На фото: подполковник В.А. Савельев во время пребывания в Корее. Фото от 12 октября 1945 г. Что он и там делал, читайте в тексте.
МОЛИБДЕНОВЫЕ БУДНИ
ШАХТАМЫ И КОМАНДИРОВКА
В КОРЕЮ
В августе 1944 года главный инженер «Главвольфрама» Сергей Федорович Подчайнов вызвал меня на строительство «Шахтамастрой». Этот вызов я воспринял как желание С.Ф. Подчайнова поделиться моим опытом с руководителями «Шахтамастроя» по строительству «Давендастроя» и разработать вместе с ними необходимые мероприятия, чтобы улучшить положение дел по строительству Шахтаминского молибденового предприятия «Шахтамастрой». Перед отъездом на «Шахтамастрой» я подготовил все необходимые для этого материалы и перечень вопросов, на которые, по моему предположению, мне придется ответить. И все это, уложив в папку, взял с собой.
Но когда я приехал на «Шахтамастрой» и встретился там с С.Ф. Подчайновым, а вместе с ним и с Секретарем Читинского Обкома ВКП(б) Валентином Григорьевичем Кучиным, они мне объяснили, что мой вызов связан с тем, что за срыв строительства и ввода в действие в установленный срок предприятия, они освободили от занимаемых должностей директора и главного инженера Шахтаминского молибденового рудоуправления «Шахтамастрой» и должность главного инженера — заместителя директора этого предприятия хотят предложить мне. На этот вопрос я ответил, что с моей стороны возражений не будет, если директор Давендинского рудоуправления А.Д. Батов не будет против этого возражать. С их стороны был ответ, что с А.Д. Батовым этот вопрос уже согласован. После этого С.Ф. Подчайнов, находясь на «Шахтамастрое», подписал приказ по Главному управлению вольфрамомолибденовой промышленности № 38-е от 14 августа 1944 года, согласованный с Читинским Обкомом ВКП(б), о назначении меня Главным инженером рудоуправления «Шахтамастрой» с 15 августа 1944 года и освобождением с этого числа от исполнения обязанностей главного инженера рудоуправления «Давендастрой», с сохранением оклада 3250 рублей в месяц и процентной надбавки 1860 рублей. Временно исполнение обязанностей директора рудоуправления «Шахтаматастрой» было возложено на начальника технического отдела «Главвольфрама» Меньшикова, приехавшего в служебную командировку из Москвы вместе с С.Ф. Подчайновым. В мои производственные дела Меньшиков не вмешивался и занимался только транспортом и материально-техническим снабжением.
После нового назначения я уехал на старое место работы, чтобы сдать дела и привезти оттуда семью. Когда я спросил у бывшего своего директора А.Д. Батова, давал ли он согласие на мой перевод, он ответил, что с этим вопросом к нему никто не обращался и он об этом слышит впервые. Своим приказом по Давендинскому молибденовому рудоуправлению № 208 от 26 августа 1944 года он освободил меня от занимаемой должности с 15 августа 1944 на основании выписки из приказа по «Главвольфраму» № 38-е от 14 августа 1944 г.
Приказом Народного Комиссара Цветной Металлургии СССР Петра Фадеевича Ломако № 493/к от 14 ноября 1944 года я был назначен главным инженером — заместителем директора Шахтаминского молибденового рудоуправления Главвольфрама и освобожден от должности главного инженера — заместителя директора Давендинского молибденового рудоуправления этого же Главка.
Приказ Народного Комиссара Цветной Металлургии СССР тов. Ломако П.Ф. № 493/к от 14 ноября 1944 года был объявлен Приказом по Главному Управлению вольфрамовой и молибденовой промышленности «Главвольфраму» № 209/к от 21 ноября 1944 года.
Работать совместно с временно исполняющим обязанности директора Меньшиковым мне пришлось недолго, всего несколько месяцев.
Вскоре по предложению Читинского Обкома ВКП(б) Народный Комиссариат Цветной Металлургии СССР назначил нового директора Шахтаминского молибденового рудоуправления — Дмитрия Федоровича Лепешкина. Он был практик, специального образования не имел. Но человек был порядочный, трезвый, много внимания уделял работе. У нас с ним сложились хорошие, деловые производственные отношения. В решении всех производственных вопросов мы всегда находили взаимопонимание. Работать вместе с ним мне было легко. С его стороны я всегда имел поддержку.
Предприятие нам досталось в крайне запущенном состоянии. За три с половиной года с марта 1941 по август 1944 года не было построено и введено в действие ни одного производственного объекта. А то, что было построено, пришлось заново перестраивать из-за крайне низкого качества выполненных работ. По строительству жилья и коммунальных объектов тоже было сделано крайне мало и тоже имело низкое качество.
Для сравнения могу отметить, что Давендинское молибденовое предприятие было введено в действие в течение одного года, хотя и с недоделками в связи с началом Отечественной войны. В том числе были введены в действие подземный рудник, обогатительная фабрика, электростанция, компрессорная, механический цех, объекты водоснабжения и теплоснабжения. И все объекты строились качественно.
На вольфрамовом предприятии «Убаредмет», куда я приехал работать после окончания института в 1937 году, в мирное время директора и его заместителя по капитальному строительству судили за вредительство, хотя там все производственные и непроизводственные объекты были построены хорошего качества. А на «Шахтамастрое» был допущен полный развал строительства в военное время, и никто за это не был привлечен к ответственности, за исключением заслуженного снятия с работы директора и главного инженера.
На Шахтаминское молибденовое предприятие «Шахтамастрой» я приехал вместе со своей семьей 1 сентября 1944 года, с наступлением вечера. Вместе с нами приехал с «Давендастроя» главный механик рудоуправления Чернов со своей семьей, для постоянной работы, в порядке перевода.
Предназначавшаяся мне квартира располагалась в одноквартирном деревянном доме. Подъехав к дому, мы увидели вынутое из окна дома стекло. Когда зашли в дом, то обнаружили украденными постельные принадлежности: подушки, одеяла, простыни. В доме через окно побывал мелкий воришка. Дом был расположен в лесу, между жилым поселком и производственными объектами.
Состояние производственных объектов характеризовалось следующим. Капитальная шахта была пройдена до первого горизонта, но не оборудована клетьевым шахтным подъемом. Попутная руда из подземных горно-подготовительных работ выдавалась на поверхность в бадьях. Все рабочие и инженерно-технические работники, работавшие на подземных горных работах, спускались вниз и поднимались на поверхность шахты только пешком по лестничному отделению ствола шахты. Был случай, когда на предприятие, в геологоразведочную партию, приехал из Москвы доктор геологоразведочных наук, профессор Владимир Михайлович Крейтер и зашел ко мне, как к своему бывшему ученику, который учился у него в институте. Вместе со мной он пошел в шахту, чтобы познакомиться с подземными горными работами. Поскольку клетьяного подъема не было, а по лестничному отделению ствола шахты он спуститься не мог по своему физическому состоянию, я принял его предложение спуститься мне вместе с ним в шахту в бадье. Человеком он оказался смелым. Так мы вместе спустились в бадье, а после ознакомления с подземными горными работами тоже в бадье поднялись на поверхность шахты. Компрессорная станция рудника была построена на горе, далеко от шахты. Деревянное здание компрессорной было построено недопустимо плохо. Вместо нее построили новое каменное здание рядом с шахтой. Компрессора демонтировали и перенесли в новое здание. Прежнее здание компрессорной списали как непригодное. Строительство обогатительной фабрики заканчивалось, и был начат монтаж обогатительного оборудования. Смонтированные водопроводные и паропроводные магистрали с уложенными в опилках и деревянных желобах водяными и параллельно им паровыми трубами на небольшой глубине от поверхности были полностью переморожены в зимний период. Все трубы этих магистралей пришлось вынуть из-под земли и вместо них уложить новые цельнотянутые нефтепроводные трубы на более глубоком уровне 3,25 метра от поверхности с учетом вечной мерзлоты, как это было сделано на предприятии «Давендастрой». Прокладка паровых труб параллельно с водяными трубами не потребовалась. Заново смонтированные водопроводные магистрали существовали весь период работы предприятий и никогда не перемерзали в зимнее время. Паровые котлы для подогрева водопроводных труб были демонтированы, так как потребность в них отпала.
Были приняты меры по укреплению более опытными, квалифицированными кадрами руководителей производственных цехов. Начальником рудника был назначен Иван Михайлович Семенов, который, работая начальником смены, горным мастером, показал себя хорошим опытным руководителем и специалистом. Начальником обогатительной фабрики был назначен Серафим Григорьевич Клапцов, приехавший по моему приглашению с Давендинского молибденового рудоуправления. Его назначили вместо освобожденной от этой должности С.П. Яковлевой, которая страдала пристрастием к спиртным напиткам.
Положительные результаты работы коллектива предприятия стали очевидными. Но вместе с этим имели место отдельные тяжелые случаи, которые следует отметить. Из-за несвоевременного завоза муки для выпечки хлеба перед Великим Октябрьским праздником трудящиеся и все жители предприятия в праздничные дни остались без хлеба. Муку завезли сразу же в первый день после праздника. За это упущение директор и секретарь партийного комитета рудоуправления получили по строгому выговору.
Второй более тяжелый случай, трагический случай, произошел в выходной, не рабочий день. Молодые парни и девушки устроили веселую гулянку с употреблением спиртных напитков. Вечером не пришли к себе домой две молодые девушки. Утром их нашли в лесу, повесившимися на дереве. В связи с этим трагическим случаем большие неприятности пришлось пережить директору предприятия и секретарю парткома.
Аналогичные трагические случаи произошли в начале войны и на «Давендастрое». Утром, в начале рабочего дня я пришел в геологоразведочную партию, чтобы познакомиться с геологическими материалами по разведке месторождения. Во время моей беседы с геологами к нам в служебную комнату забежали две женщины с истерическим криком: «Ванька Лизку зарезал!» и быстро повели нас в их квартиру. В комнате мы увидели лежавшую на кровати молодую женщину, у которой из разрезанного бритвой живота выпали внутренности, которые она придерживала рукой, чтобы они не упали на пол, и с трудом тихо произносила слова: «Зачем ты это сделал?» А в это время на другой кровати сидел молодой мужчина, ее муж, в военной солдатской одежде, перерезая бритвой горло, из которого текла кровь на грудь гимнастерки. От ужаса увиденного мое лицо стало белым. Мы быстро вызвали врачей, и они вместе с пострадавшими на санях, запряженных лошадьми, увезли их в ближайшую Кудечинскую больницу. Женщина в больнице умерла, а ее молодого мужа врачам удалось спасти. Как мне позже рассказали, эта трагедия явилась результатом писем, которые солдат получал, находясь в войсковой части, от своих соседей по квартире, в которых они ему писали, что с его уходом в армию жена завела себе любовника.
Второй трагический случай на «Давендастрое» произошел, когда я поздно вечером выехал из своего дома в служебную командировку на машине, которая везла меня на железнодорожную станцию. Проезжая мимо рудника, мы увидели, что нам навстречу по автомобильной дороге шла женщина. На зажженные фары и сигналы шофера она не реагировала. Когда шофер, чтобы на нее не наехать, свернул машину на правую сторону от дороги, женщина, уже находясь рядом с машиной, неожиданно свернула с дороги в ту же сторону, что и машина ей навстречу. И в результате была сбита машиной. Мы отвезли ее в Кудечинскую больницу, а сами уехали на железнодорожную станцию. Вернувшись из служебной командировки, я узнал, что эта женщина, несмотря на оказанную ей врачебную помощь, скончалась. Шофера привлекли к судебной ответственности. Но следователь установил, что в данном несчастном случае шофер был не виноват, а виновата была сама пострадавшая. При этом учли показания врачей, которые сообщили следователю, что она болела сонной болезнью и в момент несчастного случая спала. Учли также и то, что шофер был одним из лучших работников предприятия.
Руководство Шахтаминского рудоуправления вместе с партийной и профсоюзной организациями приняли меры и мобилизовали коллектив предприятия на ликвидацию ранее допущенных ошибок в строительстве предприятия и выполнение производственного плана.
Из Москвы на предприятие приехали заместитель начальника Главвольфрама Денис Алексеевич Бабич и начальник финансового отдела Главка Вениамин Исаевич Литвин. Вместе с ними я уехал в Читу на переговоры с начальником Военно-Строительного Управления Забайкальского Военного Округа для заключения договора на выполнение подрядных работ по строительству Шахтаминского молибденового предприятия «Шахтамастрой». После согласования всех вопросов этот договор был подписан. Со стороны Военно-Строительного управления была проявлена большая оперативность по направлению на «Шахтамастрой» инженерно-технических работников и мобилизованных строительных рабочих.
Вместе с ними на предприятие поступили необходимый транспорт, строительные машины и инструмент. Строительные работы развернулись широким фронтом. В короткие сроки было закончено строительство обогатительной фабрики, дизельной электростанции, объектов водоснабжения и теплоснабжения. Построили новую компрессорную, механический цех, автогараж, бытовой комбинат рудника, двухэтажное здание рудоуправления, больницу, среднюю школу, жилые дома для рабочих, инженерно-технических работников и служащих предприятия.
Однако, несмотря на положительные перемены в работе предприятия, по неизвестной для меня причине, директор рудоуправления Дмитрий Федорович Лепешкин от занимаемой должности был освобожден. У меня сложилось мнение, что причиной освобождения было отсутствие у него высшего образования, хотя он был опытный практик, и то, что он являлся кандидатурой, предложенной Читинским Обкомом ВКП(б), а не «Главвольфрама» Наркомцветмета.
Вместо Д.Ф. Лепешкина директором Шахтаминского молибденового рудоуправления «Шахтамастрой» был назначен Леонид Семенович Шевцов. Он приехал на предприятие один, без семьи, хотя у него была жена. Ходили слухи, что она была с ним в ссоре и связи не поддерживала. Л.С. Шевцов, в отличие от других умных директоров, был непоследовательным, в производственных вопросах разбирался слабо, в коллективе был необщительным, дома жил в одиночестве, часто болел, среди руководителей цехов предприятия авторитетом не пользовался. У меня с ним контакта в работе не было.
Видя его неправильное, мешающее нормальной работе поведение, я в июне 1945 года направил Народному Комиссару Цветной Металлургии СССР П.Ф. Ломако и одновременно начальнику «Главвольфрама» А.С. Микуленко телеграмму следующего содержания:
«Дальнейшая работа совместно Шевцовым невозможна тчк Практика разгона зпт преследования руководящих кадров ценных предприятию за малейшее проявление критики неправильных действий Шевцова продолжается зпт несмотря указания Главка тчк Этой причине увольняются ценные предприятию работники тчк Начальники ряда цехов систематически меняются тчк Подготовка зпт подбор руководящих кадров цехов зпт отделов зпт стремление сплотить их единый коллектив Шевцовым игнорируется тчк Мое стремление воздействовать Шевцова только обостряет взаимоотношения тчк Впервые вынужден работать с таким директором тчк Прошу освободить меня от занимаемой должности зпт перевести другое предприятие».
В ответ на мою телеграмму начальник «Главвольфрама» А.С. Микуленко поручил своему заместителю по капитальному строительству Н.К. Егорову ознакомиться с моей телеграммой, принять меры по урегулированию вопроса, результаты телеграфно сообщить. Привожу текст телеграфного ответа Н.К. Егорова на поручение А.С. Микуленко:
«Вопросы поднятые Савельевым разрешены тчк Договорились с Шевцовым и Савельевым о совместной дружной работе тчк Подробности расскажу по возвращению».
Но и после этого Н.С. Шевцов каким был, таким и остался. Есть пословица, что «горбатого могила исправит». Так произошло и с Шевцовым. В период моего отсутствия на предприятии, когда я находился в специальной служебной командировке в Северной Корее, Шевцов на машине посетил войсковую часть, располагавшуюся недалеко от границы с Манчжурией. С собой привез спиртные напитки и продукты для угощения офицеров. Во время застольной встречи они организовали картежную игру, в результате которой Шевцов выиграл грузовую автомашину «Студебекер» и на этой машине вернулся к себе на предприятие. Вскоре после этого на предприятие приехал военный прокурор, допросил Шевцова и привлек его к судебной ответственности. Н.С. Шевцов заболел. Принимаемые врачом меры по его лечению стал игнорировать, и в результате скончался.
4 сентября 1945 года на имя директора «Шахтамастроя» Шевцова поступила телеграмма КТ № 4329 от народного комиссара Цветной Металлургии СССР П.Ф. Ломако следующего содержания:
«Командируйте Хабаровск обязательно явка 10 сентября штаб Василевского комиссия Сабурова главного инженера Савельева Документы привезет Хабаровск представитель Наркомцветмета Линчевский».
Во исполнение этого телеграфного указания Народного комиссара я срочно 8 сентября 1945 года выехал в Хабаровск, где мне выдали командировочное предписание № 50066 от 1 сентября 1945 года за подписью начальника тыла Вооруженных сил СССР генерала армии А.В. Хрулева, командировочное удостоверение № 13087 от 3 сентября 1945 года за подписью заместителя Народного Комиссара Цветной Металлургии СССР С.П. Соловьева, а также военное обмундирование в звании подполковника. Свою гражданскую одежду оставил на хранение в Хабаровске.
В столицу Северной Кореи Пхеньян прибыл из Хабаровска, вместе с двумя майорами Шашуриным и Соловьевым, 11 сентября 1945 года. Прилетев утром, мы встретились с начальником аэропорта в звании майора авиации, представились ему, вместе с ним позавтракали, он дал нам машину, и к вечеру в этот же день мы нашли свой штаб полковника Железнова.
Военный совет 25-й Армии выдал мне удостоверение № 15-45/Д от 15 сентября 1945 года за подписью генерал-майора Фурсова. В этом удостоверении указано, что подполковник Савельев В.А. является членом комиссии по учету и использованию промышленных предприятий на территории Кореи. Командирам войсковых частей и учреждений, а также комендантам городов и железнодорожных станций оказывать подполковнику Савельеву полное содействие в выполнении возложенных задач.
Подполковнику Савельеву предоставляется право беспрепятственного проезда в любое время суток по территории Кореи и пребывание в любом населенном пункте. Комендантам городов представлять подполковнику Савельеву жилплощадь и автотранспорт.
Такого же содержания были выданные удостоверения Военного Совета 25-й армии № 12 от 28 ноября 1945 года и № ВС/5-Д от 29 января 1946 года за подписями командующего войсками 25-й армии гвардии генерал-полковника Чистякова и начальника штаба 25-й армии гвардии генерал-лейтенанта Пеньковского.
Первую поездку из Пхеньяна по территории Северной Кореи мы совершили втроем, я и мои спутники майоры Шашурин и Соловьев на автомашине «Додж» в сопровождении двух вооруженных солдат-телохранителей. Первыми предприятиями, которые мы посетили и обследовали, были два вольфрамовых рудника, которые вели добычу руды на месторождении «Кишу». Один рудник добывал руду с верхних горизонтов, вскрытых капитальной штольней с одной стороны горы. Второй рудник добывал руду с нижних горизонтов, вскрытых капитальной вертикальной шахтой с другой, противоположной стороны горы. На каждом руднике была построена и действовала своя обогатительная фабрика. Оба рудника принадлежали японцам. Во время нашего посещения рудники и обогатительные фабрики не работали, так как их руководители и специалисты японцы из Кореи уехали и остались только рабочие корейцы и корейские служащие, которые плохо разбирались в производстве. С русскими специалистами, которых представляли мы, они встретились впервые. В качестве переводчика среди нас был майор Шашурин Сергей Лаврентьевич. По специальности он был горный инженер, окончил аспирантуру, хорошо знал английский язык и свободно на нем разговаривал. Среди корейцев были тоже специалисты, и они все, как правило, свободно разговаривали на английском языке.
Мы с этими рудниками и обогатительными фабриками детально ознакомились, осмотрели состояние подземных горных работ. Получили всю необходимую геологоразведочную документацию, планы подземных горных выработок, схемы вскрытия месторождения, данные о наличии разведанных, вскрытых и подготовленных к очистной выемке запасов руды, технологические схемы обогащения руды на обогатительных фабриках, а также все технико-экономические показатели по результатам работы каждого рудника и обогатительных фабрик.
Все основные, ведущие рабочие операции на горных работах были механизированы, а вспомогательные работы выполнялись вручную. В целом производительность труда была невысокой, ниже, чем на наших предприятиях.
Горношахтное и обогатительное оборудование было изготовлено на японских машиностроительных заводах. Оно было менее современным и менее производительным в сравнении с оборудованием, которым были оснащены наши аналогичные отечественные рудники и обогатительные фабрики. Все производственные процессы были полностью обеспечены приборами по контролю за количеством и качеством изготавливаемой продукции. Все рабочие операции на рудниках и фабриках выполнялись только мужчинами. Когда мы поинтересовались данными о производительности труда рабочих, корейские руководители, заменившие японцев, на этот вопрос не смогли ответить. Они нам объяснили, что их интересует только один показатель, которым является прибыль.
После детального ознакомления с рудниками и обогатительными фабриками на вольфрамовом месторождении «Кишу» и получив необходимую документацию, мы вернулись в Пхеньян.
Должен отметить, что корейские руководители предприятия, которое мы посетили, относились к нам весьма дружелюбно. На время пребывания у них нас поселили в великолепном небольшом доме с бассейном и фонтаном перед окнами дома. В этом доме жил японец — хозяин этих предприятий. Прикрепили к нам пожилого повара, который ранее работал шеф-поваром на пароходе, принадлежащем богатому американскому промышленнику. За проживание в японском особняке и за обеспечение нас питанием от предложенной нами оплаты отказались, несмотря на нашу настоятельную просьбу взять с нас деньги за предоставленные услуги.
После возвращения с вольфрамовых рудников «Кишу» в Пхеньян, который в то время назывался на японском «Хейдзио», персонально ко мне была прикреплена легковая автомашина «Виллис», а также шофер этой автомашины солдат Костя и переводчик — советский кореец из-под Ташкента, тоже по имени Костя. С их помощью, теперь уже без персональной охраны, за период с 11 сентября по 25 ноября 1945 года я обследовал горнорудные предприятия на территории Центральных районов Северной Кореи в уездах: Сучан, Конузян, Току, Гензан, Ампен, Цусен, Кодзио, Ринтею, Йоко, Касен, Кинка, Хейко, Тяцуген, Сонапри, Исен, Синкей, Кинсен, Нансенен. Во время поездки по этим уездам нам приходилось встречаться с японскими беженцами, которые длинными колонными, протяженностью в несколько километров, шли пешком по автомобильным дорогам целыми семьями вместе со стариками и детьми, везли на колясках и несли на плечах свое имущество. В одном из уездных городов поздно вечером военный комендант города пригласил меня в клуб, где разместились на ночлег японские беженцы. Это было жалкое зрелище. Целые семьи, среди которых было много больных стариков и детей, все голодные, лежали на грязном полу клуба. Некоторые из них тяжело стонали от боли. Военный комендант обратился ко мне за советом, может ли он накормить их, израсходовав на это часть поступившего риса. Я посоветовал ему накормить голодных японцев, что он и сделал. Все японские беженцы перемещались на паромную переправу, чтобы на пароме переправиться через море из Кореи в Японию.
Во время остановки в уездном городе Кинка меня тепло принял военный комендант города в звании майора. Вместе с ним, моим шофером и переводчиком мы завтракали в столовой. Был случай, когда утром мы вместе пошли в парикмахерскую, но парикмахерская была закрыта. На ее дверях висело объявление на русском языке, в котором было написано, что парикмахерская закрыта на пять дней ввиду женитьбы парикмахера. Когда мы вернулись в военную комендатуру, то обнаружили мою машину разукрашенной типа елочных игрушек. Когда я об этом сказал своему шоферу, он мне ответил, что накануне он видел парикмахера и обещал ему вместе поехать в соседнее село и привезти из этого села его невесту. Одновременно шофер сказал мне, что на разукрашенной машине он не поедет. Я ему объяснил, что этого делать нельзя, надо соблюдать их обычаи, и обязал его поехать вместе с парикмахером за его невестой на разукрашенной машине, что он и выполнил. Я поинтересовался о корейских свадебных обычаях. Мне объяснили, что корейские молодые парни и девушки между собой не встречаются. У них есть специальные свахи, которые сначала знакомят между собой их родителей. После этого знакомят жениха и невесту и, если они понравились друг другу и их родителям, устраивают свадьбу. На свадьбе родители проводят застолье отдельно от своих детей. Одновременно невеста встречается со своими подругами, а жених отдельно со своими друзьями. После этого через пять дней они начинают совместную жизнь отдельно от своих родителей, которые выделяют им отдельную жилую площадь и приданное в виде личных вещей, необходимых для семейной жизни.
Был второй случай, когда в моем присутствии военный комендант города принял одного корейского помещика. Помещик был пожилого возраста, в новом нарядном костюме, накрахмаленной рубахе с бабочкой вместо галстука. Войдя в служебную комнату без обуви, в носках, он остановился посреди комнаты, встал на колени и опустил голову к полу. Так он приветствовал коменданта. Затем обратился к нему с просьбой, объяснив, что у него четыре жены. Из них три жены трудоустроены, а четвертая не работает. Для четвертой жены, самой молодой, он просил разрешить ему открыть чайную. Такое разрешение комендант ему выдал.
Третий случай возник, когда мы утром завтракали в столовой и беседовали с двумя молодыми 18-летними девушками, которые работали в городской полиции города Кинка. Одну из них звали Полина, а вторую Шура. Шура стала рассказывать, что ее хочет купить один парикмахер из соседнего поселка и что ее родители с его предложением согласны. Но он некрасивый, носит очки и ей не нравится. В порядке шутки я задал вопрос, сколько денег он за нее платит родителям и одновременно сказал, что я богаче этого парикмахера и заплачу за нее родителям больше, чем может заплатить этот парикмахер. Шура приняла мою шутку всерьез и на следующее утро в столовую на завтрак не пришла. Когда я спросил у Полины, где Шура, она мне ответила, что Шура приняла мою шутку всерьез и боится, что я ее куплю. Я попросил Полину, чтобы она убедила Шуру, что это была моя шутка. Мою просьбу Полина, умная, красивая, стройная и смелая девушка, выполнила. На следующее утро они опять вместе с Шурой пришли в столовую завтракать. За завтраком Шура много смеялась над собой, что могла поверить этой шутке, приняла ее всерьез...
Недалеко от города Кинка находилось урановое месторождение, которое я должен был обследовать. Для сопровождения меня на это месторождение комендант города пригласил старого корейца, который знал, где оно находится, и познакомил меня с ним. Этому старику было 90 лет. У него были белые волосы на голове, белые усы и белая борода. Он был бодрым, разговорчивым, свободно говорил на русском языке. Он рассказал нам, что родился в России и до 1905 года жил там на Дальнем Востоке. Из России в Корею уехал сразу же после окончания русско-японской войны 1905 года, в которой победу одержала Японская армия.
В беседе с нами он осудил многоженство, которым страдают избалованные, богатые мужчины в Корее. Рассказал про свою семью и что он сам прожил с одной женой всю жизнь, и что его сыновья, так же как и он, презирают многоженство, и каждый сын имеет по одной жене, живя со своими семьями самостоятельно.
Посетив урановое месторождение вместе с сопровождавшим нас старым корейцем, никаких сведений и никакой документации мы не смогли получить по причине того, что занимавшиеся геологоразведкой месторождения японские специалисты уже уехали из Кореи в Японию и всю документацию увезли с собой.
В городе Гендане я посетил крупный завод по производству минеральных удобрений. Завод распологался на берегу моря. Во время моего посещения он не работал в связи с уходом японских специалистов, которым принадлежал этот завод.
После обследования горнорудных предприятий на территории Центральных районов Северной Кореи мне было поручено руководить пуском медно-молибденового рудника «Суйон». Это поручение я начал выполнять 25 сентября 1945 года и закончил 15 февраля 1946 года. В этот период, середине декабря, я заболел. В середине рабочего дня, во время обеда у меня пропал аппетит. Корейские руководители забеспокоились, пригласили специально для меня высококвалифицированного повара. Но приготовленные им хорошие и вкусные блюда я тоже не мог кушать из-за отсутствия аппетита. Когда измерили температуру, градусник показал 38 градусов С. В этот же день к вечеру я вернулся в Пхеньян. Посетивший меня в гостинице военный врач поставил диагноз воспаление легких. Меня сразу же увезли в военный госпиталь и положили в терапевтическое отделение. В одной палате со мной лежал врач-венеролог, преподаватель Московского медицинского института. Лежа на своей кровати, он для всех больных, находившихся с ним в одной палате, читал по памяти лекцию о происхождении и распространении сифилиса. Из этой лекции я запомнил, что сифилис был завезен в европейские страны из Америки после ее открытия в 1492 году знаменитым путешественником Христофором Колумбом и что 99% женщин, занимающихся проституцией, болеют сифилисом.
Через день утром ко мне зашла лечащий врач и сообщила мне, что у меня не воспаление легких, а сыпной тиф, и меня перевели из терапевтического в инфекционное отделение госпиталя. В этом отделении я пролежал ровно 21 день с постоянной, не меняющейся температурой 38 градусов С.
Вместе со мной в палате лежал капитан авиации. Мы с ним быстро познакомились. Он работал заместителем начальника военного аэропорта в Пхеньяне. Перед новым годом мы оба почувствовали себя намного лучше, температура стала нормальной, и мы обратились к своему лечащему врачу с просьбой разрешить нам выпить по 100 грамм водки в честь Нового года. Она с юмором нам ответила, что не возражает при одном условии, чтобы после этого с нашей стороны никаких претензий к ней не было.
Выпив по 100 грамм в честь наступающего Нового года, мы оба сразу почувствовали сильную физическую слабость и слегли в постель. Утром после встречи Нового года к нам в палату зашла лечащий врач и поинтересовалась нашим самочувствием. Мы ей откровенно рассказали о нашем слабом физическом состоянии после употребления 100 грамм спиртного напитка. Она на это отреагировала спокойно, с юмором, напомнив, что об этом она нас предупреждала.
После выхода из госпиталя я получил больничный лист с освобождением от работы дополнительно на 10 дней. В это время ко мне в гостиницу пришел капитан авиации, мой сосед по госпиталю, и пригласил меня вечером в аэропорт, чтобы познакомить меня с начальником военного аэропорта и вместе поужинать. Это приглашение мною было принято с большим удовлетворением. Начальник аэропорта, после знакомства со мной, пообещал помочь мне в возвращении из Кореи на Родину. Это обещание было выполнено, за что я ему был очень благодарен.
После выздоровления и выхода на работу мне была сделано предложение обследовать горнорудные предприятия, расположенные на территории Северо-Восточных районов Кореи в уездах: Расин, Сейсин, Кисею, Дзиосин, Тансен, Канко. При этом мне было сказано, что есть слухи о существовании в этих районах, примыкающих к границе с Советским Союзом, японских вооруженных отрядов. Поэтому все специалисты, которым предлагали обследовать эти районы, от этого предложения отказывались. Несмотря на это предупреждение, я дал согласие на обследование этих районов при условии, что после выполнения этого задания мне будет разрешено возвращение из Кореи в Советский Союз, к месту моей постоянной работы. После согласования этого вопроса был подписан приказ по Управлению Уполномоченного Комитета СНК СССР по Корее № 18 от 29 января 1946 года, в котором сказано: «Вернувшегося из отпуска после болезни подполковника Савельева В.А. перевести из Производственного отдела в Технический отдел и направить на обследование горнорудных предприятий Северо-Восточных районов Кореи, после чего откомандировать на место постоянной работы. Товарищу Савельеву выехать для обследования не позднее 20 февраля с.г. Транспортному отделу подготовить «Виллис» для длительного рейса».
Перед отъездом в Северо-Восточные районы Кореи Военным Советом 25-й Армии мне было выдано удостоверение № ВС/5-Д от 29 января 1946 года за подписями Командующего Войсками 25-й Армии гвардии генерал-полковника Чистякова Ивана Михайловича и начальника штаба 25-й Армии гвардии генерал-лейтенанта Пеньковского. В удостоверении записано:
«Предъявитель сего подполковник Савельев Василий Андрианович является членом комиссии по учету и использованию промышленных предприятий Кореи и командируется на обследование горнорудных предприятий Северо-Восточных районов Кореи.
Командирам воинских частей и учреждений, а также комендантам городов и железнодорожных станций оказывать подполковнику Савельеву полное содействие в выполнении возложенных задач и обеспечивать беспрепятственное снабжение горючим его легковой машины.
Подполковнику Савельеву предоставляется право проезда в любое время суток на территории Кореи и пребывания в любом населенном пункте.
Командирам войсковых частей и комендантам городов предоставлять подполковнику Савельеву пользование всеми средствами связи и оказывать полное содействие в получении транспортных средств и бытовых устройств».
Получив на руки указанный приказ по управлению уполномоченного Особого Комитета СНК СССР по Корее и удостоверение Военного Совета 25-й Армии, я выехал 15 февраля 1946 года из Пхеньяна на легковой автомашине «Виллис» вместе с прикрепленным ко мне шофером солдатом Костей и переводчиком, советским Корейцем, солдатом, тоже Костей, на обследование горнорудных предприятий на территории Северо-Восточных районов Кореи. Обследование этих районов продолжалось до 14 марта 1946 года, или один месяц. За это время я посетил горно-металлургическое предприятие в Сейсине, свинцово-цинковый рудник с обогатительной фабрикой «Кеншуку», горные предприятия по добыче естественного графита открытым способом с фабриками по его обогащению.
Горно-металлургическое предприятие в Сейсине состояло из небольшого карьера по добыче бурого железняка и двух небольших доменных печей по выплавке чугуна. Особого интереса это предприятие не представляло. Свинцово-цинковый рудник «Кентуну» был расположен в горах. Автомобильной дороги к нему не было. Сообщение с этим рудником осуществлялось по узкоколейной железнодорожной ветке. Мы на это предприятие приехали поездом в небольшом пассажирском вагоне. Автомобиль был погружен на открытую железнодорожную платформу в составе этого же поезда и прибыл на рудник одновременно с нами. Поезд поднимался медленно в гору с помощью паровоза, который часто останавливался, чтобы накопить пар. На рудник поезд нас доставил поздно вечером. Корейские руководители рудника ожидали нас у поезда и встретили гостеприимно. Пригласили на специально приготовленный в связи с нашим приездом общий вместе с ними ужин. После ужина с большим интересом беседовали с нами всю ночь до утра. До моего приезда с русскими они не встречались и русских людей не видели. Их интересовало все о Советском Союзе, о его руководителях и вождях, особенно о Сталине. На все вопросы я отвечал с помощью своего переводчика. Для него оба языка, корейский и русский, были родными, и поэтому он свободно ими пользовался.
На следующий день я вместе с руководителем рудника и моим переводчиком побывали в шахте, где я ознакомился с подземными горными работами, и после этого на обогатительной фабрике, где также ознакомился с технологией обогащения свинцово-цинковой руды. Рудник и фабрика находились в нормальном рабочем состоянии. На всех предприятиях, которые я уже обследовал, работали только одни мужчины, женщин я не видел. На обогатительной фабрике рудника «Кентуку» небольшая бригада молодых женщин работала в дробильном отделении, занимаясь ручной сортировкой руды, отбирая пустые горные породы на транспортерной ленте перед крупным дроблением. На остальных рабочих местах были одни мужчины.
Ознакомившись с работой предприятия и получив необходимую технологическую документацию по разведанным, вскрытым и подготовленным запасам руды, планы подземных горных выработок, технологические схемы обогащения руды на фабрике и внимательно ознакомившись с этой документацией, я пришел к выводу, что это предприятие имеет хорошую перспективу на будущее. Разведанные запасы месторождения по высоким категориям обеспечивают работу предприятия на несколько лет вперед. Запасы подготовленной к выемке руды тоже сверхдостаточны. Много отбитой руды лежит в магазинах очистных блоков. Элементы залегания месторождения и устойчивость боковых горных пород позволяют отрабатывать это месторождение с применением наиболее эффективной системы разработки с магазинированием отбитой руды.
Перед отъездом с предприятия его руководитель-кореец пригласил нас в гости к себе домой на обед. По корейскому обычаю обеденный низенький стол стоял посередине комнаты. Мы уселись вокруг стола на полу на соломенных циновках. Готовые блюда подавали с кухни две женщины через двери, и принимали эти блюда из их рук мужчины. Сами женщины из кухни не выходили и нам не показывались. Такого неравноправия между женщинами и мужчинами я не вытерпел и сделал замечание, объяснив, что у нас в Советском Союзе принято, чтобы женщины обязательно находились за столом вместе с мужчинами на равных правах, и пригласил женщин, которые приготовили и подавали из кухни нам обед, а это была жена руководителя предприятия со своей подругой, занять место за столом и пообедать вместе с нами на таких же правах, как мужчины. Они с большой радостью приняли мое приглашение и заняли место за столом вместе с нами. У меня с ними сос-тоялась приятная товарищеская дружелюбная беседа. Со стороны корейских собеседников мне было сказано, что при японцах был заведен порядок, если в дом заходит японец, то корейские женщины не должны ему показываться, а тем более, с ним беседовать. К концу нашей беседы за обеденным столом неожиданно для меня раздвинулась перегородка внутри квартиры, и в это время мы увидели за перегородкой много женщин, которые сидели на полу вместе с детьми. Все присутствующие за перегородкой дружно и весело засмеялись и объяснили мне, что весь наш разговор за обеденным столом они слышали. Закончив обед и беседу, я встал из-за стола, зашел к ним за перегородку и всех их тепло поприветствовал. После этого, выйдя из дома к своей легковой машине, я увидел много детей вокруг машины и сидевших на самой открытой машине. Я дал задание своему шоферу прокатиться вместе с детьми по дорогам рабочего поселка, и, когда после этого он с ними вернулись, то упрямые дети стали настойчиво требовать, чтобы их еще покатали. И только с помощью их матерей освободили машину. После этого, тепло попрощавшись с руководителем предприятия, его женой, подругой жены и провожавшими нас жителями рабочего поселка, мы уехали обратно тем же железнодорожным поездом.
После обследования свинцово-цинкового рудника «Кентуку» мы приехали на предприятие «Кокай» по добыче естественного графита открытым способом и его обогащению. Вместе со мной в качестве сопровождающего приехал и представитель уездного руководства. Здесь нас также тепло и гостеприимно встретили корейские руководители предприятия. После ознакомления с предприятием и получения всей требующейся технической документации я и мои сопровождающие были приглашены на обед в дом руководителя предприятия. По моему предложению вместе с нами, мужчинами, за столом на обеде находились и женщины, среди которых была жена руководителя предприятия и ее подруги, помогавшие готовить обед. За обедом были спиртные напитки, но мой шофер от их употребления отказался, за что я его похвалил. После обеда мы пошли к машине в сопровождении всех, кто вместе с нами обедал, включая и женщин. Шофер Костя ушел немного раньше нас, но когда мы пришли к машине, он шел обратно к нам навстречу, объяснив это тем, что забыл взять свою вещь, не называя какую. Когда мы попрощались с руководителями предприятия и их близкими, вскоре вернулся и шофер. Машину он повел на большой скорости. Я ему сделал замечание, что дороги узкие, кривые и по ним ездить на большой скорости опасно. Вскоре дорога повернула круто налево почти под 90 градусов. Он повернуть машину не успел, и она упала на берегу широкой реки, через которую рядом с нами проходил высокий и длинный мост. Машина ударилась о землю и перевернулась кверху колесами. Два моих спутника, сидевшие сзади меня, выпали из машины во время ее падения. Шофер свободно вылез из-под машины. А я оказался под машиной, которая перевернулась на мою сторону и спинкой сиденья шофера прижала меня к земле. Трое моих невредимых спутника совместными усилиями, постепенно приподнимая мою сторону машины, помогли мне вылезти из-под нее. Когда я встал на ноги, шофер с перепугу громко закричал, что у меня сломана правая нога. Но я его успокоил, объяснив, что цела, а коленка правой ноги поцарапана о речную щебенку. Поэтому появилась на брюках кровь. Машина, а вместе с ней и я, находились совсем рядом с водой протекающей реки, примерно в одном метре от воды. У машины было разбито смотровое стекло на мелкие кусочки, сильно изогнута металлическая рама, в которую было вставлено это стекло. Правые рессоры колес изогнулись сверху вниз, и машина стояла на колесах наклоненной в правую сторону вниз. Водяной шланг внизу машины отсоединился. Присоединив водяной шланг и заправив водой бачок, мы поздно вечером, когда стало уже темно, прибыли в уездный город Канко. Шофер объяснил, что он специально не хотел въезжать в город при дневном свете, так как ему было стыдно перед городскими жителями ехать по городу на машине такого неприглядного вида. Чувствуя свою непростительную вину за аварию, шофер проявил большую оперативность и с помощью местных корейских мастеров, в течение ночного времени, к утру машину полностью отремонтировал, все повреждения были устранены и машина выглядела как новая. Вернувшись в свою военную часть, шофер об аварии никому не доложил, и эта авария осталась незамеченной. Но я попросил вместо Кости дать мне другого шофера. Мою просьбу удовлетворили.
В период обследования горнорудных предприятий в Северо-Восточных районах Кореи я по пути зашел в одну из войсковых частей к командиру дивизии в звании генерал-майора. После предъявления ему своих служебных документов я обратился с просьбой ознакомить меня с имеющимися в войсковой части данными о наличии в их районе промышленных предприятий. На этот вопрос он ответил, что такими данными не располагает, и порекомендовал мне встретиться с проживающим в Корее русским помещиком Юрием Михайловичем Янковским, который эмигрировал из Советского Союза в Корею после Октябрьской революции.
После объяснения мне на географической карте места нахождения имения Янковского я отправился к нему на машине по автомобильной дороге. Автодорога к имению проходила рядом с узкоколейной железнодорожной веткой и параллельно ей. Дорогу специально построили для сообщения с имением. Приехав в имение и проехав по небольшой территории его поселка, мы увидели небольшие индивидуальные жилые дома, небольшую псарню с собаками, одного прохожего мужчину в зимнем полушубке, шапке и сапогах и на берегу небольшой речки двухэтажный дом-особняк, в котором жил сам помещик Янковский. Когда я подошел к этому дому, в открывшемся окне второго этажа появилась пожилая женщина — жена Янковского, грузинка, с лицом смуглого цвета и черными волосами на голове. Она обратилась ко мне с вопросом: «Вы приехали к Юрию Михайловичу?» Я ответил: «Да, к нему». Она пригласила меня приехать в этот же день вечером, когда Юрий Михайлович будет дома, а сейчас он — на охоте, вместе с русскими офицерами, и вернется с охоты вечером. Но приехать второй раз в этот же день вечером к Янковскому я не имел возможности. По имевшимся у меня сведениям у Ю.М. Янковского, кроме жены, было два сына и одна дочь. Один сын был переводчиком у командующего 25-й Армией, а второй сын тоже работал переводчиком у командира дивизии. Дочь была поэтессой и проживала в Харбине. Ю.М. Янковский опубликовал две свои книги на русском языке. Одна из них посвящена борьбе с Красными партизанами в период гражданской войны на Дальнем Востоке России, а вторая под названием «50 лет на охоте» была посвящена его охотничьему промыслу. Обе эти книги я внимательно прочитал. Мне запомнился описанный им в книге случай, когда перед Новым годом он вместе с сыном отправились на охоту, предполагая вернуться домой в этот же день вечером, чтобы встретить Новый год вместе со всей семьей. Проходя по окраине одного жилого поселка рано утром, они увидели двух тигров, которые тащили убитого ими быка. Испугавшись охотников, тигры бросили убитого быка и разбежались в разные стороны. Ю.М. Янковский и вместе с ним его сын пошли преследовать не тигра, а тигрицу, которую определили по размеру ее следа, который был меньше, чем у тифа. Чтобы ее поймать, поставили капкан с приманкой, и она оказалась пойманной в капкане. Зная, что к ней придет тигр, тигрицу привязали к дереву, надев на нее сетку, а сами спрятались. Вскоре они увидели тигра, который подошел к тигрице, попытался ее освободить, но не сумел это сделать и ушел.
Охотники, отец и сын, стали преследовать тигра по его следу. Тигр вскоре скрылся из виду, но, когда они стали спускаться по склону горы вниз, он неожиданно выскочил со стороны от них и, сделав большой прыжок, лапой с большой силой ударил Ю.М. Янковского по голове. Будучи в бессознательном состоянии, Ю.М. Янковский с тигром покатился под гору. Сын бежал сзади за ними, но выстрелить в тигра не мог, боялся, что может убить отца. Но когда тигр откатился от отца на несколько метров в сторону, сын выстрелил, и тигр был убит. С охоты домой сын привез тяжело больного отца на лыжах в бессознательном, лежачем положении поздно ночью. Встреча Нового года у них не состоялась.
Одновременно с выполнением заданий по учету и использованию промышленных предприятий, мне пришлось много внимания уделять и другим вопросам, связанным с природой, природными богатствами, климатом и жизнью корейского народа. Корея — страна утренней свежести — расположена на востоке Азии и занимает Корейский полуостров и около 3,5 тысяч окружающих его небольших островков. Граничит на севере с СССР и Китаем, на Востоке омывается Японским морем, на западе — Желтым морем и на юго-востоке отделена от Японии Корейским проливом. Площадь 220179 тыс. км2. Население Кореи в 1944 году составляло 25,1 млн. человек, из которых 98% корейцев. Из других национальностей наиболее многочисленны китайцы. Японцы, составлявшие в 1942 году около 3% населения, в 1945 году в подавляющем большинстве выехали из Кореи. В сельском хозяйстве бы-
ло занято свыше 60% населения, в промышленности и на транспорте — 12%. В стране была значительная прослойка нетрудовых элементов (помещики, ростовщики и т. п.), служившая опорой для японских колонизаторов.
Корея при сравнительно небольших размерах территории отличается значительным разнообразием природных условий: дикие скалистые горы с бурными потоками и плодородные равнины с зеленеющими нивами, суровая, почти непроходимая тайга и пышные рощи вечнозеленых субтропических растений. Сухие материковые ветры, приносящие в Северную Корею сильные зимние морозы, летом сменяются влажным океаническим муссоном. В недрах страны имеются богатые залежи полезных ископаемых: горные порожистые реки содержат большие запасы гидроэнергии. Моря, омывающие страну, изобилуют рыбой, морскими животными и растениями. Проезжая осенью по берегу Японского моря, я видел много перелетных водоплавающих птиц: гусей, уток и других.
Корея — преимущественно горная страна. Около половины ее поверхности находится выше 500 м над уровнем моря, больше 1/4 выше 1000 м. Выделяются две основные горные системы: Северо-Корейские горы, расположенные в Северной части, и Восточно-Корейские горы, расположенные в восточной части Корейского полуострова. Высота отдельных вершин превышает 2500 м. Леса Кореи сильно истощены хищническими вырубками японских колонизаторов. Некоторые леса сохранились только в самых труднодоступных горных районах или в заповедных местах. На низменностях страны древесная растительность встречается в виде небольших рощ вблизи поселков.
В развитии экономики Кореи глубокий след оставило Японское государство. Колонизаторы захватили 1/4 обрабатываемой и 4/5 лесной площади страны. Около 80% крестьян были лишены собственной земли или имели крохотные наделы. Арендная плата достигала 80% собранного урожая. В связи с усиливающейся подготовкой ко второй мировой войне и началом новых территориальных захватов в Китае Япония в начале 30-х годов резко увеличила добычу сырья в Корее и начала создавать металлургические, химические и другие заводы. В результате в 1938 году промышленность дала свыше половины валовой продукции хозяйства страны. Военно-промышленное строительство еще более усилилось в период второй мировой войны 1939-1945 годов. В 1945 году в Корее насчитывалось более тысячи крупных промышленных предприятий. Экономика Кореи носила колониальный характер, являлась сырьевым и военно-промышленным придатком японского империализма. Промышленность была монополизирована японскими капиталистами, доля корейских инвестиций составляла в 1943 году 3%. Военный и колониальный характер промышленности Кореи выражался в производстве стратегических материалов — железа, стали, цветных и редких металлов, синтетического горючего. Машиностроение почти не развивалось, станкостроение отсутствовало. В целях изъятия сырья для военных нужд было приостановлено развитие текстильной промышленности, почти не развивалась пищевая индустрия. Для промышленности Кореи была характерна зависимость важнейших отраслей ее от Японии. Это выражалось в отсутствии законченных производственных циклов, диспропорции в мощностях промышленного оборудования и т.п. Почти весь технический персонал заводов состоял из японцев, корейцы допускались только к выполнению малоквалифицированных работ и подвергались более жестокой эксплуатации, чем рабочие, привезенные из Японии. Корейские рабочие нередко помещались в казармы, находившиеся под особой охраной. Пагубные последствия японского колониального господства дополнены были разрушениями предприятий при отступлении японских войск из Кореи. К моменту изгнания японских колонизаторов в 1945 году сельское хозяйство было дезорганизовано.
Корея обладает значительными минеральными ресурсами. В недрах страны разведаны залежи угля, железа, апатитов, цветных редких и драгоценных металлов, графита и другие. Общие запасы угля в Корее исчисляются в 2 млрд. тонн, из которых 2/3 приходятся на Северную часть страны. Более 3/4 всех запасов составляют антрациты, остальное — бурые угли. Добыча угля в 1944 году достигла 8 млн. тонн. В Северной Корее большая часть шахт была разрушена японцами при отступлении, но впоследствии восстановлена.
Большое значение для энергетики Кореи имеют гидроресурсы, запасы которых оцениваются более чем в 5 млн. киловатт. Мощность всех электростанций Кореи в 1944 году определялась в 1,5 млн. киловатт, выработка электроэнергии 3,2 млрд. киловатт часов, из которых 92% приходилось на Северную Корею. Более 4/5 выработки электроэнергии давали гидростанции. Общие запасы железных руд составляют более 1 млрд. тонн. Основное месторождение на северо-востоке, в районе города Мусан (корейское название), руды его содержат до 40% металла. Добыча ведется открытым способом. В 1944 году в Корее было добыто 3,3 млн. тонн железной руды, подавляющая часть которой приходилась на Северную Корею. Месторождения свинцово-цинковых руд находятся преимущественно в Северной Корее. В 1944 году было добыто 13 тыс. тонн свинцовой руды и 18 тыс. тонн цинковой руды. Разведанные запасы меди сильно истощены. Алюминиевое сырье добывается в районе городов Пхеньян и Монихо, запасы которого около 70 млн. тонн. Добыча золота в 1937 году составила 32,7 тонн. Разрабатывались месторождения вольфрама, молибдена, магнезита и графита. В 1945 году насчитывалось более десятка металлургических предприятий, продукция которых в 1943 году составляла (в тысячах тонн): чугуна — 800, стали — 650, меди — 8, алюминия — 10, магния — 3. Выплавлялись также цинк, серебро. Металлургия большей частью сосредоточена на севере страны.
Корея обладает сравнительно развитой сетью железных и автогужевых дорог и значительным количеством морских портов. В 1945 году длина железнодорожной сети составила 6360 км, протяженность автомобильных и гужевых дорог — более 30 тыс. км.
Важнейшими сельскохозяйственными культурами в Корее являются зерновые, соя, хлопчатник, табак, женьшень. Сбор в 1943 году составил (в тыс. тонн): риса — 4430,9; ячменя — 1269,6; пшеницы — 365,4; просяных — 498,9; бобовых — 735,8; прочих зерновых — 195,1. Рис занимает свыше 1/4 обрабатываемой площади и дает около 60% стоимости продукции земледелия. Наибольшее значение рис получил в Южной Корее. В Северной Корее посевы риса не превышают 20% обрабатываемой площади. Производство хлопка около 100 тыс. тонн в год, женьшеня до 600 тыс. килограммов в год. Выращиваются белая редька, китайская капуста, морковь, баклажаны, лук, чеснок, красный перец, картофель. Распространены яблоки, груши, сливы, вишни, персики, абрикосы, гранаты, благородный каштан, грецкий орех, в районе Сециа — виноград. Повсеместно население занимается разведением шелковичного червя.
Скотоводство было развито слабо. В 1939 году поголовье крупного рогатого скота составило 1760 тыс. (использовалось как тягловая сила), лошадей — 74 тыс., овец и коз — 24 тыс. На севере страны распространено свиноводство.
Считаю необходимым отметить, что одновременно с выполнением заданий по учету и использованию промышленных предприятий мне пришлось много внимания уделять и другим общим вопросам, связанным с природой, природными богатствами, климатом и жизнью корейского народа. Обо всем этом я и постарался написать более или менее подробно.
Все перечисленные в настоящем тексте уезды и города имели японские названия, которые значились на географической карте Кореи 1945 года, которой мы пользовались. В настоящее время они имеют корейские названия. Например: столица Северной Кореи на японском называлась Хейдзио, а теперь на корейском называется Пхеньян; столица Южной Кореи на японском называлась Кейдзио, а теперь на корейском называется Сеул, и т.п.
После выполнения всех порученных мне заданий по учету и использованию горнорудных предприятий Северной Кореи мною был написан краткий отчет о командировке в Корею. Этот отчет и все приложенные к нему материалы по обследованию и пуску предприятий Кореи были мною сданы в Штаб Уполномоченного Особого Комитета СНК СССР по Корее. К отчету были приложены: командировочное предписание № 50066 от 1 сентября 1945 года и авансовый отчет, состоящий из полевых в размере 50% к окладу в военно-корейских юанях с 16 сентября 1945 года по 14 марта 1946 года и за период нахождения в пути из рудоуправления «Шахтамастрой» с 11 по 30 марта 1946 года. К месту работы в рудоуправление «Шахтамастрой» я вернулся 30 марта 1946 года. Выданный мне револьвер системы «Наган» № ЯП 974 1945 г. выпуска вместе с боевыми патронами лично мною был сдан начальнику Шахтаминского РОМГБ А. Овсянникову, который выдал мне расписку в получении револьвера 12 марта 1949 года.
За активную и добросовестную работу в качестве члена комиссии по учету и использованию промышленных предприятий Кореи после ее освобождения от Японских оккупантов, по решению Военного Совета 25-й армии Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 сентября 1945 года я был награжден медалью «За победу над Японией». От имени Президиума Верховного Совета СССР медаль была вручена Шахтаминским райвоенкоматом 15 июня 1947 года. Удостоверение № 147439.
Возвращаясь из Кореи, я хотел, не приступая к работе, обратиться к начальнику Главвольфрама с просьбой о переводе на другое предприятие. Но когда я приехал в г. Сретенск и неожиданно для себя узнал от начальника прирельсовой базы рудоуправления «Шахтамастрой», что директора Шевцова больше нет, это мое намерение отпало.
После Шевцова деловая обстановка на предприятии изменилась к лучшему, началось оздоровление. На должность директора рудоуправления «Шахтамастрой» был назначен Евгений Иванович Горе-ванов. Он был по образованию и опыту работы инженер-геолог, с большим стажем работы по специальности, грамотный специалист. В мои производственные дела Е.И. Гореванов не вмешивался.
В результате принятых мер по улучшению ведения горных работ добыча руды начала из года в год возрастать. Если принять добычу руды в 1944 году за 100%, то в 1947 году она составила 400%. За три года добыча руды увеличилась в четыре раза. Этому способствовало создание базы для работы рудника: окончание строительства и ввод в действие дизельной электростанции, увеличение мощности компрессорного хозяйства, смонтирован новый воздухопровод на основании правильного расчета от центральной компрессорной ко всем горным участкам, сооружен новый железнодорожный путь для электровозной транспортировки руды от капитальных шахт № 1 и № 2 к обогатительной фабрике, построен механический цех. Одним из главных мероприятий явилось окончание строительства капитальных шахт № 1 и № 2 и ввод их в действие, оборудование клетьевого подъема, расширение из месяца в месяц фронта горных работ за счет усиления горно-капитальных работ по вскрытию и подготовке запасов для очистной выемки руды.
До 1946 года очистная выемка руды осуществлялась согласно проекту с применением потолкоуступной системы разработки месторождения и распорным креплением очистного пространства. В 1946-1947 годах я начал по своей инициативе впервые применять новую, мною изобретенную систему, которая получила название «способ разработки рудных участков в зоне вечной мерзлоты системой магазинирования руды». Эффективная годовая экономия от внедрения этого способа составила за 1948 году 484175 рублей в старых деньгах. Согласно свидетельству № 83299, выданному мне и моему соавтору Дмитрию Абрамовичу Косых, Государственным Комитетом Совета Министров СССР по внедрению передовой техники в народное хозяйство, с приоритетом от 15 апреля 1948 года, Шахтаминским молибденовым рудоуправлением по указанию Главвольфрама Министерства Цветной Металлургии СССР от 29 сентября 1949 года № ГО-5/6, мне и Д.А. Косых была выдана денежная премия из расчета вышеуказанной годовой экономии за 1948 год каждому из нас по 7584 рубля. Кроме этого по конкурсу на предложение лучших методов и способов ведения горных работ мне была выдана поощрительная премия в размере 3000 рублей согласно приказу Министерства Цветной Металлургии СССР № 228 от 5 июня 1948 года. Подробное описание этой системы разработки Шахтаминского молибденового месторождения опубликовано в Горном журнале № 1 за 1949 год и в сборнике материалов по технической информации и обмену опытом «Главспеццветмета» СССР. Переход от применения потолкоуступной системы с распорным креплением к применению системы с магазинированием руды позволил высвободить рабочих по креплению очистного пространства, сокращению расходов на крепежный лес, создать более безопасные условия труда.
Вопросом состояния горных работ на предприятиях Цветной металлургии руководством этой отрасли и ее главных управлений всегда придавалось первостепенное значение. Даже в военное время с 28 февраля по 5 марта 1944 года в Москве в Доме инженера и техника на улице Кирова состоялось совещание главных инженеров рудников и шахт Цветной металлургии. На основании выданного мне пригласительного билета № 102, заверенного печатью, я принимал участие в работе этого совещания. На совещании присутствовал Петр Яковлевич Антропов, помощник члена ГКО СССР Анастаса Ивановича Микояна.
После доклада Народного Комиссара Цветной Металлургии СССР Петра Фадеевича Ломако «Об итогах работы предприятий Цветной Металлургии СССР за 1943 год и задачах на 1944 год», выступили докладчики со следующими докладами:
«О путях увеличения добычи руды и повышения производительности труда на горных предприятиях Наркомцветмета» (заместитель Народного Комиссара цветной металлургии СССР В.А. Флоров);
«О состоянии рабочей силы и ее использовании на рудниках и шахтах Наркомцветмета» (начальник отдела рабочих кадров и зарплаты НКЦМ СССР А.С. Панафизин);
«Производство горного оборудования и запчастей, организация ремонтных баз» (главный механик НКЦМ СССР А.А. Киселев);
«Открытые горные работы в горной промышленности Советского Союза и за границей» (профессор Б.П. Боголюбов);
«Мероприятия, обеспечивающие рост добычи и производительности труда на Дегтярском руднике, опыт применения системы подэтажных штреков и пожарная безопасность работ» (главный инженер Т.В. Капитонов);
«Опыт работы открытым забоем и повышение производительности труда и добычи руды на Джезказганском руднике» (главный инженер Т.Ф. Харламов);
«Эффективные методы выемки руды при разработке Ленино-горского и Сокольного месторождений» (главный инженер Н.А. Илья-шенко);
«О буровзрывных работах на Сокольном руднике» (главный инженер С.К. Иванов);
«Организация открытых работ и использование рабочей силы на Северо-Уральских бокситовых рудниках» (главный инженер В.И. Нифонтов);
«Состояние разработки россыпных месторождений золота и пути механизации» (главный инженер «Главзолота» С.С. Шарашкин) и другие доклады по организации работ на рудниках и приисках.
В процессе обсуждения докладов возник большой вопрос о выборе системы разработки медно-серных месторождений на Урале. В это время на всех подземных рудниках, расположенных на Урале, возникали подземные пожары от самовозгорания в процессе добычи медных руд с высоким содержанием серы. Одни горные специалисты были сторонниками и отстаивали применение системы разработки с орошением водой открытых очистных забоев. Другие горные инженеры настойчиво доказывали, что орошением невозможно ликвидировать самовозгорание и единственный способ избавиться от самовозгорания сульфидных медных руд при их очистной выемке — это применение системы разработки с закладкой выработанного пространства. Особенно настойчиво и убедительно этот вариант системы разработки объяснял и отстаивал главный инженер «Главмеди» НКЦМ К.Г. Бубок.
Итоги совещания главных инженеров рудников и шахт рассматривались и обсуждались на специальном заседании коллегии Народного Комиссариата Цветной Металлургии СССР с участием члена ГКО СССР А.И. Микояна. На этом заседании коллегии, выслушав выступления с разными точками зрения, А.И. Микоян предложил сначала проверить на практике в течение одного года систему разработки сульфидных медных месторождений Урала с закладкой выработанного пространства, а после этого, если самовозгорание этих руд будет продолжаться, применить систему разработки с орошением очистных забоев водой. Это предложение А.И. Микояна коллегия единодушно приняла.
Все, кто присутствовал на заседании коллегии, с таким решением согласились полностью. После применения системы разработки медно-сульфидных месторождений с закладкой выработанного пространства самовозгорание прекратилось и пожары на подземных медных Рудниках Урала были ликвидированы. Система разработки с орошением очистного пространства на медных рудниках Урала не нашла применения.
Резолюция, принятая 4 марта 1944 года участниками совещания главных инженеров рудников и шахт, и решение коллегии Накомцвета СССР имели большое положительное значение, направленное на увеличение добычи руды и повышение производительности труда на предприятиях Цветной Металлургии СССР.
В результате выполнения работ по окончанию строительства рудника, обогатительной и других производственных объектов предприятия, а также опережающего выполнения горно-капитальных, горно-под-готовительных работ и применения новой, более производительной системы разработки месторождения с магазинированием руды, начиная с января 1949 года, Шахтаминское молибденовое рудоуправление начало систематически, из месяца в месяц, выполнять и перевыполнять производственные планы по добыче руды и выпуску готовых молибденовых концентратов. А это, в свою очередь, обеспечило рост заработной платы за счет применения сдельно-прогрессивной системы оплаты труда рабочим и повременно-прогрессивной оплаты труда служащим. Кроме этого, руководство предприятия за хорошую работу получало поощрительные премии, назначаемые распоряжениями «Главвольфрама» и приказами Минцветмета СССР. За период работы главным инженером Шахтаминского молибденового рудоуправления с 1948 по 1951 год за перевыполнение плана производства мне было выплачено 27 производственных премий на общую сумму 48700 рублей и поощрительных премий на общую сумму 31079 рублей в старых деньгах.
Приказом Министра Металлургической Промышленности И.Ф. Те-восяна № 55/ат от 18 декабря 1948 года мне было присвоено персональное звание — Горный директор 2-го ранга и выдано удостоверение № 312 от 18 декабря 1948 года.
За доблестный и самоотверженный труд в период Великой Отечественной войны в 1946 году был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». Удостоверение к медали М № 266718 от 28 сентября 1946 года.
За высокие производственные показатели и самоотверженную трудовую деятельность награжден медалями «За трудовое отличие» и «За трудовую доблесть». Удостоверение к медалям № 289968 от 5 мая1949 года.
Наряду с положительными результатами производственной деятельности на Шахтаминском молибденовом предприятии имели место и отдельные существенные недостатки. Считаю целесообразным остановиться на двух отрицательных случаях. Первый из них был допущен производителем работ при строительстве центральной компрессорной. Он обратился ко мне с просьбой разрешить ему строить брызгальный бассейн из бетона для компрессорной в зимнее время под заморозку. Я объяснил ему, что этого делать нельзя, и в качестве примера рассказал о строительстве по этому методу котельной на руднике «Убаредмет», которая после оттаивания в теплое весеннее время развалилась до основания. Он на своем предложении после моего объяснения не стал настаивать и ушел от меня, ничего не ответив. На следующий день утром я пошел специально проверить состояние строительства этого брызгального бассейна и к своему большому удивлению увидел, что брызгальный бассейн уже построен под заморозку и что прораб пришел ко мне за разрешением после того, как его уже построили, после свершившегося факта. Весной, в теплое время, после оттаивания брызгальный бассейн стал разрушаться, на его дне и в стенах образовались большие трещины, через которые вода из бассейна вытекала. Это вызвало необходимость внутри бассейна построить новые бетонное дно и новые железобетонные тонкие стены с повышенным содержанием цемента в растворе бетона. Прораб, считая себя скомпрометированным, ушел с предприятия по собственному желанию.
Второй характерный случай был связан с приездом на предприятие Главного геолога «Главвольфрама» Игоря Семеновича Степанова. Он приехал к концу отчетного года. Ознакомившись с состоянием горных работ, он вместе с директором Е.И. Горевановым, тоже ранее работавшим главным геологом на других предприятиях, предложили мне остановить горно-капитальные и горно-подготовительные работы и за счет этого увеличить добычу руды из очистных блоков. Я категорически возразил против этого хищнического способа разработки месторождения. Объяснил им, что предприятие план по добыче руды и выпуску молибденовых концентратов перевыполняет. Запасы вскрытой и подготовленной к очистной выемке руды находятся в норме и если выполнить их предложение, то мы резко повысим добычу руды и содержание в ней молибдена на период одного-двух месяцев, а затем нечего будет добывать — вскрытых и подготовленных запасов не будет. Они оба настояли на своем, при этом И.С. Степанов добавил, что этим мы поможем «Главвольфраму» выполнить годовой план. Я вынужден был подчиниться указанию, и в течение месяца Шахтаминским рудоуправлением был выполнен производственный план по выпуску молибденовых концентратов на 200%.
Когда я приехал в Москву с годовым отчетом о работе рудоуправления, руководители «Главвольфрама» и горные специалисты спросили у меня, как можно было в течение одного месяца выполнить два месячных плана. Я им объяснил, как это было на самом деле, и добавил, что это была заслуга Главного геолога «Главвольфрама» И.С. Степанова. Они мне ответили, что в этом нарушении нормальной работы предприятия, с учетом его перспективы на будущее, не было никакой необходимости. «Главвольфрам» и без этой помощи успешно выполнил годовой план. По возвращении из Москвы мне понадобилось вновь перестраивать работу рудника на ускоренное выполнение горно-капитальных и горно-подготовительных работ, чтобы подготовить нормальные запасы для очистной добычи руды с учетом применения системы разработки месторождения с магазинированием руды.
В начале 1947 года ко мне в служебный кабинет зашли Первый секретарь Шахтаминского РК ВКП(б) и Председатель Шахтаминского Райисполкома депутатов трудящихся и после беседы со мной назвали меня беспартийным большевиком, посоветовав вступить в партию. Я им объяснил, что в 1939 году Предгорненский РК ВКП(б) Восточно-Казахстанской области не утвердил решение первичной партийной организации рудоуправления «Убаредмет», единогласно принявшей меня в партию. Они пообещали мне свою поддержку при рассмотрении вопроса о приеме меня в партию на заседании бюро райкома ВКП(б). В марте месяце 1947 года я был принят кандидатом в члены ВКП(б), а в апреле 1948 года был принят в члены ВКП(б), партбилет № 8717379. После обмена партийных билетов в 1974 году я получил новый партийный билет № 104533801, выданный мне Калининским РК КПСС города Москвы 24 мая 1974 года.
В августе 1950 года меня вместе с директором рудоуправления Е.И. Горевановым вызвал к себе Первый секретарь Шахтаминского РК ВКП(б) товарищ Пылов. На эту встречу Гореванов сознательно не явился. На этой встрече тов. Пылов мне сказал, что РК ВКП(б) располагает сведениями, что я при поступлении в партию скрыл свое социальное происхождение и что мой отец-кулак был репрессирован в 1930 году. В ответ на это объявление я объяснил, что мой отец умер в 1926 году и не мог быть репрессированным, моя мать была принята в 1931 году 9 января равноправным членом колхоза имени «9 января № 2», старший брат Михаил состоял с 1919 года в комсомоле и с 1921 года в партии, погиб на фронте в 1941 году. В Шахтаминском РК ВКП(б) я предъявил 20 августа 1950 года свое официальное письменное объяснение с приложением к нему копий, заверенных печатью и подписью Председателя Вершино-Шахтаминского поселкового совета: 1) Выписка о смерти отца; 2) Удостоверения о моем социальном и семейном положении № 142 от 19 июля 1926 года, выданное мне Высоковским сельсоветом; 3) Удостоверение № 27 от 21 июня 1931 года, выданное моей матери в том, что она с 9 января 1931 года состояла равноправным членом колхоза имени «9 января № 2»; 4) Комсомольского билета брата № 1680; 5) Удостоверение № 7102 от 29 июля 1922 года, выданное Смоленским Губкомом РКП(б) для зачисления брата Михаила в число студентов, согласно разверстки ЦК РКП(б) за № 18831; 6) Автобиографии брата, написанной им 19 января 1928 года. Это мое объяснение вместе с копиями, приложенными к нему, было направлено Шахтаминским райкомом ВКП(б) в Читинский обком ВКП(б), а из Читинского обкома в Смоленский обком ВКП(б).
После проверки моего объяснения Смоленский обком ВКП(б) сообщил Читинскому обкому ВКП(б), что все написанное в моем объяснении и в приложениях к нему полностью подтверждается проверкой выезжавшего на место, в деревню, где я родился и вырос, представителя Смоленского обкома партии и что поступившие в Шахтаминский РК ВКП(б) сведения о скрытии мною своего социального происхождения являются клеветническими.
В июле 1951 года я был вызван начальником «Главвольфрама» Алексеем Степановичем Микуленко в Москву. Он мне предложил перейти на работу в качестве начальника производственного отдела — заместителя Главного инженера «Главвольфрама». Я без колебаний дал согласие на это назначение. Когда вернулся на свое предприятие с надеждой переехать в Москву, директор рудоуправления Е.И. Горева-нов поинтересовался у меня, зачем я был вызван в Москву. Я ему откровенно рассказал, для чего меня вызывали. На следующий день он выехал в город Читу и оттуда по телефону переговорил с А.С. Микуленко, а после возвращения из Читы сам срочно вылетел самолетом в Москву. В результате этой поездки Е.И. Гореванов был назначен директором более крупного предприятия — Джидинского вольфра-момолибденового комбината с освобождением от должности директора Шахтаминского молибденового рудоуправления. Вместо Е.И. Гореванова приказом Министра Цветной Металлургии П.Ф. Ломако № 536/к от 25 июля 1951 года директором Шахтаминского молибденового рудоуправления был назначен я, с освобождением от работы главного инженера — заместителя директора этого предприятия.
Вместо меня, по моему предложению, главным инженером — заместителем директора Шахтаминского молибденового рудоуправления был назначен Иван Михайлович Семенов, работавший начальником рудника.
Был случай, когда на предприятия, расположенные в Читинской области, в служебную командировку из Москвы приехал главный инженер — заместитель начальника «Главвольфрама» Аркадий Иванович Голомолзин. После посещения Забайкальского вольфрамового комбината он вместе с несколькими специалистами своего Главка на легковой автомашине переезжал на Шахтаминское молибденовое рудоуправление, где я уже был директором. Проехав половину пути, у них был израсходован весь бензин, и они остановились в одном поселке, расположенном на автодороге, ожидая проезжую автомашину, чтобы позаимствовать у нее бензин. В это время на легковой автомашине проезжали Первый секретарь Балейского райкома партии и Председатель Балейского райисполкома. Спутники А.И. Голомолзина остановили их машину и потребовали у них бензин для заправки своей машины. Возник скандал. Секретарь райкома и Председатель райисполкома потребовали у московских представителей документы. А.И. Голомолзин в это время находился в жилом доме, будучи одетым в форму генерального горного директора третьего ранга и выпивши алкогольного напитка.
Об этом недостойном поведении было сообщено в Москву, в Министерство Цветной Металлургии, и через некоторое время в Читинской областной газете «Забайкальский рабочий» было опубликовано небольшое сообщение о том, что за недостойное поведение во время служебной командировки главному инженеру — заместителю начальника «Главвольфрама» А.И. Голомолзину объявлен строгий выговор, а секретарь партийной организации «Главвольфрама» И.А. Воробьев освобожден от этой работы. После этого случая А.И. Голомолзин был командирован в Монгольскую Народную Республику в составе делегации ЦК ВКП(б). Возвращаясь из Монголии, он остановился в Чите, чтобы встретиться с Первым секретарем обкома ВКП(б) Геннадием Ивановичем Вороновым и согласовать с ним кадровые вопросы. Чувствуя себя виноватым, он из Читы позвонил мне на предприятие и попросил меня приехать к нему в Читу. Встретились мы с ним утром в его номере гостиницы. По его просьбе я позвонил по телефону Г.И. Воронову, и он нас принял. Когда мы зашли к Г.И. Воронову в приемную, его личный секретарь сразу, без задержки пригласила нас к нему в кабинет. Г.И. Воронов принял нас весьма доброжелательно. После обсуждения и согласования всех кадровых вопросов, мы ушли от него, довольные этой встречей. У А.И. Голомолзина осталось очень высокое мнение о Г.И. Воронове. Он даже сказал мне, что первый раз встретил такого хорошего секретаря обкома партии.
До Г.И. Воронова Первым секретарем Читинского обкома ВКП(б) был Иван Алексеевич Кузнецов, а Г.И. Воронов в это время работал вместе с ним вторым секретарем обкома партии. В тот период было обычным явлением посещение предприятий секретарями областных и районных комитетов партии. Во время очередного посещения предприятий И.А. Кузнецов вместе с личным телохранителем и секретарем обкома партии Валентином Григорьевичем Кучиным, занимавшимся предприятиями Цветной Металлургии в Читинской области, приехали утром в Шахтаминское молибденовое рудоуправление. Я в это время был директором этого предприятия. Осмотрев внимательно, с моим участием, основные интересовавшие их объекты предприятия и побеседовав у меня в кабинете по всем производственным вопросам, по моему приглашению мы прошли в столовую на обед. К столу, за которым мы сидели и продолжали беседу, подошла заведующая столовой Вера Даниловна Гришина и спросила у нас, сколько и каких спиртных напитков подать к обеду. И.А. Кузнецов твердым голосом ей ответил, что никаких выпивок подавать к столу не требуется. Вера Даниловна отошла от стола расстроенная таким ответом. Обед прошел в хорошей товарищеской обстановке, при трезвом обсуждении всех интересовавших собеседников вопросов. После обеда И.А. Кузнецов выразил мне свое удовлетворение всем, что видел и услышал о работе коллектива предприятия, тепло попрощался и вместе со своими спутниками уехал с предприятия. Вскоре И.А. Кузнецов был направлен Центральным Комитетом партии на учебу в Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б) с освобождением от занимаемой должности. После окончания Высшей партийной школы он был избран Первым секретарем Курганского Обкома ВКП(б).
Вместо Кузнецова Первым секретарем Читинского Обкома ВКП(б) был избран Г.И. Воронов, который пользовался самым большим авторитетом из всех областных руководителей среди секретарей районных партийных организаций и директоров предприятий. Вторым секретарем Читинского Обкома ВКП(б) был избран Алексей Иванович Козлов, который имел высшее сельскохозяйственное образование и занимался сельским хозяйством области.
Впервые с Геннадием Ивановичем Вороновым я встретился и познакомился, когда он приехал на Шахтаминское молибденовое предприятие, где я был директором. Приехал он так же, как приезжал И.А. Кузнецов, с личным охранником и секретарем Читинского Обкома ВКП(б) В.Г. Кучиным, который ведал цветной металлургией области.
Приехали они во второй половине дня, перед вечером. Наше знакомство началось в столовой за ужином. После ужина я предложил ему переночевать в моем кабинете, так как гостиница размещалась временно в недостроенном доме. Он не задумываясь одобрил мое предложение. Для ночлега в кабинете были поставлены три кровати, заправленные новым чистым постельным бельем. Утром после завтрака Г.И. Воронов вместе со своими спутниками был ознакомлен мною со всеми производственными и жилищно-бытовыми объектами. После обсуждения всех производственных вопросов Геннадий Иванович перевел разговор на личное знакомство со мною. Он поинтересовался моей семьей — родителями, женой, детьми, и, в свою очередь, сам все в деталях рассказал о своей семье и своей личной жизни. После такого близкого знакомства Геннадий Иванович сказал мне, чтобы я, когда буду приезжать в Читу, обязательно заходил к нему для решения возникших вопросов. Перед отъездом с предприятия мы вместе пообедали в столовой, и, когда заведующая столовой Вера Даниловна Гришина спросила, можно ли подать нам к обеду по 100 грамм водки, Геннадий Иванович ей ответил, что мы согласны и на 200 грамм. Его ответ все сидящие за обеденным столом восприняли одобрительно, с небольшим юмором. После обеда Г.И. Воронов и его спутники уехали с предприятия.
Третья встреча с Г.И. Вороновым у меня состоялась в его служебном кабинете, на заседании бюро Читинского Областного Комитета партии. Я был вызван на это заседание бюро в связи с жалобой на меня Председателя Читинского Областного Совета Профессиональных Союзов Синявского за срыв областной профсоюзной конференции, на которую я не явился с докладом о состоянии техники безопасности на предприятии. На конференцию также не явился с докладом о состоянии техники безопасности на предприятии и директор Шерловогорского оловянного комбината. На этом заседании Бюро Обкома партии я доложил, что причиной моей неявки с докладом на областную профсоюзную конференцию явился сильный лесной пожар, который близко подступил к предприятию. И предприятие, и в первую очередь его жилой поселок, находились в большой пожарной опасности. С моей стороны были приняты все необходимые меры для тушения этого пожара, и пожар был потушен, что спасло жилой поселок от пожара. Я дал телеграмму в Москву, в Министерство Цветной Металлургии СССР и Главвольфрам об этой опасности в связи с пожаром. Из Москвы получил ответную телеграмму за подписью заместителя Министра Цветной Металлургии СССР С.П. Самусенко, который запретил мне выезд с предприятия до ликвидации пожара, угрожавшего предприятию. С этой телеграммой я подошел к Г.И. Воронову и передал ее ему в руки.
Он зачитал телеграмму вслух всем присутствовавшим членам Областного Бюро партии. После этого спросил у члена бюро Председателя Облпрофсовета Синявского, снимает ли он свой вопрос о привлечении меня к партийной ответственности. Синявский ответил, что не снимает. В ответ на этот отрицательный ответ Г.И. Воронов внес предложение ограничиться замечанием в мой адрес. С этим предложением все члены бюро согласились и меня отпустили с заседания бюро Обкома партии.
На этом же заседании Бюро, заслушав после меня директора Шерловогорского оловянного комбината о неявке его с докладом о состоянии техники безопасности на Областную Профсоюзную конференцию, был объявлен ему строгий партийный выговор.
О Г.И. Воронове у меня сложилось самое хорошее мнение. По своему высокому политическому уровню и как честный, порядочный человек в отношении с простыми людьми, он соответствовал занимаемой должности Первого секретаря областного комитета КПСС и заслуженно пользовался большим авторитетом среди коммунистов Читинской областной партийной организации.
Был случай, когда при отсутствии Г.И. Воронова, находившегося на отдыхе во время своего очередного отпуска, второй секретарь областного комитета партии Алексей Иванович Козлов в областной газете «Забайкальский рабочий» опубликовал большую статью, в которой резко критиковал состояние сельского хозяйства в области и излагал свои предложения, как надо вести сельское хозяйство. Эта статья вызвала резкие и обоснованные возражения со стороны секретарей районных партийных организаций. Находясь в отпуске, эту статью прочитал Г.И. Воронов и был тоже принципиально с ней не согласен.
Возвращаясь из отпуска, он заехал в Москву и высказал свое мнение о ней в Центральном комитете КПСС. Специально по этому вопросу состоялась Областная партийная конференция, на которой А.И. Козлов за эту принципиально неправильную статью был подвергнут резкой критике, но от занимаемой должности освобожден не был.
В 1955 году, находясь в служебной командировке на Северном Кавказе, в Кабардинской АССР, я был принят в городе Нальчике членом ЦК КПСС, Первым секретарем Кабардинского Обкома партии Бабичем. Во время нашей беседы он мне рассказал о поездке Н.С. Хрущева, Н.А. Булганина, А.И. Микояна и маршала Г.К. Жукова в 1954 году в Китай на празднование пятой годовщины Великой Китайской Революции. Возвращаясь из Китая, Н.С. Хрущев, Н.А. Булганин и А.И. Микоян посетили Приморский и Хабаровский края, Амурскую и Читинскую области. В Чите их принимал Г.И. Воронов. Знакомя их с состоянием сельского хозяйства области, он особое внимание уделил развитию овцеводства. Г.И. Воронов показал им станцию по искусственному оплодотворению овец и на этой станции лично сам показывал им с помощью специального микроскопа процессы оплодотворения. Н.С. Хрущеву и его спутникам понравилось, что секретарь Обкома партии хорошо разбирается в овцеводстве.
На состоявшемся в Москве Пленуме ЦК КПСС Н.С. Хрущев в своем выступлении сказал, что весьма важной сельскохозяйственной отраслью является овцеводство и что лучше всех эту отрасль знает Первый секретарь Читинского Обкома КПСС Г.И. Воронов. В своем выступлении Н.С. Хрущев внес предложение образовать в Министерстве сельского хозяйства СССР Главную инспекцию по овцеводству. На должность начальника этой инспекции и одновременно заместителя Министра сельского хозяйства СССР предложил назначить Г.И. Воронова. Это предложение Н.С. Хрущева Пленум ЦК КПСС утвердил, и Г.И. Воронов вместе со своей семьей в 1955 году переехал из Читы в Москву. Вместо него Первым секретарем Читинского Обкома партии был избран Алексей Иванович Козлов.
В 1957 году в связи с ликвидацией министерств и образованием вместо них Совнархозов Г.И. Воронов был освобожден от работы в Министерстве сельского хозяйства СССР и избран Первым секретарем Оренбургского Обкома КПСС. Затем занимал высокие посты в качестве Первого заместителя Председателя бюро ЦК КПСС по РСФСР, Председателя Совета Министров РСФСР, Председателя Комитета Народного Контроля СССР. С 1961 по 1973 годы был членом Политбюро ЦК КПСС. В 1973 году ушел на пенсию.
Живя и работая на протяжении почти 15 лет на строящихся горнорудных предприятиях «Убаредмет», «Давендастрой» и «Шахтама-строй», я убедился в большом значении для нормальной жизни и успешной производственной работы социально-бытовых и культурных условий жизни трудового коллектива предприятия. В течение непродолжительного времени после окончания строительства и ввода в эксплуатацию больницы, школы, клуба или дворца культуры начинает заметно повышаться уровень сознательности, трудовой активности, производственной организованности коллектива предприятия. Люди начинают больше общаться между собой и относиться друг к другу с еще большим уважением. Хорошо организованная работа в клубе или дворце культуры позволяет жителям поселка регулярно смотреть кинокартины, посещать концерты приезжающих артистов, организовывать кружки художественной самодеятельности.
Большое значение имеют жилищные и бытовые условия для нормальной семейной жизни работающих на предприятии сотрудников. За 15 лет работы и жизни на трех горнорудных предприятиях, в отдаленных и лесных таежных районах страны, в моей семейной жизни произошли большие положительные изменения. В июле 1937 года я приехал на «Убаредмет» один, без семьи. Вначале меня поселили в деревянном бараке, в небольшой комнате вместе с таким же молодым специалистом инженером-маркшейдером, приехавшим из Ленинграда. В бараке было много тараканов, которые днем прятались под потолком за печью, а ночью выползали и шуршали своими крыльями, заползали под одеяла и мешали спать. Мой сосед ставил ножки кровати в консервные банки с водой, чтобы тараканы не могли по ним с пола заползать на кровать. Это мероприятие оказалось эффективным, но тараканы стали заползать на потолок и с потолка падали на кровать. В этот летний период года в домах и на улицах поселка появилось много блох, которые сильно беспокоили всех жителей. В следующем году блохи исчезли и больше не появлялись.
В августе 1937 года ко мне приехала жена, и я получил небольшую отдельную квартиру в одноэтажном двухквартирном доме с печным отоплением.
Был случай, когда в зимнее время жители соседней квартиры этого дома протопили на ночь печь и поторопились закрыть трубу, в то время как в печи еще продолжал тлеть уголь. Ночью во сне вся семья угорела. Хозяин этой семьи в середине ночи проснулся, но на ногах стоять и двигаться не мог. Лежа на постели, он начал кулаком стучать о смежную с нашей квартирой стену. Этот стук мы услышали и прибежали к ним на помощь. Хозяин семьи ползком добрался до двери и открыл ее для нас. Зайдя в квартиру, мы почувствовали сильный запах газа и увидели в печи тлеющий уголь. После открытия трубы и открытия настежь дверей квартиры воздух в квартире вскоре очистился от газа. К утру проснувшаяся семья хотя и жаловалась на головную боль, была спасена.
Через три месяца после приезда жены, в ноябре 1937 года у нас родился сын, которого мы назвали Игорем. В апреле 1939 года, после назначения меня главным инженером — заместителем директора рудоуправления, я с семьей из трех человек получил другую квартиру в двухквартирном доме, в котором проживал и директор рудоуправления со своей семьей. Рядом с домом был небольшой огород и сарай для содержания коровы и кур. В этот период времени ко мне в кабинет зашел рабочий по специальности слесарь, сосланный из Эстонии, и обратился ко мне с просьбой купить у него корову в связи с его переездом вместе с семьей на другое место жительства. Я ему ответил, что купить не могу из-за отсутствия у меня денег и по причине того, что моя жена — москвичка, доить корову и ухаживать за ней не умеет. В ответ на это он сказал, что согласен отдать мне корову бесплатно, что корова дает десять литров молока в день в период ее доения от отела до отела. Когда я отказался взять корову бесплатно, он дал мне адрес, по которому можно послать ему деньги по почте, когда они у меня появятся, и при этом добавил, что кроме меня он свою корову никому не доверяет. Об этом я рассказал своей жене. Она быстро приняла решение корову купить, деньги позаимствовала у соседей, и мы неожиданно обзавелись коровой, а затем приобрели и кур. Соседка по дому, жена директора, быстро научила мою жену доить корову. Корова оказалась умной, послушной, быстро признала свою хозяйку. Вскоре корова и хозяйка привыкли друг к другу и стали неразлучными друзьями. Достаточно было жене назвать вслух имя коровы Манюська, как корова сразу же поворачивала к ней голову и быстро шла ей навстречу. Когда жена первый раз села ее доить с левой стороны, корова несколько раз махнула хвостом жене по спине и не стала доиться. Соседка по дому объяснила жене, что во время доения надо садиться не с левой, а с правой стороны от коровы. Все, что нам рассказал хозяин, продавший корову, подтвердилось. Корова ежедневно давала 10 литров молока в течение года, за исключением двух недель перед отелом. Этого количества молока хватало для всей семьи. Из него приготавливали свежий творог, сметану, простоквашу, сливочное масло. Кроме этого у нас на «Убаредмете» был свой огородный участок, на котором выращивали арбузы, дыни и другие овощи.
При отъезде с «Убаредмета» я сдал корову на ферму «Продснаба» рудоуправления бесплатно и получил об этом справку. Сдав эту справку «Продснабу» рудоуправления «Давендастрой», получил тоже корову бесплатно. При переезде с «Давендастроя» на «Шахтамастрой» так же взамен сданной коровы получил другую корову бесплатно.
На руднике «Убаредмет» в августе 1940 года у нас родился второй ребенок — дочь Светлана. Если вначале на рудник «Убаредмет» я приехал один, то уезжал с рудника в феврале 1940 года с семьей из четырех человек.
За период работы на руднике «Давендастрой» моя семья из четырех человек, кроме коровы, других домашних животных не держала. На второй год после начала Великой Отечественной войны был создай коллективный огородный участок. На этом участке в первый же год его существования мы получили большой урожай картофеля — 1700 кг. При переезде на рудник «Шахтамастрой» мне выдали справку на оставшийся неизрасходованным картофель, и по этой справке мне выдавали этот оставшийся картофель с картофелехранилища «Прод снаба» рудоуправления «Шахтамастрой» по мере его расходования.
На третьем, последнем руднике «Шахтамастрой» я со своей семьейпрожил 7 лет и 8 месяцев. В марте 1945 года ко мне приехала жить моямать в возрасте 67 лет. Численность семьи возросла до пяти человек:мы с женой, двое детей и мать. Дети подросли и начали учиться в 1школе. За период моей работы в Шахтаминском молибденовом рудоуправлении дети успешно учились: сын окончил семь классов, а дочь окончила пять классов неполной средней школы. Однажды во второй половине дня, проходя из дома на работу, я увидел около дороги сына с палкой в руке. На мой вопрос, почему он здесь стоит, услышал его ответ, что он ждет свою сестру Свету, которая вышла из школы, а он ее оберегет от мальчишек, чтобы не обидели.
В домашнем хозяйстве численность домашних животных значительно увеличилась. Кроме коровы с теленком и кур с цыплятами появились коза с козлятами, поросенок, собака и кошка. Рядом с жилым домом находился сарай для собаки и летняя кухня, сделанная из древесной коры, а также небольшой огород рядом с домом. Однажды в летнее время на этой кухне под крышей над кухонной плитой небольшая лесная птичка устроила себе гнездо, отложила в него яички и высидела маленьких птенчиков. Птичка и птенчики привыкли к нам и не боялись нас. Птичка постоянно прилетала к гнезду и в нашем присутствии на кухне кормила своих птенчиков. Наши дети любили наблюдать за ними. Птенчики выросли и одним ранним утром вылетели из гнезда и несколько дней жили на ветках деревьев около дома, после чего улетели навсегда. Этот случай с птичками убеждает, что инстинкт самосохранения у птички был сильнее, чем боязнь человека. В лесу беззащитных птенцов и саму птичку могли погубить лесные хищные птицы и зверьки. А здесь они сохранились и выросли под защитой находящегося рядом с ними человека.
Второй случай, противоположный этому, произошел с курицей и маленькими цыплятами. На ночь курица с девятью маленькими цыплятами пряталась в кладовом чулане, расположенном при входе в квартиру дома. Дверь этого чулана на ночь закрывалась. Однажды рано утром жена открыла дверь чулана выпустить курицу с цыплятами на улицу и к большому огорчению в чулане за дверью увидела только одну курицу, без цыплят. Все девять цыплят были похищены ночью маленьким ночным хищным зверьком, название которому хорек. Этот хорек сумел через маленькую, незаметную щель в полу чулана ночью утащить из-под сонной курицы девять цыплят.
Иногда интересно было наблюдать за поведением домашней собаки по кличке Пират и его друга кота по кличке Катька, которого так назвали по ошибке дети. Пират знал всех наших домашних животных, привык к ним и всегда встречал их доброжелательно. Но когда заходили на участок чужие домашние животные, он всегда с громким лаем прогонял их от дома, особенно если это случалось ночью. Мне пришлось быть наблюдателем, как Пират и Катька сидели недалеко друг от друга и внимательно друг на друга смотрели. Пират не выдержал и решил с котом Катькой поиграть. Подойдя к нему, стал передней лапой гладить кота по голове и шее. Кот не выдержал такого дружелюбного к себе внимания и любезно, сильно царапнул передней лапой Пирата за нос. Пират от боли зафыркал, покрутил головой и со слезами на глазах отошел от кота и сел на свое прежнее место. После этого они оба продолжали по-прежнему сидя смотреть друг на друга пока не надоело, а затем разошлись.
В связи с назначением меня директором рудоуправления, я вместе с семьей должен был переехать на другую квартиру, предназначавшуюся директору, а занятую квартиру освободить для семьи вновь назначенного вместо меня главного инженера рудоуправления. Во время переезда на другую квартиру дети взяли кота Катьку на руки и принесли его с прежней квартиры в новую. Собака Пират сама бежала рядом с ними. Когда кот увидел другую, незнакомую ему квартиру, испугался, начал сильно кричать по-кошачьи и бегать по квартире. Увидев на окне открытую форточку, кот выскочил через нее на улицу. Прибежав на прежнюю квартиру и увидев в ней новых незнакомых жильцов, кот убежал из квартиры на чердак этого дома и на этом чердаке прожил несколько зимних морозных месяцев. Моя семья уже перестала надеяться, что кот придет к нам на новую квартиру. Дети принесли маленького котеночка, стали за ним ухаживать и воспитывать его. Жена познакомила детей с народной поговоркой о том, что «кошка навсегда привыкает к дому, а собака к человеку». Вначале так и было. Кот Катька убежал на прежнюю квартиру, а собака Пират сразу же как пришел вместе с детьми в новый дом, так и остался в нем жить вместе со своими хозяевами и забыл про свой прежний дом, в котором жил раньше.
Однако произошло неожиданное. Выходя холодным зимним вечером из своей новой квартиры, в которую мы переехали четыре месяца тому назад, я услышал на чердаке своего дома голос кота. Когда назвал его именем Катька и позвал к себе, он быстро соскочил с чердака дома к моим ногам и начал ходить вокруг моих ног, ласкаться и мурлыкать по-кошачьи. Шерсть на нем была рыжая и сильно пушистая от долгого пребывания на морозе. Добровольный приход кота Катьки по своей инициативе в нашу семью на другую квартиру внес поправку в поговорку и подтвердил, что не только собака, но и кот предпочел человека вместо прежней квартиры. Забежав в квартиру и увидев на полу посредине комнаты маленького котенка, кот подбежал к нему, и они оба в порядке знакомства приблизили друг к другу свои мокрые носики, а после знакомства вместе легли на полу, плотно прижавшись друг к другу.
Неожиданный случай произошел с одним жителем поселка. Рано утром он вышел в таежный лес на охоту и недалеко от поселка случайно увидел медвежью семью из двух маленьких медвежат и их матери, медведицы. Выстрелом из ружья медведица была убита, а оба медвежонка забрались на вершину одного большого дерева. После этого охотник вернулся в поселок за лошадью, чтобы привезти убитую медведицу. Узнав об этом, собралась группа ребят-подростков и вместе с охотником пошли в лес к медвежатам. Когда подошли к дереву, медвежата продолжали оставаться на его вершине. Ребята начали стучать палками по дереву, и медвежата, боясь этого, стали спускаться вниз по стволу дерева. Увидев ребят, первый медвежонок прыгнул на землю в сторону от ребят, но они его поймали. Второй медвежонок тоже прыгнул в сторону и сумел убежать в тайгу, не пойманный ребятами. Пойманного медведжонка у охотника купил один инженер, работавший заведующим техникой безопасности рудоуправления. Когда медвежонок подрос и стал опасным зверем, хозяин этого медвежонка использовал его на медвежий мех и медвежье мясо. На ужин, приготовленный из медвежьего мяса, был приглашен и я, за что мною была выражена благодарность хозяину, выкормившему медвежонка. Это был единственный случай в моей жизни, когда я имел возможность покушать свежую медвежатину.
Работая в Шахтаминском молибденовом рудоуправлении, мне приходилось иногда встречаться с артистами и местными писателями. Такая встреча состоялась в клубе Нижне-Шахтаминского приискового управления, по специальному приглашению, на вечере русской народной песни в исполнении Заслуженной артистки РСФСР Екатерины Степановны Орленовой. На этом вечере в ее исполнении я услышал песни: «Россия», «Степь да степь кругом», «Наша улица — зеленые поля», «Москва», «Парень с девушкой гулял», «Сирень-черемуха», «Гуляла я, девица, во садочке», «Дороги», «Смерть партизана», «Марш 11 дивизий», «Рассказ ямщика», «Тонкая рябина», «По Муромской дороге», «Ах уж я млада, младенька», «Ой, утушка луговая». За один вечер и одной певицей было исполнено 15 народных песен.
Екатерина Степановна Орленова вышла из трудовой рабочей семьи, окончила Ленинградскую консерваторию, в 1920 году пела в агитпоезде, обслуживала Красную Армию в период гражданской войны, была ранена, обслуживала своими концертами шахтеров Донбасса и Кузбасса, тружеников Сибири, Дальнего Востока, Северных и других районов. С первых дней Великой Отечественной войны участвовала в концертах на фронте, в конце 1941 года была ранена в голову и лишилась глаза. Награждена правительственными наградами и была почетным гвардейцем Н-ской гвардейской части. После концерта я был приглашен на товарищеский ужин, на котором кроме артистов были руководители Приискового управления и вдова писателя В. Ганибесова, которая подарила мне его книгу «Старатели» о жизни старателей золотых приисков. Сын управляющего Нижне-Шахтаминского приискового управления Николай Улыбин подарил мне свою повесть «Нетро-нутые снега».
В марте 1952 года меня вместе с главным бухгалтером рудоуправления Николаем Александровичем Соколовым вызвали в Москву для сдачи годового отчета по итогам работы коллектива предприятия за истекший 1951 год. Комиссия «Главвольфрама», которая заслушивала наш отчет, признала работу предприятия хорошей, а отчет отличным. После отчета я был вызван Министром Цветной Металлургии Петром Фадеевичем Ломако. После беседы он предложил мне новую работу в должности главного инженера — заместителя начальника главного управления вольфрамовой и молибденовой промышленности. С этим предложением я согласился. Получив мое согласие, П.Ф. Ломако рекомендовал мне на прежнее место работы не возвращаться, а на период, пока мое назначение будет согласовываться в ЦК КПСС, поехать в качестве уполномоченного Министерства Цветной металлургии вместе с бригадой работников Министерства на строящиеся и вводимые в действие медно-молибденовые предприятия, расположенные в Закавказье. Получив письменное задание Министра № М-762 от 24 марта 1952 года и Приказ начальника «Главвольфрама» № 30 от 18 марта 1952 года, я вместе с бригадой Министерства выехал из Москвы в Армению на Каджаранский и Дастакертский комбинаты для оказания оперативной помощи в выполнении производственного плана.
В период служебной командировки на предприятиях Армении я получил приказ Министра Цветной металлургии № 73/к от 28 марта 1952 года о назначении меня главным инженером — заместителем начальника Главного управления вольфрамовой и молибденовой промышленности и освобождении от должности директора Шахтаминского молибденового рудоуправления Главка.
ПРИМЕЧАНИЕ СЫНА ИГОРЯ САВЕЛЬЕВА:
Именно здесь мы жили в Вершина Шахтаме более семи с половиной лет:
"Родина моя - Шахтама". Фильм - краеведческое исследование истории Шахтамы.
http://www.youtube.com/watch?v=WHnGp1H_pM4
Здесь же История Шахтамы с 19-го до наших дней. Очень интересный материал!!!
Добавлено 15.3.2017. ИгВаС.
Отец. Молибден Шахтамы и командировка в Ко
© Copyright: Игвас Савельев, 2010
Свидетельство о публикации №210060701299
Свидетельство о публикации №210060701299
Рецензии
Люблю мужчин в военной форме. Разведчиков тоже люблю. Антисоветчиков не люблю, предателей, русофобчмиков...
Екатерина Тимошенко-Пра 12.01.2022 23:43 • Заявить о нарушении
Екатерина Тимошенко-Пра 12.01.2022 23:43 • Заявить о нарушении