: как он там? С этой мыслью ты сидела в палатке, составляя учебные карты месторождений и описывая залегание горный породы. С этой мыслью ты ложилась и вставала, с этой мыслью тряслась в попутных машинах, чтобы добраться до Душанбе, бросить вещи, наспех поцеловать свою маму, а там уже ехать в душном и переполненном автобусе «Душанбе-Орджоникидзеабад». Ты приходила в дом моего отца, помогала ему по хозяйству, готовила еду, стирала вещи, отцовы и мои (больничные), бегала по аптекам, покупая лекарства.

Ты вместе с отцом приходила в больницу и, не скрывая своих слёз и своей боли, садилась у моего изголовья и шептала молитвы о моём выздоровлении. Ты сидела то над моим почти бездыханным телом, то над диким человеком, как зверь, запертым в деревянном загоне, и своим большим любящим сердцем маленькой девушки верила, что я встану на ноги и обрету рассудок, и вернусь к прежней жизни. Может статься, благодаря стараниям врачей, родительской заботе отца и твоей незыблемой вере, твоей любви, что собрало воедино мудрое и всевидящее небо, я и смог восстать из мёртвых (25 дней провести в коме – дело не шуточное). Я думаю, благодаря именно твоей вере и любви я выжил, выписался из больницы, прошагал через 24 года прожитой жизни и ныне пишу тебе это письмо. К сожалению, всё это я понял поздно. Слишком поздно.

Но что странно. Вернись время назад в тот день и в тот миг, когда ты зашла в мою квартиру, а я, увидев тебя, радостно закричал: «Ирина!» - то всё повторилось бы один к одному. Дело в том, что я знаю твёрдо: кто-то из нас двоих должен быть действительно счастливым. Если я на собственном житейском счастье поставил жирный крест, то пусть счастливой будешь ты, Тигрёнок! Пусть твой дом, твою семью, родных и близких минуют болезни и несчастья, пусть минуют горечи и потери, и пусть всё то, что случилось между нами в тот сентябрьский день, не случится, не повторится больше ни в твоей судьбе, ни в судьбе твоих детей.

Ныне ты, действительно, счастлива, Ирина:  тьфу! тьфу! тьфу!  Ты полна здоровья, красоты и силы, как зрелое пышное плодоносящее дерево. У тебя любящий муж, трое прекрасных детей – девочки (да сохранит их Бог от напастей и огорчений этого пёстрого и лживого мира подлых и низких людей, которые, повторяю, ничего не видят вокруг дольше собственный выгоды и корысти). По сути, я тоже счастлив – пусть не в жизненном плане, но в творческом. Я занимаюсь оригами-дизайном и ежегодно провожу выставки, которые, правда, в Душанбе, не имеют успеха (у меня же нет выгодной и полезной «крыши» в лице какого-нибудь бизнесмена или мецената), и никто не понимает то, что видит перед своими глазами, когда оригинальные композиции сделаны из обычного городского мусора. Но Бог с ними, поскольку их отсутствие не мешает мне творить. Например, 1-ое июня я встретил очередной выставкой оригами – о ней вкратце ты можешь прочитать в моей работе «Третий этаж».

Более того, я пишу стихи и рассказы и третирую авторов и читателей Национального сервера современной прозы и поэзии Проза.ру и Стихи.ру своими литературными работами. Что-то получается, что-то – не очень, но, тем не менее, это помогает мне жить и оставаться самим собой. Мне удалось остаться прежним, каким я стал по выписке из больницы. Может быть, стал более объёмным в талии, но не изменился в лице, и изменения ничуть не коснулись моей души (ты по телефону как-то заметила, что мой голос почти не изменился – это спустя 24 года разлуки, когда голос является звучащим отражением внутренней сути человека).

Своими силами я издаю книги. Об этом писать много и подробно не стану, ибо и без того на сегодня сказано больше, чем достаточно. И не имея своих собственных детей, уже десять лет тружусь верой и правдой среди горестной детворы. В скором времени я собираюсь издать очередную книгу, которая будет посвящена детям-инвалидам, в какой соберутся воедино мои наблюдения, статьи, рассказы и две фантастические повести, вроде «Зовите меня Джо» или «Аватара». Если пожелаешь, то я могу по электронной почте выслать тебе электронные версии всех своих книг (правда, на руках свободными экземплярами не обладаю). Как говорится, сапожник без сапог: всё раздал и раздарил в поисках организаций-спонсоров и меценатов, но в Таджикистане это дело равносильно тому, когда ты железный лом поливаешь водой, ожидая, что он прорастёт и щедро одарит тебя богатым урожаем.

Живу с Катериной, женщиной, перенёсшей три операции – на рак, и сейчас стараюсь помогать ей во всём. Неужели для того, чтобы быть счастливым, необходимо от жизни получать только удовольствия для себя? Я же счастлив тогда, когда помогаю другим и, «не щадя живота своего», служу «городу и народу». Возможно, нынче это смешно и не представляет собой любопытный сюжет для семейного шоу «Давай поженимся», «Розыгрыш», «Большая разница» и «Прожектор пересхилтон» также остаются в стороне от этой темы, поскольку она не делает карьеры, не создаёт популярный имидж и не приносит хороших денег. Я стираю, готовлю, убираюсь – стараюсь помогать ей во всём, как это было и раньше, со дня нашего знакомства в сентябре 1996-го года. Тогда я встретился с Катериной и её детьми в Центральном парке имени Ленина. А в год, когда вы уехали в Россию, в 1995-ом году, я просто умирал от голода и болезни  - сильно простыл. Право, твоей вины здесь нет. Просто я с лихвой получил обратно всю ту боль и горечь, что бросил в твою душу в далёком сентябре 1986-го года. Возможно, я до сих пор отвечаю за тот необдуманный (необдуманный ли?) шаг, когда вытолкнул тебя за дверь, но не сожалею.

За прожитые 24 года со дня аварии я не был по-настоящему счастлив, как человек, а был счастлив только духом своим и волей своей, которые устремляли меня к жизни и к действию наперекор неудачам, несчастиям, бедам и испытаниям. По сути, мне это нравится.

А в отпуск я поеду 15 июня. Так что впереди целых пять недель, и мы о многом сможем ещё поговорить и вспомнить, если ты пожелаешь. Ведь ты для меня, мой милый, ласковый и нежный Тигрёнок, так и остался до сих пор прекрасным несорванным цветком Женской красоты и величия. И не ошибусь, если скажу, что все эти году твой дух, как светлый ангел-хранитель, сопутствовал Богу, который опекал меня и испытывал, и продолжает опекать и испытывать. Вроде отца Сергия, я отрекаюсь от плотских наслаждений и утех, которые только отнимают время (может быть, я ещё не встретил в жизни ту Женщину, которая действительно поймёт меня и полюбит без всяких условий и претензий, без всяких ожиданий за «загубленную молодость» и обид «за напрасно вложенный труд»).

Вот только для самого себя я подозрительно поправился, хотя мы, Катерина и я (она готовить не любит и не умеет) питаемся хуже нищих. Дело в том, что отдаём долги за её операции (деньги, в основном, ушли на дорогостоящие лекарства) и собираем кой-какие гроши, во многом отказывая себе, чтобы я смог поехать в Россию – впервые, после возвращения из Армии в 1986-ом году. Так хочется увидеться с родными, с братом и сестрой, обнять и расцеловать – не чувствовать себя больше отрезанным ломтём, «мальчиком на подхвате». Да, поправился. Возможно, испортил желудок или печень безвкусной и пустой пищей. Впрочем, не это удручает меня, а то, что мои труды – моя жизнь, моя литературная работа, моя работа с особенными детьми, работа с оригами-дизайном, как вода, уходит в сухой песок равнодушия, и я таю, словно свеча. Таю внутренне – душевные силы постепенно оставляют меня, но я верую и надеюсь, знаю, что за оставшееся время, отпущенное мне богом, ещё успею совершить и создать много светлого, доброго и прекрасного.

Если ты, Тигрёнок, когда-нибудь будешь читать новеллу «Жук» из моего цикла «не сказочных сказок для взрослых», то знай, что в образе девушки, которая приехала к обезображенному бойцу, чтобы соединить с ним свою судьбу, я показал тебя. Может быть, я втайне надеялся в тот печальный для нас обоих год, что у нас всё сложится по-человечески и по любви, но прогонял от себя эту мысль. Но она не ушла, не пропала, не сгинула в ночи, а сопровождала меня все последние годы, дни и ночи, часы и минуты, в мгновения радости и грусти, почему и родилась такая прекрасная и возвышенная вещь, как «Жук, 2».

Первая версия этой новеллы, как поговаривают «некоторые знатоки от литературы», получилась с откровенным порнографическим налётом. Я же только хотел изобразить пошлость, низменность и гадливость Женщины-смерти и возвышенность, великодушие и просветлённость Женщины-жизни, выведенной на страницах книги в образе приехавшей девушки. Этими словами я не призываю тебя бросать всё на свете и сломя голову приезжать ко мне – это пустое и ни к чему. Каждый из нас, вернее я сам, давно сделал свой выбор и ныне живёт так, как светит ему его звезда. Я могу лишь, повторяюсь, пожелать счастья и здоровья твоим родным и близким, родным и близким твоего мужа (надеюсь, он не станет ревновать тебя к твоему далёкому счастливому и горестному прошлому, воплощённому в моём лице?). Я желаю здоровья, счастья, душевного тепла и искренней любви, уважения и понимания твоим дочерям.

Странно, когда писал эти строки, то невольно и непонятно для самого себя прослезился - так пусть мои скупые мужские слёзы далёкого и чужого, незнакомого человека смоют с их пути все горести и несчастия, да и восторжествует в их душах и сердцах, воссияет в их судьбах счастливая Звезда!

На этом, позволь, завершить своё повествование и поставить точку. Надеюсь, не последнюю в нашем общении. Я и без того жестоко наказало нас обоих.

С уважением к тебе и к твоему дому, Андрей Сметанкин,
г. Душанбе, Республика Таджикистан,
03-04-05-06. 06. 2010 г.