Poe and Poe

ПОЛИНА МОДЕСТОВНА И ТОМСКИЙ



***Полина Модестовна Протасьева несколько лет назад поступила слушательницей в Санкт-Петебургский Женский медицинский институт, но вскоре непреодолимые семейные обстоятельства – смерть отца, затем болезнь и смерть матери – потребовали её возвращения в Москву, где состоялось знакомство с Наталией Юрьевной Чёрной и её внучкой Аполлинарией Гавриловной.***



– Пожалуйста, Катерина Афанасьевна, поскорее! Опаздываем же... Пока мы с вами тут копаемся, Аполлинария Гавриловна успела и билеты купить, и, поджидая нас подле тринадцатого вагона, с начальником поезда вдосталь разругаться, и выкурить вторую пахитоску....

Катенька, горничная “Poe&Poe“, которая в это самое мгновение уже попала было ключом в замок, снова выронила всю связку на пороге – да так неудачно, что самый нужный ключ слетел да и куда-то закатился вместе с очками. Она, давно привыкшая к тому, что её хозяйки знают всё, что происходит – да и чего уж мелочиться, вообще всё – каждый раз поражалась, как в первый.

– В самом деле в тринадцатом поедем, Полина Модестовна?! А и нехорошо-с, число-то какое...

– Ну, ежели вы ещё минут десять поохаете да попричитаете, Катерина Афанасьевна, не поедем ни в каком!

– Правда... А вот и господин Томский на извозчике мчатся! Как вовремя-с!

Полина Модестовна, раскрасневшаяся до неприличия, растрёпанная, со сдвинутой набекрень шляпкой, никак не подходящей ни по фасону, ни по фактуре, ни по цвету к её дорожному платью, ползала на коленях в поисках ключа и двух пар очков – своих и Катерининых. Последние полчаса она только и делала, что непрестанно сигналила  Илье Петровичу Томскому, моля о помощи.

Человек добрый и решительный, Томский принимал в судьбе молодых дам сердечное и любое всевозможное участие. Илья Петрович – студент, единственный наследник побочного сына князя Ухтомского, у коего, как известно, в законном браке рождались одни дочери – жил неподалёку. Прошлой зимой он впервые узрел Полину Модестовну и Аполлинарию Гавриловну при пожаре. Обе дамы в неглиже, опередив слуг, родителей и урядников с приставом бросились тушить огонь, а одна из них нашла уже впавшего в беспамятство от дыма Илью и вытолкнула в окно, тем самым, сохранив ему жизнь.

Тогда же князь Ухтомский, благодарный за чудесное спасение родных, выхлопотал госпоже Протасьевой и госпоже Чёрной высочайшую аудиенцию у государя императора. Молодых дам наградили деньгами и пожаловали двухэтажный особняк, расположенный на той же улице, где жили Томские. Для парапсихологической помощи населению, а также исследований и экспериментов в области пси-феномена и телегнозиса. С тех пор в особняк, на котором появилась английская вывеска “Poe&Poe“ – символичная дань увлечению творчеством Эдгара Алана По – стал притягательным для обитателей Москвы, а также Санкт-Петербурга. К двум По частенько заезжали ученые и военные, члены императорской фамилии, а также иностранные гости без счёта.

Илья Петрович Томский старался при случае попадаться молодым дамам на званных вечерах. А поскольку две По выходили в свет гораздо реже, чем и куда были званы, то Илье Петровичу ничего не оставалось, как прогуливаться в любую погоду под их окнами. При этом господин Томский вид имел задумчивый и неизменно печальный.

При малейшей возможности две По старались сочетать свои прогулки с прогулками Ильи Петровича, что, вследствие их собственной занятости и занятий самого Томского, удавалось нечасто. И только когда Илья Петрович, воспользовавшись удачно обнаруженным родством князей Ухтомских и Ушатых, коим принадлежала бабушка Аполлинарии Гавриловны Наталия Юрьевна, к тому моменту покойная, не замедлил явиться на правах дальнего родственника, они стали общаться более-менее свободно.

– Полина Модестовна, да поднимитесь вы, Бога ради! – Томский со всем почтением, но абсолютно не церемонясь, подхватил госпожу Протасьеву и водрузил в коляску, куда следом впрыгнула горничная с двумя картонками. После чего помог установить два чемодана и клетку с  котёнком, поднял ключ и две пары очков – Полины Модестовны и Катерины Афанасьевны – запер дверь и уселся рядом.

Щёки Полины Модестовны заалели ещё ярче, её робкая, счастливая улыбка бабочкой вырвалась из сердца. «Спасибо, Илюша. Ну, что бы я без тебя...»

– Надеюсь, Вы позволите проводить вас? – Илья Петрович, смущённый под стать своей спутнице и не избалованный даже мысленной её нежностью, взглядом было устремился за бабочкой Полины Модестовны... Но мигом же опомнился, с ужасом покосившись на часы.

– Трогай, милейший!!! Привезешь, как договаривались, получишь вдвое!





АПОЛЛИНАРИЯ ГАВРИЛОВНА И ОТЕЦ ИЛЛАРИОН (БАРТЕНЕВ)



***Аполлинария Гавриловна Чёрная – известная московская красавица с огромным приданым, умница и строптивица – в шестнадцать лет, пережив летаргию, а может, затяжной обморок, очнулась, вопреки ожиданиям семьи и врачей. Причем очнулась не только здоровой, пролежав без признаков дыхания и сердечной деятельности, по словам лекаря, не менее 5 часов, но даже более энергичной и бойкой, чем ранее.***



– Дас ист абсолют уу-унмёглих! – Иван Фёдорович Бахер, старенький лекарь Чёрных, от удивления забыл русский язык, а латынь почему-то не вспоминалась, когда Аполлинария, освидетельствованная им со всей немецкой дотошностью и тщанием, изрядно похолодевшая в нетопленной комнате, бледная до синевы, восстала из-под кружевной простынки.

Ему-то первому, как поговаривают, Аполлинария Гавриловна и послала свою знаменитую мысленную депешку, о содержании коей нам неведомо. Судя по реакции, Бахер депешу с успехом получил, забормотал в ответ извинения и чертыхания, заплакал – да и запил на неделю. А после немца то ли переманили, то ли уехал куда, что более вероятно, так как лекарь славился погибельным пристрастием к зелёному змию. Сия же склонность если и прощалась русскому человеку, то уж от немца терпеть никто не желал вовсе.

Да только с того дня барышня взялась сама пользовать не только себя самоё, но и бабушку, и крестьян, а также всю живую тварь в округе... Чем вызывала благодарности и похвалы молодого священника – отца Иллариона – и здоровое возмущение местных дворян.

Поначалу-то никто ничего особо дурного в том не видел, что Аполлинария Гавриловна после всего с ней приключившегося отказалась от Москвы и заперлась в деревенском поместье безвылазно. Но когда спустя три года барышня объявила, что венчается с отцом Илларионом – и немедленно, потому как ждать более нету её сил, Наталия Юрьевна решила, что не позволит любимой внучке в неполных двадцать лет закончить попадьёй.

Как выяснилось, отец Илларион и помыслить не смел о такой чести, хотя и не скрывал, что Аполлинария Гавриловна представляется ему чистым ангелом во всех отношениях, что особенно раззадорило и без того сражённую новостью бабушку.

– Это в каких-таких отношениях, святой отец? – приговаривала Наталия Юрьевна, крестясь. – Ишь чего ваши  парадушевные феномены сотворили!

Дело закончилось тем, что сердце Наталии Юрьевны дрогнуло и она пообещала, что если через ещё три года молодые люди испросят её благословения, она им не откажет. А пока увезла Аполлинарию Гавриловну в Москву, где всячески пыталась переключить нарядами да развлечениями, да только всё без толку. Внучка совершенно потеряла интерес ко всему, кроме молитв и депешек любезному Иллечке и, словно узница, отмечала крестом всякий наступающий день.

Однако в первое же лето Наталия Юрьевна повлекла Аполлинарию Гавриловну в Ниццу, второе лето они провели в Баден-Бадене, третье – во Флоренции. А четвертое – ... То ли от чрезмерных приключений, то ли от страха за судьбу Аполлинарии Наталию Юрьевну в ночь перед возвращением в имение хватил удар, который приковал её к постели до зимы. А перед самым Рождеством Христовым, когда Наталия Юрьевна попыталась встать, терзаясь отчаянием внучки – больная женщина в довершение  несчастий ещё и сломала ногу.

Шли месяцы, здоровье Наталии Юрьевны не улучшалось, а Аполлинария Гавриловна, которая самостоятельно пыталась вылечить свою бабушку, сама слегла. И тут к ним снизошла Господня помощь в образе Полины Модестовны, которая, будучи премного поражённою сим телепатическим событием, получила горячечную депешу от не известной ей ранее Аполлинарии Гавриловны. Госпожа Протасьева разыскала дом Чёрных, куда и не замедлила явиться со срочным визитом.

И слуги, и Наталия Юрьевна сразу же отнеслись к милой гостье как к своей спасительнице. И было чему ликовать – искусная лекарка, опытная ассистентка военного хирурга, она за несколько часов сумела облегчить страдания бабушки и поднять на ноги внучку. И при том нашла себе не только семью, которую потеряла со смертью родителей, но и подругу – и что совсем уж замечательно – обладающую такими же необычайными способностями, что и она сама.





СРОЧНАЯ ПАРАПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ



***Не успели все нарадоваться столь счастливым обстоятельствам и друг на дружку, как обеих телепаток постигло горе. Наталия Юрьевна, умиротворённая тем, что её любимая Поллинька обрела старшую сестру в лице её второй любимой Полиньки, преставилась с улыбкой на устах. Из имения в Москву в тот же вечер прибыл отец Илларион и поддержал обеих сирот молитвами и душевной заботой. Было решено, что всё, завещанное Наталией Юрьевной Полине Модестовне Протасьевой, а также состояние князей Чёрных, которое получила по завещанию бабушки Аполлинария Гавриловна, пойдёт на организацию Российского института парапсихологии.***



– Год, один только год – и мы с вами обвенчаемся, Аполлинария Гавриловна, – отец Илларион держал свою Поллиньку в объятиях и от избытка чувств к невесте едва держался на ногах. – Семь лет ждали, дорогая, чего уж теперь-то... Господь укрепит, не плачьте, у меня самого сердце рвётся расстаться с вами хоть и на миг... Нет, что вы, никак это невозможно, как же вы такое обо мне... Да не потому, что не люблю! Больше жизни своей люблю, прости Господи, просто обожаю, как люблю!!! А потому что нельзя без венчания... Потерпите, я вот терплю же... а тяжко, сил нет, как тяжко терпеть, чтобы не поддаваться вашим глазам, губам, пальчикам... Господи, спаси, сохрани и помилуй нас, грешных! Господи, спаси!!! Да не от вас, Бог с вами, Аполлинария Гавриловна, от грешной природы нашей... Ну, хорошо, один только поцелуй, Поллинька, только один – и прощайте, родная!.. Всё-всё, Аполлинария Гавриловна, экие вы страстные, всю душу вынули своею ласкою, всё... Храни Господь!


Между собой молодые дамы почти что не переговаривались. Да и с теми, кто был способен принимать их депешки, тоже, потому что на словесные или письменные ответы, в свою очередь, отвечали снова мыслями – чем приводили в совершеннейший восторг своих многочисленных «экзаменаторов», поклонников талантов и наблюдателей. А также и всем страждущим, кто был вынужден телепатически тревожить Полину Модестовну и Аполлинарию Гавриловну своими проблемами и просьбами, посылали телепатические сообщения.

Все телеговоры, равно как и досье на всех телеговорщиков, хранились в надёжном сейфе, изготовленном в Лондоне по специальному заказу.

«У нас четыре трупа, дамская перчатка и шкатулка. Надо бы рассмотреть получше, что там внутри. Как где? В доме  с трупами. И в шкатулке. Что? В доме – пусто, в шкатулке – фамильные бриллианты? А перчатка? Трупов нет? Драгоценности же, напротив, есть? Срочно пошлите пристава проверить, господин урядник... Всё так? Великолепно, сударыни, блестяще, поздравляю!»

«Не убивал? А кто убивал? Не видите? Вам нужны вещи или кровь, а лучше и то, и другое? Будет. Это дело – чрезвычайной важности, поверьте. И сохраните, пожалуйста, всё, вами добытое, в полнейшем секрете.»

«Вы что – совсем не гадаете? Ни по гуще, ни по звёздам, ни по тушкам голубей, ни по яйцам носорогов? А как? Ясно. Прошу прощения. Мысли только читаете? Не только читаете, но ещё и пишете? Мысли? А посылаете? Понял.»

«Рушится. Всё рушится. Русь в огне... На венец терновый государь наш сменит корону,  и предан будет народом своим... Бунт и война, казни египетские...»

«Скажите, а как насчет спиритических сеансов? Никак не практикуете? Ни даже за очень большие деньги? Жаль-жаль... Да граф-то давно уж помер... Не выходя из темницы. Бедный Калиостро... И к Сен-Жермену не записываете?»



Обе молодые дамы, уставшие от своей телепатической деятельности и женского одиночества,  всеми силами души мечтали о лете. Аполлинария Гавриловна потому, что это было лето её свадьбы с Иллечкой, а Полина Модестовна – потому что надеялась уже в июле, ну, в крайнем случае, в начале августа объясниться с Илюшей, который, конечно же, не удержится, чтобы не проводить их в имение. Сначала до вокзала увяжется, чтобы проследить, сядут ли в тот самый вагон; после нечаянно застрянет в поезде; потом уж и вылезать будет глупо. А там и останется погостить сначала на недельку, потом на другую и третью, а там и...

И госпожа Протасьева, и госпожа Чёрная знали доподлинно, что отдыха им в деревне уж точно никак не светит, но это их нисколечко не огорчало, потому что впереди была любовь, приключения, лесная ягода: земляника, черника, малина; грибы, купания и всё феноменальное, что есть в самой обычной жизни.