Буква и иероглиф. 6 Организация текста

Перейдем теперь к вопросу об организации иероглифического текста. Китайцы и в этом вопросе оставались верны своим принципам. В тексте выше всего ценилась лаконичность, тонкий намек, рассчитанный на ответ читателя. Такой текст был приспособлен к коммуникации минимального сообщения. Мы уже видели, что большинство иероглифов - сложные, поэтому отдельный иероглиф - лишь часть слова, намек, а не определенная семантическая единица, к тому же замкнутая. Вступая по тексту в соотношение с другими такими же полусловами, иероглиф наполняется каждый раз гораздо большим смыслом, чем в изолированном виде. Поэтому в Китае такое огромное значение приобретает стилистика. Все это таит в себе огромный творческий заряд. Лишенный возможности формального словообразования, чем особенно славится немецкий, китайский язык дает широкие возможности интегрирования нескольких иероглифов в композиты. Такой композит, иногда состоящий из целого предложения, может выполнять функцию одного члена предложения. Можно представить себе, какую гибкость давало это языку при подборе художественных средств выражения мысли. Благодаря этому, мышление развивалось, как мы уже говорили, не по линии точных понятий, а по линии представлений, облеченных в словесные образы. Эти образы могли уточняться или одним определением или рядом их вариантов, а то и целым описанием.
Однако комбинация полунеясного с полунеясным давала зачастую неясность полной картины, которая навеки зафиксирована как в текстах, так и в комментариях к ним. Но это, безусловно, сознательная линия китайской культуры, проявление «принципа неопределенности», о котором мы говорили раньше. Очевидно, что при таком положении дел нередки были случаи диаметрально противоположного толкования текста. Но образованный китаец зная и текст, и разнообразные комментарии к нему, приучался мыслить «нелинейно», если можно так выразится. Вспомним Н.Бора, который называл истинным такое утверждение, противоположное которому тоже истинно. Мало что может так убедительно проиллюстрировать эту максиму, чем китайский текст.
Говоря о многозначности китайского текста, хотелось бы отметить еще такую сторону. В древности не позволялось излагать какие-либо исторические события в точных словах из опасения, чтобы силы, связанные с этими словами, не были вновь вызваны из небытия. Это была еще одна причина того, что все излагалось намеками, допускающими многозначные толкования.
 Не значит ли это, что точные и определенные тексты (или метатексты) могут приводить к сомнительным социальным последствиям, в силу того, что их точность – всего лишь правдоподобная фикция? Думаю,  история подтверждает такую точку зрения.
Может ли алфавитный язык обладать многозначностью, свойственной иероглифическому языку?
Великий индийский грамматик и поэт Бхартрихари написал на санскрите стихи, перевод которых на русский требует двух совершенно различных стихотворений. В одном описывается совершенство женщины, а в другом - совершенство души. На санскрите это достигается двузначностью используемых слов, за счет чего стихотворение изначально содержит обе версии, и читатель выбирает одну из них, а другую лишь подразумевает (или не видит). «Песнь Песней» Соломона для непосвященного читателя представляет собой любовный гимн, но ее помещение в Библию было обусловлено иным толкованием: это томление души по Богу. Так же толкуется в индуизме отношение Радхи к Кришне. Т.е. текст представляет собой метафору. Как можно видеть, это весьма далеко от многозначности и многоплановости китайского текста.
С этой точки зрения особенно интересны т.н. китайские палиндромы, это стихи, которые можно читать слева направо, справа налево, сверху вниз и снизу вверх - при этом каждый раз получаются новые стихи, со своей рифмой и цезурой, но с разными смыслами, так как, в зависимости от того, как иероглиф структурно входит в текст, смысл его меняется. Мы можем только воображать, какие богатые  возможности  возникают для сотворчества читателя и писателя!
Конечно, алфавитный текст тоже может содержать многозначность, но если нам не хватает «информационного капитала», то мы ее не уловим.  С одной стороны, мы можем не знать смысла слова, а его объяснение, данное в словаре, как показывает эксперимент Налимова, не приблизит нас к его глубинному пониманию. С другой стороны, потеря способности к символическому мышлению приводит к упрощенному пониманию (точнее, к непониманию) текста.