Дугал
(ассирийская надпись)
Я – вождь земных царей и царь, Ассаргадон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.
Сидон я низ поверг и камни бросил в море.
Египту речь моя звучала как закон,
Элам читал судьбу в моем едином взоре,
Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Кто превзойдет меня? Кто будет равен мне?
Деяния всех людей – как тень в безумном сне,
Мечта о подвигах – как детская забава.
Я исчерпал до дна тебя, земная слава!
И вот стою один, величьем упоен,
Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон.
В.Я. Брюсов
17 дек. 1897 г.
Высокий мужчина в тяжелых темных доспехах и черным плащом за спиной шел по направлению к маленькой часовенке в самом сердце Великой Империи, на центральной планете среди храмов Великих богов. Его белоснежные волосы были сплетены в боевую прическу… множество маленьких косичек сходились в хвост и каскадом падали с могучих плеч по широкой спине и заканчивались почти у самых пят, в каждую был вплетен боевой жгут с шипами и каждая была оружием. Двуручный меч, сделанный Богами для убийства себе подобных, его смерть за спиной, рукоять которой виднелась из-за левого плеча, клинки на поясе и хлыст, которым он редко пользовался в бою, но тем не менее присутствовавший на поясе на равнее с другим оружием – все это было боевое облачение. Мужчина вошел в часовню и сел в ногах у статуи некогда Великого и так любимого народом Императора, на пьедестал с гордой надписью: «Актон...». Скоро бой… Но перед схваткой, он часто приходил сюда и с головой окунался в свои мысли.
Как меня зовут? Каждый по-разному… Рабыни – хозяином, простые смертные – господином, хозяином, императором… реже богом… возлюбленная ласково зовет по имени - Дугал. Я не люблю это имя, но уже привык к нему. Я это сочетание выше перечисленного: император Великой Империи Дугал – сын Великих богов. Это звучит грозно… но порой, мне кажется, что я ничтожнее раба...
Жалею ли я о содеянном? – Лишь в те минуты, когда моя возлюбленная приходит сюда.
Дугал устроился поуютнее, откинувшись назад и положив голову на правую ногу статуи; через несколько часов бой, но карты не идут в голову, он отдыхает, он думает, анализирует…
Тишина и спокойствие… вот ирония – это я терпеть не могу. Только схватка в гуще боя, когда воины идут стеной на тебя, когда разум ищет выход… тогда, когда исчезает страх, тогда, когда энергия устремляется потоками рек по жилам и тело, движется, кажется, само собой, бой… бесконечный бой, тогда я злой, великий, ужасный, тогда я ликую и наслаждаюсь… и она, та, ради которой я иду в бой, та за которую умереть не страшно!.. Это те два состояния моей души, когда я наслаждаюсь и удовлетворен...
А ведь я умирал уже... за нее…
Улыбка воспоминаний сникла. Она всегда сникала, при одной мысли, о прошлой жизни.
Да, ради нее я пришел тогда к нему, самому Великому из Богов Тьмы, и попросил немыслимого… мне казалось, что это нас сплотит еще больше, чем любовь… Но нет. Чего добивался? Что я искал? Сделал ли я ошибку? Я просчитался? – Не знаю… Я видел однажды как она плачет по нему, по мне?... но я не подошел к ней утешить – это означало бы признать свою ошибку…
Альфард говорил мне когда-то, что я глупец… что глупец тот, кто познал любовь, что тот уже не воин…
Отчасти он был прав… Любовь дала мне многое, о чем я мог только мечтать: власть, к которой я не стремился особо, силу, которая может погубить все… Но любовь отнимает холодный разум и заставляет делать ошибки, тут я согласен с Али.
Эх, Али, Али… Я согласен на сотни тысяч ошибок… я согласен совершить их… с ее именем на устах, во имя нее!
Дугал как-то по-детски царапал одним из перстней камень ноги статуи и пылинки горкой скапливались внизу на полу, а мысли императора были по-прежнему далеко…
Альфард… зачем ты сказал мне… зачем? Именно тогда, ты перестал быть мне отцом… когда пообещал отбить ее у меня. Я хорошо понимал, в тот момент, что ты сделаешь это, разум знал, а сердце отказывалось верить… И ты действительно отбил ее… глупец!.. И я проклял тебя в день своей смерти… и заклеймил позорной надписью твою грудь:
«Этот представитель свой расы был колено-преклонен, заклеймен сей надписью позора и отомщен во имя Императрицы Великой Империи – разрушительницы миров и покровительницы плотской любви и войн.»
Я поставил невыполнимые условия для избавления от этой надписи тебе... Ты мог умереть и надпись бы исчезла, или же, ты мог убить меня в честном бою. ... Тогда еще мог... сейчас уже нет, ибо я умер час спустя. Клеймо тебе осталось навечно – моя ненависть.
Дугал сел, по его щекам скатились две слезы и упали на гравировку, окропив буквы его прежнего я, его прошлого имени…
Я отомстил? – Нет. Я сделал лишь больнее… себе и ей, я знаю, она видела это последнее мое деяние… его. Мое? - Его…
Я знаю… ты ненавидишь его, да? Моя прекрасная императрица… Ненавидишь за эту глупость?... Я слышу твои проклятья… Прости меня, моя девочка.
Есть только ты и бой для меня. И сейчас я иду в бой… для тебя, во имя тебя.
Дугал встал и, спрыгнув вниз, покинул это место. Он шел ровной походкой мимо рядов воинов, каждый из которых с нескрываемой гордостью и долей зависти смотрел на него… да, все они мечтали сидеть на его троне… и не один из них не знал, как это трудно. Ни один из них не представлял себе и десятой части того, сделанного Дугалом, чтобы стать императором. Сколько мертвецов стояли у него за спиной, нет он не боялся их, многие из них даже умерли достойно, но сколько правд, тайн, лжи? Это знание, сила... это всё было не для простых смертных...
Император Великой Империи шел в бой, чтобы забыть свои грустные мысли, чтобы устав до потери сил, приползти и, подобно собаке, уснуть рядом… разве можно было сравнить с чем-то это ощущение?…быть с ней.
Свидетельство о публикации №210060800464