Театр Моники
Познакомился с Нонной я на заброшенной железнодорожной станции на окраине города. Сильный ливень застал меня в расплох во время прогулки и я был вынужден искать любое укрытие дабы не промокнуть и не заболеть. Один момент я было подумал нарочито остаться под дождём, чтобы получить больничный и хотябы неделю отдохнуть от работы (и коллектива), но потом представив возможные дальнейшие последствия этого поступка, побежал в сторону единственного в округе надёжного навеса. Это и была заброшенная станция "Звезда" . Она пустовала в силу того, что маршрут пролегавший в её направлении был частично изменён и более по этим рельсам не ездили поезда (они даже успели заржаветь). Пробежав по разрушенной пробивающейся травой полосе асфальта, я вошёл внутрь небольшого кирпичного здания, где ранее распологались кассы. К счатью, помещение не слишком сильно пострадало от вандалов и не было слишком замусоренно. В нём по прежнему было несколько удобных скамеек. Даже стёкла касс до сих пор остались целы. Из интереса я попытался попасть в служебное помещение, но подойдя к двери, обнаружил что она забита несколькими досками. Я сел на скамейку напротив окна и от нечего делать начал смотреть на улицу. Дождь становился всё сильнее и мне, право же, повезло к этому моменту находиться внутри. Стена ливня становилась всё менее прозрачной и вот небо разорвало первым раскатом сильнейшего грома, после чего стало совсем темно, словно уже был поздний вечер. Неожиданно входная дверь, шумно лязгнув петлями, разтворилась и кто-то вошёл, нарушая моё одиночество. Это меня немного встревожило. Я находился один на один с неизвестным мне человеком, который мог оказаться кем угодно и вокруг не было совершенно никого. Но когда я обеврнулся то увидел какую-то хрупкого телосложения девушку, которая совсем не ассоциировалась с тем громким шумом сопровождавшим её появление. Но тут акустика здания сыграла шутку, усилив его эхом в мрачной тишине, нависающей под плавный шелест дождя за окном. В первый момент она создала у меня негативное впечатление. Промокшая до нитки, со свисающими непонятного цвета волосами, капающими на пол. С потёкшей косметикой, вся съёжившаяся, так что в этот момент казалась жалкой и невзрачной. Впрочем, всё это не было главным. Что-то нехорошее мне в ней привиделось, как только увидел. Некое необъяснимое брезгливое отвращение, вызвала эта особа на долю секунды. Но это наваждение разтворилось и я увидел ничем не примечательного обычного человека женского пола, который сильно замёрз промокнув под дождём и теперь пришёл в поисках укрытия туда же, куда и я несколько минут назад. (все скамейки снаружи здания станции были либо изначально лишенны навеса, либо впоследствии его потеряли). В другой ситвации она бы не вызвала у меня абсолютно никакого интереса, как собственно и я у неё. Но по стечению обстоятельств мы оказались заперты в темноте неистовством разгулявшейся стихией. Возможно даже на весь день. Нельзя сказать, что мне или ей хотелось с кем-то о чём-либо говорить, но всёже мы завели беседу, скорее ради приличия и для коротания времени, чем от большого желания. Я искренни удивился, когда в середине дня дождь завершился и перед уходом, она зачем-то попросила мой телефонный номер. Чтобы не показаться невежливым, я его продиктовал и направился в противоположную сторону. Так я познакомился с Нонной, которая скорее всего прийдя домой бросила бумажку с моим номером куда-то вдаль ящика стола и нашла её лишь через несколько месяцев, когда было совершенно нечего делать...
Резервный человек. Самый крайний вариант борьбы со скукой. Проходимец-знакомый ассоциирующийся лишь со смертельной тоской. Короткая запись для заполнения пустующего в ежедневнике места вечера пятницы или субботы. Что-то вроде "пропустить по бокалу вина с неким... как его зовут? ". Вот кем я для неё был в течении двух лет, как и она для меня. Очевидно эта девушка аналогично мне вела крайне загруженный образ жизни, не оставляющий много времени для поиска знакомств и общения. А может просто была из тех, кто не может переносить одиночества даже на непродолжительный срок. Меня это особо не волновало. Весь мой круг общения поголовно состоял из тех кому было всёравно на меня и на кого мне было всёравно. Она была из числа массы людей имена и лица которых иногда мною забывались. Однако, что-то интересное в этой особе несомненно было. Она старалась по меньшей мере казаться приобщённой к искусству. Нельзя сказать, чтобы она действительно имела широкий кругозор в этой сфере, но коечто всёже знала. Хотя по большей мере это было позёрством, как мне казалось. Я точно не знал, кем она меня со своей стороны меня считала, знакомым или даже далёким другом. Но всё несколько изменилось, когда Нонна смогла достать два билета в "Театр Авангардных Искусств Мадам Моники" чтобы пойти туда совместно со своей сестрой, которая являлась её также лучшей подругой. Но один несчастный случай изменил её планы. Стоя на нудных похоронах, под бормотание священника, ожидая их завершения я невольно подумал о том, кому теперь достанеться второй билет, но тогда посчитал нетактичным озвучить этот вопрос. Я видел покойную всего два раза, вообще непонятно почему меня пригласили. Нонна тогда выглядела ещё более болезненной чем обычно. На опухшем от слёз лице было выражение полного безразличия ко всему. Под глазами чернели синяки, вызванные недосыпанием. Мне даже стало её жалко. Понятно, в этой ситвации ей было не до того, чтобы устраивать судьбу пресловутых билетов. Но в вечер четверга у меня зазвонил телефон. Нонна сделала предложение пойти с нею в театр, чтобы уже купленный билет не пропал даром. Она спохватилась в последний момент и на вечер пятницы у всех уже были сложенны планы, которые было слишком поздно менять. Оставался только я. Я выдвинул предложение оплатить стоимость своего билета, но Нонна почему-то отказалась. Мы договорились встретиться за час до начала спектакля в одном старинном парке...
Вся пятница длилась нетерпимо долго. Долгая бумажная работа. Рутина. Извечные попытки самоутвердиться самодура начальника, пробившегося на своё место лишь путём лизоблюдства и писания на всех доносов. Он и теперь пресмыкался перед своим начальством как гад ползучий, желая подобного отношения со стороны своих подчинённых. На редкость неприятный человек. Коллектив сплетников, подлиз и стукачей. Почти все нормальные люди давно перевелись в другой отдел, практически сразу после того как нам в начальники назначили этого урода. Оставались лишь я и Генадий Анатолиевич. Но он словно постоянно находился в другом месте, витая в прострации одному лишь ему ведомых миров. Получая очередное отпущение безразлично смотрел стеклянными глазами на начальство, пока оное не махнуло рукой на все попытки как-либо травмировать его нервную систему. Иногда во время разговора он мог показать, что совершенно не в курсе на какую тему вообще ведётся речь. Каким-то непостижимым образом и для сплетен он не был интересен, несмотря на его рассеяность и постоянное стремление уедениться от всех. Но человек он был честный. Хорошо работал, никогда не скрывал своих ошибок и не сваливал свою работу на других. Судя по всему, также был очень начитанный и всесторонне развит. Интересный собеседник, когда у него на то было настроение, который начал мне хоть немного раскрываться лишь на четвёртом году знакомства. Но в этот день единственного нормального индивидума в офисе не было. Поехал на похорны брата. Хотя скорее всего просто пил от безысходности. Несмотря на свою врождённую интелегентность он порой имел эту слабость, чего было нельзя подумать про него человеку его не знавшему. Весь оффис сочувственно-серьёзно кивал головами всякий раз, когда он возвращался с похорон, судебных процессов или срочных операций родных. (что обычно занимало двое-трое суток, учитывая дальность их проживания) Однако надо было отдать должное это происходило с ним не чаще одного раза в квартал. Скорее всего он специально выбрал эту планку, чтобы не сорваться. Вот и в это нудное завершение недели его не было. Когда наконец настал вечер, я верил в это с трудом. Поскорее собрался и покинул своё рабочее место. Вслед мне глядел плакат вождя из-за которого я не посмел удалиться раньше. Было такое ощущение, будто глаза этих плакатов были настоящие и он видя ими всеми наказал бы за своевольно удаление с рабочего места...
Когда я, наскоро переодевшись в парадное, добрался до уговорённого места встречи, Нонна уже стоял там. Тоже нарядная. В таком виде я видел её впервые. Всёравно что заново открыл человека. Её сильно меняло это роскошное платье, тщательно наложенный на бледнейшее лицо макияж (она ещё не оправилась от потери сестры), со вкусом подобранные духи и сумрак вольного пятничного вечера. Какой-то живой блеск в глазах, вероятно её очень вдохновлял предстоящий спектакль. Поздоровавшись, мы поспешили в театр, чтобы занять свои места до начала. Нонна знала где он расположен не по наслышке и я смело следовал её указаниям. Мне почему-то казалось, что она действительно уже бывала в этом месте. Дорогу коротали разговором. Постепенно стемнело и зажглись фонари. Мы проехали на автобусе в противоположную сторону города, за реку. Там прошлись несколько кварталов. Стемнело и мы двигались в свете зажёгшихся к тому времени фонарей. Изначально передвигались по главным улицам, постепенно зашли в полузаброшенную часть города, которая когда-то была выделенна под ныне уже заглохшую промышленность. Бесконечная полоса высокого забора, за которой один за другим проплывали закрытые заводы. Изредко попадались небольшие островки типовых жилых домов или магазины, после чего тутже вновь начинались законсервированные промышленные здания. Неожиданно, мы зашли за один из тех самых заборов. Нонна, уже знакомая с порядками этого места, молча показала старику-вахтёру два билета. Тот кивнул и мы прошли мимо охранного поста. Как ни странно, мы оказались на територии завода, который, судя по вывеске, раньше производил мопеды. Но произошедшие с тех далёких времён изменения интерьера меня откровенно поразили. Заходя на неработающий, брошенный завод, обычно ожидаешь увидеть голые обшарпанные стены, полуразвалившиеся помещения с разварованным обородованием, горы самого разного мусора и грязь. Здесь же всё было отремонтировано даже лучше чем в моём офисе. Неброскость снаружи была зеркальным отражением противоположной ей роскоши внутри. Столь удивительно и весьма разумно! Ведь кому придёт в голову искать подпольный театр в подобном месте? Возможно, для большей безопасности, у руководства были связи и в партии. Есть даже вероятность, что эти самые "связи" лично присутствуют на представлениях в свободное от работы время, в частном порядке, так сказать. В громадном зале, освобождённом от оборудования, располагалась сцена. Всё было сделанно так качественно, что с трудом верилось в то, что когда-то в этом помещении был производственный цех. Вероятно привлекли строителей и устроили капитальный ремонт, иных вариантов просто не было. Мы неспешно прошли и заняли свои места. И вот я находился на первом ряду театра, в который ещё пару дней назад и не мечтал попасть...
Справа меня сидела Нонна, слева какой-то прыщавый очкастый парень, который неперестанно хрустел чипсами. При этом часть еды миновав рта, падала ошмётками вокруг него. Рядом с Нонной находилась какая-то древняя старушка (лет восьмидесети-девяноста), которая по-началу даже показалась мне приличной. Я надеялся, что до представления парень успеет доесть чипсы, но вся надежда оборвалась, когда он достал ещё одну пачку. Cтарушка вынула из кармана небольшую металическую флягу и приложилась к чем-то крепкому. Судя по запаху очень крепкому. Ай-да старушка, вот уж не ожидал! Нонна молча сидела совсем близко со мной. От алкогольных паров в голове промелькнуло желание взять её за руку, когда погаснет свет и начнёться представление. Но представив как будет выглядеть обнажённым её неказистое тело, как отвратительно она будет стонать своим идиотским голоском, если это во что-то выльеться, я мигом отказался от этой затеи. Я заметил, что в этот момент и её передёргнуло. "Если у тебя появиться идея взять меня за руку, когда погаснет свет, то это будет ошибкой. Потому что это никакое не свидание. Я тебя позвала только потому, что больше некого" - сказала она. - "Ты не обижайся, это я так, воизбежание неловких ситваций" Схоже мыслим, это я уже давно заметил. Однако могла бы и не оскорблять меня, таким презрительным голосом озвучивая свои опасения. Я же этого не сделал. Любитель чипсов имел очень низкую культуру застолья и довольно быстро закидал меня крошками с ног до головы. В обильном количестве они валились из его рта, казалось даже большая часть летела мимо пищевода. "А вы не знаете, как скоро всё начнёться?" - cпросил он повернувшись в мою сторону заплевывая меня с каждым словом всё больше. Самое противное, что вместе со слюной в меня попало и немного пережёванной еды. Вместо меня поспешила ответить та старушка с флягой. Похоже она была полуглухая и от того голосила на пределе возможностей голосовых связок. Нонне повезло, и обращаясь к прыщавому очкарику, старушка вытянулась всем телом, так что голос звучал прямо в ухо мне, а не ей. Любитель чипсов что-то отвечал, плюясь своей пищей с другой стороны. Старушка почти ничего не слышала и переспрашивала криком справа от меня. Парень продолжал в меня плеваться. Старушка голосить. Что-то лепеча, она вдруг разлила содержимое фляги мне прямо промеж ног и, в спешке вытащив откуда-то грязную от соплей салфетку, принялась тереть по одному характерному месту и извиняться своим криком, от которого я уже начинал глохнуть. Тоже самое принялся делать очкастый. Я отмахнулся от их ненужной заботы, едва не заехав парню по лицу. Уж больно усердно он лез куда не надо! Хотя, быть может это было недоразумением и он действительно всего лишь хотел мне помочь. Наконец погас свет, ознаменовав начало представления и мои шумные соседи успокоились, но к сожалению лишь на время. Парень продолжил грызть чипсы с ещё большим азартом закидывая меня ошмётками процесса измельчения пищи...
Первое, что я увидел, когда отворился занавес, был громадный макет жирной волосатой жопы. Сделан довольно качественно. Он возвышался прямо над самой сценой на несколько метров. Вышел ведущий. Под всеобщий шквал аплодисментов, он объявил выход на сцену "всеобщей любимицы, неотразимой Мадам Моники Абрамовны Беркович, которая своей красотой затмевает небесные светила". Вышла какая-то женщина лет тридцати с элегантной бородавкой на носу и небольшими чёрными усиками под ним. Это была мечта любителей пышной груди! Её прелести, лишь чудом не разрывая наряда, торчали из смелого декольте и ещё солидной их части хватало на то чтобы немного свисать. Одета она была в чёрную блузку ретро-стиля, чёрную кожанную миниюбку и ботинки-платформы компинсирующие чрезмерно низкий рост. Над верхней губой чернели хорошо ухоженные густые усики. На голове её была корона победительницы последнего конкурса красоты и чёрные волосы свисающие до плечь, которые выглядели подозрительно хорошо ухоженными (так что складывались подозрения, что это парик). Дополняла образ чёрная губная помада и толстый слой белой пудры на всём лице. Я заметил, как парень справа от меня наконец отложил чипсы. Сильная еррекция парня слева была видна даже сквозь его старые потёртые джинсы. Выражение дикого возбуждения отображалась на лицах всей мужской половины зрительской аудитории. Неужели они все сошли с ума?! У неё же усы! Своим негодованием я поспешил поделиться с Нонной, но она посмотрела на меня как на неотёсанного болвана и лишь удивилась тому, как я до сих пор не осведомлён о том, что это является последней модой, когда женщина носит элегантные хорошо ухоженные маленькие девичьи усики, которые ещё более подчёркивают её женственность и изящество. Я попытался было спорить, но Нонна лишь недовольно фыркнула и назвав меня быдлом, демонстративно уставилась на сцену, где мадам Моника продолжала продолжать называть людей, которым она высказывает благодарность за то, что идея реализации этого спектакля и театра в целом стала возможной. Список был ооочень долгим. При том, про каждого отдельного человека она выдавала подробную биографию и перечисляла за что именно она благодарна конкретному индивидуму. Отвратительно вырывались из непомерно узких объятий тугой миниюбки её мясистые ноги. Но голос всёже у неё был нормальным. Я где-то слышал, что она изначально была толи балериной, толи оперной певицей. "Я бы у неё полизала..." - жарко прошептала древняя старушка справа от Нонны, чем вызвала окончательно отвисание моей челюсти. Нонна поддерживающе кивнула ей. "Куда я попал, господи?!" - пронеслось у меня в голове. Что это за притом извращенцев?! Старушка предложила Нонне глотнуть из фляги, та не отказалась. Парень слева агресивно разгрызал уже четвёртую пачку чипсов, но всё же внимательно внимал речи своей усатой либидо. Когда я снова повернулся к Нонне, желая спросить про одного из спонсоров театра, у меня это желание вмиг отпало от увиденного. Та старушка вынула вставную челюсть (обнажила голые беззубые дёсны) и аккуратно притянув к себе голову Нонны, начала с ней неистово сосаться, второй рукой лапая соски. Нонна от удовольствия закатила глаза и даже не обратила внимания на оборвавшееся начало моего вопроса. Мне хотелось блевать или оказаться где-нибудь подальше. Я встал направляясь к выходу, но только в этот момент обнаружил, что небольшой проход к выходу был полностью блокирован дополнительными зрителями. Очевидно их пришло гораздо больше, нежели планировалось изначально. На меня сразу же набросились люди сидящие сзади меня, негодуя из-за того, что я закрыл их обзор. Какой-то пожилой мужчина в строгом костюме замахнулся на меня газетой и попал прямо в лоб. Я вынужден был сесть на место. Мне было очень стыдно, за то что я повёл себя столь некультурно. Сзади донеслись всеобщие одобрительные возгласы в адрес пожилого мужчины и тутже стихли, чтобы не мешать мадам Монике...
Спустя час мадам Моника закончила свою речь и вышел её муж. Женоподобный мужчина возраста не более двадцати лет. Одет был в латексные штаны и маечку-сеточку. Волосы короткие, но почему-то это не придавало ему большего мужества. Крайне хилое телосложение. Голос высокий как у мальчика кастрата из церковного хора. "Она его в задницу имеет резиновым членом крепящимся на специальных трусах" - донесся обрывок разговора откуда-то из-за спины - "Да и ещё она специально носит в сумочке маленькую собачку, чтобы та в любой момент могла её удовлетворять языком... Это я из недавнего интервью знаю.". Я поднял с пола одну из опустошённых пачек чипсов, чтобы в неё блевануть, но к моему глубочайшему сожалению этого не удалось и скверное ощущение осталось со мной. Зато я обнаружил причину, по которой у прыщавого очкастого парня слева от меня никак не кончались чипсы. У него там стояла громадная сумка, полностью ими набитая. Похоже он специально приходит на спектакли чтобы там что-то есть, как многие специально курят в лифтах, душаться низкочасвтенными духами входя в автобус или гадят в подъездах. К счастью, муж мадам Моники, в отличие от своей супруги, не стал произносить долгой речи, а ограничился всего несколькими минутами. На этом ведущий объявил первый антракт. Как только закрылся занавес, меня кто-то похлопал по плечу. Это оказался тот пожилой мужчина, который некоторое время назад меня ударил газетой. "Я тебя серьёзно предупреждаю, ещё одна такая выходка и я тебя прямо здесь отделаю, ублюдок" - сказал он зло - "Я хоть и выгляжу неочень, но до сих пор занимаюсь боксом, так что я тебя отделаю как следует". Его поддержали все сидящие неподалёку, кто одобрительным словом, кто кивком головы. Краснея я поспешил отвернуться по направлению к сцене. Моё желание уйти только увеличилось, но это было невозможно в силу того обстоятельства, что на объявленный антракт никто не вышел. И мне даже не хотелось представлять какой шквал ругани может вызвать моя вторая попытка удалиться. Парень слева отвлёкся от своих чипсов и начал листать какой-то журнал. Я случайно бросил взгляд на страницу и увидел фотографию мадам Моники в полуобнажённом виде. На этом снимке она делая эротичный взгляд прижималась головой к поднятой вверх руке. На подмышке была видна густая чёрная растительность кучерявых волос. Из одежды на ней было лишь полупрозрачное нижнее бельё. Справа от меня старушка закурила трубку. Нонна продолжала сидеть, всем своим видом показывая, что она не со мной. "Мне стыдно, что я пришла с тобой" - прошептала она, даже не поварачиваясь в мою сторону. - "Ты просто не представляешь, как сильно ты меня опозорил перед людьми, которых я уважаю." Я лишь извинился опустив глаза и вжимая голову в плечи. Больше всего на свете я желал провалиться под землю...
Через несколько минут начался первый акт. На сцену выскочила сама мадам Моника, переодетая в белую балетную пачку. Несмотря на неподходящее строение тела, она довольно ловко исполняла какую-то балетную партию, а зетем остановившись начала танцевать на месте, подражая очевидно фигурке из музыкальной шкатулки. В этот момент на сцену вышел её супруг, почему-то одетый как пилот первой мировой (имел даже специальную каску и лётные очки) и заиграл на скрипке мотив детской песни "Крылатые качели". Его супруга не прерывая танец начала петь саму песню чистейшим оперным вокалом - "В юнном месяце апреле в старом парке тает снег и весёлые качели начинают свой разбег. Позабыто всё на свете, сердце замерло в груди...". И тут на сцену вылетели качели, закреплённые где-то на потолке. На них сидела какая-то девица подросток, одетая под пионерку, если не считать вульгарной косметики и бутылки водки в руках. "...А пока мы только дети, нам ещё расти расти. Только небо, только ветер, только радость впереди. Взмывая выше неба, не ведая преград, крылатые качели летят летят летят... " - пела на заднем плане мадам Моника. Девица на качалях заглотнула из своей бутылки и сладострастно расхохоталась. Она раскачалась сильнее и стало видно, что под юбкой у неё ничего не было. "Крылатые качели летят летят летят" - в унисон модам Монике подпевал весь зрительский зал, слово в слово. Чтобы не выглядеть белой вороной, я тоже начал подпевать. Супруг мадам Моники, непереставая играть лёг на сцену, находясь прямо под ней так чтобы она сквозь балетную пачку начала мочиться ему в рот. Девица на качелях неудержалась и свалилась вниз с высоты не менее пяти метров. Возможно сильно расшиблась. Судя по тому, что никто на это не отреагировал - происшествее было частью спектакля. Тут из макета задницы над сценой полезла коричневая каловая масса, которая начала комьями падать на сцену. Зрители поскакивали со своих мест, заливаясь в бурными аплодисментами и крича "Браво! Гениально!". Я поступил как все, чтобы не казатсья странным... Но тут случилось то, что явно не было запланированно. Зажёгся свет. Громогласно тревожно завыла сирена и где-то сзади с руганью в зал ворвались люди в милицейской форме. Им откуда-то стало известно о месторасположении театра, похоже кто-то написал донос. Весь зрительский зал разом вскочил, ища пути к отступлению. Мне едва удалось поспеть, чтобы не быть опрокинутым и затоптанным насмерть в давке. (я видел, что некоторых постигла эта участь, но ничем не мог им помочь) Толпа разбежалась в разные стороны, обнаружив несколько на первый взгляд невидимых дверей. В подпольных театрах наличие таких дверей является необходимостью, однако было удивительно, как эти люди смогли их разглядеть. Часть народу ломанулась прямо на сцену. Однако им на встречу выскочила группа ментов и без лишних вопросов начала всех избивать резиновыми дубинками. Тех кто падал пинали ногами на которых были тяжёлые ботинки. Мадам Моника с криком - "Вы посмеете поднять руку на женщину?!" начала сама избивать ментов. Благо телосложение позволяло. Несмотря на дубинки она смогла завалить и крепко отделать четверых, прежде чем какой-то молодой милиционер излочившись сбил её ударом чуть ниже виска. Далее её толпой начали превращать в месиво многочисленными ударами ног. Сквозь всеобщую ругань, звуки потасовки, вопли боли и сирену, обрывками доносился многократно усиленный мегафоном строгий электронный голос - "...как вам не стыдно товарищи за ... лишь хуже происходящего сегодня здесь ... поддавшись лживой пропоганде местной ячийки гнусной общины сионистов, работающих в интересах прогнившего империалистического запада... подло предавшие родину, вопреки всему что она вам дала... поэтому... многочисленные достоинства... предали товарища Ленина, товарища Сталина, партию и народ... Стыдитесь! Стыдитесь! Стыдись!... прислужники буржуев...". Звуки сирены становились всё сильнее, казалось от них вот-вот лопнет голова. Ко всему прочему в помещение запустили какой-то едкий дым или же это случайно нажали некий еффект на пульте управления сценой. Кое-как я смог прорваться к одному из выходов, до того, как вторгающиеся милиционеры его заблокировали. Вне себя от страха, я следовал за убегающими по коридору людьми...
Мы выскочили на улицу, но времени на отдых не было. Сильно болел бок от бега на пределе возможностей, но я не мог позволить себе дать слабину. Та самая девица, что во время представления каталась на качелях, теперь указывала дорогу, по которой можно вырваться из захлопнувшейся ловушки и укрыться в ночи. Похоже она была хорошо тренированной и не поранилась при падении. Мы, что было сил, мчались к дальнему концу забора. Судя по отрывистым фразам из толпы, там должна быть специальная дыра, через которую можно было ретироваться. Что-то вроде пожарного выхода. Но когда мы прибыли, путь к отступлению оказался уже блокирован милиционерами и несколькими дружинниками. "Фашисты проклятые" - проорала Нонна, которая оказывается всё время бежала рядом со мной. И тутже получила удар демократизатором в лицо. "Чёртов фашисткий режим" - проорал ударивший меня ранее газетой пожилой мужчина, но его сбила на землю бейсбольная бита одного из дружинников. Девица, указывающая дорогу, уворачиваясь от арматуры второго дружинника и побежала в обратном направлении. Я и ещё несколько нерастерявшихся людей вновь проследовали за ней, остальные же попали под побои милиционеров. В отчаянии, некоторые пытались форсировать трёхметровый забор заканчивающийся колючей проволкой. Они с разбегу бросались прямо на него, но не имея возможности за что-либо зацепиться тутже падали на землю. Дыхание у меня уже сдавало и если бы не экстремальная ситвация и переизбыток адреналина - я бы уже давно выдохся. Она наверняка знала все лазейки и одна из них будет нашим спасением! Когда мы подбежали к какой-то старой двери на противоположной стороне участка, девица, найдя спрятнный неподалёку ключ, немедля отворила замок, но и за ней оказались менты! Похоже правохранительные органы подошли к этой операции весьма серьёзно и окружили театр по всему периметру. У нас изначально не было ни единого шанса на спасение! Девица обречённо расмеялась, села на колени, положила руки за голову и широко раскрыла рот. Её бить не стали. Я же не оставил своих попыток спастись, которые вылились в пустое метание по ограждённому участку, словно мухи бъющейся об оконное стекло. Я в панике носился туда-сюда, пока меня не схватил один из милиционеров. С силой заломав мне руку (так что едва не сломал), он рывком направил меня по направлению к стене. Я сильно ударился головой, расшиб губу в кровавое месиво и упал оземь. Вторым рывком (на этот раз сильно вывыихнул руку) он поставил меня обратно на ноги и сильно ударил кулаком в челюсть. Выбил два зуба. Похоже какой-то качёк или каратист. Было очень больно, но я старался преодолевать боль, чтобы выполнять все приказы, тем самым избегая новых побоев. Когда меня тащили прочь, я успел заметить, что несколько людей всёже смогли спастись, затаившись в ночной темноте. Меня едва смогли запихать в битком набитый арестантами милицейский грузовик. Места было очень мало, поэтому ехать можно было только стоя и сильно вжавшись. При этом машина ехала очень быстро, то и дело наскакивая на ямы. При каждом рывке вывихнутая рука вспыхивала приступам боли. Но всё пережитое (а также переживаемое) не было и наполовину столь поганым, как осознание того, что для меня этот вечер только начинался...
Свидетельство о публикации №210060701229