Отец. Производственная практика, Жаксыбаев

На фото: Студенты горного факультета Московского института цветных металлов и золота им. М.И. Калинина на преддипломной практке на Зангезурском медном руднике в Армении. В первом ряду в центре с перевязанной рукой Василий Савельев. Рядом слева - Шукри Мамедов, обнимает его сзади - Павел Хлебников. 15 июля 1936 года.


             ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ПРАКТИКА,
             Жаксыбаев, Кунаев и другое

В период учебы в институте производственную работу по специальности я начал осваивать во время прохождения учебно-производственных практик на Риддерском свинцово-цинковом комбинате, Северо-Карабашско"м медном руднике и Зангезурском медном руднике.
Первую учебно-производственную практику я проходил в 1934 году на руднике Риддерского свинцово-цинкового комбината Восточно-Казахстанской области Казахской ССР. В период производственной практики мы изучали вскрытие и систему разработки месторождения, горно-капитальные, горно-подготовительные и нарезные работы, шахтный подъем, рудничный транспорт, шахтный водоотлив, шахтное проветривание, буро-затравочные работы, пневматическое хозяйство. Вместе с квалифицированными рабочими работали буро-заправщиками, бурильщиками, взрывниками, крепильщиками по креплению горных выработок. После окончания производственной практики писали отчеты и предоставляли их в деканат факультета. После ознакомления с отчетом преподаватели давали ему оценку.
Вместе со мной первую учебно-производственную практику в 1934 году на Риддерском руднике проходили и мои однокурсники студенты Наби Кульчиманович Жаксыбаев и Динмухамед Ахмедович Кунаев, которого мы, его товарищи, называли по имени Димаш. Будучи на практике вместе и проживая в одной гостинице, мы часто встречались и беседовали. В одной из бесед Кунаев обратился ко мне с просьбой объяснить ему систему разработки Риддерского месторождения. Он долго думал над ней и не мог ее понять. Эта система называлась камерно-столбовой системой разработки месторождения с креплением квадратными окладами и закладкой выработанного пространства. После объяснения он меня поблагодарил и сказал, что теперь хорошо понял эту систему при разработке Риддерского месторождения. Был случай, когда в одной из бесед с Кунаевым я в шутку сказал, что не надо возвеличивать казахов и что до революции казахов называли киргизами. Это сильно задело его национальное самолюбие, и он стал горячо мне доказывать, что казахи — это не киргизы и что казахи имеют большое превосходство над ними.
После окончания института мне приходилось несколько раз встречаться с Жаксыбаевым и два раза с Кунаевым. Н.К. Жаксыбаев работал сначала преподавателем института в Алма-Ате, затем заместителем Министра цветной металлургии Казахской ССР, а после чего директором Зыряновского свинцового комбината. В институте мы с ним учились в одной группе и во время занятий, в течение четырех лет, сидели рядом за одним столом. Когда он приезжал в Москву, всегда заходил ко мне. Во время служебных командировок я два раза был у него на Зыряновском комбинате. Во время первого посещения комбината он меня подробно ознакомил со всеми производственными объектами, включая рудник, обогатительную фабрику, складское хозяйство и другие. Все производственные объекты находились в образцовом состоянии, технологические процессы были полностью механизированы, а на обогатительной фабрике и автоматизированы. Складское хозяйство было, можно сказать, в образцово-показательном состоянии. Он даже жаловался мне, что, когда к нему на комбинат приехал один из секретарей ЦК Компартии Казахстана и увидел образцовое складское хозяйство, называл его за это кладовщиком. Сказал, что ты — кладовщик, а не директор. Жаксыбаева это сильно обидело. Но я его успокоил, объяснив, что у секретаря ЦК слишком низкий уровень культуры и он в производственных вопросах ничего не понимает.
Жаксыбаева это успокоило.
Второй раз я был в служебной командировке на Зыряновском комбинате вместе с Министром Цветной Металлургии СССР Петром Федеевичем Ломако в 1979 году, через 38 лет после окончания института. Обстоятельно ознакомившись с производством, Петр Ломако провел совещание с инженерно-техническими работниками комбината и выразил им большую благодарность за хорошую работу. При отъезде с комбината он особенно поблагодарил директора Жаксыбаева, отметив высокий уровень производства и хорошие технико-экономические показатели в работе предприятия. Через три месяца после нашего отъезда с комбината Жаксыбаев позвонил мне в Москву по телефону и просил меня еще раз приехать к нему на комбинат. И когда я ему сказал, что слишком мало прошло времени с тех пор, как я у него был, он на это ответил, что тогда я был вместе с Министром, а он хочет, чтобы я приехал к нему один. Через некоторое время я узнал, что Жаксыбаева не стало — он скоропостижно скончался. Мне очень грустно вспоминать об этом. И потому, что не стало этого большого мастера своего дела и хорошего человека. И потому, что я не смог тогда к нему приехать. Наверное, ему очень хотелось со мной чем-то поделиться. И возможно, тогда не было бы его скоропостижной кончины. Как знать? Но мы часто осознаем потери, когда потерянного уже не вернешь.
Д.А. Кунаев после окончания института работал главным инженером Коунрадского медного рудника Балхашского горно-металлургического комбината, затем директором Риддерского свинцово-цинко-вого рудника, на котором проходил первую учебно-производственную практику в 1934 году. Защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора технических наук, был избран академиком АН Казахской ССР, Президентом АН Казахской ССР, был назначен заместителем председателя и затем Председателем Совета Министров Казахской ССР, был избран Первым секретарем ЦК КП Казахстана, Членом ЦК КПСС, Членом Политбюро ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета СССР, Членом Президиума Верховного Совета СССР. Дважды Герой Социалистического Труда. Первый раз я встретился с ним после окончания института на Риддерском руднике в 1939 году. Он работал директором этого рудника. Когда я зашел к нему в кабинет, его на месте не оказалось. Он проводил оперативное совещание с инженерно-техническими работниками рудника. Когда я зашел на это совещание, он меня увидел, подошел ко мне и попросил подождать. После совещания мы вместе с ним зашли в его кабинет, дружески побеседовали и решили все вопросы, с которыми я к нему обратился. Он достал из письменного стола и показал мне медаль «За трудовое отличие», которой был награжден Президиумом Верховного Совета СССР за производственные успехи. После окончания встречи он на своей легковой повозке, запряженной лошадью, управляемой кучером, проводил меня до железнодорожного вокзала. Во время пути вспомнили про Жаксыбаева, и он с удовлетворением сообщил мне, что Жаксыбаев преподает в институте. Вскоре я уехал поездом на свое предприятие.
Вторая встреча у меня с Кунаевым состоялась через 36 лет в 1975 году. Я по приглашению Министра Цветной металлургии СССР П.Ф. Ломако выехал с ним в служебную командировку на предприятия цветной металлургии, расположенные в Казахстане и Узбекистане. После посещения всех предприятий, в течение девяти дней, мы прибыли в Алма-Ату и встретились с Д.А. Кунаевым в его кабинете. Он по-
дошел к каждому из нас и тепло поздоровался за руку. Глядя на меня, сделал вид, что узнал, и даже улыбнулся. Когда П.Ф. Ломако в начале беседы стал знакомить Кунаева с теми, кто сопровождает его в этой командировке и при этом назвал меня, Кунаев засмеялся и сказал, что он со мной давно знаком и хорошо меня знает. При обсуждении вопросов несколько раз обращался ко мне за ответами. Когда Ломако сообщил Кунаеву, что в Казахстан приехала группа специалистов из Госплана СССР, руководимая Г.Т. Гришиным, то он обратился ко мне с вопросом: тот ли это Гришин, у которого он принимал Риддерский рудник. Я ответил, что это от него, Георгия Тихоновича Гришина, он принял Риддерский рудник. Закончив с нами беседу, Кунаев сказал, что он в этот же день позвонит в Москву Леониду Ильичу Брежневу и доложит ему обо всех обсуждавшихся на встрече вопросах. На следующий день перед отъездом из Алма-Аты я позвонил Кунаеву по правительственному телефону. В разговоре я ему заметил, что эта встреча состоялась между нами через 36 лет после встречи на Риддерском руднике в 1939 году и я не думал, что он меня помнит. На это он ответил, что своих друзей он никогда не забывает. Мы с ним тепло попрощались и после этого никогда больше не встречались.
Я помню и жену Кунаева, видел ее еще студенткой института, она была моложе нас и окончила институт после нас. По имеющимся у меня сведениям, она умерла раньше своего мужа. Детей у них не было. Последние годы Кунаев жил вместе со своим племянником. Скончался в 1992 году. Во время последней встречи в 1975 году он рассказал нам о сильном сердечном приступе (инфаркте), который перенес в начале того года, находясь в служебной командировке в Восточно-Казахстанской области.
Н.К. Жаксыбаев начал свою трудовую деятельность после окончания института преподавателем ВУЗа, затем был заместителем Министра, после чего стал директором комбината. Работая в этой должности, показал себя способным высококвалифицированным инженером-производственником, хорошим хозяйственником и организатором производства.
Д.А. Кунаев, занимая самые высокие должности, успешно справлялся с порученной ему работой. За период работы Первым Секретарем ЦК Компартии Казахстана, в течение тридцати лет, уровень промышленного производства в Республике вырос в десять раз. За перевыполнение плана Казахской ССР по сбору зерна был награжден второй медалью Героя Социалистического Труда. В последний период своей деятельности активно и настойчиво выступал против проводимой Горбачевым так называемой «перестройки и нового мышления», приведших к развалу СССР.
К большому сожалению, таких добросовестных, преданных своему делу, высококвалифицированных специалистов и руководителей, какими были Д.А. Кунаев и Н.К. Жаксыбаев, у нас в стране крайне недостаточно. Об этом мы узнаем позже.
Вторую учебно-производственную практику я проходил в 1936 году на Северо-Карабашском медном руднике в Челябинской области. В состав этого рудника входили три шахты: «Центральная», «имени Ворошилова», «имени Дзержинского». Я работал горным мастером на шахте «Центральной». В мои обязанности входила электровозная откатка в саморазгружающихся вагонетках типа «Гренби». Отбитая руда из очистных блоков погружалась через люки, оборудованные затворами, в вагонетки и отвозилась контактными электровозами по рельсовому пути с участков шахты им. Ворошилова и шахты им. Дзержинского в подземный бункер шахты «Центральная». Разгрузка руды из вагонеток в бункер осуществлялась автоматически. Затем руда из подземного бункера погружалась в скипы и поднималась на поверхность. На поверхности руда из скипов автоматически разгружалась в железнодорожные специальные вагоны и отвозилась на обогатительную фабрику медеплавильного завода.
Перед бригадами рабочих-откатчиков своей смены я поставил задачу, чтобы наша смена полностью вывозила отбитую руду из всех очистных блоков, чтобы после нашей смены отбитой руды в очистных блоках не оставалось. С выполнением этой задачи моя смена справлялась. Руды в блоках после нашей смены не оставалось. Это обеспечивало всем рабочим и мне, как начальнику смены, перевыполнять сменные задания и получать высокие заработки. Тогда за каждый процент перевыполнения задания доплачивали несколько процентов к заработной плате. Это называлось сдельно-прогрессивной оплатой труда. Работать приходилось много. Я рано вставал, завтракал и уходил на работу, а с работы приодил вечером к ужину. На обед времени не было, и у меня было двухразовое питание. На заработанные деньги за период производственной практики на Северо-Карабашском руднике я сумел купить себе в золотоскупке новое демисезонное пальто, отрез для костюма и хорошую обувь. В приобретенном пальто я окончил институт. Когда вырос сын и поступил в институт, забрал у меня это пальто и тоже носил его до окончания института.
Третью, преддипломную учебно-производственную практику я проходил тоже в 1936 году на Зангезурском медном руднике, расположенном около города Кофан Армянской ССР. На этом руднике я работал производителем работ по строительству дороги от Зангезурского рудника до медеплавильного завода в городе Кафане. Дорога прокладывалась по крутому склону горы, с большим объемом скальных работ. Работу выполняла бригада заключенных рабочих под надзором военизированной охраны. После завершения скальных работ я стал замерять объем выполненных работ. При подъеме по склону уступа у меня соскользнула правая нога, и я упал вниз. При падении сильно ушибся, потерял на несколько минут сознание, а когда стал вставать на ноги, то увидел перелом правой руки. Местные врачи-хирурги как следует исправить ее не могли, и она за три месяца пребывания на практике неправильно срослась. Собрав все необходимые материалы для выполнения дипломной работы по разработке Зангезурского медного месторождения, я вернулся в Москву. Когда в Москве я обратился к врачам по поводу перелома руки, они мне сказали, что руку можно выправить, но для этого ее надо снова сломать. Я на это не согласился, и рука навсегда осталась поврежденной. Это повреждение дает себя знать и теперь, спустя более чем 60 лет.