В гостях у дяди Гари

     -Ну, проходите, гости дорогие,- приговаривала баба Аня, впуская гостей в свою «голубятню», где они с мужем Гавриилом Беляевым вырастили двух своих детей, сына Витю и дочь Зою, обоих красивых, в себе уверенных, как и их мать. Семейство Беляевых квартировало недалеко от площади Руднева, в рабочем районе Харькова, куда расселялись жители близлежащих к Харькову сёл в послевоенные годы восстановления экономики страны, роста числа и размера заводов, фабрик. Всю свою послевоенную жизнь бывший солдат пехоты Гавриил Беляев работал на большом заводе ХТЗ токарем, был на хорошем счету, безотказен в работе, пил в меру, на работе ни-ни. Он любил праздничные застолья, когда в компании после одной-другой рюмки горькой гости разогревались, начинали оживлённое общение друг с другом. И тогда Гарик, или Гаря, как называла его любовно жена Анна, вдруг запевал приятным тенором «Степь, да степь кругом», или «По диким степям Забайкалья», а то и украинскую «Чому я не сокил». Ему подтягивал на баяне сын Витя, сам научившийся бегло играть на кнопках и клавишах, умел заставить петь любой инструмент. Он подыгрывал на баяне, включая бархатные басы, как бы приглашая гостей со слухом подтянуть вторым голосом задушевную мелодию.

     Дом, где жили в начале шестидесятых годов Беляевы, напоминал курятник с многочисленными пристройками во дворе. Длинная лестница с деревянными ступенями и перилами, что вела к ним на второй этаж, начиналась во дворе, где находились водяная колонка, и в дальнем углу туалет типа  «С». Две небольшие комнатки Беляевых с деревянными просевшими полами, со щелями между досок, отличались неистребимым мышиным запахом. Невысокие потолки в комнатах были в разводах протекавшей иногда сквозь крышу воды. В первой комнатке, служившей кухней и столовой, давало немного света небольшое окно, выходившее на улицу, что придавало комнате унылый вид. Вторая комната служила спальней. Почти двадцать лет прожила здесь эта семья, стойко перенося все временные трудности, изливавшиеся на них сплошным потоком. Мыться приходилось в бане, но пока дети были маленькие, их купали в тазу, воду нагревали в двухвёдерной выварке из оцинкованного железа. Иногда протекал потолок, ЖЭК не спешил его чинить. Дружно, всем домом стояли в очереди на новое жильё, которое пообещали совсем уже недавно руководители страны. И кто-то из заводских уже получил благоустроенные квартиры в новых домах, скудно строившихся их ведомством. А токарю Гавриилу Беляеву, члену партии всю сознательную жизнь, новое жильё лишь обещали. Это был худой, со впалыми щеками невысокого роста человек с тихим голосом, во всём уступавший жене, никогда не обижавший своих детей, жену, да и вообще, мухи не обидит.

     Тем временем, здоровье дяди Гари подтачивал туберкулёз, объявившийся у него вследствие длительного, ещё с фронта, курения, военных невзгод, работы в холодном цеху, и проживания в сырой квартире без удобств. Обещали провести газ, а пока готовили на электроплитке, или керогазе. Оживал Гаря во время редких праздников, когда можно было попеть в компании родственников. Его родных проглотила, развеяла война, но у его жены Анны, красивой, стройной, доброй женщины, были сёстры и брат. Двое из сестёр, Настя и Муся, жили в Харькове, каждая со своей семьёй. Сестра Маруся жила в селе в России, а брат Лёва, выучившийся на химика, как уехал в Узбекистан, в Чимкент по распределению, так и остался там. Две сестры Ани, Муся и Настя, за год до описываемых событий жили вместе в одной коммунальной квартире, каждая со своими семьями. Муся, суетливая и полноватая, невысокого роста женщина, жила вместе с сыном Володей, тоже полным с залысинами тридцатилетним мужчиной среднего роста, его женой Татьяной, и внуком Костиком в одной комнате. В другой комнате этой квартиры на Москалёвке, окраинным рабочим районом города, жила семья Насти, её муж Роман, которого Настя называла кратко Реня, и дочь Нина. Чтобы каждая семья получила вскорости по отдельной квартире  из двух комнат, взрослой и уже работавшей Нине, дочери Насти и Романа, требовалось срочно выйти замуж, в крайнем случае родить ребёнка. Нина работала в институте библиотекарем, шансов выйти замуж было мало, так как сотрудники института нужного возраста почти все уже обзавелись семьями. Она неудачно рискнула, надеясь женить на себе самого «популярного» среди невест института пошлого красавчика Мишу, но тот, обесчестив до этого множество других девиц, не отступил и в этом случае от правил. Нина забеременела, и задача-минимум была решена: вскоре появится четвёртый член семьи, и семья Насти получит «двушку». Однако, перед глазами Нины был пример тёти Муси, оставшейся без мужа, и одной вытянувшей своего сына Володю, жившей скудно, если не сказать, бедно, пока сын не вырос, и не стал зарабатывать. Нина напряглась, и заполучила в мужья Диму, правда, с довеском в виде его сына. И вскоре квартирный вопрос для двух сестёр, Муси и Насти, был решён положительно. Муся с семьёй уехала жить в двухкомнатную отдельную благоустроенную квартиру в Красной Баварии, а Роман и Настя с дочерью Ниной и внуком Вовой получили квартиру рядом  с центром Харькова.

     Дмитрий со своим сыном Олегом тоже поселились у Насти с Романом, тем самым создав новые предпосылки для того, чтобы стать на расширение, ведь теперь уже две семьи, семья Насти с Романом, и семья Нины с Димой, и двумя детьми, ютились в двух комнатах. Итак, за заведомую порчу Нины Дима получил в качестве компенсации жильё в городе: его взяли в приймы в новую двухкомнатную квартиру, полученную Настей с Романом, который работал освобождённым парторгом стройки, часто показывалсы в райкоме партии, был там на хорошем счту. Нужда в зяте была в семье Насти и Романа столь велика, что Диму взяли в дом с его двенадцатилетним сыном Олегом, от которого Диме при разводе отвязаться не удалось.

     И вот теперь, на первомайских праздниках 196… года, Нина впервые привела мужа показать своим родным. Вова, пятилетний сынишка Нины, остался дома с няней, и чтобы пасынок не мог нанести ущерба её сыну, Нина с Димой захватили Олега с собой, совсем, как в сказке про волка, козу и капусту. Как только они пришли к тёте Ане и дяде Гари, все трое, не исключая немного дичившегося Олега, были перецелованы, затисканы тётями Нины, Анной и Мусей, и приехавшей из России Марусей. Диму рассмотели со всех сторон, полюбопытствовали, что за орденские планки прикреплены к его гражданскому пиджаку, спросили, за что он получил орден «Красной Звезды», боевые медали. Осмотрели и его сына Олега, худющего, живого мальчишку с шилом в заднице, одетого неважно. Ну, да кто тогда одевался важно? Это было в порядке вещей. А когда все уселись за стол, то Олега взял под своё крыло дядя Гаря, усадил рядом с собой, подкладывал еду. На столе стояли ранее невиданные Олегу яства: балык из красной рыбы на отдельной тарелке, жирная сельдь с красной мякотью и икрой, жёлтый нарезанный сыр, заливная рыба, банка с чёрной наклейкой, на которой золотистыми буквами было написано «Шпроты». Ну, и конечно, варёная картошечка парила в огромной миске, а рядом жареный в духовке гусь. Салат из красной редиски с лучком украшал обеденный стол не хуже бутылок с красным марочным вином. Конечно, была и водочка, стояла в центре стола одна бутылка с горлышком, залитым сверху красным сургучом. Анна припрятала ещё две заветные бутылочки на всякий случай, но иногда посматривала на мужа, который и сам знал свою меру. Такого изобилия блюд Олег сроду не видал у своего скаредного отца, и его настроение сразу поднялось, здесь был настоящий праздник.

     Вначале налили мужчинам по рюмке водки, женщинам же – вино, произнесли в честь Первомая здравицу, выпили. И начали есть. Гаря завёл разговор с шурином Реней, обсуждали международное положение, и решили, что войне не бывать, мы – за мир. Тихо поговорили о новом родственнике – зяте Диме. Тот за столом не пил вовсе, налил себе немного вина, пригубил, водку пить отказался, дескать, язва недавно залеченная, нельзя пить напрочь. А ел исправно, накладывал себе яства нашенские, да и от редких блюд не отказывался. Его сынок вначале сидел среди чужих, как потерянный, Гаря ему по-соседски положил полную тарелки картошки, гусиную ногу, и «фильдепексов» разных добавил: шпротов парочку, балыка ломтик, селёдочки с луком, салат, а то сам мальчонка сидел, ворон ловил. Стеснялся. А из тарелки всё съел исправно, видно, наш человек, так и сказал Гаря своему одногодку Рене. Но тот только губы поджал, а про себя подумал:

-Лишний рот, чужая кровь,-  и ничего не ответил Гаре.

     Роман Федулов родом был из села Износково, что в Курской губернии, Льговского уезда. Родился он в 1900 году, свою Настю там же в селе и приметил, она в девках красивущая была, лицо правильное, хоть икону с неё пиши, волосы иссиня-чёрные, густые, чуть не до земли, из семьи крестьянина Шломина, у него детей было пять человек. Деревня Износково вначале возникла, как одно из многих военных поселений при царице Екатерине, для охраны дороги из Крыма в Москву, народу туда много нагнали, кровей разных намешали, прародитель у Шломиных, видно, какой-то Шлёма был, а потом со временем род обрусел, только чёрные волосы у двух сестёр остались, да у брата Насти Лёвы, что из Чимкента, вьющаяся седина выдавали связь с Востоком. Прорежывали их род болезни рак, сердечно-сосудистые, нездоровая полнота. Но сёстры Настя и Аня были редкой красоты, и не только в девичестве. Роман по случаю в 1918 году в Красную Армию попал, сразу что к чему смекнул: кто сверху, тому и хорошо, к большевикам пристал, в партию вступил, и потом всю жизнь комиссарил, политработником в Отечественную, окончил военную службу капитаном. В 1929 году в родное село приехал, а Настя его ещё ждала, он женился, её с собой забрал в Бологое, где службу проходил при железной дороге. Туда же и Настю пристроил, товарным кассиром работала, накладные, ведомости, вагоны, грузы, учёт и контроль. Дочь Нина в 1931 году родилась красивая, светлая, подросла, в эвакуацию с матерью на Урал уехала, а после войны с отцом и матерью в Харьков переехали. Отец, как политработник, получил туда назначение, восстанавливать порядок на железных дорогах. Он продолжил в военной охране железных дорог служить, а Настя опять товарным кассиром на станции Левада работать. Роман хорошо знал, как трудно было получить жильё в городе, выйдя из села, и теперь утешал шурина Гарю, говоря ему, что ещё немного подождать тому осталось. Когда гости, наевшись, стали
пересаживаться, чтоб поговорить, Роман вспомнил в разговоре с Гарей о том, как он сам, когда жил в общежитии с молодой женой без надежды получить своё жильё, осуществил самозахват охраняемого им вагона на железной дороге, когда жена его только-только родила дочь, отказался его освобождать, пока еим не дадут жилья. Время для этого дела было опасное, могли и шлёпнуть ненароком, как контру, но то ли Роману чёрт ворожил, то ли бог в другую сторону смотрел, а выделили ему с семьёй комнатку в коммунальной  квартире, и партбилет оставили. Гаря ему на это отвечал, что он – рабочий, а не военный, и будет мирно дожидаться своей очереди.

-Да, какая там очередь, кто смел, тот и съел!- подумал про себя Роман, но язык попридержал, зная прямоту Гари.

-Так и до смерти прождать можно,- только и произнёс Роман.

-Реня, ну что ты такое говоришь,- с укоризной обратилась к нему жена.

-Скоро и Беляевы по квартирам разъедутся,- и Настя показала на взрослых племянников Витю, который учился в университете, и старшеклассницу Зою.

-Не заметишь, Аня, как внучат нянчить придётся,- Настя повернулась к сестре, смотрела на неё с ласковой, обнадёживающей улыбкой. Аня махнула только рукой, ставя пирог, и пирожки, только вынутые из духовки. На третье был чай и компот, гости уселись снова, продолжили угощаться.

     Наконец, наступил момент, которого ждал Гаря, когда все наелись, напились, и сблизились за столом, и нехватало лишь песни, чтобы всем на душе стало хорошо. Витя принес из спальни баян и стал вначале играть что-то для разминки, для зачина. А потом как бы сама собой зазвучала песня «Степь, да степь кругом». Стали присоединяться гости, подхватывая немного не в лад. Дима тоже стал подпевать, присоединился и его сын,  который слыхал эту песню от своей бабушки, матери отца. А когда включились Аня  и её сёстры, то песня вдруг перестала быть неслаженным набором голосов, кто в лес, кто по дрова, а зазвучал хор. Одну, потом другую, третью песни пропели так, что всем стало приятно и немного грустно. Напоследок Гаря запел «Хасбулат молодой», «старики» подхватили, а молодёжь подпевала без слов. После окончания песни Гаря, его сын Витя, и сынок Димы Олег почувствовали обоюдную симпатию друг к другу, как будто они сделали одно большое дело. Их три голоса хорошо гармонировали  в песнях, и Гарик похвалил голос сына Димы. Дмитрий почувствовал укол ревности, ведь он – певец-любитель, поёт в самодеятельности своего института, а его сын немного пел в хоре своей школы, и произнёс вполголоса:

-А, что он может, только свистит, где попало, на улицах, да напевает про себя всё время.-

-У него есть чувство, когда он поёт,- похвалил мадьчика Гаря. И, обратившись к Олегу, продолжил:

-Приходи к нам ещё в гости, на этот Новый год ещё попоём. Придёшь?-

Мальчик посмотрел на отца, тот молча глядел куда-то в сторону, и ответил:

-Мне у вас так понравилось, всё было вкусно, а песни особенно понравились. Мы  к вам обязательно придём.-

Гости стали расходиться, и Гарик поскучнел, провожая их в коридор. Все городские гости разошлись по своим домам, лишь Маруся осталась переночевать у Ани, чтобы назавтра ехать домой, в Россию.

    Гарик так и не дожил до получения новой квартиры. Только после его смерти вдова с дочерью получила отдельную, со всеми удобствами квартиру. Сын его получил квартиру для своей семьи, состоявшей из жены и дочери несколько раньше, в новом районе города. Сёстры ещё долгое время встречались на застольях, которые перекочевали к Роману с Настей. Но песни уже не так звучали без задушевного голоса дяди Гари. Да и Витя, сын Гари, не брал с собою в гости баян. Светлый был человек, Гаря, Гавриил Беляев, звонкий.

     7 июня 2010 г.